Литературные конкурсы

[bookberry]

Конкурс детского и молодежного творчества "Страна Фантазия"
Для юных поэтов, прозаиков и художников
(ограничение по возрасту для участников - до 18 лет)
Прием работ: до 1 марта 2012

«Страна Фантазия» — международный конкурс для художников, прозаиков и поэтов до 18 лет.
Юным художникам предлагается нарисовать, поэтам придумать стихи, а прозаикам сочинить рассказы или сказки о такой стране, которая может быть только в детском воображении.
На конкурс могут быть представлены литературные работы (рассказы, сказки, стихи), художественные работы (рисунок, коллаж) и рисованные комиксы.
Лучшие работы, выбранные жюри, будут отмечены грамотами и войдут в итоговый сборник, который получат победители и который будет распространяться на международном уровне издательством stella.ru.

Страница конкурса: citycelebrity.ru/citycelebrity/Post.aspx?PostId...
Контакты организаторов: [email protected]

Конкурс "Мир без войны и насилия"
Для литераторов и журналистов
Прием работ: до 28 февраля 2012
Общество содействия благотворительности и меценатству имени И.К. Айвазовского приглашает принять участие в очередном этапе известнейшего в Европе литературного конкурса – "Приключение приходит само – мир без войны и насилия".
На конкурс принимаются авторские художественные произведения либо работы документального характера, которые раскрывают тему «Мир без войны и насилия» и посвящены проблематике: трагедия человека в современном коммерционализированном обществе, наркомания, алкоголизм, расовое и религиозное преследование. Предпочтительные формы: стихи, эссе, новелла, рассказ, статья.
Победители будут приглашены на 7-дневную поездку в Польшу. Все участники получат сертификат участника по электронной почте. Лучшие работы будут опубликованы в электронном сборнике, лауреаты получат кубки и памятные призы.
Организаторы: Отделение культуры в Кжешицах (Польша), Культурный центр России в Варшаве, Культурный центр в Минске (Белоруссия), «Фабрика культуры» в Фюрстенвальде (Германия), Общество содействия благотворительности и меценатству им. И.К. Айвазовского (Армения). Конкурс проходит при поддержке федеральной сети городских порталов CITYCELEBRITY.RU.
Ссылка на страницу конкурса: citycelebrity.ru/citycelebrity/Post.aspx?PostId...
Контакты для всех вопросов: [email protected]

---

Немного об авторах и их мире.

[Печорин*]

Собственно, пару слов о тех, кто пишет.

Иногда у меня просто взрывается мозг от всего, что происходит вокруг. Эта вечная людская суета, непонятно откуда взявшаяся злость, агрессия, постоянные недопонимания, нежелание оказать даже элементарную помощь – все это стараешься не замечать, но иногда уже просто невозможно терпеть. Постоянная давка настолько утомляет, что даже с утра просыпаешься с отвратительным настроением. Сложно переносить все это одному. Любому человеку иногда, а, учитывая то, каким становятся люди в многонаселенных городах в наше время, то чуть ли не каждый день нужно как-то разгружаться эмоционально. Одни делают это при помощи других людей, например, супруга. Приходят домой, уставшие, а там родной человечек, который, не взирая ни на что, на плохое настроение, внешний вид или еще что-то, подойдет, обнимет и поцелует с нежными словами, которые так греют душу после тяжелых трудовых будней. У других есть дети, которые сами по себе являются чем-то вроде неиссякаемого источника счастья. Третьи посвящают себя просторам интернета, строя там свою виртуальную жизнь, четвертые музыке, пятые рисованию и так далее.
Есть и те, кто открывает для себя замечательный мир поэзии. Люди, которые стремятся, позабыв обо всех тяжестях жизни, хоть немного отдохнуть от этой тяжелой рутины, исписав пару листов бумаги или же электронных страничек ворда. Люди всевозможными способами пытаются найти свое «обезболивающее», так сказать, от этой ноющей раны, в которую попала грязь современного мира. Авторы рассказов на основе, пускай и небольшого, в некоторых случаях, таланта, находят себя в придуманном ими же мире. Я не говорю, что все те, кто пишут какие-то несчастные или убитые жизнью люди, нет. У всех и каждого есть проблемы и каждый находит свой способ облегчить состояние, пока проблема не решена. Как фраза такая есть «Счастливые люли не творят», верно? Счастливые же не творят? Счастливым и не нужно это, они нашли свое лекарство. Обезболивающее им не нужно, у них есть то, что их исцелило.
Те, кому чего-то не хватает в этой жизни, стараются дополнить ее, как только могут. Авторы, в данном случае, делают это весьма интересным способом. У каждого пишущего человека есть такая, ну, манера что ли, в моменты, когда приходит вдохновение, уходить в совершенно иной мир. Погружаться в него с головой, позабыв обо всем, что окружает и тяготит, человек попадает в иное измерение и не думает ни о чем, кроме своего рассказа. Сюжет, придуманный на основе идеального для автора мира, с невероятной быстротой воплощается в жизнь в виде букв, слов, предложений. Не все могут понять таких людей, но те, кто знают, насколько это действенное «лекарство», помогающее чувствовать себя лучше попробовав раз, редко когда отказываются принять его снова. Оно, словно наркотик, затягивает настолько, что перестать просто невозможно. Каждый приход вдохновения обостряется все сильнее и просто сидеть, сложа руки, человек не может, потому что знает, что он может писать. А раз он может писать, значит, может и погрузиться в свой мир, в котором все идеально, мир, в котором автору хорошо, тепло и уютно, ведь современная жизнь не дает такой роскоши в достаточных для души количествах. Каждый хочет чувствовать себя лучше, получать то, чего не хватает на самом деле и именно поэтому многие начинают творить, раскрывая себя, создавая свое личное «измерение счастья». Не нужно ничего делать, строить каких-то кораблей, идти, плыть, лететь куда-то, все предельно просто...

Классика в наушниках, клавиатура и, конечно же, капелька вдохновения – все, что мне нужно для того, чтобы, вырвавшись из оков жизни, взлететь к небесам, словно птица и ощутить всю легкость полета.

@темы: Печорин, Проза

---

[ErikaF]

Сегодня в метро мне шепнули:
- Не следующей выйди!
Там счастье сегодня
Даёт кто-то в сером плаще...
Не веришь? А зря!
Я - не сплетник и даже не зритель.
Я сам получил от него
Миллионы вещей!

"Какая-то глупость! Он пьян?" -
были первые мысли.
Однако взглянув на "лжеца",
Был слегка удивлен.
Хороший костюм по цене
В многозначные числа.
Зачем вместо "Бентли"
Он выбрал забитый вагон?

- На следующей выйди! Поверь,
После скажешь спасибо! -
Шепнул незнакомец, и вдруг
Я поверил ему.
Как верят рекламе:
"Купите не "Якобс", а "Чибо".
И я оказался снаружи.
А дальше к кому?

Стою посреди, а все люди
Торопятся мимо.
И вскоре на станции
"Сокол" остался один.
Ни серых плащей,только я,
Как герой пантомимы.
Осталось повесить табличку:
"Смотрите - кретин!"

В "погоне за счастьем"
На час опоздал на работу.
И вечером злой, как шакал,
Я зашел на перрон.
И вижу ЕГО! ШУТНИКА!
- И какой я по счету? -
Схватил я его,
Не давая забраться в вагон.

- О чем вы? - спросил этот тип,
Не скрывая улыбки.
- О чем я? Не помнишь дурацкие шутки
про свой серый плащ?
- Позвольте! - он тихо смеется.
- Вот тут-то ошибка!
Ведь в сером плаще тут не я,
Он на Вас, значит - ВАШ.

А счастье за Вас в этом мире
Никто не отмерит.
Лишь Вы из мечты создадите
реальность вещей.
На миг я осекся. "О чем он?"
И впрямь, я был в сером...
Да-да, в своем сером,
Немного потертом плаще.

(с) Deacon

@темы: Deacon, Стихи

---

О личном

[Redricus]

Для сравнения даны два стихотворения, посвященные одному человеку.
Одно стихотворение я писала несколько лет назад. Другое совсем недавно. Одно написано в состоянии влюбленной эйфории. А другое - очень личное и странное. Вот и интересно. Видно ли это в написании или нет ))

первое

Есть только небо усталых столиц
Бег облаков в вихре радужной вечности
И в очертаньях небесных границ
Тоже бывают смешные погрешности

Есть только дождь уходящей весны
Запах травы под вечерними грозами
Капли прозрачной небесной воды
Есть ты и я над скопленьями звездными

Есть только бег тонких стрелок часов
Сырость прохлады далеких туманностей
Мягкая россыпь сияющих снов
Смех приходящей невиданной радости

Есть только ласковый свет милых глаз
Трепет объятий в бессрочном сне нежности
В мире (где нет больше места для нас)
Тоже бывают смешные погрешности

второе

Когда на Земле начнет гаснуть свет -
дом за домом, район за районом, страна за страною
Планета уснет спокойно - впервые за тысячи лет.
Впервые получит от неба немного покоя

Солнце устанет светить, израсходовав весь водород
и распухнет большим красным глазом
Перед Большим коллапсом время замедлит свой ход,
не сбившись со счета ни разу

Звезды погаснут на небосводе -
нам не понять, не поверить
Сколько тысяч имен у бога -
нет машин посчитать и измерить

Мир остановится в миге от смерти.
Вечном миге на грани реальностей и времен
Когда исчезнет наша планета -
я буду гадать, где была явь, а где начинался сон

В тот самый момент я увижу тебя среди бесконечных дорог.
В самый первый раз - на фоне смерти Вселенной
Мир так давно стремился свести нас с тобою и вот наконец-то смог
Я знала тебя с начала времен - мы шли параллельным курсом, спеша за красным смещением

Я знала тебя, мой забытый сон,
еще в сверхплотной материи юного света
Я знала цепочку твоей ДНК до того,
как зародилась первая жизнь на планетах

Ты была рядом со мною всегда -
реликтовым светом текла в мои сновидения
И только сейчас, когда уже не гудят провода,
когда в мире нет никого, ты стала моим исцелением

Везде была ты, где находилась я.
В жерлах потухших вулканов и на вершинах заснеженных гор
Погружалась в бездонные ледяные моря,
ловила ветра, не зная, какой нас ждет приговор

И вот, когда мир разрушен,
когда он рвется на части
Когда еще было хуже?
Мы обретаем счастье

В последний день нашей планеты
мы будем смотреть на шлейф лунных осколков
На столкновенья галактик, на преломление света
Все будет неважно. В мире останемся мы и только

Я узнала тебя только сейчас,
где-то во тьме умирающей от коллапса Вселенной
Все время мира для нас с тобою. Только для нас
Мы вместе. Вдвоем. В каждом из сотен тысяч других измерений

Ты пахнешь морем, вечно живым
Ты воплощаешь всех тех, кого уже нет на свете
Красное солнце подарит тебе и мне много зим
Нам с тобой хватит - чтоб обрести бессмертие

@темы: Стихи

---

"Питер"

[Кор]

Глава 6

Утро выдалось красивым. Тихий предрассветный дождик освежил улицы, оставив яркие зеркала луж на мостовой, и будто усилил и без того густой черемуховый запах. Разодетые курьеры «службы личной доставки» сновали по улицам, как муравьи.

«Надо же, как весна в этом году действует на неокрепшие умы» - с улыбкой подумала Светлана, подходя к воротам Университета. Извозчика она отпустила за несколько кварталов и решила немного пройтись, - «В начале следующего года население столицы основательно увеличится».

как много лет назад такая же весна

 

Чуть закружилась голова.

«Ох, похоже, эти цветочки меня доконают. Хорошо, что у меня аллергии нет. Пришлось бы кругленькую сумму выложить целителям…»

 

Коростелева приветливо раскланялась с привратником. На вопрос о целях посещения мило улыбнулась и предъявила маленький серебристый медальон на длинной цепочке. С медальона блестел глазками-обсидианчиками Соболь. Вопросы отпали сами собой. Светлана прошла хорошо знакомой дорожкой к дверям библиотеки. Потянулась к дверям. И в этот момент, на ее руку с размаху опустилась серая, будто составленная из острых углов птица.

«Вестник из Управления», - Коростелева подняла брови. – «Дополнительные вводные? Настолько срочно?»

Она открыла конверт, в который преобразовалась птаха, и застыла. Строки на гербовой бумаге, вопреки всем правилам не исчезали, после того как она их прочитала. Смысл же этих строк был восхитителен и страшен одновременно.

«Все, что сделал предъявитель сего…»

Она отошла чуть в сторону от входа. Это не было эмоциональным ступором. Каких либо эмоций попросту не осталось. Мозг спокойно просчитывал варианты, отбрасывая лишнее.

«Все, что сделал предъявитель сего, сделано по Нашему слову и во благо Империи».

Три печати. Свернувшийся Соболь. Взмывающий Орел. Роза-и-Крест. Вывод оставался только один.

«Такие полномочия давались трижды за историю СБ, и о них нет никаких свидетельств. Только слухи. Это приговор» - мысль была холодной, как давний труп.

Коростелева осторожно сложила бумажку и спрятала за корсаж. Кто-то высоко наверху приговорил ее к смерти. Вопроса «Что делать?» не возникало. Коростелева нацепила на лицо привычную со студенческих времен маску «Я полная дура», и уверенно толкнула двери библиотеки.

«Если меня решили прикончить, им придется сильно постараться».

 

Норвик отчаянно скучал. Баронет с головой зарылся в три оставшиеся книги и не вылезал из них уже второй час. Какое-то время Андрэ пытался задавать ему вопросы, но быстро понял, что отвлечь Бада может только новый Катаклизм. И то, вряд ли. Норвик попытался нарисовать профиль баронета на подвернувшейся бумажке. Когда надоело, принялся рассматривать входящих, от нечего делать, мысленно составляя словесные портреты.

«Рост выше среднего, волосы темные, глаза серые. Форма висит, как на вешалке. Чуть прихрамывает, двухдневная щетина. Последний курс целителей, видел я его там. Та-ак... А это кто у нас? Рост средний, волосы золотистые, глаза голубые. Прическа простая, но, судя по платью, графиня, не меньше. Симпатичная. Если бы не полное отсутствие мысли в глазах, можно было бы сказать, что красивая. Хм. Точно не абитуриент, слишком уверенные движения. Посетительница? Но к кому?»

Тем временем, девушка, привлекшая внимание Норвика, подошла к библиотекарю и о чем-то защебетала. Улыбнулась, показав жемчужные зубки. Стрельнула глазками по залу и остановила взгляд на Андрэ. Еще раз улыбнулась, на этот раз уже ему. Сердце младшего герцога неожиданно дало сбой.

«Эй, ваше сиятельство. Не сходи с ума. Я знаю, что у тебя слабость на рыжих. Но она же тебя, минимум, на пять лет старше. И, похоже, полная дура. Но-орвик, очнись»

«Рыжая» задала какой-то вопрос библиотекарю, коротко поклонилась и направилась прямо к столику Бада и Ноэрдвайк.

«О-о-о, черт»

- Могу я вам чем-то помочь? – Андрэ поднялся навстречу, чувствуя, как на губах против воли возникает дурацкая улыбка. Бада поднял глаза от книги.

- Вне всяких сомнений, молодые люди, - взгляд девушки неожиданно сделался ледяным, а из рукава выскользнул маленький медальончик. Сверкнул на солнце и спрятался обратно. – Не подскажете, чем вы тут занимаетесь?

- Бо-оже… - простонал Норвик, падая обратно на стул. – «Изба». Только этого нам и не хватало.

Все обаяние девушки куда-то испарилось. Баронет недоуменно переводил взгляд с Андрэ на агента и обратно.

- Какая изба, о чем ты?

- Не изба, а «Изба». СБ, дружище. Служба Безопасности Империи.

- Именно, - девушка присела, поставила локти на столик и сплела пальцы под подбородком. – Позвольте представиться: Светлана Коростелева. И я вас внимательно слушаю, господа.

«Андрэ Ноэрдвайк» - Строки личных дел всплывали в сознании сами собой. «Способности: максимальные. Базисная стихия: Огонь. Три года назад - крупная ссора с отцом, из-за поступления в Университет. Факультет Теории Совмещения. Вспыльчив, но отходчив.

Василий Бада. Способности: минимальные. Базисная стихия: Земля. Скромен, спокоен, уравновешен»

«Стоило бы добавить, что аналитические способности высокие», - Промелькнуло в голове Светланы, слушающей выкладки баронета. - «Ему бы на следственное дело идти, что он делает на ТеорСове?»

«Коростелева Светлана Дмитриевна», - У Норвика не было доступа к личным делам граждан Империи, но геральдика у него отлетала от зубов. – «Основные цвета семьи: зеленый и коричневый. Вторичные - желтый и белый. Герб: на зеленом поле две бронзовые гончие. Девиз «Успеть первым». Обедневший графский род. Дмитрий Коростелев проигрался в карты лет шесть назад, и закончил свои дни довольно печальным образом. Какого лешего она делает в СБ?»

«Младший сын Великого герцога и агент Имперской СБ», - Крутилось в голове Бада, пока он, чуть заикаясь от волнения, рассказывал Коростелевой то, что успел понять в деле Виста. – «Что тут, черт возьми, происходит? Что я тут делаю?»

 

- Ну, что ж молодые люди, - Светлана мило улыбнулась, выслушав баронета, и встала. – Вы оказали большую помощь следствию. Сейчас вы подпишете договор о неразглашении, и…

камень летит в лицо бровь рассечена как больно

Голова закружилась с новой силой.

«Что происходит?»

Андрэ с удивлением посмотрел на девушку. Она запнулась на середине фразы и замерла, уставившись в одну точку. Зрачки стремительно расширились, заняв почти всю радужку.

«Припадочная, что ли?»

камни падают градом выбиты зубы нет сил поднять руки. Больно. Больно… больнобольнобольнобольно…

 

Я… кто я? КТО????

 

Меня… меня зовут…Светлана?

