Не грусти! Ведь сегодня умер какой-нибудь плохой человек.
Глава 2
читать дальшеСтолица просыпалась. На улицах сновали разносчики и курьеры. По мостовой грохотали телеги и экипажи. Лучи весеннего солнца коснулись куполов громады Собора Единой Церкви и позолотили ангела, венчавшего самый высокий шпиль. Ветер с Реки пролетел по Дворцовой площади, игриво пощекотал крылья другому, уже каменному ангелу, тоскливо склонившему голову на недосягаемой для простых смертных высоте. Сорвал вычурную шляпку с какой-то модницы, вышедшей на утренний променад непозволительно рано, и утих у подножия одного из пятиметровых Пилонов черного металла, окружавших площадь, не смея поколебать зеленоватую дымку, окутывающую смотрящего.
Ровно в десять, повинуясь неслышной команде, распахнулись восемь ворот Города, готовые с радостью впустить жаждущих славы, красот и богатства Столицы великой Империи, и с брезгливостью исторгнуть из себя тех, кто отрекся от них.
Молодой человек, стремившийся в Столицу, подошел с торговым караваном к северо-восточным воротам. Выгоревшие волосы и грубые руки выдавали в нем человека, много работавшего на земле, а клинок на бедре, гордая осанка и прическа «хвост» – принадлежность к благородному сословию. Объединив эти, казалось бы, несовместимые черты, десятник стражи безошибочно определил в юноше представителя многочисленных вольных баронств, окружавших столицу со всех сторон.
Пятьдесят лет Смуты, что грянула после Катаклизма, многое изменили в государственном и бытовом устройстве мира. Единовластие было неизбежно, ибо кому-то надлежало держать в кулаке сошедшую с ума страну. Этим кем-то стал человек с непримечательной фамилией Федоров. Обладавший непревзойденными лидерскими качествами и железной волей, он смог собрать вокруг себя единомышленников, провозгласил себя самодержцем, провел жесточайшую «чистку», попросту взойдя на престол по ступеням из костей, обильно политым кровью. Но и он не справлялся с разгулом мародерства и преступности, получившим в руки новый мощнейший инструмент: воздействие. То, что раньше считали сказкой. Магией.
И тогда стальными пальцами взяла Смуту за глотку Церковь. Ставшая единой структура, наделенная огромными и не совсем понятными возможностями, куда большими, чем были отпущены рехнувшимся мирозданием всем остальным. Именно Церковь закрыла пространственные каналы, из которых валом валила в мир нечисть всех мастей. Она же поставила вне закона измененных, установила энергетическую сеть, позволявшую отслеживать воздействия. И… отошла на второй план, предоставив светской власти стабилизироваться самостоятельно.
Олег Федоров удержал престол, создав первую, пока не прервавшуюся династию. Ближайшие соратники первого Императора получили титулы в соответствии с активностью и полезностью их участия в установлении нового порядка. Великое герцогство, герцоги, маркизы, графы… А титулы баронов Олег I дальновидно раздал тем, кого в народе тогда уже стали называть магами земли. Отдал им самые плодородные земли в окрестностях оставшихся больших городов. И освободил их от податей на первые сто лет с условием, что продовольствие будет поставляться исправно и по разумным ценам. За прошедшие с того момента триста лет баронства, пусть и обложенные податью, приобрели приставку «вольные». Потому что заставить кого-либо из баронов платить дань, было практически невозможно. Разве что, высылать против его небольшой, но хорошо обученной гвардии регулярную армию. А, учитывая, что регулярная армия набиралась из жителей тех же баронств… Тем не менее, бароны особо не наглели, и свежие овощи, фрукты, молоко, мясо и многое другое всегда были на городских рынках.
Видно было, что в Столице баронет если и бывал, то нечасто. На вопрос о целях приезда, вместо безликого ответа «по личной надобности», зачем-то предъявил письмо из Университета. Попытался завести со стражниками беседу, и с явным сожалением, подивившись дороговизне, расстался с полусеребряным – стандартным сбором за вход с пешего. Путь юноши от входа в город до Университета был долог и извилист. Немудрено заплутать в Столице, только-только выбравшись из провинции. Тем не менее, не прошло и двух часов, как он оказался перед коваными вратами обители знаний.