Глаза Коростелевой закатились, и она бессильно рухнула на руки успевшего вскочить Норвика.

 

- Рыжая Ведьма!!! – рев толпы сводит с ума. Сил на воздействие больше нет.

 

« Шут!» – без ответа. - «Шу-у-ут…»

 

Первый камень бьет в плечо, разрывая ткань комбинезона. Сосредоточиться, попробовать сосредоточиться…

 

Темные Силы, неужели так глупо?

 

Камни летят. Больно. Боги, как же…

 

 

- Вам требуется помощь Целителя? – библиотекарь появился возле столика молодых людей с неожиданной для столь пожилого человека резвостью. Бада открыл рот, собираясь сказать, что требуется, только не им, а агенту…

- Нет, - неожиданно ответил Норвик, поднимая девушку на руки и выпрямляясь. – Это моя знакомая. Ей просто стало дурно. На свежем воздухе будет легче.

Он повернулся и двинулся к выходу.

- Ты что? – зашипел Бада, догоняя приятеля. – А если у нее что-то серьезное?

- Обычный обморок, - в полголоса отозвался Андрэ, пинком открывая дверь. – Поверь мне, я на такое насмотрелся. Беги вперед, лови извозчика, дружище. Едем ко мне в поместье. Что-то засиделись мы среди книжной пыли.

- А дело приобретает интересный оборот, – пробормотал он, неторопливо шагая вслед за баронетом к воротам Университета. – Как бы еще тебя мимо привратника пронести, красавица?

***

 

Фигура встала на доску

 

***

 

В Клоаке мало кому можно задавать вопросы. Там надо уметь просто слушать. Знать где, кого и как услышать. Черный рынок, Квартал оружейников и Квартал алхимиков были, пожалуй, лучшими местами для того, чтобы собирать информацию. После Кабака, естественно. Но в Кабак Хотов решил не торопиться. Во-первых, там его могли узнать, несмотря на двадцать пять прошедших лет. Во-вторых, Козырь просто боялся встречи с Посредником. Миша вообще побаивался существ подобного уровня. В юности он справедливо считал, что обладающие большими способностями и спрашивать с остальных будут по максимуму. Став следователем, он только укрепился в этом мнении. И всегда старался пользоваться услугами мелких осведомителей, а не завербованных «тузов» преступного мира. И ни разу не прокололся, не ошибся и не подставился. В отличие от тех, кто делал ставку на высокое положение «стукачей».

До назначенной фон Дрейком встречи было еще полно времени, и Хотов отправился на Черный Рынок. Надвинув поглубже шляпу и вообще прикидываясь больным, он бродил среди палаток и домиков. Прислушивался к воплям зазывал и тихим разговорам в закоулках. Присматривался к осведомителям Братства и Гильдии. И думал.

«Слухи об убийстве уже просочились сюда. Странно, что мое имя не упоминается. Зато открыто говорят о Его Величестве. Интересно. Я и не обратил внимания. Действительно, уже почти два месяца Император не появляется на публике. Хм. Я, конечно, ни черта не разбираюсь в политике, но сам факт… Вот только почему об этих вещах говорят, как о чем-то близком? Я знаю этих людей и нелюдей. Я хорошо знаю Клоаку. Если слухи обсуждаются вместе, значит, они связаны. Похоже, я попал серьезнее, чем думал вначале»

Хотов купил у разносчика копченую лапку крысолака и принялся медленно жевать, наслаждаясь давно забытым вкусом. Он не догадывался, что за его хаотическими перемещениями уже давно проследили внимательные глаза. Точнее один глаз.

 

- Альма, Козырь здесь, - голос Хрипатого дрожал от сдержанной радости и бешенства. Единственный его уцелевший глаз сверкал, как купол Собора.

Однорукая Альма, глава Гильдии Убийц, задумчиво посмотрела на своего первого помощника. Скользнула взглядом по грубо отесанным бревнам стен Гильдии и остановилась на бледных, затертых множеством ног пятнах на дощатом полу.

«Козырь. Ты вернулся. Зачем? Твоя сучка и твой выродок живы. Несмотря ни на что, я соблюдаю Кодекс, даже в отношении таких ублюдков, как ты. Что ты тут забыл?»

- Где он?

- На Рынке. Прикидывается фраером. Шляпу нацепил, ур-род, - Хрипатый разразился нецензурной бранью, – Я эту скотину все равно узнал. Альма, я…

- Заткнись, - Однорукая ощутила знакомое покалывание в висках и откинулась на спинку грубого деревянного кресла. Согласно Кодексу, излишняя роскошь в стенах Гильдии не допускалась.

«Альма, душечка», - зажурчал в голове Альмы «голос» Мадам, - «Оставь отступника в покое. Поверь, ты сунешься в дело, которое сломает тебе хребет. Если кому-то хочется блеснуть последним для Козыря, это его личные интимные проблемы. Мне не выгодно, чтобы Гильдия сменила лидера в ближайшие полсотни лет. Ты меня достаточно хорошо поняла?»

«Да, Мадам», - Подумала Альма. – «Я и сама склонялась к таким мыслям»

«Вот и умница, девочка моя» - тоном Мадам можно было торговать на развес на улице Кондитеров. Альма открыла глаза и в упор посмотрела на Хрипатого.

- Прикрыться ветошью и не отсвечивать, - жестко сказала она. – Если кто-то дернется, ответ будет держать сам. И не предо мной. Звона нам за него не светит. У Козыря своя тема, и полог над ним растянут людьми - не нам чета.

- Но Альма…

- Базар закрыт, - Однорукая хлопнула ладонью по дубовому столу, покрытому тонким слоем прозрачного вещества, наследию Прежних, и усмехнулась. – Или, ты хочешь вынести тему на диспут?

- Я уважаю твое решение, - мрачно начал Хрипатый, - но это не по понятиям. Наказать отступника в нашем праве. И потом, эта сука должна мне глаз.

- Хрипатый, тебе ока лишили, или слух выжгли? Я сказала, ты услышал. Базар закрыт.

Хрипатый передернул плечами и вышел. Альма улыбнулась, глядя на треугольные окна, забранные тонкими листами черного металла. Её давно не устраивал этот человек на должности помощника. Но убрать его, после событий двадцатипятилетней давности, она не могла. Долг жизни никто не отменял, а Хрипатый тогда закрыл ее своим телом…

«Никогда не думала, что скажу тебе спасибо, Козырь. Пусть и за то, что ты исправляешь собственную ошибку. Но если тебя прикрывает сама Мадам… Играй, Миша. Играй, и да будет твоя ставка достаточна, воля несгибаема, а соперники глупы».

 

Хотов выкинул обглоданную косточку и прищелкнул языком. Все-таки, мясо в Клоаке готовить не разучились.

«Вкус юности… Когда-то, помнится, мечтал, что смогу от пуза обжираться копченостями. Надо же, как иногда сбываются детские мечты. Однако, пора подниматься на поверхность. Пока я еще доберусь до места встречи…»

Он двинулся прочь с Рынка, и опытный, «набитый» взгляд сразу же отсек четверых, снявшихся с места, практически, в тот же момент. Нищий, просивший подаяние у лотка с второсортными зельями. Парнишка-оборванец. «Вышибала» у входа в какую-то лавку. И неопознанная фигура в драном балахоне.

«О, Единые силы! Засветился».

Миша прошел несколько рядов, повернул направо. Потом налево. Четверка не отставала, умело прикидываясь обычными прохожими. Умело, но не для бывшего члена Гильдии. И не для следователя со стажем в пятнадцать лет. Козырь лихорадочно «прокидывал» ситуацию.

«Работают «громко». Зажали плечами и ведут в жесткую. Это не случайные попутчики, решившие пощипать фраера. Это за мной. Но так быстро? Кто-то меня узнал?»

Козырь вышел с Черного Рынка и продолжил свой путь по жилым кварталам. Преследователи не отставали, уже не особо скрываясь.

«Выйти тихо мне не дадут. Значит….»

Миша свернул в темный, воняющий мочой и нечистотами «слепой» проулок, повернулся лицом к улице и остановился. Оружия у него с собой не было: табельный кинжал он решил не брать, боясь засветиться. Оставалось полагаться только на личные возможности.

- Ты зря решил вернуться, игрок.

Голос из-за спины заставил Козыря слегка напрячься.

«Пятый? Они настолько хорошо меня просчитали?»

Тени четверых преследователей перекрыли вход в проулок. Миша осторожно обернулся и встретился взглядом с высокой фигурой в кожаном колете. Второй глаз человека прикрывала полоска черной ткани.

- Хрипатый, - обреченно прошептал Козырь, – Ты все-таки выжил.

- Твоя рука дрогнула, отступник. И я остался топтать грязь, – Хрипатый говорил «высоким» языком Гильдии и Братства. Ни одного бранного или жаргонного слова.

«Значит, есть шанс на поединок»

- Твоя судьба определена Кодексом, Козырь. Ты думаешь, что я дам тебе отражение луны? Нет. Ты подохнешь, как последняя гнида, - Хрипатый осклабился, - А потом я выпущу внутренности твоей шлюхе, выебу и придушу твоего выблядка, ради которой ты предал нас и лишил меня глаза. И понятия будут восстановлены. Достаточная месть за мое око и моего брата, как считаешь?

- Слово, гильдеец, - медленно произнес Миша, чуть выдвигая вперед левую ногу, - «Парнишка стоит левее», - Слово Альмы. Кто отвечает за твой базар?

- Я сам отвечаю за свои слова и свои действия, отступник, - глаз Хрипатого сверкнул в полумраке проулка. – И ты сам ответишь.

Прыжок вперед спиной. Глубокий присед, разворот, и удар пламенем левой рукой снизу вверх, в лицо. Правая ладонь подхватывает кинжал, выпавший из бессильно разжавшихся пальцев.

«Достал оружие до команды, щенок»

Высоким прыжком «свечой» уйти от метательного ножа Хрипатого. Удар наискось вниз, приземляясь, через лицо того, что справа. Почти танцевальный разворот на носках вокруг своей оси, и лезвие чертит аккуратную линию поперек кадыка левого. Второй нож свистит мимо уха.

«Теряешь силы, братан, рука уже не та»

Пинок в пах налево, через оседающее тело, разворот. Пригнуться. Третий нож. Кинжал с хрустом входит под вздох придурку, цепляющемуся за располосованную рожу. Сальто назад. По улице продолжают сновать люди и твари. Никого не заботит жестокая резня в переулке.

«Все, как на поверхности, только одежда другая»

Разворот. Последний из «группы поддержки» так и стоит на коленях, держась за отбитые яйца. Алая искра пробегает по полоске стали, и четвертый труп утыкается лицом в жидкую грязь. Прогнуться «мостиком» назад. Четвертый нож.

«Эх, староват я для этого дерьма»

Пятый и последний нож Козырь отбил кинжалом в полете, развернувшись лицом к лицу к Хрипатому.

- Ну что, потерпевший, отражение луны?

- Не дождешься, ублюдок, - убийца вытащил из-за спины миниатюрный арбалет, – Не будет тебе ни честного поединка, ни погребения.

Козырь пожал плечами и резко вскинул руку. В открытой глазнице гильдейца расцвел невиданный цветок грубой ковки. Михаил Алексеевич Хотов, Старший следователь второго ранга, тяжело дыша, подошел к мелко подергивавшемуся телу Хрипатого. Поднял так и не успевший выстрелить арбалет и внимательно осмотрел болт. Зазубренный наконечник покрывала засохшая темная пленка.

- Грязно работаешь, Хрипатый, - наемный убийца и профессиональный шулер Миша Козырь оскалился в нехорошей усмешке. – Не по понятиям. Переродись ты червяком, подонок.

Бросил бесчестное оружие на застывающий труп, и вышел из переулка.

***

 

Черная пешка берет серую

 

***

 

@темы: Проза, "Питер"

---

[IV.an.M]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[ErikaF]

Вожак

А травля началась.
Подал сигнал вожак.
Оскалились вокруг
Пустые пешки.
На клетках - два ферзя:
любимчик и чужак.
Боготворён один,
другой в насмешках.

Забавно, что тебя
Я даже уважал,
Хоть постоянно был
Твоей мишенью.
Как странно...Не к тебе,
Я ненависть питал,
А к тем, кто был твоей
Безликой тенью.

Потехи ждет толпа.
Им нравится травить,
При этом заходя
Тебе за спину.
Но если ты решишь
Веселье прекратить,
То быстро потеряешь
Свою силу.

Решить бы глупый спор
За рюмкой коньяка,
И выругавшись крепко,
Как сапожник.
Как жаль, что ты не знал,
что титул вожака
Является синонимом
"заложник".

(с) Deacon

@темы: Deacon, Стихи

---

И снег летел в окно

[Ниэби Оленьи Рожки]

И снег летел в окно,
и свет в окне
до ночи не горел.
И мы сидели,
и где-то так же глубоко во мне
весна цвела.
Деревья за стеклом
седели,
Метель вокруг метала и рвала,
как беспокойно мечется в постели
тот, в чьей руке последние недели
по вене мутной тенью движется игла.

Кварталы темно-синие пустели
под взглядами квартирного стекла.
А человек сжигал себя дотла,
рисуя на стене борделя
как фениксом
становится
зола.

@темы: Стихи

---

Обращение к неизвестной женщине

[Клориан]

Кому ты лавры поручила?
Ты, победившая сам страх!
И почему чужое имя
У восхищённых на устах?

Зачем, пожертвовав собою,
От вечной славы отреклась?
И добровольно с поля боя
На крыльях смерти унеслась?

За что тебя оклеветали,
Предательницей окрестив?
Теперь на свитках и скрижалях
Лишь лживый летописный стих.

Все подвиги, как на ладони,
Но истинный герой забыт!
И мой вопрос опять потонет
В кричащем топоте копыт.

Да о тебе и вспомнить рады,
Лишь, как о злой, гнилой душе.
И только лишь одна неправда
Достигла всех людских ушей.

Я понимаю, что народу
Без разницы, кого любить,
Но я, стремящийся к свободе,
Хочу до истины дорыть.

Кому ты лавры поручила
На поколения веков?
Надеюсь, что этот мужчина
Не из числа твоих врагов.

Труды мои не так уж сели,
Тогда он сможет рассказать,
Как было всё на самом деле
Когда-то много лет назад.

Но почему же ты нарочно
В забвение навек ушла?
Как это было бы возможно,
Свершив великие дела?

Ты лавр отдала мальчишке
Не заслужившему его!
И почему, во имя Вышних,
Не пожелала ничего?!

И почему ты добровольно,
Себя позволив оболгать,
Не пикнув от смертельной боли,
От славы стала убегать?

Я - тот, кто вышел из горнила,
Я только правду знать хочу.
Кому ты лавры поручила?
Не своему ли палачу?

Всегда, с времён ещё до Трои,
До наших полоумных дней,
Я понял: истинно герои
Навек не выйдут из теней.

@темы: Стихи

---

Перезвон судеб

[Лори Лу]

Возможно сверху наш мир представляет собой сад с высокими деревьями, с веток которых свисают на тонких нитях наши души. И они, подобно ветряным колокольчикам, подхватываемые ветром судьбы соприкасаются друг с другом, наполняя сад легким перезвоном. Лишь направление ветра определяет с чьей душой предстоит столкнуться, не нам дано это выбирать. Но иногда судьба сталкивает души с силой урагана. Хрупкие, они разлетаются на осколки со страшным звоном, который даже мы в силах услышать. И тогда остается только надеяться, что рано или поздно настанет исцеление...
P.S. Этакий своеобразный цикл)

А там, на верху, где решаются судьбы мира,
На тонких прозрачных нитях качаются души,
И с их перезвоном в сравненьи, померкнет лира
Но услышав однажды –
уже не захочешь слушать.

То ветер судьбы, что над миром души качает
Разносит по жизни тот звон знакомо-привычный,
А мы этот тихий звон лишь тогда замечаем,
Когда он скорее бьющийся,
чем мелодичный.

Когда создается не легким души касанием
Когда роковой ветерок ударяет с размаху
И души сильней, чем обычно соприкасаясь,
Разлетаются на сотни осколков
подобно праху.

И когда, приглядевшись, не сможешь увидеть света,
И раздастся пронзительный звон в недавней тиши
У кого не спроси – ни за что не получишь ответа,
Что это звенят над миром
осколки
твоей
души.


***

Лишь своей души слышишь звон
И не знаешь, что в мире том
Весь пол усыпан стеклом


***

Они все пока что не знают,
Что их ждет наяву, а не в снах,
Кого в жизни не потеряют,
А кого сберегут лишь в мечтах.
И из сада тревогами веет.
Ветер замер в далекой тиши.
Но каждый еще пока верит
В бессмертность своей души

***

Тишина в наднебесном саду:
Дует ветер, но замерли звуки,
Словно дьявол и черти в аду
Сочиняют нам адские муки.
И мелодии стынут во мгле,
Предвещая нам боль и потери.
Что-то гаснет в грядущем дне,
Потому что в него не верим.

***

Все слышнее раскаты грома,
К небу ветер вздымает прах,
И с незримого нами трона,
Управляет грозою страх.
И важнее забыть весь вздор,
Вспомнив лишь, что к беде слеза,
И когда жизнь глядит в упор
Не к чему отводить глаза.

19 декабря 2010

Искренне ваша
Лори Лу

@темы: Стихи

---

Питер

[Кор]

Глава 5

- Мне некуда в бессилии стремиться,
С тоскою взор свой, устремляя вдаль…
Декламатор вдохновенно прикрыл глаза. Стоящие рядом девушки тихонько прыснули в кулачки.
- Но, Боже, дай мне сил не спиться,
Покуда я глушу свою печаль, - с чувством закончил Норвик. Прысканье перешло в откровенный хохот. Неудачливый рифмоплет покраснел и шагнул к Андрэ, сжимая кулаки. Тот встретил его взглядом, полным такой злости, что парень стушевался и отступил. Бада хмыкнул. Шесть часов за книгами кого угодно могут вывести из себя. А младший Ноэрдвайк, похоже, ранее не утруждал себя упорной работой с печатными и рукописными источниками.
Загадочную фигурку молодые люди оставили в покое, твердо решив в ближайшее время предъявить оную Хотову при первой же возможности, и направили свои стопы к заместителю Декана. Соваться к Лето с просьбой об освобождении от занятий не решился даже Андрэ. То, что он плел преподавателю, Бада перестал слушать на третьей минуте беседы. В рассказе Норвика присутствовали загадочные убийства всех мастей, личная благодарность Первосвященника, особые полномочия, которыми его якобы наделили, и прочая муть. Замдекана слушал герцогского сына с приоткрытым ртом ровно четверть часа. Потом покрутил головой и подписал освобождение сроком на три дня. Для обоих. С чем они и двинулись в библиотеку.
Когда Норвик попытался повторить тот же номер со славным пожилым библиотекарем, баронет не выдержал, мягко отодвинул приятеля в сторону, и просто попросил список книг, которые Александр Вист брал за последнюю неделю.
- Я новенький, а он обещал мне помочь. Вызвали в середине семестра, понимаете… А Саша сказал, что он как раз нужные книжки брал читать. Посоветовал к вам обратиться.
- Не знаю, молодой человек, насколько эти книги смогут быть вам полезны… - с сомнением протянул библиотекарь.
- В любом случае, лишними они для меня точно не будут, - твердо парировал Бада. – Я, честно признаться, привык к обществу книг в замке. И не хотел бы менять свои привычки.
Библиотекарь растаял.
- Похвально видеть в вас столь искреннее стремление к знаниям, тем более в столь юном возрасте, - он извлек формуляр, исписанный убористым почерком. – Вот, прошу. Список книг Александра Виста.
Библиотека баронства Бада, вполне естественно, сильно уступала Университетской. В этом баронет даже не сомневался. Он, правда, с трудом представлял, насколько. Покосившись на неуверенно мнущегося возле огромных стеллажей Норвика, Бада приступил к работе. В баронском собрании он прочел все книги. И, среди прочего, ему попался древний труд по организации архивов и книгохранилищ. Судя по всему, тот, кто обустраивал Университетское хранилище знаний, тоже пользовался этим трудом.
Андрэ с удивлением смотрел на приятеля. Тихий, скромный и немногословный Василий преобразился. Негромко напевая под нос, он с легкостью отыскивал книги по списку, умело пользуясь нехитрыми воздействиями. О существовании некоторых из них Норвик даже не был в курсе. Спустя некоторое время, молодые люди стали счастливыми обладателями изрядной стопки талмудов. Норвик с тоской перевернул первую страницу.
- Та-ак, Андрэ, работаем следующим образом, – Бада взглянул на приятеля и вздохнул. – Для начала объясни мне, что мы ищем?
- А леший его знает, - честно ответил Норвик. – Я вообще с трудом представляю, что со всем этим делал Сашка. – Он постучал пальцем в открытую книгу. – Вот, гляди: «Техника работы по дереву и металлу. Создание Образов и Подобий» - это четвертый курс «вещевиков». А вот «призывы Иных Сущностей» - вообще шестой год обучения, тот же факультет, только Заговоры. На кой ему все это понадобилось?
- Давай так, ты скопируй формуляр. Список отнесем Хотову. А я пока попробую поискать, чем сии труды могли заинтересовать нашего с тобой ровесника. Ему сколько?
- Двадцать один… - с удивлением ответил Норвик. – А ты уверен, что разберешься во всем этом барахле?
- Не сомневайся, - улыбнулся баронет. – И не такое штудировали. Понадобиться помочь – я попрошу.
За изучением талмудов они просидели до вечера, а на выходе из библиотеки случайно напоролись на вечер стихотворцев.
- Норвик, пойдем, поедим и передохнем. А то ты кого-нибудь по дороге сожрешь, - баронет потянул Андрэ за рукав. – Давай-давай. Сейчас слегка сформируем то, что удалось вычитать, в единое целое, и поспим. Завтра утром - еще раз в библиотеку, я кое-что не успел, там работы осталось на час, от силы. А потом в Управление съездим.
- Ты там еще что-то понять умудрился? – изумился Норвик, следуя за баронетом. – Ну, тогда расскажешь. А на кой ляд нам самим в управление ехать? Пошлем курьера, и…
- Хочешь еще раз на отповедь нарваться? - усмехнулся Бада. – Сами скатаемся, ноги, чай, не отвалятся.
- Слушай, а где ты так научился работать с источниками? – спросил Норвик уже в комнате, с аппетитом поглощая жареную индюшку. – Не в вашем же, прости, захолустье.
- Именно там, - пробормотал Бада сквозь индюшачью ногу. – Захолустье, конечно, куда деваться… У нас славный Отец-Наблюдатель в местном приходе был. Он и отцу какую-никакую библиотеку собрал. Все-таки, всего день пути от Столицы. И меня к чтению приучил. Умер вот недавно. От старости. Жаль его. А я, как читать научился, «проглатывал» все подряд. Все, что под руку попадалось… Рукописное, печатное. Первое время даже не особенно в смысл вникал, просто запоминал. А потом начал разбираться потихоньку. Хотя, на кой черт Прежним были нужны каталоги косметики, хоть убей…
Норвик захохотал.
- Это ты, дружище, мало в Столице крутился. Ладно, дело наживное. Рассказывай, давай, что ты там начитал?
Бада вытер жирные пальцы о салфетку, достал трубочку, открыл окно и уселся на подоконник. На небо медленно взбиралась толстая, круглая, желтая, как деревенское масло, луна. Оглушительно пахла черемуха. В глубине небольшого парка, куда выходили окна их комнаты, слышались приглушенные голоса. «Весна…», - подумал баронет,- «Красиво-то как». Он раскурил трубку и негромко начал:
- Большинство книг используются на пятом-шестом годах обучения. Причем, за редким исключением, все они относятся к факультету Амулетов и Заговоров. Я ведь не поленился просмотреть весь формуляр, а не только последнюю неделю. И вот странность: Вист брал учебники этого курса, начиная со второго семестра после поступления. Он факультативно посещал занятия «вещевиков»?
Андрэ покачал головой.
- Он у себя в группе пахал, как проклятый, да еще и гулял напропалую. Куда ему еще факультативы?
- Я так и думал. Хорошо, пойдем дальше. Основы за первый, второй и третий курсы «Техник работы…» брались им «на вынос». Дальше книги забирать нельзя. Но, я не зря столько копался, выбирая соответственно инвентарным номерам. Я отобрал именно те книги, которые читал Вист. И взял несколько таких же для сравнения. Готов поклясться, что с учебников Саша делал списки. С книгами Виста работали, понимаешь? Долго и плотно. Он выписывал, делал отметки на полях. Отсюда я делаю простой и естественный вывод: Вист для кого-то выносил учебники с базисом, а потом делился информацией из числа той, что запрещена к общему доступу. Вопрос: кому он мог так помогать?
- Лехе… - прошептал Норвик. – Бада, ну у тебя и голова… Так, а что тебе завтра-то нужно?
- Смотри, - баронет соскочил с подоконника и взялся за составленный Андрэ список. – Последние три названия. Они напрочь выбиваются из остального перечня. Это уже не пятый-шестой, это последние курсы. «Относительная теория работы с пространством». Наш факультет, девятый курс. «Техника извлечения и связывания иномировых сущностей». Последний год, «вещевики». И «Занимательные шахматы. Самоучитель». Это вообще из наследия Прежних. Ни к селу, ни к городу. Вот их-то, я и не успел просмотреть.
- Может быть, он решил в шахматный клуб вступить? – неуверенно предложил Норвик.
- Ага, и начал изучать их параллельно с гулянками и высшими искусствами, – язвительно отозвался Бада. – Нет, дружище, тут что-то другое. Так что, давай-ка спать… Завтра мне понадобится свежая голова, - и он уверенно выколотил трубку о подоконник. На головы увлеченно целующейся внизу парочке.
***
Генерал Рыков, выходец из южных баронств, начальник Следственного Управления Столицы, был мужиком простым и незамысловатым. Место свое он получил отнюдь не с помощью «малого и большого политика», как он любил выражаться, а исключительно благодаря упорной работе, умению доводить любое начатое дело до конца и железной хватке, вошедшей чуть ли не в легенды Управления.
Посему, когда, двадцать пять лет назад, еще Старший следователь первого ранга Анатолий Рыков поздним октябрьским вечером обнаружил на пороге своей квартиры истекающего кровью парня в диких обносках, он попросту перевязал ему пробитое болтом плечо и отправил его в камеру предварительного заключения. А наутро отправился лично допрашивать потерпевшего. Затейливая история юноши чем-то тронула сурового сыщика. Отца ему он заменить не мог, да и поздновато было. Но подобием доброго дядюшки Рыков все-таки сделался.
Ясный разум, впитанные с молоком неизвестной матери понятия Стоков, и желание начать новую жизнь, надежно определили путь молодого человека. Десять лет Университета, куда Рыков устроил его по личной протекции, не стали для юноши, получившего фамилию Хотов, чем-то сверхъестественным. Фамилию подопечному Анатолий дал, исходя из личной анкеты случайно погибшего у стен Столицы, последнего представителя захудалого баронства, Михаила Хотова. Благо, погибший, и парень были тезками…
Обязательную десятилетнюю практику Миша Хотов проходил под чутким руководством того же Рыкова, бывшего уже Начальником отделения по раскрытию Особо Тяжких преступлений. От наставника он унаследовал усидчивость и хватку. От своего прошлого – знание реалий Клоаки и умение находить нужных людей.
Шестидесятидевятилетний Рыков, которому через год предстояло уходить в отставку «по возрасту», отлично понимал, кого он хочет видеть в своем кресле после ухода. Другое дело, что Хотов упирался всеми конечностями, и даже представление к званию «на первый ранг» «слил» под звон разбитой в отлично сыгранном пьяном угаре посуды, в ресторане «Императорский». Получил строгий выговор с занесением в личное дело, невозмутимо пожал плечами и отправился ловить своих убийц дальше.
Рыков зашел в кабинет Хотова в десять утра. Помещение пустовало. На столе царил несвойственный аккуратному следователю разгордаж, а сейф, в котором полагалось держать секретную документацию и особые улики, зиял в стене отверстой раной. На нижней полке поблескивала ополовиненная бутылка «Столичной Особой». В углу валялся скомканный номер «Вестника». Генерал грузно наклонился, расправил газету, прочитал первую страницу… В последовавшем семиминутном монологе чаще всего можно было разобрать слова, оканчивающиеся на «ать». (Страдать, мать, кивать…) Завершив монолог, Рыков отшвырнул несчастные листки и подошел к столу. На деревянной поверхности выделялся обугленный отпечаток ладони Старшего следователя второго ранга.
«Бывшего следователя, скорее всего» - с неожиданной грустью подумал пожилой генерал. «Эх, Миша… Такие надежды возлагал на тебя. Будь проклято это дело. Будь оно все…» Он не додумал, забрал из сейфа бутыль и тщательно запер дверь. Уселся в кресло Хотова и посмотрел в окно. За окном цвела черемуха, щебетали птички и раздавались вопли уличных торговцев. Рыков налил стакан, стоявший на столе и залпом выпил.
***
«Никогда не возвращайся к прошлому»
Думал Хотов, быстрым шагом удаляясь от здания Управления в северную часть Города. Количество выпитого никак не отражалось ни на походке, ни на мыслительном процессе следователя.
«Прошлое на то и прошлое, что оно прошло. Каламбур, однако. Или афоризм?»
Он вышел на улицу Угольщиков, постоял, словно бы вспоминая давно забытый маршрут, и уверенно свернул в один из «глухих» дворов. Подошел к стене, разгреб ногой прелую прошлогоднюю листву и удовлетворенно кивнул. Нагнулся и с усилием открыл небольшой, квадратный металлический люк. Оценил состояние петель.
«Надо же. По ходу, так и не открывался с того раза».
Цепким взглядом обежал дворик и неожиданно ловко скользнул внутрь, прикрывая за собой крышку.
Спустившись до самого дна узкого вертикального тоннеля, по вбитым в бетонную стенку металлическим скобам, Хотов чуть постоял, напряженно прислушиваясь, затем вытащил из внутреннего кармана куртки старую мятую шляпу и поглубже нахлобучил ее на голову.
«С другой стороны, кто меня может узнать? Столько лет прошло…»
Он прошел извилистыми проходами, спускаясь все глубже и глубже под землю. Затхлый воздух преддверия Клоаки с отвычки вызывал у следователя рвотные позывы. На некоторых развилках Хотов надолго застывал, вспоминая нужные повороты. Тренированная память не подвела его. Через полчаса он вышел в широкий, мощеный булыжником коридор. Глубоко вздохнул и двинулся направо. Вдалеке слышалось тонкое верещание какой-то твари. В темных провалах по обе стороны коридора тихо шуршали крысы.
«Первый проход, второй, поворот на юг, все верно».
Он остановился возле третьего справа отверстия в стене. Отдышался, тряхнул головой и нырнул во мрак…
Идеально круглая каменная полусфера была ярко освещена десятками небольших светильников. Хотов прижмурился на «пороге» помещения, давая глазам привыкнуть к свету. Напротив входа, на невысоком помосте, лежало нечто. Хотов, внутренне готовивший себя к этой встрече, невольно поморщился.
«Боги, она стала еще больше…»
- Не может быть, - проскрипел под сводами сферы пронзительный женский голос, – Кто к нам пожаловал, Серж.
Чудовищно, невообразимо толстая женщина игриво всплеснула руками, больше похожими на бычьи ляжки. Подле возвышения, державшего на себе ее тушу, возникли две высокие фигуры в одинаковых белых балахонах с низко надвинутыми капюшонами.
- Миша Козырь, все еще Старший следователь, несчастливый отец и бывший член Гильдии, - голос толстухи ввинчивался, как штопор, прямо в виски. Следователь отлично знал, что вслух она не говорила. Эта женщина была сильнейшим псиоником в Клоаке. А возможно, и во всем мире.
- Приветствую, Мадам, - низко поклонился Миша Козырь.
- Ну, попробуй назвать мне хотя бы одну причину, по которой Серж не должен разорвать тебя на клочки, отступник?
- Причин несколько, о, Великая. Первая: не так давно, наверху, был убит молодой изобразитель - Мастер. И кто-то зачистил все следы, не потревожив смотрящих. Не знаешь ли ты, кто способен на подобное?
- Предположим, - хихикнула Мадам. – Но ты не закончил, Козырь. Продолжай, мне интересно.
- Мастер сделал вот это, - Миша медленно и осторожно извлек из кармана маленькую фигурку пешки. Ту самую, со своим лицом.
- О-о-о… - неожиданно нежно «пропела» Мадам. От скрежетания не осталось и следа, – Как ты поднялся, Козырь! Тебя поставили на доску? Хорошо… Но с этими вопросами нужно идти не ко мне.
- К кому же? – следователь с трудом подавил желание заорать: «Что все это значит?!»
- Ты недавно получил письмо, Миша, – тем же тоном «произнесла» Мадам, – Тебе стоит встретиться с этим… человеком. Он даст частичный ответ на тот вопрос, что так громко бьется в твоем разуме. Ответ же на высказанное вслух прост. Тебе нужен Сумеречный Посредник, Козырь. Только он торгует информацией такого уровня.
- И где мне его искать? – спросил Миша, не надеясь на ответ. Посредник был легендой Клоаки. Человек, меняющий информацию на информацию. Человек, покупающий и продающий только знание, никогда не берущийся ни за что другое. Его поиски считались занятием поистине самоубийственным. В том смысле, что, если ты его не интересуешь, искать можно до собственной смерти. От старости.
- В Кабаке, – неожиданно ответила толстуха, – Эта фигурка, как и остальные, сокрытые у тебя в сумке, послужат тебе пропуском к нему.
«А что же с моим первым вопросом?» - промелькнуло в голове Козыря.
- Его имя - Гензель. Сомневаюсь, правда, что это тебе поможет, но ты славно развлек меня известием о начавшейся партии. Поэтому, я просто подарю тебе это знание.
- Благодарю, о, Великая, – вновь поклонился Миша и попятился к выходу.
- Прощай, Козырь. Пусть твоя партия сложится,- задумчиво изрекла Мадам. - Жаль…
Хотов выполз обратно в «булыжный» коридор. Колени у него тряслись, а со лба градом катился холодный пот. Он сунул руку в карман, нащупал трубку и закурил. Руки ходили ходуном.
«Партия. Доска. Прямой выход на Посредника. Твою мать, Козырь, во что ты влез?!!»

***
Два хода, один за другим
***

«Игра идет. Она не прекращалась ни на секунду. Просто пришло время очередной партии. Десятка Первых, круг Вторых… как глупо и выспренно это звучит теперь. Мы надеваем маски могущественных существ, пыжимся, исторгая фонтаны пафоса. Думаем, что чем-то управляем. Когда, наконец, поймем, что есть мир, есть мы в этом мире, и что свою жизнь, смертную или вечную, надо прожить достойно? И не более того».
В камине сухо щелкнуло, расколовшись, полено. Звук гулким эхом прокатился по огромному залу, украшенному гранитными колоннами.
Мужчина в одежде всех оттенков красного, от алого до цвета запекшейся крови, оторвал задумчивый взгляд от треугольной шахматной доски, стоящей перед ним на столике, гибко поднялся и подбросил дров в огонь.
Беловолосый гигант в серой форменной одежде, с белым кантом, застывший возле панорамного окна…
Женщина с коротко стриженными светлыми волосами, в строгом черно-белом костюме, с тоской глядящая в небо….
Рябой рыжий парень с разноцветными глазами, допивающий кружку пива в портовой забегаловке…
«Партия началась. И уже ясно, чем она завершится. Вопрос только в том, какими средствами они смогут достичь этого финала….»