История Университета насчитывал более трех столетий. По легендам, своим началом Университет мог считать тот момент, когда кто-то из «первых», людей, обладавших колоссальной силой, начал обучать гвардию первого императора лет за десять до конца Смуты. Учитывая, что о «первых» было известно мало, а рассказы об их деятельности больше походили на сказки, даже по нынешнем временам, годом основания Университета был установлен второй год правления Олега I. Именно тогда, Император личным указом закрепил за Университетом старое здание на набережной Реки. Следующим указом была обеспечена полная и абсолютная неприкасаемость Ректората и преподавательского состава, а также полная свобода Университета в политическом и экономическом смысле. Это был первый раз, когда светская и церковная власть разошлись во мнениях. Церковь стремилась к абсолютному контролю над процессом обучения профессиональных магов. По слухам, когда была высказана официальная нота протеста со стороны Первосвященника, Император устроил ему личную встречу с первым Ректором. Что происходило за закрытыми дверями, понятное дело, осталось неизвестным, но ситуация, так или иначе, окончилась ничем. Университет сохранил суверенное положение и не подчинялся никому кроме ректората.
Структурно обитель знания разделялась на девять факультетов. Четыре стихийных, Следственное дело, Целительство, Факультет Амулетов и Заговоров, Алхимический и Факультет Теоретического Совмещения. Принимали в Университет с пятнадцати, хотя, как правило, шли туда лет в семнадцать-восемнадцать, уже определившись со своими возможностями и желаниями. Стихийные факультеты ковали кадры для императорской гвардии. Туда, в основном, шли дети аристократов, желающие пробиться в высший офицерский состав. Следственное дело, Амулетчики и Алхимики комплектовались, по большей части, из простолюдинов, сумевших пройти Комиссию. Факультет Целителей подразделялся на открытую кафедру обучения и закрытую - Истинных Целителей. Истинники отбирались еще в раннем детстве и, после пятнадцати лет обучения, скрепляли кровью подписку о неразглашении. Факультет же Теоретического Совмещения считался, с одной стороны, самым бесполезным, а с другой стороны, самым перспективным, в будущем, направлением. Ибо на этом факультете пытались совместить возможности дня сегодняшнего и технику дня вчерашнего. Катаклизм лишил человечество множества слишком важных вещей, и оно не собиралось отказываться от них так просто.
Письмо, подписанное председателем приемной комиссии А.В. Лето, лежавшее в сумке молодого человека, носившего звучную фамилию Бада, предполагало его зачисление как раз на факультет Теоретического Совмещения. Получение юношей сего документа на двадцатом году жизни стало неожиданностью для всех обитателей баронского замка, кроме, пожалуй, самого баронета. Несмотря на то, что в его характеристике, составленной по достижении им семнадцати лет, в графе «возможности» стояло страшное для любого аристократа слово «минимальные», баронет Василий Бада знал, что, рано или поздно, Университет потребует его к себе. А если бы этого не произошло, скорее всего, он сам бы явился к этим стенам. Причин для подобной уверенности было две.
Первая явила себя на десятом году жизни Василия. Бракованный кристалл Пламени, стащенный юным баронетом на кухне, разорвался прямо у него в руках после второго подожженного муравья. В лучшем случае, после подобного происшествия Бада младший должен был остаться без рук. Но мироздание решило иначе, и магическое пламя утихло, соприкоснувшись с кожей перепуганного мальчишки. Другой бы списал подобное на простую удачу, но пытливый ум баронета не давал своему обладателю покоя. Ряд невинных и не очень экспериментов показал, что сильно испуганный или чрезмерно воодушевленный Василий являлся гибелью для практически любых воздействий, по крайней мере, тех, что были ему доступны.
Вторая же причина лежала в сумке юноши между подчерствевшей горбушкой и достопамятным письмом. Эту причину баронет выкопал на поле всего полгода назад, и, судя по всему, именно она повлекла за собой появление в замке Бада Университетского вестника. Это был маленький фонарик «прежних». Который зажигался только в руках баронета.
Перед воротами позевывал пожилой стражник, одетый в цвета Университета: светло-серую форму с белым кантом. Василий с неожиданно проснувшимся страхом, подошел к гостеприимно распахнутому входу в обитель знаний.
- Посещение? Поступление? – приободрившись, спросил привратник.
- У меня письмо…- начал Бада, и тот понимающе кивнул.
- Через центральный вход, по главной лестнице на второй этаж. Там по коридору направо, третья слева дверь, белая с золотом. И табличка: «Приемная комиссия». Не ошибешься. Заплутаешь – спроси у любого, покажут, - и, улыбнувшись, добавил: - Удачи.
Бада хмыкнул про себя, подивившись тому, что ему поверили на слово, и, поклонившись вновь поскучневшему привратнику, отправился по указанному маршруту.