@музыка: много и разная

@темы: Проза, "Питер"

---

"Питер"

[Кор]

Глава 4

Хотов откинулся на спинку кресла и глубоко вздохнул.
«Дурацкий выдался день. Бесполезный».
Предыдущей ночью следователю так и не довелось поспать.
Когда гвардеец направился домой, Михаил первым делом убрал в сейф соблазнительную бутылку. Затем отдал приказ немедленно доставить в Управление Дарью Ларсову, девушку Мерзликина, и поместить ее под надежную охрану. Опыт подсказывал старшему следователю, что даже случайные свидетели в таком деле имеют свойство уходить в небытие. Александром Вистом Хотов решил заняться лично. Почти пять часов ушло у него на то, чтобы посетить те места, где Вист имел обыкновение бывать. Личное дело близкого знакомца Мерзликина вызывало если не омерзение, то ощущение, близкое к оному. «Лицемер, лжец, сволочь» - это была самая теплая характеристика, встреченная Хотовым на страницах сего документа. Публичные дома, кабаки и опиекурильни…
«Интересно, каков же, в таком случае, Ноэрдвайк-младший?» - спрашивал себя следователь, перемещаясь между этими замечательными заведениями, - «Этому Висту в Клоаку прямая дорога, а он в Университете учится. И такие знакомства завел. Странно… Ох, как странно».
Единственная доставшаяся Хотову информация не стоила выеденного яйца. В ночь убийства Виста видели в ресторане «На Абордаж», в Центре. Заведение он покинул под утро, вместе с неопознанной дамой. Высокий рост, светлые волосы, строгий черно-белый костюм. Больше ни Александра, ни его таинственную спутницу никто не видел. Имени не слышали. В общем, дохлый номер.
В три часа ночи Хотов вернулся в Управление и застал там полный разброд и шатание. Свидетельница Ларсова была обнаружена в камере предварительного заключения в состоянии, далеком от нормального, проще говоря, мертвой, как колода. К дверям камеры, кроме охраны, никто не приближался. Внешних повреждений на теле обнаружено не было. Хотов вытащил из постели патанатомов и заставил провести вскрытие, «не отходя от кассы». Прочитав заключение медиков, старший следователь впал в состояние, близкое к отчаянью. Девушке кто-то аккуратно вскипятил мозги. Внутри черепной коробки. И ни малейших следов воздействия…
Над Столицей занимался рассвет, в голове было пусто и звонко, а в руках ни одной ниточки, кроме Университета и Андрэ Ноэрдвайк.
Младший представитель рода оказался примерно таким, каким Старший следователь и ожидал его увидеть. Мальчишка. Обычная «золотая молодежь», пусть и с «максимальными» способностями. Видимо, Вист был не только мерзавцем, но и умелым актером. Хотов даже спрашивать о нем не стал. И так все ясно: днем мы приличные, учимся, балагурим и вообще душа компании, а по вечерам… Знакомая картина.
Беседа с официальным представителем Университета ничего не дала. Они и представить не могли… Высокое звание студента… Позор-позор… Отличник, пример для группы. Способности «выше среднего», предполагаемая стажировка в третьем полку гвардии… Последняя ниточка оборвалась.
По дороге из Университета в Управление, Хотов с тоски купил газету. Пробежал глазами пару страниц. И понесся на службу со всех ног, таща за собой ничего не понимающего гвардейца. Начальство встретило Старшего следователя второго ранга «с распростертыми объятьями».
- Какого хр-рена?! – раздалось в кабинете Начальника Следственного Управления Столицы, и следующие пятнадцать минут поток нецензурной брани, проистекающий из пасти генерала, прерывался лишь редкими междометиями. Хотов терпеливо выслушал начальственные экзерсисы, а затем хладнокровно спросил: похож ли он, Старший следователь Хотов, на кретина? И если похож, то почему его поставили на эту должность. А пока начальство хватало ртом воздух, не менее спокойно предложил заглянуть ему, Старшему следователю Хотову, в глаза и просто задать несколько вопросов. Ибо господин генерал не зря занимает это кресло, и должен еще помнить, как отличать правду ото лжи.
Служебное расследование по факту разглашения сотрудниками секретной информации завели, не сходя с места. Допросили всех, имеющих непосредственное отношение к делу. Впустую. Очередной обрыв нитей уже не омрачил настроение Хотову. Падать духом дальше было некуда. Поэтому, когда Фролова срочно вызвали письмом в казармы, Михаил только рукой махнул.
- Сами не знают, чего хотят, – ругался гвардеец, собираясь. – То к вам прислали, то обратно… Вы уж простите, Михаил Алексеевич.
- Иди уже, подкрепление, - Хотов раскурил трубку. – Напишешь потом мне, что там решили. Распоряжения о твоем отстранении я не видел, так что завтра поутру, коли отпустят, изволь ко мне в кабинет. Будем дальше работать. А ежели не отпустят, опять же, пиши. Попробуем разобраться.
И вот теперь он сидел в кабинете, пытаясь собрать из осколков единую картину.
«Еще раз: Леша Мерзликин. Тихий мальчик, работающий нелегальным изобразителем. Экспертиза показала, что найденные Андреем шахматы были доделаны совсем недавно. Последняя фигурка вырезана не более трех дней назад. Значит, примем за теорию, что это был его последний заказ. И настроить их он не успел. После того, как он заканчивает с заказом, его убивают. Способом, исключающим поднятие. В то же время пропадает подлец Вист, с которым Леша был не разлей вода. Даже, невзирая на то, что Александр поступил в Университет, а Мерзликин - нет. Едем дальше. Согласно свидетельствам, Комиссия завернула Лешу за недостатком способностей. При этом он работает по дереву так, что даже наши спецы удивились. Следовательно, где-то он этому обучался. Александр Вист. Бабник и сволочь. Отличник и чуть ли не гордость факультета Воздуха. Вот оно. Вынос книг из Университетской библиотеки не является чем-то сверхъестественным. Вист мог таскать приятелю книги. И, как пить дать, был посредником в темных делишках. Завтра проверить библиотеку. Какие книги брал Вист в последнее время. Ниточка раз. Попробовать договориться об экспертизе фигурок с привлечением специалистов Амулетчиков. Возможная ниточка два. Уточнить, у кого Вист мог брать заказы. Ниточка три… Надо еще… Отчет… Церковнику…»
Глаза следователя закрылись. Сон принял Михаила Хотова в свои далеко не ласковые объятия.
… Кровь стекала по кинжалу и капала на неровный дощатый пол.
- Бей! Арбалеты, мать вашу!!!
Бросок. Еще один. Уйти с линии выстрела. Двигаться, не застывать на месте. Хрипатый и Конь лежат с метательными ножами в глазницах. Один нож - один труп. Не останавливаться… Только не останавливаться. Дверь загораживают двое. Кр-ретины. Кинжал крест накрест рассекает воздух, цепляя глотку первого. Ку-уда вам… Кувырок в сторону - и последний нож. Тело оседает, открывая путь наружу. И бросок вперед. Плечо обжигает, левая рука повисает бесполезным дополнением к телу.
Плевать! Главное, вышел. Громко, но вышел. Их они не тронут. Это против кодекса. Еще более «против», чем то, что он совершил. Нет. Если Альма пойдет на подобное, он вернется. И она это поймет. Бежать. Бежать, пока они не прочухались. Выход там. Наверху. Только туда. Наверх, к свету. Плечо саднит, кровь успела пропитать весь левый бок… Плевать….В дверь постучали. Хотов вздрогнул и открыл глаза. В окно били лучи рассветного солнца. Усталость сыграла со следователем злую шутку.
- Войдите, - просипел он, нащупывая на столе трубку.
- Михаил Алексеевич, почта, - растрепанный курьер в форме управления сунулся в кабинет. – И утренние газеты, как вы и просили.
- Положи на стол, - бросил Хотов, делая первую затяжку. – Генерал Рыков на месте?
- Так и не уходили со вчерашнего дня. Свет в кабинете не гасили. Работают-с.
Курьер оставил почту на столе и вышел. Михаил встал, потянулся, не выпуская трубку из зубов. Взял письмо с печатью главпочтамта. Распечатал. Пробежал глазами. Зажмурился и потряс головой.
- Так даже в плохих романах не бывает, - процедил он сквозь зубы и отложил дымящуюся трубку. – Или это дурацкая шутка.
Бросил письмо на стол и взялся за газету. Первые же строки заставили его еще раз зажмуриться.
«Нет. Не может быть. Проклятье!»
«Сегодня ночью была совершена попытка нападения на Императорский Дворец. В результате этой чудовищной акции, трагически погиб Андрей Михайлович Фролов, гвардии десятник его Императорского Величества четвертого полка, двадцати семи лет. Андрей Михайлович был блестящим….»Хотов заскрипел зубами.
«Суки, боже, какие суки. Значит, сон «в руку». Время пришло».
Он скомкал газету и швырнул ее в угол. Взял письмо и еще раз перечитал его.
- Максимилиан фон Дрейк, - прошептал он, и бумага вспыхнула у следователя в руках. – Вот и встретимся. Но сперва…
Михаил Хотов рывком распахнул сейф, извлек из него шахматную доску с расставленными фигурками и задумчиво посмотрел на нее.
- Ну, нельзя сказать, чтобы я не догадывался…. – протянул он.
Фигурок на доске основательно не хватало. Черный офицер, две черных и одна белая пешки исчезли. Хотов протянул руку и снял с доски одну из черных пешек.
- Интересно…
У пешки было тщательно вырезанное лицо. Лицо Старшего следователя второго ранга М.А. Хотова.

Светлана отложила в сторону последний листок и сладко зевнула. На тщательное изучение личных дел и деталей следствия ушли большая часть дня и вся ночь. Зато теперь она представляла себе следующие шаги.
«Вист наверняка снабжал приятеля информацией. Значит, в первую очередь – библиотека. Затем к Хотову. Интере-есный фрукт. До ужаса интересный. Не зря Рыков так за него бился. Если бы не генерал, сидеть бы ему уже в СБ. Возможно, в немалом чине. Понятно теперь, почему его хотят убрать. Такой попросту опасен».
Дверь скрипнула. Престарелый мажордом, один из последних слуг, оставшихся в доме, осторожно кашлянул.
- Госпожа графиня, к вам курьер. Срочная доставка.
- Зови.
Курьер поразил Коростелеву копной медно-рыжих нечесаных волос. Вообще, он производил какое-то странное впечатление. Только взглянув ему в глаза, Светлана поняла в чем дело. Один глаз у молодого человека был ярко зеленый, а второй – густого янтарного цвета. А еще с его рябой физиономии не сходила дурацкая ухмылка.
- Вы увидели нечто забавное? – спросила Коростелева, расписываясь в получении и принимая маленький конвертик без обратного адреса. С недоумением посмотрела на печать, изображавшую дурацкий колпак с бубенчиками. – От кого это?
- От одного юноши, судя по всему, покоренного вашими прекрасными глазами, - хихикнул курьер. – А забавное… Да, пожалуй. Открывайте же.
Светлана, приоткрыв рот, уставилась на наглеца. Сейчас ей даже не пришлось изображать глупость. Происходило нечто неслыханное.
- О, прошу простить, – смешался тот. – Я…
- Пшел вон! - взвилась молодая графиня. – И не забудьте назвать ваш табельный номер мажордому. Будьте уверены, сегодня же вы останетесь без работы.
Курьер выкатился за дверь. Светлана фыркнула и распечатала конверт. На ладонь ей выскользнуло небольшое колечко, с камнем цвета хорошего красного вина. Графиня с некоторым недоумением заглянула внутрь конверта. Ни письма, ни записки.
- Бог знает что… - пробормотала она, и принялась рассматривать неожиданный подарок. Серебристый металл без чеканки. Довольно крупный камень чистой воды. Коростелева сосредоточилась, определяя возможные воздействия, вложенные в вещицу. Пусто…
Она пожала плечами, потянула руку положить кольцо на стол… и неожиданно уверенным жестом надела на безымянный палец левой руки. Кольцо пришлось точно по размеру. Светлана удивленно воззрилась на собственную руку.
«Зачем я это сделала? Будто… Будто потянуло что-то. Но. Эта вещь. Моя. Красиво…».
Она полюбовалась отблесками утреннего солнца на камне и встала.
«Пора бы и в Университет»
О визите странного курьера, равно как и о полученном странном подарке, она забыла через несколько минут.

***
Еще один ход сделан
***

У любой монеты две стороны. Есть, конечно, еще и ребро, но о нем вспоминают редко. Столица чем-то была похожа на пресловутую монету. И о ее второй стороне было не принято упоминать в приличном обществе. За долгие годы она несколько раз меняла свое название. «Нижний Город». «Подземье». «Стоки». «Клоака». Никто специально не давал имени этому месту. Просто надо же как-то называть огромное пространство, раскинувшееся под городом. Пространство, куда стекались отбросы общества, не принятые на поверхности. Воры, убийцы, работорговцы, измененные… Клоака ни у кого не спрашивала имени и рода. Не интересовали ее и профессия, и внешность. Она принимала всех и жестко ломала, делая из людей лишь их подобие. Или оставляла неизменным. Смотря, кто приходил туда. Там было можно все, что не запрещали понятия. Туда не рисковали соваться ни Управление, ни СБ, ни даже Церковь. Подлая, но не лишенная собственного странного достоинства. Туда было не трудно спуститься и невероятно тяжело подняться обратно.
Клоака делилась на зоны действия организаций и кланов. Квартал гоблинов. «Змеиный Хвост». Гильдия убийц. «Воровская кишка». Черный Рынок. Арена. Центральное место в огромной полусфере, центре подземного города, занимало бревенчатое трехэтажное здание с тяжелой дверью, отмеченной никому неизвестным знаком. Кабак. Без названия, без прозвища, на которые были столь богаты обитатели Клоаки. Просто «Кабак». С большой буквы. Нейтральная территория, на которой заключались и обмывались сделки. За его грубо сколоченными столами, в освещенном вечными факелами зале, можно было увидеть мирно беседующих гоблина и нага. Воры и Наемные убийцы не рисковали обнажать оружие в этом месте. И даже темные эльфы, притча во языцех всей Столицы, как верхней, так и нижней («- А я говорю, нет их! – А я говорю - есть!»), изредка появлялись там. Неизвестно было, сколько лет стоял Кабак. Многие говорили, что именно с него и началась Клоака. Что первые контракты заключались под этими закопченными сводами. Известно было лишь одно: деды дедов тех, кто сейчас пьянствовал там, заказывали выпивку и нехитрую закуску у Горбуна. Также как и его заведение, лишенный имени, чудовищно широкоплечий и низкорослый, Горбун царил за стойкой уже не первую сотню лет. Не очень удивительный факт в мире, где продолжительность жизни напрямую зависит от личного могущества, но все же…
Мужчина, уверенно вошедший в дверь с выжженным знаком, вызвал нервный шепоток, пробежавший по залу, как стая крыс. Модный фиолетовый костюм с искрой, цилиндр и трость – все в нем вызывало недоумение. Но лицо этого человека было хорошо известно в Кабаке. Как и во всей Клоаке. И вызывало уже не недоумение, а затаенный ужас.
- «Синий жар», - бросил вошедший, подойдя к стойке. – И побыстрее.
- Ты рискуешь, Макс, - в густом басе Горбуна, вот штука-то, слышалось искреннее удивление. – Ты сильно рискуешь, приходя сюда.
- Переживу, - отмахнулся фон Дрейк.
- Тебя не было видно семьдесят лет, - кабатчик поднялся на цыпочки на своем табурете, и перегнулся через стойку, - Теперь ты возвращаешься и, как ни в чем не бывало, заказываешь у меня «синий жар». Зачем ты вернулся, изгой?
В ладонь Максимилиану скользнул высокий бокал с бледно-голубой жидкостью.
- Недавно я решил подработать, Горбун, - не торопясь, начал Макс и с удовольствием пригубил из бокала. – Сработал чисто, без сучка и задоринки.
Он говорил смело, зная, что ничего из сказанного им за этой стойкой не достигнет ненужных ушей.
- А потом начались странности. Какой-то умник зачистил территорию. Убрал моего посредника. И подставил меня одной известной личности,– фон Дрейк в упор поглядел на кабатчика. Тот передернул плечами.
- И что ты от меня хочешь? Дела на поверхности меня не касаются.
- Серега Леший работал с тобой. Девять тысяч монет, Горбун. Мне нужно имя заказчика.
- Имени я тебе не назову, - кабатчик возвел очи горе, – Но говорят, что Гильдия получила массовый заказ. Много людей умрет сегодня ночью наверху, Макс. Очень много. А еще говорят, что это связано с большой политикой и каким-то заказным убийством.
- Политикой? – иллюзионист поморщился, - Поганый запашок. Каким образом?
- Я уже наговорил на девять кусков, - Горбун нагло ухмыльнулся.
- Давай без этих игр, а? – Макс снял цилиндр и потер лоб. – Ты меня знаешь, я в долгу не останусь.
- Его Императорское Величество вот уже два месяца не появляется на людях. Даже малых выходов не было. Пресс-служба моет мозг газетчикам и народу. И никто не знает, в чем дело.
- И как это связано с этим долбанным трупом? И с заказом Гильдии?
- А черт его знает. Только вот кое-кто увязывает эти события. И говорят о них одновременно. Смекаешь?
- Н-да… - протянул Максимилиан. – Дело ясное, что дело темное. Что ж, будем разбираться.
Он залпом допил бокал и поднялся.
- Спасибо на добром слове. Звон, как обычно.
- Маэр’ко, – окликнул его Горбун, и иллюзионист чуть вздрогнул. Это имя никем не использовалось очень давно. – Что мне сказать представителям дома, когда они придут?
- Скажи им, - глубоким голосом сказал Маэр’ко те-Драккари, - что ты меня не видел.
Он развернулся и вышел из Кабака.
«Твоих сил и разума хватило на триста двадцать лет», - думал Горбун, глядя вслед темному эльфу, вернувшемуся «на родину», - «Посмотрим, хватит ли их, чтобы выпутаться из этой ситуации».

@темы: Проза, "Питер"

---

[ErikaF]

На меня что-то муза напала =DDD

Тот город совсем не похож на открытки Парижа.
Дома здесь пустуют, а в окна глядят сквозняки.
Лишь ветер в безлюдных дворах отрывает афиши
И гонит бесцветные волны угрюмой реки.

Здесь бродит мужчина с большой черно-белой собакой.
Шаги рассыпаются пеньем пустой мостовой.
Они ищут выход, но всюду дорожные знаки
им, молча, твердят,что нельзя за черту ни ногой.

- А помнишь,Меркурий, как мы угоняли "Феррари"? -
в который раз скажет мужчина пятнистому псу.
- Тогда я впервые работал с Анжеликой в паре,
И вряд ли бы встретил ее, не заглохнув в лесу.

Ты помнишь дырявую куртку от гангстерской пули?
Почти подстрелили, но кто-то как-будто сберег...
Так что же случилось? Нас будто забыли, Меркурий.
Здесь нет никого, и, быть может, ушел даже Бог.

Заглянем в собор - не хочу возвращаться в квартиру.
В пустой Нотр-Дам и собак пропускают сейчас...
А "Бог" занят тем, что гуляет по новому миру.
Он снова вернулся в Париж, только в новый рассказ.

(с) Deacon

@темы: Deacon, Стихи

---

[ErikaF]

Снова ты здесь. Снова тянешь ладонь - подай!
Гордости нет? Отвечаешь, что гордость - грех!
- Что же не грех?
- Это милость, твой пропуск в рай.
- Где же твой пропуск?
В ответ раздается смех.

- Смилуйся, лорд, отсчитай мне чуток монет!
- Милость тебе - это мелочь на горький ром?
Он отрицает: - Для сына прошу обед.
Вот уже месяц болезнь плодится в нем.

- Это банально! - шепчу я ему, смеясь.
Сказка - на грош, за нее я монет не дам.
Хватит выпрашивать крылья, мышиный князь!
Лучше вставай с колен и создай их сам.

Нищий встает с колен и снимает плащ,
Черные крылья тьмы - за его спиной.
- Эй, Серафим, прости, но и этот наш!
Милостивый богач? Уже десять-ноль...

(с) Deacon

@темы: Deacon, Стихи

---

"Питер"

[Кор]

Невзирая на полное отсутствие реакции (то ли я бездарность, то ли просто неинтересно), продолжаю выкладываться.)))
Глава 3

Ей снилась Столица.
Толстые, укрепленные десятками воздействий стены из прессованного бурого камня. Черные Пилоны увенчанные безмолвными фигурами смотрящих, окутанные бледно-зеленой дымкой. Собор Единой Церкви, устремивший ввысь свои шпили в центре защитного многоугольника. Алый с золотом Императорский Дворец с рядами фигур-хранителей вдоль карнизов. Жемчужно-серые стены Университета, украшенные белоснежной ажурной лепниной несколько десятилетий создававшейся лучшими Мастерами Амулетов. А затем она взмыла ввысь и увидела все это с высоты птичьего полета: огромный неправильный восьмиугольник, западной своей стороной выходящий к морю. Шесть черных лучей ударили в небо из центра Города, расширились, сомкнулись, образовав колонну, и она оказалась в ее центре. А затем снизу ударило пламя.Светлана вздрогнула и проснулась.
В нежно-розовое здание, с ажурными решетками на окнах, располагавшееся в самом конце проспекта, имени Его Императорского Величества Олега I, редко заходили люди. На него вообще мало кто обращал внимания. Служба Безопасности Империи умела надежно хранить свои секреты. Дурацкий сон настиг Светлану Коростелеву, фрейлину двора (третье место у седьмой колонны при малом выходе Его Императорского Величества) в приемной одного из кабинетов на третьем этаже здания СБ. Она потерла глаза тыльной стороной ладони и зло встряхнула головой. «Все-таки три часа сна за двое суток, как ни крути маловато», - подумала она, - «Будем надеяться, дело того стоило», встала из такого удобного кресла и вопросительно посмотрела на секретаря. Тот ответил ей понимающим взглядом.
- Долго я?
- Четверть часа. Александр Владимирович освободился три минуты назад. Можете проходить.
- Благодарю.
Александр Владимирович Невский, немолодой, сухощавый мужчина с коротким ежиком седых волос и пронизывающим взглядом голодного аллигатора, хмуро смотрел на одного из самых перспективных, невзирая на молодость, агентов своего отдела. Светлана, единственная дочь и наследница обедневшего рода графов Коростелевых, подавала большие надежды, еще будучи студенткой. Способности «выше среднего», острый ум, и потрясающее умение прикидываться полной дурой привлекли к ней внимание СБ, когда проигравшийся в пух и прах граф Дмитрий Коростелев надежно увяз в сетях Службы. Сметливая девчонка быстро прикинула свои перспективы, и без лишних слов согласилась на сотрудничество. «Четыре успешных операции за пять лет. Две награды, личная благодарность начальника Службы. Блестящие аналитические способности. Агент под прикрытием третьего ранга. В двадцать восемь лет», - Невский мысленно выругался, - «Кому ты помешала, девочка?».
- Так, госпожа Коростелева, - сказал он вслух, - Поданный вами аналитический отчет, о деятельности нашей агентурной сети, принят к рассмотрению. К сожалению, мы вынуждены прервать вашу деятельность агента при дворе. Вас переводят «в поле».
Он поморщился. Рыжеватые брови Светланы взлетели на лоб.
- Александр Владимирович, но ведь…
- Это не мое решение. Приказ пришел оттуда, - острый указательный палец Невского указал в потолок. Светлана перевела взгляд на окно. За тонкими стеклами шумел многолюдный проспект. Мелкая пичуга нагло уселась на изгиб решетки, взглянула блестящим глазом на девушку, и упорхнула прочь. Жизнь продолжалась. Несмотря на необоснованное понижение в должности какого-то агента.
- Вводные? – деревянным голосом произнесла Коростелева, - «Где я прокололась? Где?»
- Получите на выходе у секретаря, – Невский помолчал. – «Слово и Дело».
Сердце Светланы на секунду замерло и пустилось вскачь. «Слово и Дело». Задание государственной важности. Это не понижение. Это… Она коротко кивнула и вышла из кабинета. Холодеющими руками приняла от секретаря пухлый конверт из плотного пергамента, запечатанный знаком свернувшегося Соболя, и направилась к выходу.
В голове царил жуткий кавардак. Более-менее привести мысли в порядок Светлана смогла, лишь закрыв за собой дверь родового гнезда Коростелевых. Глубоко вдохнула и выдохнула несколько раз. Сломала печать на конверте и впилась глазами в строки задания, истаивающие по прочтении. - «Внедриться в специальную следственную группу Михаила Хотова… Первичный приоритет – расследование дела… Вторичный приоритет - уничтожение улик и подозреваемого… По завершении задания – полная физическая ликвидация следственной группы… Полномочия… Сроки…» Коростелева на мгновение прикрыла глаза, и извлекла из конверта личное дело Старшего следователя второго ранга Михаила Алексеевича Хотова. Работы предстояло много.

***
Стая белоснежных голубей взмыла в воздух над манежем и истаяла под куполом облачками дыма. В воздухе повисла блистающая радуга двадцати четырех оттенков. Толпа выдохнула, как единый организм, и разразилась оглушительными овациями. Чистая иллюзия без малейших признаков воздействия. Давно забытое мастерство вызывало неподдельный восторг.
- Да-амы и господа! – многократно усиленный голос конферансье раскатился по цирку, перекрывая аплодисменты. – Только у нас! Единственный и неповторимый! Ма-аксимил-лиан фон Дре-ейк!!! – Невысокий, изящный мужчина в черном фраке раскланялся на восемь сторон, отдавая дань почтеннейшей публике. На опилки манежа летели полновесные серебряные и золотые монеты. Высокое искусство иллюзии кормило его не первый год.
Утреннее выступление цирка Цао прошло удачно. «Редко с утра собирается такая толпа» - размышлял Максимилиан в своем фургончике, прихлебывая кофе. – «С другой стороны, это мой первый выход с января. Люди любят иллюзии…» Он хмыкнул, и взялся за утренний номер «Имперского Вестника». Первый же заголовок заставил его слегка напрячься. «Таинственное убийство на северо-восточной стороне». Макс отставил чашку и принялся изучать заметку.
«Вчера утром, во дворе дома номер семнадцать на Купеческой улице, был обнаружен труп Алексея Мерзликина. Молодой мужчина был убит ударами ножа в сердце и висок. Пожелавший остаться неизвестным, наш источник в Государственном Следственном Управлении сообщил, что следствие затруднено из-за полного отсутствия каких-либо следов возле тела. Подобная зачистка места преступления предполагает расследование Церковью, однако, дело передано в разработку особой следственной группе во главе со следователем второго ранга М.А. Хотова. Представитель Отцов-Карателей от комментариев воздержался. Неужели Церковь, наконец…»
Максимилиан аккуратно сложил газету вдвое. Затем еще раз. И еще. Он очнулся, лишь когда дешевая бумага треснула в его тонких пальцах прирожденного фокусника. Взглянув на дело рук своих с некоторым недоумением, иллюзионист аккуратно положил то, что осталось от газеты, на столик.
- Сове-етский цирк умеет делать чудеса… - тихонько пропел он себе под нос непонятную фразу, на мотив древнего циркового гимна, и резко поднялся. Подошел к шкафчику с костюмами, открыл его и, после некоторых колебаний, вытащил вешалку с костюмом-тройкой, модного в этом сезоне фиолетового цвета. Не торопясь, переоделся. Вынул из-под стола чемодан, обтянутый потертой черной кожей, щелкнул замками и некоторое время задумчиво изучал содержимое. Извлек три плоские, узкие ампулы, с содержимым алого, черного и ядовито-синего цветов, и аккуратно убрал их в нагрудный карман. Подхватил трость с серебристым набалдашником в форме собачьей головы, выбрал цилиндр в тон костюму и стремительным шагом вышел из фургончика.
Хозяин цирка, старый Цао, пересчитывал утреннюю выручку, когда в дверь его кабинета постучали.
- Подите к дьяволу, - проскрипел китаец, не отрываясь от увлекательнейшего занятия. Дверь хлопнула. Цао поднял единственный глаз на наглеца, посмевшего побеспокоить его в столь важный момент, и расплылся в белозубой улыбке. Этому человеку в цирке позволялось много больше, чем остальным.
– А, это ты, Макс. Присаживайся. Что-то случилось?
- Не то, чтобы случилось… - иллюзионист рассеяно щелкнул по носу фальшивое чучело камелопарда, – Отмени мои сегодняшние выступления, Цао. Меня не будет до вечера. Личный визит Нефритового Зайца не произвел бы на хозяина цирка такого впечатления.
- Да ты что? – взвился он, роняя аккуратные столбики монет, – Тебя же ждали почти четыре месяца, пока ты приходил в форму! Мы только за утро получили практически полугодовую выручку. Я…
- Цао, - холодно произнес Максимилиан, - ты помнишь, на каких условиях я подписывал с тобой контракт?
- Да, но…
- Я вернусь завтра утром, – отрезал иллюзионист и вышел из кабинета.
Цао опустился в кресло и задумчиво посмотрел на рассыпанные по столешнице куски драгоценных металлов. «Цирк соблюдает нейтралитет. Всегда», - подумал он, - «Прости, Макс, но если ты куда-то вляпался, то прикрыть я тебя не смогу».
Фон Дрейк поймал извозчика и, доплатив ему за скорость, двинулся в юго-западную часть Столицы. В кварталы ремесленников. Сошел на улице Жестянщиков, прошел пешком три квартала, свернул на Кожевенную. Нырнул в сеть проходных дворов, вынырнул на улице Булочников, с удовольствием вдохнул запах свежей сдобы и вошел в один из подъездов. Поднялся на третий этаж и, с просыпающейся злостью. уставился на опечатанную «волчьей головой» дверь искомой квартиры. Выругался и громко постучал тростью в дверь напротив. Раздались шаркающие шаги, и дверь приоткрылась. Ровно на ладонь.
-Чаво еще? – вопросил старческий голос.
- Прошу прощения, - смиренным тоном произнес иллюзионист, - вы не подскажете, а Сергей, из квартиры напротив, давно ушел?
- Совсем ушел, - злорадно отозвалась старушенция. – Ушли твово Сергея вчерась поутру. Ногами вперед.
- Хреново… - пробормотал Максимилиан захлопнувшейся двери, и коснулся разума старушки, стирая память своем визите.
Выйдя на улицу он дошагал до Табачного квартала, завернул в первую попавшуюся лавку и, не торгуясь, приобрел там трубку, кисет и табаку. Первая за долгие годы затяжка наждаком прокатилась по горлу. Зато в голове чуть прояснилось, и мысли прекратили скакать нетрезвыми зайцами.
«Обошли, как стоячего», - думал фон Дрейк, медленным шагом направляясь в Центр, - «Как мальчишку. Не сиделось на месте идиоту. Решил юность вспомнить, нервы себе пощекотать, кр-ретин. Столько лет, а ума нет, и не предвидится». Он стиснул зубами мундштук и постарался успокоиться.
«Меня подставили. Это понятно. Вопрос в том, сможет ли выйти на меня этот следак? Как его там… Хотов».
Иллюзионист на несколько секунд остановился, будто споткнувшись.
«М.А. Хотов. А не тот ли самый Миша Хотов, который…» - его лицо скривилось в неопределенной гримасе, - «Ну, конечно. Этот не отступится. Хватка, как у бультерьера. А, учитывая, как бодро сливается информация журналюгам, ему помогут. Значит, надо играть на опережение».
Максимилиан фон Дрейк, иллюзионист и наемный убийца высшего класса, тщательно выколотил трубку об угол дома и отправился на почтамт. Играть на опережение.

***
Ход сделан
***

- …Не соизволите ли объяснить, милейший, что здесь происходит?
Фраза повисла в воздухе. Хотов встретился взглядом с блондином.
- Господин Андрэ, если я не ошибаюсь? Или прикажете называть вас ваша св…
- Меня зовут Норвик, - голосом, лязгнувшим металлом, прервал его блондин. – И я требую объяснений.
- Как студент третьего курса факультета Теории Совмещения? Или как младший сын его светлости Великого Герцога Анатолия Сергеевича Ноэрдвайк? – с издевательской интонацией уточнил следователь. Юноша у шкафа поперхнулся воздухом. Блондин фыркнул.
- Вы как дитя малое, ей богу, господин следователь, - устало произнес он, доставая трубку. – Присаживайтесь, побеседуем. Изволите завтрак?
- Старший следователь. Не откажусь, - неожиданно ответил Хотов, проходя к столу, и отрезая себе кусок мяса. – Из платной столовой?
- А как же. Так какие вопросы у вас были к Александру Висту, господин старший следователь?
- Второго ранга, - добавил Михаил с набитым ртом.
Гвардеец с «линялым» взирали на этот спектакль широко раскрытыми глазами.
- Скажите, господин Норвик, вы были знакомы с неким Алексеем Мерзликиным?
- Имел эту сомнительную честь, - Андрэ набил трубку, явно рисуясь, провел над ней ладонью и затянулся. По комнате поплыл запах дорогого вишневого табака.
- Не соизволите ли ссудить табачком? – тоном мелкого попрошайки спросил следователь. Фролов только головой покачал.
- Извольте.
- Отчего же сомнительную? – продолжал Хотов, с благодарным поклоном принимая кисет.
- Оттого, что сей юноша плохо воспитан и имеет смелость рассуждать о вещах выше его понимания, – ответил умудренный годами студент.
- Был, - коротко бросил следователь, раскуривая трубку. – Прекрасный табак, прекрасный…
- Что? – с Норвика разом слетела вся его напускная спесь.
- Был плохо воспитан, - жестко произнес Хотов, глядя на блондина в упор, – Он убит. Зарезан вчера утром. При весьма странных обстоятельствах. А ваш приятель, Вист, водивший с ним более чем плотную дружбу, пропал. Не появлялся ни дома, ни у любовниц, ни, как теперь выяснилось, здесь. А вы, помимо Дарьи Ларсовой, девушки господина Мерзликина, убитой сегодня ночью прямо в камере предварительного заключения Следственного Управления Столицы, единственный, кто может нам что-либо объяснить.
Теперь подавился уже гвардеец. Он-то искренне считал, что начальство пол ночи заливало тягостные впечатления дня вчерашнего. Потому и не удивился ни красным глазам, ни помятому виду Хотова поутру. А оказывается…
На младшего представителя рода Ноэрдвайк было жалко смотреть. Даже его платиновые пряди, казалось, потеряли свой блеск.
- Я ничего не знаю… - смог, наконец, выдавить он, – А Бада вообще только вчера вечером сюда поселился.
- Не сомневаюсь, - Хотов отвел глаза от Норвика и вытащил из внутреннего кармана бумагу с печатью Управления, – Прочтите и распишитесь. Это подписка о невыезде за пределы Столицы в течение ближайшей недели. Если что-либо вспомните, или вам даже покажется, что вы что-то вспомнили, обратитесь лично ко мне.
Андрэ расписался. Руки у него, конечно, не тряслись, но выглядел он, мягко говоря, подавленно.
- Пойдемте, друг мой, - обратился Хотов к гвардейцу, - нанесем визит официальным представителям сего учебного заведения. Приятного дня, молодые люди. Еще раз - спасибо за табак.
Он поклонился и вышел из комнаты. Фролов поймал недоуменный взгляд Бада, пожал плечами и направился следом за начальством.