«А вот если бы я, скажем, ректору глотку резать шел?», - думал баронет, поднимаясь по роскошной мраморной лестнице. - «Сказать - поступать приехал, и все, проходи куда хочешь, делай, что хочешь? У нас и то охрана сильнее будет». Привратник-Мастер на воротах сонно хихикнул. Мысли абитуриентов разнообразием не отличались. Вот уже три сотни лет одно и то же…
Нужная дверь нашлась именно там, где было сказано. Бада вытащил из сумки письмо, привычно погладив пальцами гладкий бок фонарика, и деликатно постучал.
- Войдите, – раздался приглушенный дверью, а потому не имевший половой принадлежности, голос.
Василий вошел и робко остановился на пороге. Вдоль стен небольшого кабинета стояли шкафы, набитые множеством папок. Напротив входа, под окном, за заваленным стопками бумаг столом сидела сухопарая дама средних лет и сурово взирала на вошедшего баронета поверх узких очков в серебристой оправе. Все в ней, от строгого серого платья без вышивки, до уложенных в пучок темных с проседью волос, кричало о том, что хозяйка сего кабинета первостатейная стерва, не терпящая излишеств. Скромно, по меркам столицы, одетый, Бада на ее фоне выглядел разряженным павлином.
- Вы что-то хотели, молодой человек? – спросила дама тоном человека, оторванного от важного дела. Юноша сделал три шага вперед, и положил перед дамой письмо, мучительно соображая, стоит ему отсалютовать или нет.
- Василий Бада. Прибыл согласно предписанию, - отрапортовал он. Брови дамы чуть приподнялись.
- Присаживайтесь, молодой человек, - она указала ему на стул. – Меня зовут Алиса Викторовна Лето. Хочу сразу предупредить вас, что ваша уникальность обеспечила вам возможность поступления в Университет, минуя комиссию, но не даст вам права отлынивать от занятий.
- Так вы знаете? – только и смог выдавить опешивший баронет.
- Естественно. Иначе вы бы просто не получили вестника. Хотела бы я знать, как мы вас проморгали.
- А как…
- Вы все узнаете в свое время. Если, конечно, приложите определенные усилия. Держите, - Алиса Викторовна открыла ящик стола, и начала выкладывать перед Бада брошюрки и листки, – Устав Университета. Извольте выучить и неукоснительно следовать оному. Карта зданий и прилагающейся территории, она вам очень пригодится на первых порах. Вы зачислены на факультет Теории Совмещения, посему, видеться мы будем достаточно часто: я являюсь не только председателем Приемной комиссии, но и вашим деканом. Вот списки необходимых дисциплин, преподавательского состава и дисциплин, преподаваемых факультативно.
Стопка бумаги перед Василием росла, и он потихоньку затосковал.
– Это ваша личная анкета, в двух экземплярах. Я жду ее от вас заполненной, не позднее завтрашнего полудня. Предписание коменданту общежития о вашем заселении. Бланк для получения студенческой формы. Заполните самостоятельно и подадите коменданту в течение двух дней. Талоны на питание, в случае, если вы не попадете в список стипендиатов по результатам первой сессии и не сможете пользоваться платной столовой. И расписание занятий на оставшийся семестр. Поскольку вестник вам был отправлен слишком поздно, по причинам, которые еще выясняются, включиться в учебный процесс вам будет тяжело. С другой стороны, ошибка администрации Университета дает вам право на получение денежной компенсации. Заполните эти три формы и подайте в секретариат не позднее последнего дня месяца. Вам все ясно?
- А когда для меня начинаются занятия? – Бада подтянул к себе пухлую стопку, и вытащил расписание.
- С завтрашнего дня, - безапелляционно заявила Лето. - Надеюсь, сегодня вам хватит времени на то, чтобы разместиться?
Баронет не решился возразить.
– Превосходно. Идите, Василий Александрович. Студенческое удостоверение и зачетную книжку вы получите не позднее, чем через три дня после подачи анкеты. Искренне поздравляю вас с поступлением в Университет и желаю вам успехов в постижении наук, - казенным тоном завершила Алиса Викторовна.
Баронет вывалился из кабинета, прижимая к себе полученные бумаги, и перевел дух.
- Будем надеяться, дальше все будет лучше, – пробормотал он себе под нос.
- Только хуже, дружище. Только хуже, – бодро заявил кто-то. Бада вздрогнул и завертел головой. В нескольких шагах от него подпирал стенку широкоплечий невысокий блондин в щегольской приталенной серо-белой студенческой форме.
- Дальше будет полная задница, - оптимистично продолжал он, - И вот, когда ты ощутишь на своей шкуре истинный кошмар, проклянешь все и трижды пожалеешь о моменте своего поступления, наступит сессия.
- Э-э-э… - протянул баронет. Заплетенные в косу платиновые волосы студента ясно говорили о высоком происхождении, и Бада просто не знал, как обратиться к собеседнику. О несдержанности столичных аристократов и безумном количестве дуэлей по пустяковым поводам в провинции ходили легенды. С другой стороны, оружия при студенте не было…
- По Уставу, на территории Университета запрещено ношение личного оружия, - по-своему понял неожиданный собеседник Василия его взгляд. Отлепился, наконец, от стены, подошел поближе и протянул руку: – Андрэ. Можешь называть по имени. Или Норвик – по прозвищу, - он открыто улыбнулся.
«Видимо, тоже баронет», - подумал Бада, пожимая руку и представляясь, - «Только у нас в провинции, пожалуй, жмут руку при знакомстве. Да еще и прозвище…». Норвик, тем временем, уже подхватил его под локоть и повлек по коридору.
- Договоримся с комендантом, - вещал он на ходу, - пусть селит тебя к нам с Сашкой. У нас как раз третья койка свободная. Сашка - парень компанейский, третий курс, как и я. Тебе полегче будет. Поможем, подтянем… Не бросим, короче. Тебя на какой факультет? И почему посреди семестра? Издалека добирался? Хотя, постой, баронство Бада - это же рядом, день пути от Столицы, - вопросы сыпались из Норвика, как крупа из драного мешка.
- Теория Совмещения, только сейчас вызвали письмом, сам не пойму в чем дело, - последовательно ответил баронет.
- ТеорСов? Удачно! Вместе учиться будем, - обрадовался Андрэ. – Значит, твой дар не сразу распознали. Странно… Ладно, хвастаться будем позже. Двинулись заселяться. И он потащил слегка обалдевшего от обилия событий Василия дальше по коридору.
Спустя неполных два часа Бада сидел на своей койке, прижимая к груди сверток с двумя комплектами формы, которую неугомонный Норвик вытребовал с коменданта, на глаз определив необходимые баронету размеры. Андрэ вообще развил вокруг новоиспеченного студента бурную деятельность. Показал все значимые места на дороге от учебного корпуса к общежитию. Сделал отметки на карте, простым и понятным языком обозвав аудитории. Безвозмездно отдал баронету завалявшуюся в шкафу пол-литровую глиняную кружку. И вообще, вел себя, как гостеприимный хозяин, встречающий долгожданного гостя. Бада только глазами хлопал и благодарил, встречая неизменную радушную улыбку.
Дело кончилось тем, что переполненный впечатлениями Бада уснул, не раздеваясь и не дожидавшись третьего обитателя небольшой, но уютной комнаты, куда его поселили. Норвик только хмыкнул, глядя на сопящего соседа.
- Куда это Сашка запропастился? Вторые сутки нет в корпусе… Пьянствует, что ли? – негромко размышлял он вслух, разместившись в кресле у окна и набивая небольшую трубочку. – Так, вроде, повода не было. Девчонку нашел, наверное, – решил он. Закурил, еще раз взглянул на баронета, поднялся и широким шагом вышел из комнаты.
Утро началось для Василия с тычка в плечо и бодрого голоса Норвика.
- Проснись и танцуй, бродяга. У тебя полчаса на приведение себя в порядок и завтрак. Советую ограничиться тем, что я приволок из столовой. Поскольку Сашка так и не явился, тебе полуторная порция.
Баронет недоуменно посмотрел на свежего, как майская роза, Андрэ, затем перевел взгляд на блюдо с холодным мясом и сыром на столе.
- Не хлопай глазами, а ешь и переодевайся, – Норвик открыто ухмылялся, – Заканчивай позорить славное звание студента Университета этим мятым барахлом.
- Спасибо, Андрэ, – Бада сел, с хрустом потянулся и перебрался за стол. В распахнутое настежь окно врывались солнечный свет и запахи весны. Уминая мясо, баронет задумался над тем, каким будет его первый учебный день. «Интересно, большая будет группа? Наверняка, смотреть на меня будут, как на идиота. Провинциал, невесть почему принятый в середине семестра… Только глазами хлопать и остается. С другой стороны, Норвик обещал помочь. Славный он все-таки парень. Хм. Надо бы форму примерить, а то, славный-то славный, а ну как с размером ошибся? И что тогда делать?» - он поднялся и направился к шкафу.