- Нет, ну какая же скотина, – процедил Норвик. От его недавней подавленности не осталось и следа. Бада сидел на кровати, и уже полчаса наблюдал за Андрэ, мечущимся по комнате, как василиск по клетке. О занятиях оба благополучно забыли.
- Да, мужик жесткий.
Норвик остановился, недоуменно взглянув на баронета.
– Что? А, ты про Хотова. Да нет, нормальный дядя, - он усмехнулся, - Правильно он меня… приложил. Я к нему обязательно еще обращусь. Вот только узнаем кое-что, – Андрэ щелкнул крышкой изящных карманных часов, - так, лекции мы торжественно пропускаем. Давай-ка, заглянем в библиотеку. Сашка там почти всю прошлую неделю просидел, а это на него не похоже.
- Но ведь следователю невозможно солгать… - Протянул Бада. – А вы… ты, - поправился он, натолкнувшись на мрачный взгляд Норвика. – Ты сказал, что ничего не знаешь.
- Нехитрый фокус, если знать - как, - ухмыльнулся Андрэ, убрал часы в карман жилета и неожиданно изменился в лице.
- Эт-то что еще такое? – Он медленно достал из кармашка маленькую фигурку темного дерева, и поднес ее к свету, – Что за шутки?
У шахматной фигурки копьеносца было искусно вырезанное лицо Андрэ Ноэрдвайк.

Тоненькая, без сомнения, женская фигурка в немыслимых обносках и глубоко надвинутой тряпичной широкополой шляпе прошла через южные ворота Столицы в три часа пополудни. Её не остановила для досмотра стража. На нее не обратили внимания многочисленные прохожие. Лишь зеленоватый туман у подножия одного из Пилонов слегка заколебался при ее приближении, но фигурка постаралась держаться от него подальше. Ее путь через столицу был подобен мало кому известному в эти дни броуновскому движению. Держась подальше от смотрящих, она двигалась к одной ей известной цели. И остановилась напротив вычурных ворот жемчужно-серого здания. Белоснежные узоры лепнины сияли для нее ослепительным синим светом. Дремлющий привратник встрепенулся, ощупывая взглядом незримую для прочих фигуру.
- О, единые силы… - прошептал он, и сделал шаг ей навстречу, - Вы… к нам?
Шляпа качнулась. Фигура сделала несколько шагов вперед.
- Поступать, - прошелестело из-под истрепанных полей.
- Ч-через центральный вход, по г-главной лестнице на второй этаж, - чуть заикаясь, выдавил стражник заученную за много лет фразу, - По коридору направо, т-третья слева дверь, белая с золотом. И табличка: «Приемная комиссия».
И проглотил дежурное «Удачи», глядя вслед фигуре, не оставляющей на мелком песке дорожки следов.
Ни один из студентов не натолкнулся на нее, пока она поднималась по широкой мраморной лестнице, надолго застывая на месте, разглядывая узоры защитных воздействий. Белоснежная, с золотыми узорами, дверь распахнулась сама. Лето стояла возле стола, заложив руки за спину.
- Мы ждали этого момента много лет, - мягко сказала она, едва дверь за странной посетительницей закрылась так же самостоятельно, как и отворилась, - Alle istro noy, дитя мое. Можешь снять вуаль тумана. Здесь тебе нечего бояться.
- Этот язык ныне закрыт для меня, – звонким голосом произнесла гостья, снимая шляпу, – Я отвергнута Лесом. Я пришла к вам за познанием.
На председателя приемной комиссии взглянули ореховые с золотой искрой глаза истинной измененной. Эльфийки Светлого Леса.

@темы: Проза, "Питер"

---

[ErikaF]

Сувенир

Наверно, сюда? Хотя, нет! Здесь я был уже дважды.
Еще один дом - двадцать первый близнец предыдущих.
Какой идиот написал в этой карте, что каждый
Сумеет найти свой объект, не запутавшись пуще.

Какие-то лавки, где каждый "парле" по-английски.
Однако: "Где чертов отель?" - пожимают плечами.
- Горячая ванна, массаж, обжигающий виски...
Понятно?
- Понятно! - но снова плетусь меж домами.

- Ты знаешь английский? - спросил я в еще одной лавке.
Мне нужен отель. Надоело таскаться кругами.
О-Т-Е-Л-Ь, а не новых маршрутов в добавку.
Торговец кивнул: - Я со всеми знаком языками.

Дурацкая шутка, но черт с ним - есть шанс, что поможет.
И все бы прекрасно в лавчонке в Парижских трущобах,
Но вдруг я заметил ту куклу, что крайне похожа
Была на меня. Как две капли воды были оба.

- А это откуда? - спросил я, хватая находку.
- Откуда узнал ты, как выгляжу я до сей встречи? -
И вдруг, оглядевшись, увидел до ужаса четко:
Здесь куклы всех тех, с кем знаком я и с кем был замечен.

- Да ты - психопат! - закричал я, забыв, что рискую.
- Неправда! - ответил торговец, с улыбкой беспечной.
- Ты можешь купить себе куклу. Одну. Но любую.
Пока не сломал, прототип ее будет жить вечно.

- Ты - чертов маньяк, неудачник, замученный скукой!
Завидуя мне, ты на слежку затрачивал силы.
- Ну, скажем, я тот, кого часто считают старухой.
По сути, финал ваших жизней, до скуки унылых.

Даю тебе шанс прикупить себе в дом сувениры.
Точнее, один, но, бесспорно, чертовски полезный.
Меня насмешил твой бестселлер про смерть и вампиров,
И я захотел тебе сделать подарочек, смертный.

Цена - двадцать евро, и можешь купить бесконечность.
Свою, свой мамы, подружки, соседки, собаки,
В романе вампир твой отдал за любимую вечность,
А ты разделяешь идеи свои на бумаге?

Я мог сказать "Да!", но швырнул на прилавок все евро,
Схватил СВОЮ куклу, быть может, свершая ошибку,
Не слыша, как хлопнула дверь и насмешку: - Не первый!
Что бросил торговец мне вслед с леденящей улыбкой.

(с) Deacon

@темы: Deacon, Стихи

---

[IV.an.M]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"Питер"

[Кор]

Глава 2
Столица просыпалась. На улицах сновали разносчики и курьеры. По мостовой грохотали телеги и экипажи. Лучи весеннего солнца коснулись куполов громады Собора Единой Церкви и позолотили ангела, венчавшего самый высокий шпиль. Ветер с Реки пролетел по Дворцовой площади, игриво пощекотал крылья другому, уже каменному ангелу, тоскливо склонившему голову на недосягаемой для простых смертных высоте. Сорвал вычурную шляпку с какой-то модницы, вышедшей на утренний променад непозволительно рано, и утих у подножия одного из пятиметровых Пилонов черного металла, окружавших площадь, не смея поколебать зеленоватую дымку, окутывающую смотрящего.
Ровно в десять, повинуясь неслышной команде, распахнулись восемь ворот Города, готовые с радостью впустить жаждущих славы, красот и богатства Столицы великой Империи, и с брезгливостью исторгнуть из себя тех, кто отрекся от них.
Молодой человек, стремившийся в Столицу, подошел с торговым караваном к северо-восточным воротам. Выгоревшие волосы и грубые руки выдавали в нем человека, много работавшего на земле, а клинок на бедре, гордая осанка и прическа «хвост» – принадлежность к благородному сословию. Объединив эти, казалось бы, несовместимые черты, десятник стражи безошибочно определил в юноше представителя многочисленных вольных баронств, окружавших столицу со всех сторон.
Пятьдесят лет Смуты, что грянула после Катаклизма, многое изменили в государственном и бытовом устройстве мира. Единовластие было неизбежно, ибо кому-то надлежало держать в кулаке сошедшую с ума страну. Этим кем-то стал человек с непримечательной фамилией Федоров. Обладавший непревзойденными лидерскими качествами и железной волей, он смог собрать вокруг себя единомышленников, провозгласил себя самодержцем, провел жесточайшую «чистку», попросту взойдя на престол по ступеням из костей, обильно политым кровью. Но и он не справлялся с разгулом мародерства и преступности, получившим в руки новый мощнейший инструмент: воздействие. То, что раньше считали сказкой. Магией.
И тогда стальными пальцами взяла Смуту за глотку Церковь. Ставшая единой структура, наделенная огромными и не совсем понятными возможностями, куда большими, чем были отпущены рехнувшимся мирозданием всем остальным. Именно Церковь закрыла пространственные каналы, из которых валом валила в мир нечисть всех мастей. Она же поставила вне закона измененных, установила энергетическую сеть, позволявшую отслеживать воздействия. И… отошла на второй план, предоставив светской власти стабилизироваться самостоятельно.
Олег Федоров удержал престол, создав первую, пока не прервавшуюся династию. Ближайшие соратники первого Императора получили титулы в соответствии с активностью и полезностью их участия в установлении нового порядка. Великое герцогство, герцоги, маркизы, графы… А титулы баронов Олег I дальновидно раздал тем, кого в народе тогда уже стали называть магами земли. Отдал им самые плодородные земли в окрестностях оставшихся больших городов. И освободил их от податей на первые сто лет с условием, что продовольствие будет поставляться исправно и по разумным ценам. За прошедшие с того момента триста лет баронства, пусть и обложенные податью, приобрели приставку «вольные». Потому что заставить кого-либо из баронов платить дань, было практически невозможно. Разве что, высылать против его небольшой, но хорошо обученной гвардии регулярную армию. А, учитывая, что регулярная армия набиралась из жителей тех же баронств… Тем не менее, бароны особо не наглели, и свежие овощи, фрукты, молоко, мясо и многое другое всегда были на городских рынках.

Видно было, что в Столице баронет если и бывал, то нечасто. На вопрос о целях приезда, вместо безликого ответа «по личной надобности», зачем-то предъявил письмо из Университета. Попытался завести со стражниками беседу, и с явным сожалением, подивившись дороговизне, расстался с полусеребряным – стандартным сбором за вход с пешего. Путь юноши от входа в город до Университета был долог и извилист. Немудрено заплутать в Столице, только-только выбравшись из провинции. Тем не менее, не прошло и двух часов, как он оказался перед коваными вратами обители знаний.
История Университета насчитывал более трех столетий. По легендам, своим началом Университет мог считать тот момент, когда кто-то из «первых», людей, обладавших колоссальной силой, начал обучать гвардию первого императора лет за десять до конца Смуты. Учитывая, что о «первых» было известно мало, а рассказы об их деятельности больше походили на сказки, даже по нынешнем временам, годом основания Университета был установлен второй год правления Олега I. Именно тогда, Император личным указом закрепил за Университетом старое здание на набережной Реки. Следующим указом была обеспечена полная и абсолютная неприкасаемость Ректората и преподавательского состава, а также полная свобода Университета в политическом и экономическом смысле. Это был первый раз, когда светская и церковная власть разошлись во мнениях. Церковь стремилась к абсолютному контролю над процессом обучения профессиональных магов. По слухам, когда была высказана официальная нота протеста со стороны Первосвященника, Император устроил ему личную встречу с первым Ректором. Что происходило за закрытыми дверями, понятное дело, осталось неизвестным, но ситуация, так или иначе, окончилась ничем. Университет сохранил суверенное положение и не подчинялся никому кроме ректората.
Структурно обитель знания разделялась на девять факультетов. Четыре стихийных, Следственное дело, Целительство, Факультет Амулетов и Заговоров, Алхимический и Факультет Теоретического Совмещения. Принимали в Университет с пятнадцати, хотя, как правило, шли туда лет в семнадцать-восемнадцать, уже определившись со своими возможностями и желаниями. Стихийные факультеты ковали кадры для императорской гвардии. Туда, в основном, шли дети аристократов, желающие пробиться в высший офицерский состав. Следственное дело, Амулетчики и Алхимики комплектовались, по большей части, из простолюдинов, сумевших пройти Комиссию. Факультет Целителей подразделялся на открытую кафедру обучения и закрытую - Истинных Целителей. Истинники отбирались еще в раннем детстве и, после пятнадцати лет обучения, скрепляли кровью подписку о неразглашении. Факультет же Теоретического Совмещения считался, с одной стороны, самым бесполезным, а с другой стороны, самым перспективным, в будущем, направлением. Ибо на этом факультете пытались совместить возможности дня сегодняшнего и технику дня вчерашнего. Катаклизм лишил человечество множества слишком важных вещей, и оно не собиралось отказываться от них так просто.
Письмо, подписанное председателем приемной комиссии А.В. Лето, лежавшее в сумке молодого человека, носившего звучную фамилию Бада, предполагало его зачисление как раз на факультет Теоретического Совмещения. Получение юношей сего документа на двадцатом году жизни стало неожиданностью для всех обитателей баронского замка, кроме, пожалуй, самого баронета. Несмотря на то, что в его характеристике, составленной по достижении им семнадцати лет, в графе «возможности» стояло страшное для любого аристократа слово «минимальные», баронет Василий Бада знал, что, рано или поздно, Университет потребует его к себе. А если бы этого не произошло, скорее всего, он сам бы явился к этим стенам. Причин для подобной уверенности было две.
Первая явила себя на десятом году жизни Василия. Бракованный кристалл Пламени, стащенный юным баронетом на кухне, разорвался прямо у него в руках после второго подожженного муравья. В лучшем случае, после подобного происшествия Бада младший должен был остаться без рук. Но мироздание решило иначе, и магическое пламя утихло, соприкоснувшись с кожей перепуганного мальчишки. Другой бы списал подобное на простую удачу, но пытливый ум баронета не давал своему обладателю покоя. Ряд невинных и не очень экспериментов показал, что сильно испуганный или чрезмерно воодушевленный Василий являлся гибелью для практически любых воздействий, по крайней мере, тех, что были ему доступны.
Вторая же причина лежала в сумке юноши между подчерствевшей горбушкой и достопамятным письмом. Эту причину баронет выкопал на поле всего полгода назад, и, судя по всему, именно она повлекла за собой появление в замке Бада Университетского вестника. Это был маленький фонарик «прежних». Который зажигался только в руках баронета.
Перед воротами позевывал пожилой стражник, одетый в цвета Университета: светло-серую форму с белым кантом. Василий с неожиданно проснувшимся страхом, подошел к гостеприимно распахнутому входу в обитель знаний.
- Посещение? Поступление? – приободрившись, спросил привратник.
- У меня письмо…- начал Бада, и тот понимающе кивнул.
- Через центральный вход, по главной лестнице на второй этаж. Там по коридору направо, третья слева дверь, белая с золотом. И табличка: «Приемная комиссия». Не ошибешься. Заплутаешь – спроси у любого, покажут, - и, улыбнувшись, добавил: - Удачи.
Бада хмыкнул про себя, подивившись тому, что ему поверили на слово, и, поклонившись вновь поскучневшему привратнику, отправился по указанному маршруту.
«А вот если бы я, скажем, ректору глотку резать шел?», - думал баронет, поднимаясь по роскошной мраморной лестнице. - «Сказать - поступать приехал, и все, проходи куда хочешь, делай, что хочешь? У нас и то охрана сильнее будет». Привратник-Мастер на воротах сонно хихикнул. Мысли абитуриентов разнообразием не отличались. Вот уже три сотни лет одно и то же…
Нужная дверь нашлась именно там, где было сказано. Бада вытащил из сумки письмо, привычно погладив пальцами гладкий бок фонарика, и деликатно постучал.
- Войдите, – раздался приглушенный дверью, а потому не имевший половой принадлежности, голос.
Василий вошел и робко остановился на пороге. Вдоль стен небольшого кабинета стояли шкафы, набитые множеством папок. Напротив входа, под окном, за заваленным стопками бумаг столом сидела сухопарая дама средних лет и сурово взирала на вошедшего баронета поверх узких очков в серебристой оправе. Все в ней, от строгого серого платья без вышивки, до уложенных в пучок темных с проседью волос, кричало о том, что хозяйка сего кабинета первостатейная стерва, не терпящая излишеств. Скромно, по меркам столицы, одетый, Бада на ее фоне выглядел разряженным павлином.
- Вы что-то хотели, молодой человек? – спросила дама тоном человека, оторванного от важного дела. Юноша сделал три шага вперед, и положил перед дамой письмо, мучительно соображая, стоит ему отсалютовать или нет.
- Василий Бада. Прибыл согласно предписанию, - отрапортовал он. Брови дамы чуть приподнялись.
- Присаживайтесь, молодой человек, - она указала ему на стул. – Меня зовут Алиса Викторовна Лето. Хочу сразу предупредить вас, что ваша уникальность обеспечила вам возможность поступления в Университет, минуя комиссию, но не даст вам права отлынивать от занятий.
- Так вы знаете? – только и смог выдавить опешивший баронет.
- Естественно. Иначе вы бы просто не получили вестника. Хотела бы я знать, как мы вас проморгали.
- А как…
- Вы все узнаете в свое время. Если, конечно, приложите определенные усилия. Держите, - Алиса Викторовна открыла ящик стола, и начала выкладывать перед Бада брошюрки и листки, – Устав Университета. Извольте выучить и неукоснительно следовать оному. Карта зданий и прилагающейся территории, она вам очень пригодится на первых порах. Вы зачислены на факультет Теории Совмещения, посему, видеться мы будем достаточно часто: я являюсь не только председателем Приемной комиссии, но и вашим деканом. Вот списки необходимых дисциплин, преподавательского состава и дисциплин, преподаваемых факультативно.
Стопка бумаги перед Василием росла, и он потихоньку затосковал.
– Это ваша личная анкета, в двух экземплярах. Я жду ее от вас заполненной, не позднее завтрашнего полудня. Предписание коменданту общежития о вашем заселении. Бланк для получения студенческой формы. Заполните самостоятельно и подадите коменданту в течение двух дней. Талоны на питание, в случае, если вы не попадете в список стипендиатов по результатам первой сессии и не сможете пользоваться платной столовой. И расписание занятий на оставшийся семестр. Поскольку вестник вам был отправлен слишком поздно, по причинам, которые еще выясняются, включиться в учебный процесс вам будет тяжело. С другой стороны, ошибка администрации Университета дает вам право на получение денежной компенсации. Заполните эти три формы и подайте в секретариат не позднее последнего дня месяца. Вам все ясно?
- А когда для меня начинаются занятия? – Бада подтянул к себе пухлую стопку, и вытащил расписание.
- С завтрашнего дня, - безапелляционно заявила Лето. - Надеюсь, сегодня вам хватит времени на то, чтобы разместиться?
Баронет не решился возразить.
– Превосходно. Идите, Василий Александрович. Студенческое удостоверение и зачетную книжку вы получите не позднее, чем через три дня после подачи анкеты. Искренне поздравляю вас с поступлением в Университет и желаю вам успехов в постижении наук, - казенным тоном завершила Алиса Викторовна.
Баронет вывалился из кабинета, прижимая к себе полученные бумаги, и перевел дух.
- Будем надеяться, дальше все будет лучше, – пробормотал он себе под нос.
- Только хуже, дружище. Только хуже, – бодро заявил кто-то. Бада вздрогнул и завертел головой. В нескольких шагах от него подпирал стенку широкоплечий невысокий блондин в щегольской приталенной серо-белой студенческой форме.
- Дальше будет полная задница, - оптимистично продолжал он, - И вот, когда ты ощутишь на своей шкуре истинный кошмар, проклянешь все и трижды пожалеешь о моменте своего поступления, наступит сессия.
- Э-э-э… - протянул баронет. Заплетенные в косу платиновые волосы студента ясно говорили о высоком происхождении, и Бада просто не знал, как обратиться к собеседнику. О несдержанности столичных аристократов и безумном количестве дуэлей по пустяковым поводам в провинции ходили легенды. С другой стороны, оружия при студенте не было…
- По Уставу, на территории Университета запрещено ношение личного оружия, - по-своему понял неожиданный собеседник Василия его взгляд. Отлепился, наконец, от стены, подошел поближе и протянул руку: – Андрэ. Можешь называть по имени. Или Норвик – по прозвищу, - он открыто улыбнулся.
«Видимо, тоже баронет», - подумал Бада, пожимая руку и представляясь, - «Только у нас в провинции, пожалуй, жмут руку при знакомстве. Да еще и прозвище…». Норвик, тем временем, уже подхватил его под локоть и повлек по коридору.
- Договоримся с комендантом, - вещал он на ходу, - пусть селит тебя к нам с Сашкой. У нас как раз третья койка свободная. Сашка - парень компанейский, третий курс, как и я. Тебе полегче будет. Поможем, подтянем… Не бросим, короче. Тебя на какой факультет? И почему посреди семестра? Издалека добирался? Хотя, постой, баронство Бада - это же рядом, день пути от Столицы, - вопросы сыпались из Норвика, как крупа из драного мешка.
- Теория Совмещения, только сейчас вызвали письмом, сам не пойму в чем дело, - последовательно ответил баронет.
- ТеорСов? Удачно! Вместе учиться будем, - обрадовался Андрэ. – Значит, твой дар не сразу распознали. Странно… Ладно, хвастаться будем позже. Двинулись заселяться. И он потащил слегка обалдевшего от обилия событий Василия дальше по коридору.
Спустя неполных два часа Бада сидел на своей койке, прижимая к груди сверток с двумя комплектами формы, которую неугомонный Норвик вытребовал с коменданта, на глаз определив необходимые баронету размеры. Андрэ вообще развил вокруг новоиспеченного студента бурную деятельность. Показал все значимые места на дороге от учебного корпуса к общежитию. Сделал отметки на карте, простым и понятным языком обозвав аудитории. Безвозмездно отдал баронету завалявшуюся в шкафу пол-литровую глиняную кружку. И вообще, вел себя, как гостеприимный хозяин, встречающий долгожданного гостя. Бада только глазами хлопал и благодарил, встречая неизменную радушную улыбку.
Дело кончилось тем, что переполненный впечатлениями Бада уснул, не раздеваясь и не дожидавшись третьего обитателя небольшой, но уютной комнаты, куда его поселили. Норвик только хмыкнул, глядя на сопящего соседа.
- Куда это Сашка запропастился? Вторые сутки нет в корпусе… Пьянствует, что ли? – негромко размышлял он вслух, разместившись в кресле у окна и набивая небольшую трубочку. – Так, вроде, повода не было. Девчонку нашел, наверное, – решил он. Закурил, еще раз взглянул на баронета, поднялся и широким шагом вышел из комнаты.
Утро началось для Василия с тычка в плечо и бодрого голоса Норвика.
- Проснись и танцуй, бродяга. У тебя полчаса на приведение себя в порядок и завтрак. Советую ограничиться тем, что я приволок из столовой. Поскольку Сашка так и не явился, тебе полуторная порция.
Баронет недоуменно посмотрел на свежего, как майская роза, Андрэ, затем перевел взгляд на блюдо с холодным мясом и сыром на столе.
- Не хлопай глазами, а ешь и переодевайся, – Норвик открыто ухмылялся, – Заканчивай позорить славное звание студента Университета этим мятым барахлом.
- Спасибо, Андрэ, – Бада сел, с хрустом потянулся и перебрался за стол. В распахнутое настежь окно врывались солнечный свет и запахи весны. Уминая мясо, баронет задумался над тем, каким будет его первый учебный день. «Интересно, большая будет группа? Наверняка, смотреть на меня будут, как на идиота. Провинциал, невесть почему принятый в середине семестра… Только глазами хлопать и остается. С другой стороны, Норвик обещал помочь. Славный он все-таки парень. Хм. Надо бы форму примерить, а то, славный-то славный, а ну как с размером ошибся? И что тогда делать?» - он поднялся и направился к шкафу.
В этот момент дверь без стука распахнулась, и в комнату, наклонив голову, шагнул здоровенный парень, в форме цвета безоблачного неба. Следом за ним вошел невысокий, какой-то серый мужичок лет сорока на вид.
- Следственное Управление, - негромко произнес серый, извлекая из-за обшлага кожаной куртки ярко начищенную металлическую бляху. Солнечный луч отразился от вычеканенной волчьей головы, – Старший следователь второго ранга Михаил Хотов. Вы Александр Вист? – обратился он к баронету. Бада не успел ничего сказать.
- Нет, - ответил за него Андре, и в глубине его серых глаз зажегся странный огонек, – Александр Вист не появлялся в этой комнате более двух суток. Не соизволите ли объяснить, милейший, что здесь происходит?