В этот момент дверь без стука распахнулась, и в комнату, наклонив голову, шагнул здоровенный парень, в форме цвета безоблачного неба. Следом за ним вошел невысокий, какой-то серый мужичок лет сорока на вид.
- Следственное Управление, - негромко произнес серый, извлекая из-за обшлага кожаной куртки ярко начищенную металлическую бляху. Солнечный луч отразился от вычеканенной волчьей головы, – Старший следователь второго ранга Михаил Хотов. Вы Александр Вист? – обратился он к баронету. Бада не успел ничего сказать.
- Нет, - ответил за него Андре, и в глубине его серых глаз зажегся странный огонек, – Александр Вист не появлялся в этой комнате более двух суток. Не соизволите ли объяснить, милейший, что здесь происходит?
***
В кабинете Старшего следователя второго ранга можно было развесить весь немалый арсенал имперской гвардии. Не обращая внимания на густые клубы табачного дыма, Хотов и Фролов напряженно читали недавно полученную депешу из немецкого посольства. Почти трехчасовое изучение перекрестков северо-восточной стороны на карте Столицы, вкупе с томиком истории города, ничего не дало. Перекрестки, как обычные, так и энергетические, не таили в себе никакой полезной информации. Хотов нервно покусывал нижнюю губу. Гвардеец мрачно разминал пальцы. Депеша гласила, что ни одного человека, подходящего под описанные приметы, в немецкой слободке не проживает, и за последние два года в Столицу не въезжало. И не выезжало, соответственно.
- Ч-черт знает, что, - выругался Хотов. – Дохлый номер. Ты был прав, друг мой, только зря потеряли время и силы на дворника.
- А если он приехал раньше и живет в городе, а не в слободке? – задал резонный вопрос Андрей.
- Тогда надо посылать особый запрос, - парировал следователь. – Я его, разумеется, отправлю, но, скорее всего, они ни шиша не найдут.
В дверь сунулся курьер, и, закашлявшись, доложил, что тело опознано. Алексей Викторович Мерзликин, двадцать лет. Не участвовал, не привлекался, в порочащих связях замечен не был. Адрес – Уваровский проспект, дом пять, квартира девятнадцать. Проживал с матерью, Евгенией Михайловной Мерзликиной, в девичестве… Хотов оборвал словоизлияние курьера коротким жестом, забрал у него личное дело убитого и захлопнул дверь.
- Не замечен, не замечен… - бормотал он, листая папку. – У всех есть что-то за душой. Железное правило следствия.
Он передал дело гвардейцу, кивнул, мол, ознакомься, присел на краешек стула и глубоко задумался. Андрей пробежал взглядом по ровным строчкам характеристики:
«Возможности средние… Базисная стихия – Земля… Попытка поступления в Университет…»
- Михаил Алексеевич, он три года назад поступал в Университет.
- Да, я видел, - рассеяно отозвался следователь. – К «вещевикам» рвался, на большую Комиссию напросился. Пять голосов против четырех. Алиса завернула, скорее всего, - добавил он со странной интонацией в голосе. Гвардеец расхохотался и закашлялся.
- Вижу, грозная Лето и в юности не давала никому спуска? – отдышавшись, спросил он.
- Почему - в юности? - продолжая думать о своем, ответил Хотов. – Дама в возрасте, удивительно, как она еще держится, - он хлопнул ладонью по столу и поднялся. – А что это мы тут сидим? – вопросил он в пространство. – Поехали на адрес. Проведем обыск, опросим матушку невинно убиенного Алексея Викторовича. Будем надеяться, хоть оттуда ниточка потянется…
Больше всего на свете Андрей Фролов не выносил медовую настойку, многоножек и плачущих женщин. И, если с первыми пунктами, еще можно было как-то бороться, то перед последним у него опускались руки. Плачущих от неразделенных чувств девушек он худо-бедно умел успокоить. Но мать, рыдающая от страшного горя, была выше его сил. Поэтому он был искренне благодарен Хотову, взявшему на себя беседу с Евгенией Михайловной и выразительным жестом отправившему гвардейца в комнату покойного.
Андрей быстро осмотрел помещение и проверил стандартные места, в которых мог что-либо скрывать двадцатилетний юноша. У молодого десятника был большой опыт в подобных поисках. Да он и сам совсем недавно был таким же мальчишкой. «А, по сравнению с Михал Алексеичем, так мальчишкой и остался», - подумал гвардеец с изрядной долей самокритики и перешел к более детальному обыску.
Через полчаса простукивания полов, под кулаком Андрея раздался гулкий звук. У гвардейца ушло несколько мгновений на то, чтобы понять принцип тайника. Бросив взгляд внутрь, Фролов длинно присвистнул и тихо, но грязно выругался. Затем сосредоточился, пытаясь ощутить в открывшихся вещах воздействие. Почесал в затылке и отправился на кухню, докладывать начальству.
- …такой тихий мальчик… - голос матери сорвался.
Евгения Михайловна уже не плакала, а только содрогалась время от времени всем телом. Слезы кончились, а горе еще продолжало терзать душу женщины. Простое платьице, некрасивое немолодое лицо, субтильная фигурка… «Господи, как же ей дальше?», - невольно подумалось Андрею.
- И Дашенька, девочка его, тоже тихая, ни гулянок, ничего… Это Сашка, мерзавец, наверняка из-за него. И в Университет этот он его подбил поступать, покрасоваться хотел, – в ее интонациях проступила искренняя, незамутненная злоба, – Лешенька после этой комиссии проклятой полгода, как в воду опущенный, ходил. А этому мерзавцу все нипочем. Заявился на следующий день, в форме… Вот его вам спросить надо, господин следователь. Сашка Вист, из-за него все… - она снова затряслась в беззвучных рыданиях. Хотов поднял голову от протокола и встретился взглядом с гвардейцем. Тот сделал большие глаза и мотнул головой в сторону комнаты. Следователь кивнул, провел ладонью по листкам и поднялся.
- Большое вам спасибо, Евгения Михайловна. Мы все проверим тщательнейшим образом, - голос его был мягким и тихим, – С вашего позволения, еще раз осмотрим комнату и покинем вас. Прошу, распишитесь здесь.
Он вложил в ее пальцы самописку, дождался подписи и вышел из кухни вслед за Андреем.
- Ну, веди, показывай, что там у нас?
- А у нас, Михаил Алексеевич, полный атас, - негромко сказал гвардеец, подводя следователя к тайнику. Следователь хмыкнул, присел на корточки и вытащил из довольно широкой выемки в полу маленькую, искусно вырезанную из светлого дерева фигурку. Затем похожую, но из дерева потемнее. Обе изображали мужчин в мантиях и с коронами на головах. Следом появились женские коронованные фигурки, четыре всадника, четыре привратника, офицеры и шестнадцать копьеносцев. Последней на свет божий была извлечена доска, разлинованная в черно-белую клеточку.
- Шахматы. И не простые, черт возьми, - пробормотал Хотов. Фигурки делал мастер. Одежда и оружие, уменьшенные во много раз, казались настоящими. Но следователя привлекло не мастерство исполнения. На месте лиц у всех фигурок было полированное дерево. Хотов еще раз опустил руку в тайник, побарабанил пальцами по дну, нащупал что-то, потянул и зашипел от злости. Второе дно тайника явило небольшой деревянный же бюстик. Вот у него-то лицо было. Вполне узнаваемое, пусть и не широко известное. И от бюстика исходил плохо ощутимый, быстро теряющийся след воздействия, сделанного уже умершим человеком
- Знаешь, что это такое? – сквозь зубы спросил Хотов у гвардейца.
- Знаю, Михал Алексеич, - сумрачно отозвался тот. – Нарушение указа «Об изобразительных искусствах». С отягчающими. Это, если я не ошибаюсь, первый заместитель начальника Следственного управления?
- Не ошибаешься, друг мой. И это означает, что «тихий мальчик» Лешенька…
Из прихожей раздался звук упавшего тела. Следователь с гвардейцем не сговариваясь ринулись туда.
- Твою мать! – рявкнул Хотов, активируя воздействие в служебной бляхе, вызывающее медицинскую помощь. – Хотя… боюсь, тут только труповозку вызывать, - сплюнул он, проведя рукой над телом лежащей на полу Евгении Михайловны, – Сердце. А выбираться она не захочет. Да чтоб оно все… - он не закончил.
Два часа спустя они молча сидели в кабинете Хотова, задумчиво взирая на доску с расставленными фигурками. Рядом с доской стояла запечатанная сургучом бутылка с прозрачной жидкостью.
- Седьмой час, - сказал, как выплюнул, следователь, – Завтра четверг. А напиться хочется, как в десять вечера пятницы. Поверь мне, Андрей, те идиоты, что говорят: «Время пройдет – привыкнешь», ни черта не понимают. Нельзя к такому привыкнуть, - он глубоко вздохнул и взялся за бутыль.