***
В кабинете Старшего следователя второго ранга можно было развесить весь немалый арсенал имперской гвардии. Не обращая внимания на густые клубы табачного дыма, Хотов и Фролов напряженно читали недавно полученную депешу из немецкого посольства. Почти трехчасовое изучение перекрестков северо-восточной стороны на карте Столицы, вкупе с томиком истории города, ничего не дало. Перекрестки, как обычные, так и энергетические, не таили в себе никакой полезной информации. Хотов нервно покусывал нижнюю губу. Гвардеец мрачно разминал пальцы. Депеша гласила, что ни одного человека, подходящего под описанные приметы, в немецкой слободке не проживает, и за последние два года в Столицу не въезжало. И не выезжало, соответственно.
- Ч-черт знает, что, - выругался Хотов. – Дохлый номер. Ты был прав, друг мой, только зря потеряли время и силы на дворника.
- А если он приехал раньше и живет в городе, а не в слободке? – задал резонный вопрос Андрей.
- Тогда надо посылать особый запрос, - парировал следователь. – Я его, разумеется, отправлю, но, скорее всего, они ни шиша не найдут.
В дверь сунулся курьер, и, закашлявшись, доложил, что тело опознано. Алексей Викторович Мерзликин, двадцать лет. Не участвовал, не привлекался, в порочащих связях замечен не был. Адрес – Уваровский проспект, дом пять, квартира девятнадцать. Проживал с матерью, Евгенией Михайловной Мерзликиной, в девичестве… Хотов оборвал словоизлияние курьера коротким жестом, забрал у него личное дело убитого и захлопнул дверь.
- Не замечен, не замечен… - бормотал он, листая папку. – У всех есть что-то за душой. Железное правило следствия.
Он передал дело гвардейцу, кивнул, мол, ознакомься, присел на краешек стула и глубоко задумался. Андрей пробежал взглядом по ровным строчкам характеристики:
«Возможности средние… Базисная стихия – Земля… Попытка поступления в Университет…»
- Михаил Алексеевич, он три года назад поступал в Университет.
- Да, я видел, - рассеяно отозвался следователь. – К «вещевикам» рвался, на большую Комиссию напросился. Пять голосов против четырех. Алиса завернула, скорее всего, - добавил он со странной интонацией в голосе. Гвардеец расхохотался и закашлялся.
- Вижу, грозная Лето и в юности не давала никому спуска? – отдышавшись, спросил он.
- Почему - в юности? - продолжая думать о своем, ответил Хотов. – Дама в возрасте, удивительно, как она еще держится, - он хлопнул ладонью по столу и поднялся. – А что это мы тут сидим? – вопросил он в пространство. – Поехали на адрес. Проведем обыск, опросим матушку невинно убиенного Алексея Викторовича. Будем надеяться, хоть оттуда ниточка потянется…
Больше всего на свете Андрей Фролов не выносил медовую настойку, многоножек и плачущих женщин. И, если с первыми пунктами, еще можно было как-то бороться, то перед последним у него опускались руки. Плачущих от неразделенных чувств девушек он худо-бедно умел успокоить. Но мать, рыдающая от страшного горя, была выше его сил. Поэтому он был искренне благодарен Хотову, взявшему на себя беседу с Евгенией Михайловной и выразительным жестом отправившему гвардейца в комнату покойного.
Андрей быстро осмотрел помещение и проверил стандартные места, в которых мог что-либо скрывать двадцатилетний юноша. У молодого десятника был большой опыт в подобных поисках. Да он и сам совсем недавно был таким же мальчишкой. «А, по сравнению с Михал Алексеичем, так мальчишкой и остался», - подумал гвардеец с изрядной долей самокритики и перешел к более детальному обыску.
Через полчаса простукивания полов, под кулаком Андрея раздался гулкий звук. У гвардейца ушло несколько мгновений на то, чтобы понять принцип тайника. Бросив взгляд внутрь, Фролов длинно присвистнул и тихо, но грязно выругался. Затем сосредоточился, пытаясь ощутить в открывшихся вещах воздействие. Почесал в затылке и отправился на кухню, докладывать начальству.
- …такой тихий мальчик… - голос матери сорвался.
Евгения Михайловна уже не плакала, а только содрогалась время от времени всем телом. Слезы кончились, а горе еще продолжало терзать душу женщины. Простое платьице, некрасивое немолодое лицо, субтильная фигурка… «Господи, как же ей дальше?», - невольно подумалось Андрею.
- И Дашенька, девочка его, тоже тихая, ни гулянок, ничего… Это Сашка, мерзавец, наверняка из-за него. И в Университет этот он его подбил поступать, покрасоваться хотел, – в ее интонациях проступила искренняя, незамутненная злоба, – Лешенька после этой комиссии проклятой полгода, как в воду опущенный, ходил. А этому мерзавцу все нипочем. Заявился на следующий день, в форме… Вот его вам спросить надо, господин следователь. Сашка Вист, из-за него все… - она снова затряслась в беззвучных рыданиях. Хотов поднял голову от протокола и встретился взглядом с гвардейцем. Тот сделал большие глаза и мотнул головой в сторону комнаты. Следователь кивнул, провел ладонью по листкам и поднялся.
- Большое вам спасибо, Евгения Михайловна. Мы все проверим тщательнейшим образом, - голос его был мягким и тихим, – С вашего позволения, еще раз осмотрим комнату и покинем вас. Прошу, распишитесь здесь.
Он вложил в ее пальцы самописку, дождался подписи и вышел из кухни вслед за Андреем.
- Ну, веди, показывай, что там у нас?
- А у нас, Михаил Алексеевич, полный атас, - негромко сказал гвардеец, подводя следователя к тайнику. Следователь хмыкнул, присел на корточки и вытащил из довольно широкой выемки в полу маленькую, искусно вырезанную из светлого дерева фигурку. Затем похожую, но из дерева потемнее. Обе изображали мужчин в мантиях и с коронами на головах. Следом появились женские коронованные фигурки, четыре всадника, четыре привратника, офицеры и шестнадцать копьеносцев. Последней на свет божий была извлечена доска, разлинованная в черно-белую клеточку.
- Шахматы. И не простые, черт возьми, - пробормотал Хотов. Фигурки делал мастер. Одежда и оружие, уменьшенные во много раз, казались настоящими. Но следователя привлекло не мастерство исполнения. На месте лиц у всех фигурок было полированное дерево. Хотов еще раз опустил руку в тайник, побарабанил пальцами по дну, нащупал что-то, потянул и зашипел от злости. Второе дно тайника явило небольшой деревянный же бюстик. Вот у него-то лицо было. Вполне узнаваемое, пусть и не широко известное. И от бюстика исходил плохо ощутимый, быстро теряющийся след воздействия, сделанного уже умершим человеком
- Знаешь, что это такое? – сквозь зубы спросил Хотов у гвардейца.
- Знаю, Михал Алексеич, - сумрачно отозвался тот. – Нарушение указа «Об изобразительных искусствах». С отягчающими. Это, если я не ошибаюсь, первый заместитель начальника Следственного управления?
- Не ошибаешься, друг мой. И это означает, что «тихий мальчик» Лешенька…
Из прихожей раздался звук упавшего тела. Следователь с гвардейцем не сговариваясь ринулись туда.
- Твою мать! – рявкнул Хотов, активируя воздействие в служебной бляхе, вызывающее медицинскую помощь. – Хотя… боюсь, тут только труповозку вызывать, - сплюнул он, проведя рукой над телом лежащей на полу Евгении Михайловны, – Сердце. А выбираться она не захочет. Да чтоб оно все… - он не закончил.

Два часа спустя они молча сидели в кабинете Хотова, задумчиво взирая на доску с расставленными фигурками. Рядом с доской стояла запечатанная сургучом бутылка с прозрачной жидкостью.
- Седьмой час, - сказал, как выплюнул, следователь, – Завтра четверг. А напиться хочется, как в десять вечера пятницы. Поверь мне, Андрей, те идиоты, что говорят: «Время пройдет – привыкнешь», ни черта не понимают. Нельзя к такому привыкнуть, - он глубоко вздохнул и взялся за бутыль.
- Не стоит, Михаил Алексеевич, - остановил его Фролов, - Давайте попозже. Что будем с этим Вистом делать?
- Ты прав, гвардия… Мне еще отчет церковнику писать. Попозже и дома, – Хотов отставил емкость. – А что с ним делать? Запрос на посещение в Университет я сейчас отправлю, ибо, как ты знаешь, даже при наличии церковной бумажки, без разрешения его превосходительства Ректора, нам туда ход закрыт. Думаю, он войдет в положение. Если нет – будем соображать. Если да, то завтра раненько поутру отправимся в общагу. Вспомню годы золотые… - он невесело усмехнулся.

***

Дверь в комнату Фролов распахнул без стука. Хотя, увидев фамилию соседа Александра Виста в списке обитателей общежития, признаться, слегка струхнул. Но Хотов только сплюнул и сказал: «Понаглее с ними надо, и все. В конце концов, у нас особая следственная группа, или что? Когда еще придется безнаказанно нахамить таким людям?». Авторитетов для старшего следователя второго ранга, похоже, не существовало. Или он просто решил, что терять уже нечего.
На звук открывшейся двери от шкафа испуганно обернулся юноша с длинными, выгоревшими на солнце, когда-то каштановыми волосами. Второй, крепко сбитый платиновый блондин с холодными глазами, стоял у окна. Хотов вошел следом за гвардейцем, быстро окинул взглядом комнату и, вытаскивая бляху, шагнул к шкафу.
- Следственное Управление. Старший следователь второго ранга Михаил Хотов. Вы Александр Вист?
«Линялый» не успел ничего сказать. За него ответил второй, чье имя вызвало у Андрея Фролова столь сильные чувства.
- Нет. Александр Вист не появлялся в этой комнате более двух суток. Не соизволите ли объяснить, милейший, что здесь происходит?

@темы: Проза, "Питер"

---

"Земля подобна шахматной доске..."

[Клориан]

«Земля подобна шахматной доске…»
Мы все на ней – фигуры без названья,
И от судьбы висим на волоске,
Не взвешивая каждое деянье.
Но даже взвесив, не всегда поймёшь,
Насколько правильно ты это взвесил,
Ведь худшая на свете ложь
Есть ложь, что обращённая к себе же.

«Земля подобна шахматной доске…»
На ней ошибок непомерны цены,
Пусть мы - увязшие в песке,
Но жизнь каждого из нас бесценна.
Нехитрые мы пешки, может быть,
И кто-то нами двигает налево?
Что ж, этот кто-то должен бдить,
Что пешки – будущие королевы.

«Земля подобна шахматной доске…»
Пытливый ум, однако, не всегда поможет,
Но голос сердца где-то вдалеке,
Совсем никак солгать тебе не сможет.
Есть нечто, что всех правил выше,
Превыше чёрно-белых клеток и границ,
Чего мудрец мудрейших не опишет,
Чего нет в кипах выцветших страниц.

«Земля подобна шахматной доске…»
Слова здесь сразу обратятся ложью.
Мы путешествуем по клеткам налегке,
И никогда мечи у нас не будут в ножнах.
Не стоит придаваться же тоске!
Ведь здесь фигура каждая бесценна.
«Земля подобна шахматной доске…» -
Как говорил когда-то Авиценна.

@темы: Стихи

---

"Питер"

[Кор]

Приветствую, дамы и господа. Жду реакций и тапков.)

Пролог.

Монолог, случайно услышанный и записанный от безделья в Летнем Саду. Санкт-Петребург 2002 год.

«…теорий много существует. Вот тебе одна из них, моя любимая, пожалуй. Так называемая «теория зонтика». Для начала представляем себе нашу вселенную. Как хочешь, так и представь: кубик, шарик – по барабану. Далее вводим понятие «Большая Вселенная». Ну… да, это много где было, согласен. Тем не менее. Большая Вселенная, то бишь место, где наша вселенная, или наш мир крутится. И не только наш. Набиты они там как сельди в бочку. Из Большой Вселенной во все миры исходит равномерный поток энергии. Той самой, что позволяет пользоваться магией в обыденности. Извини, конечно, что так коряво излагаю, но после двух бутылок… Так вот, наш мир от этого потока закрыт природным блоком. Как зонтиком, ага. Старый зонтик видел когда-нибудь? Верно: мелкие дырочки и вмятины. Так, что, когда зонтик прорвется, вода (в нашем случае энергия) прольется несколько усиленным потоком. И вот тут-то и начинается все веселье. Неважно кем, но давно доказано, что практически каждый человек может сию энергию принимать перерабатывать и использовать. Ибо тело человеческое, вкупе с его мозгом, есть многофункциональная антенна с широким диапазоном действия. Н-да…
Мощнее всего эти способности проявляются, как тебе известно, в период полового созревания: одиннадцать-пятнадцать лет. Плюс-минус отклонения от нормы. А теперь представляем себе драку в школе. Мальчишки, распаленные до предела. Эмоции, гормоны и все такое. И в этот относительно невинный момент происходит прорыв блока. Каждый из этих мальчишек по очень приблизительным и неточным подсчетам способен выжечь пространство на сто-двести метров вокруг себя. В радиусе. До минерального слоя почвы. И так практически по всей планете. В лучшем случае при неожиданном и полном прорыве блока погибнет где-то семьдесят процентов населения. В худшем восемьдесят пять-девяносто. Полная анархия, разрушение культуры, экономики, вфсего прочего, и надо начинать сначала. В том числе плодиться и размножаться. Ха. Сроки? Кто же тебе сроки назовет. Самые упертые последователи подобных теорий говорят, что лет десять осталось…»

«Иногда проще убить человека, нежели понять, чем он тебе не нравится»
Кто-то из темных.
«Прежде чем убить врага попробуйте обратить его на свою сторону. Если не получится, возможно, это доставит ему дополнительные мучения»
Кто-то из светлых.

Глава 1

«Самая лучшая ложь рождается на перекрестье правды и выдумки. Преступления из тех, что почти никогда не раскрываются, как правило, совершаются на пересечении дня и ночи, в сумерках, а отнюдь не под покровом мрака, как думается обывателям.
И даже если тебя двадцать лет учили брать след, а смотрящие бдительно следят за каждым воздействием, найдется умная и хитрая сволочь, которой все будет нипочем».
Примерно в таком ключе текли мысли старшего следователя второго ранга, Михаила Хотова, стоявшего в чисто выметенном дворике-колодце в северо-восточной части Столицы.
Хотов медленно набивал трубку, наблюдая за группой переругивающихся над телом экспертов. Тело лежало под деревом в дальнем углу двора. Михаил знал, о чем сейчас идет спор. Даже со своего места он чуял, что следа возле тела нет. И этот факт вызывал у следователя только один вопрос: «Где Отцы - наблюдающие? Если кто-то был настолько наглым, что зачистил место преступления под носом у смотрящих, значит здесь должны быть представители Церкви. А их нет. Следовательно…» Дальнейшее тонуло в сумраке сомнений. Исходя из своих умозаключений, Михаил вообще не понимал, на кой черт его поставили на это дело.
Тем временем, во дворике появилось новое действующее лицо. Хотов раскурил трубку и с интересом посмотрел на новоприбывшего. Косая сажень в плечах, бородка, судя по молодому лицу, отпущенная не без помощи цирюльника ‒ Мастера, и форменный кафтан нежно голубого сукна. Форменную же папаху молодец сжимал в кулаке, но Хотов не сомневался, что изображено на кокарде. Его Императорского Величества четвертый полк. «Водяные», как их называют за глаза. Причем исключительно за глаза, ибо желающих назвать любого бойца четвертого полка так в лицо не нашлось бы даже в притонах Клоаки. «А он тут что делает?».
Молодец чуть помялся, оглядывая двор, и, каким-то внутренним чутьем опознав в Хотове главного, направился к нему, надевая папаху.
‒ Михаил Алексеевич Хотов? ‒ полувопросительно произнес он. Голосок соответствовал размерам. Следователь кивнул, не выпуская трубки изо рта. ‒ Андрей Михайлович Фролов, ‒ отрекомендовался «водяной», салютуя. ‒ Гвардии десятник его Императорского Величества четвертого полка. Прибыл в ваше распоряжение для усиления следственной группы. Имею соответствующий приказ и депешу, ‒ из-за пазухи служивого появился лист бумаги и конверт с печатью Следственного Управления.
Хотов пожевал губами и выпустил колечко дыма.
‒ Постой-ка, Андрей Михалыч. Какой приказ? Какая депеша? Дело в чистом виде церковное. А даже если и нет, бывает в жизни всякое, то каким местом сюда относится гвардия?
‒ Не могу знать, господин следователь второго ранга, ‒ прогудел гвардеец.
‒ Старший следователь, ‒ Хотов дернул уголком рта. «Водяной» возвышался над щуплым следователем, как центральный собор над лачугой старьевщика.
‒ Виноват, господин старший…
‒ Ладно, вольно уже. Давай бумаги. Что они там, с ума посходили, что ли?
Следователь пробежал глазами приказ. Стандартное официальное предписание. «Десятник гвардейской стражи его Императорского… усиление следственной бригады… под руководство…» Смысла в бумажке не было ни на грош. Хотов помянул недобрым словом начальство и сломал печать на депеше. Та же чушь, только с другой стороны. И ни грана полезной информации. Следователь покосился на Андрея. «Стоит. Сопит, дубина стоеросовая. Хотя, какая же он дубина, раз в таком возрасте уже десятник. Да и Университет за плечами. Кстати, насчет возраста…»
‒ Тебе лет-то сколько, подкрепление?
Гвардеец снова попытался вытянуться.
‒ Двадцать семь, господин старший следователь второго ранга.
‒ Сказал же: «вольно». По стойке «смирно» здесь дела не делаются.
‒ Так точно.
‒ Ясно… ‒ Хотов затянулся и сплюнул. ‒ Ситуация у нас с тобой, Андрей Михалыч, гаже не придумаешь. Кроме этих писулек, тебе ничего не объясняли? На словах, к примеру.
‒ Никак нет, ‒ гвардеец вроде бы слегка расслабился. ‒ Сотник, когда приказ выдавал, сказал, что ежели чего ‒ шкуру спустят и звания лишат.
‒ Хм. Делать нечего, уясняй диспозицию. В семь часов тридцать минут утра сего числа, дворником Артамоном Васильевичем Радзинским было обнаружено тело убиенного, мужескаго полу, годов примерно двадцати ‒ двадцати двух от роду, ‒ следователь покосился на смиренно внимавшего Андрея, и продолжил нормальным языком: ‒ Личность потерпевшего устанавливается. На теле были обнаружены две раны: колотое проникающее ранение груди в области сердца, и идентичное первому, проникающее ранение в висок. О чем нам это говорит, м?
‒ О том, что орудие убийства было одно, и убивший обладал незаурядными физическими данными, ‒ отрапортовал гвардеец.
‒ Гляди-ка, соображаешь.
‒ Нам в Университете курс следственного дела тоже читали. Факультативно. Я ходил, ‒ улыбнулся Андрей.
‒ Похвально, черт возьми. Продолжим. Первичный допрос дворника проводил… какой-то мудак. Еще и не выспавшийся, судя по всему. Так или иначе, дворник показал, что кровь из ран еще сочилась. Следовательно, убит потерпевший был незадолго до обнаружения. ‒ Хотов поморщился от корявости казенного языка.
‒ Господин старший…
‒ Можно просто Михал Алексеич.
‒ Михаил Алексеевич, разрешите вопрос…
‒ Почему мудак?
‒ Так точно.
‒ Потому, что необходимые вопросы при первичной беседе не были заданы. А дворник, скотина, уже напился. От потрясения, видать. Но с дворником позже. Дальше начинается самое интересное. Следа в непосредственной близости от тела не наблюдается. Более того, в радиусе трех метров от тела нет вообще никаких следов. Территория зачищена самым качественным образом, это я тебе как следователь с пятнадцатилетним стажем говорю. И отсюда возникает моё удивление: ты представляешь себе, Андрей Михалыч, какого уровня должно быть воздействие для зачистки такой территории?
‒ Представляю, господин старший следователь,‒ серьезно кивнул гвардеец.
‒ Так вот, исходя из того, что тело обнаружил дворник, а не бригада Отцов-карателей, я делаю вывод, что смотрящие ничего не почувствовали. А причин, по которым я сейчас стою тут с тобой вместо того, чтобы передать дело Церкви, я вообще не вижу. Соображаешь?
‒ Н‒да… ‒ протянул Андрей.
- Есть и еще один забавнейший аспект, - продолжил Хотов, затягиваясь. – Удары в сердце и висок. Понимаешь, о чем я?
- Честно говоря, Михаил Алексеевич, не совсем…
- Еще раз: сердце. И мозг. Был у вас факультатив по запрещенным искусствам?
Гвардеец несколько побледнел:
‒ И что же теперь делать, Михал Алексеич? ‒ спросил он, помедлив.
‒ Работать, друг мой. Сделаем то, что сможем, а дальше поедем в Управление разбираться, что за чертовщина тут творится. Готов к труду на благо отечества?
‒ Так точно! ‒ гвардеец помялся, ‒ Михаил Алексеевич, разрешите еще вопрос.
‒ Спрашивай без разрешения.
‒ А сколько вам лет?
- Ну, ты наглее-ец, - восхищенно протянул Хотов. Гвардеец потупился. В его исполнении это выглядело несколько забавно, – Лет мне, о, мой любознательный друг, пятьдесят восемь. И никаких вопросов о внешности. Ну, что ж, пойдем, пообщаемся с Артамоном свет Васильевичем. Авось, что-нибудь выясним.

Для того, чтобы пройти в дворницкую, Андрею пришлось изрядно нагнуться. В помещении стоял удушливый запах алкогольного перегара. Дворник сидел за грубо сколоченным столом на трехногом табурете и тихонько икал. Следователь выколотил трубку о косяк, вошел следом, потянул носом и скривился.
- Самопал. Пьют всякую дрянь, а потом болеют, – он подошел к дворнику и легонько сунул того в плечо кулаком: – Артамон Василич, разговаривать будем?
Дворник что-то промычал, не размыкая век.
– Зараза пьяная.
- Разрешите, Михаил Алексеевич, - гвардеец протянул руку, сграбастал дворника за шиворот, приподнял в воздух и дважды встряхнул. Тот встрепенулся, но в открывшихся глазах Хотов разглядел только самогонную муть.
- Так мы ничего не добьемся, Андрей. По-хорошему, надо бы его в «холодную», часиков на двенадцать. Да где ж их взять, эти часики. След, даже если мы его и обнаружим, остынет.
- Да что он может рассказать, господин старший следователь? – Андрей поморщился. – Судя по его виду, пьет он часто и регулярно…
- Соображай, гвардия, вход во двор один. И расположен он как раз рядом с дворницкой, - следователь ткнул пальцем в окно. - Артошка мог что-нибудь слышать, или видеть. И если это так, мы будем хоть примерно знать, что прорабатывать по потерпевшему. Так что информация от этой пьяни нам нужна, и поскорее.
- Тогда так, – гвардеец насупился и положил широкую, как дворцовая площадь, ладонь на лоб дворнику. Несколько секунд ничего не происходило, затем дворник зашевелился, замычал, и схватился за виски.
- Э, Андрей, ты что творишь?
- Ничего страшного, Михаил Алексеевич, - процедил гвардеец. – У меня бойцы из увольнительных и не в таком виде приползали, - Он опустил руку и пару раз встряхнул ладонью. – Хотя нет, в таком виде все-таки не появлялись.
Дворник, морщась, оглядывал комнату.
- Энто какого же хрена тута творится? – начал он, но Хотов сунул ему под нос бляху следователя, и тот сник.
- Артамон Васильевич Радзинский?
- Ну, дык, да.
Следователь вытащил из-за пазухи несколько листов бумаги, расправил их на столе ладонью, пододвинул ногой второй табурет и сел. Андрей безмолвной глыбой навис у дворника за спиной.
- Проводится вторичный допрос свидетеля, - начал следователь. По бумаге побежали ровные строчки. – Возраст: тридцать четыре года, способности минимальные. Допрос проводит старший следователь второго ранга Хотов Михаил Алексеевич.
Шапка закончилась, и Хотов чуть подался вперед, заглядывая дворнику в глаза:
– Скажите, свидетель, где вы находились сегодняшней ночью, с полуночи до семи утра.
- Дык, здесь и находился, куды ж мне еще? С вечера, как Васька Рыжий пришедши, дык, мы туточки, значит, и… - дворник замялся.
- Прекрасно. В котором часу ушел Васька?
- Ну, третий час пробило, дык, он и пошел себе. Женка у него…
Артошка с плохо скрываемым опасением покосился на протокол допроса.
- О женке потом. Где живет Васька?
Пока дворник мялся, припоминая адрес приятеля, Андрей краем глаза заглянул в самопишущую бумагу. Та бесстрастно фиксировала все эканья и мыканья Артошки.
- Оч-чень хорошо. Начиная с полуночи, кто-нибудь во двор заходил?
- Зачем же ж? – изумился дворник, – У нас жильцы приличные. А пьянь всякую я гоняю, шоб не гадили.
- Значит, в течение ночи никто из посторонних во дворе не появлялся?
- А я о чем вам? Мужик тот только ко мне заглянул, и дальше по…
- Стоп. Какой мужик?
- Дык, я ж говорю, как Рыжий отвалил, заходил мужик, – дворник замолчал. Следователь с шипением выдохнул.
- Какой мужик, дядя? Когда заходил? Зачем?
- Ну… часу в четвертом, получается. Зашел, спросил про ентот, как его… перекросток.
- Про что?
- Перекросток. Ну, где дороги скрещиваются.
- Перекресток, - следователь и гвардеец переглянулись. – И что ты ему сказал?
- Ну, послал я его… по адресу. Перекростки-то, они на дорогах, а у нас тут двор.
- Ясно. Как он выглядел?
- Чернявый такой, высокий, - дворник мучительно скривился, вспоминая, - и одежа у него - во, - он невразумительно показал что-то руками от шеи вниз, - В пол.
- Че-его?
- Ну, длинное такое. Во.
- Ряса, что ли?
- Да не, Господи, упаси, что ж я, Отца не отличу? Длинное такое, - он встал, и еще раз попытался показать руками.
- Пальто? – предположил Андрей.
- Во-во! Пальта. В пол. Черное.
- Еще что-нибудь запомнил? Глаза, родинки на лице? Акцент?
- Да я тут того был, слегка… - дворник отвел глаза, – …выпимши.
- Поняли уже. Точно больше ничего?
- Сказанул он как-то странно. Выругался, видать, да не по-нашенски.
- Не тяни кота за лапу, - взорвался следователь. – Что сказал?
- Шайше? Шайсе?
- Sheisse? – Хотов подобрался.
- Точно. Шайзе. Больше, вот вам крест, господин следователь…
- Старший следователь. Ясно. Прочти и подпиши, - Хотов вытащил перо-самописку, протянул дворнику и обернулся к Андрею. – Немец, или плотно связан с ними. Наш бы просто по матушке прошелся. Уже след, даже если просто возможный свидетель. И потом, перекресток. Какого лешего?
- Перекрестья силовых линий во дворе нет, - помолчав, ответил гвардеец. – Я чувствую.
Дворник кое-как накорябал крестик на протоколе, и Хотов поднялся.
- В управление, а там посмотрим. В конце концов, надо передавать дело Церкви. Ума не приложу, почему их еще тут нет.
Он сделал шаг к выходу и остановился. Дверь в дворницкую отворилась, и в дверной проем, пригнувшись, шагнула фигура в черной рясе. Глубоко надвинутый капюшон скрывал лицо, оставляя в поле зрения лишь острый подбородок и тонкие бледные губы. На груди напротив сердца поблескивала нашивка: серебряный крест, заостренный книзу.
- Отец-каратель, - склонил голову следователь. Гвардеец повторил поклон. Капюшон в ответ качнулся.
- Господин следователь. Господин десятник. Я отец Александр Догмо. Волею Матери нашей, Единой Церкви, я уполномочен заявить, что сие дело передается целиком и полностью под ваш контроль. Группа старшего следователя второго ранга, Михаила Алексеевича Хотова, приобретает статус специальной, что дает вам право вербовать для нужд следствия любого гражданина Империи, - в распахнутую дверь ворвалась черная остроклювая птица, и, окутавшись дымом, легла в руку отца Догмо уже небольшим черным конвертом. – Вот предписание. Отчет от вас я жду почтой дважды в сутки, - он передал конверт в руки оторопевшего следователя, коротко кивнул и вышел.
Хотов механически вскрыл конверт, пробежал глазами написанное и устало опустился обратно на табурет.
- Приехали.
Гвардеец молча ждал продолжения. Дворник мелко крестился, забившись в угол.
- Эта бумажка, друг мой, - отвечая на невысказанный вопрос, сказал Хотов, - означает, что мы с тобой круто попали. У тебя есть могущественные враги? – Андрей только головой покачал. – Здесь сказано, что у нас неделя на то, чтобы распутать это дело, в дальнейшем оно будет передано ордену Длани Карающей. Я могу предположить два варианта. Первый: мы вляпались в какую-то многоходовую операцию шишек. Второй: от нас хотят избавиться. И если со мной все понятно, то чем и кому мог помешать ты, причем помешать настолько… Даже не представляю.
- Что будем делать? – тихо спросил Андрей, впервые позабыв обратиться по всей форме.
- То же, что и раньше: работать. Полномочия у нас теперь широкие, можем хоть герцогов привлекать к следствию. Так что, поехали-ка, друг мой, в управление. Свяжемся с немецким посольством, дождемся опознания трупа, прикинем по карте ближайшие к дворику простые и силовые перекрестки. Будем надеяться, что-нибудь всплывет.
- А как же опрос жильцов?
- Проведен. Правда проведен тем же невыспавшимся, хм, человеком. Но проведен уже грамотно. Спали все, Андрей. Ничего не видели, ничего не слышали.
- Ясно, Михал Алексеич. Тогда поехали?
- Поехали.