- Не стоит, Михаил Алексеевич, - остановил его Фролов, - Давайте попозже. Что будем с этим Вистом делать?
- Ты прав, гвардия… Мне еще отчет церковнику писать. Попозже и дома, – Хотов отставил емкость. – А что с ним делать? Запрос на посещение в Университет я сейчас отправлю, ибо, как ты знаешь, даже при наличии церковной бумажки, без разрешения его превосходительства Ректора, нам туда ход закрыт. Думаю, он войдет в положение. Если нет – будем соображать. Если да, то завтра раненько поутру отправимся в общагу. Вспомню годы золотые… - он невесело усмехнулся.
Дверь в комнату Фролов распахнул без стука. Хотя, увидев фамилию соседа Александра Виста в списке обитателей общежития, признаться, слегка струхнул. Но Хотов только сплюнул и сказал: «Понаглее с ними надо, и все. В конце концов, у нас особая следственная группа, или что? Когда еще придется безнаказанно нахамить таким людям?». Авторитетов для старшего следователя второго ранга, похоже, не существовало. Или он просто решил, что терять уже нечего.
На звук открывшейся двери от шкафа испуганно обернулся юноша с длинными, выгоревшими на солнце, когда-то каштановыми волосами. Второй, крепко сбитый платиновый блондин с холодными глазами, стоял у окна. Хотов вошел следом за гвардейцем, быстро окинул взглядом комнату и, вытаскивая бляху, шагнул к шкафу.
- Следственное Управление. Старший следователь второго ранга Михаил Хотов. Вы Александр Вист?
«Линялый» не успел ничего сказать. За него ответил второй, чье имя вызвало у Андрея Фролова столь сильные чувства.
- Нет. Александр Вист не появлялся в этой комнате более двух суток. Не соизволите ли объяснить, милейший, что здесь происходит?
читать дальшеСтолица просыпалась. На улицах сновали разносчики и курьеры. По мостовой грохотали телеги и экипажи. Лучи весеннего солнца коснулись куполов громады Собора Единой Церкви и позолотили ангела, венчавшего самый высокий шпиль. Ветер с Реки пролетел по Дворцовой площади, игриво пощекотал крылья другому, уже каменному ангелу, тоскливо склонившему голову на недосягаемой для простых смертных высоте. Сорвал вычурную шляпку с какой-то модницы, вышедшей на утренний променад непозволительно рано, и утих у подножия одного из пятиметровых Пилонов черного металла, окружавших площадь, не смея поколебать зеленоватую дымку, окутывающую смотрящего.
Ровно в десять, повинуясь неслышной команде, распахнулись восемь ворот Города, готовые с радостью впустить жаждущих славы, красот и богатства Столицы великой Империи, и с брезгливостью исторгнуть из себя тех, кто отрекся от них.
Молодой человек, стремившийся в Столицу, подошел с торговым караваном к северо-восточным воротам. Выгоревшие волосы и грубые руки выдавали в нем человека, много работавшего на земле, а клинок на бедре, гордая осанка и прическа «хвост» – принадлежность к благородному сословию. Объединив эти, казалось бы, несовместимые черты, десятник стражи безошибочно определил в юноше представителя многочисленных вольных баронств, окружавших столицу со всех сторон.
Пятьдесят лет Смуты, что грянула после Катаклизма, многое изменили в государственном и бытовом устройстве мира. Единовластие было неизбежно, ибо кому-то надлежало держать в кулаке сошедшую с ума страну. Этим кем-то стал человек с непримечательной фамилией Федоров. Обладавший непревзойденными лидерскими качествами и железной волей, он смог собрать вокруг себя единомышленников, провозгласил себя самодержцем, провел жесточайшую «чистку», попросту взойдя на престол по ступеням из костей, обильно политым кровью. Но и он не справлялся с разгулом мародерства и преступности, получившим в руки новый мощнейший инструмент: воздействие. То, что раньше считали сказкой. Магией.
И тогда стальными пальцами взяла Смуту за глотку Церковь. Ставшая единой структура, наделенная огромными и не совсем понятными возможностями, куда большими, чем были отпущены рехнувшимся мирозданием всем остальным. Именно Церковь закрыла пространственные каналы, из которых валом валила в мир нечисть всех мастей. Она же поставила вне закона измененных, установила энергетическую сеть, позволявшую отслеживать воздействия. И… отошла на второй план, предоставив светской власти стабилизироваться самостоятельно.
Олег Федоров удержал престол, создав первую, пока не прервавшуюся династию. Ближайшие соратники первого Императора получили титулы в соответствии с активностью и полезностью их участия в установлении нового порядка. Великое герцогство, герцоги, маркизы, графы… А титулы баронов Олег I дальновидно раздал тем, кого в народе тогда уже стали называть магами земли. Отдал им самые плодородные земли в окрестностях оставшихся больших городов. И освободил их от податей на первые сто лет с условием, что продовольствие будет поставляться исправно и по разумным ценам. За прошедшие с того момента триста лет баронства, пусть и обложенные податью, приобрели приставку «вольные». Потому что заставить кого-либо из баронов платить дань, было практически невозможно. Разве что, высылать против его небольшой, но хорошо обученной гвардии регулярную армию. А, учитывая, что регулярная армия набиралась из жителей тех же баронств… Тем не менее, бароны особо не наглели, и свежие овощи, фрукты, молоко, мясо и многое другое всегда были на городских рынках.
Видно было, что в Столице баронет если и бывал, то нечасто. На вопрос о целях приезда, вместо безликого ответа «по личной надобности», зачем-то предъявил письмо из Университета. Попытался завести со стражниками беседу, и с явным сожалением, подивившись дороговизне, расстался с полусеребряным – стандартным сбором за вход с пешего. Путь юноши от входа в город до Университета был долог и извилист. Немудрено заплутать в Столице, только-только выбравшись из провинции. Тем не менее, не прошло и двух часов, как он оказался перед коваными вратами обители знаний.
История Университета насчитывал более трех столетий. По легендам, своим началом Университет мог считать тот момент, когда кто-то из «первых», людей, обладавших колоссальной силой, начал обучать гвардию первого императора лет за десять до конца Смуты. Учитывая, что о «первых» было известно мало, а рассказы об их деятельности больше походили на сказки, даже по нынешнем временам, годом основания Университета был установлен второй год правления Олега I. Именно тогда, Император личным указом закрепил за Университетом старое здание на набережной Реки. Следующим указом была обеспечена полная и абсолютная неприкасаемость Ректората и преподавательского состава, а также полная свобода Университета в политическом и экономическом смысле. Это был первый раз, когда светская и церковная власть разошлись во мнениях. Церковь стремилась к абсолютному контролю над процессом обучения профессиональных магов. По слухам, когда была высказана официальная нота протеста со стороны Первосвященника, Император устроил ему личную встречу с первым Ректором. Что происходило за закрытыми дверями, понятное дело, осталось неизвестным, но ситуация, так или иначе, окончилась ничем. Университет сохранил суверенное положение и не подчинялся никому кроме ректората.
Структурно обитель знания разделялась на девять факультетов. Четыре стихийных, Следственное дело, Целительство, Факультет Амулетов и Заговоров, Алхимический и Факультет Теоретического Совмещения. Принимали в Университет с пятнадцати, хотя, как правило, шли туда лет в семнадцать-восемнадцать, уже определившись со своими возможностями и желаниями. Стихийные факультеты ковали кадры для императорской гвардии. Туда, в основном, шли дети аристократов, желающие пробиться в высший офицерский состав. Следственное дело, Амулетчики и Алхимики комплектовались, по большей части, из простолюдинов, сумевших пройти Комиссию. Факультет Целителей подразделялся на открытую кафедру обучения и закрытую - Истинных Целителей. Истинники отбирались еще в раннем детстве и, после пятнадцати лет обучения, скрепляли кровью подписку о неразглашении. Факультет же Теоретического Совмещения считался, с одной стороны, самым бесполезным, а с другой стороны, самым перспективным, в будущем, направлением. Ибо на этом факультете пытались совместить возможности дня сегодняшнего и технику дня вчерашнего. Катаклизм лишил человечество множества слишком важных вещей, и оно не собиралось отказываться от них так просто.
Письмо, подписанное председателем приемной комиссии А.В. Лето, лежавшее в сумке молодого человека, носившего звучную фамилию Бада, предполагало его зачисление как раз на факультет Теоретического Совмещения. Получение юношей сего документа на двадцатом году жизни стало неожиданностью для всех обитателей баронского замка, кроме, пожалуй, самого баронета. Несмотря на то, что в его характеристике, составленной по достижении им семнадцати лет, в графе «возможности» стояло страшное для любого аристократа слово «минимальные», баронет Василий Бада знал, что, рано или поздно, Университет потребует его к себе. А если бы этого не произошло, скорее всего, он сам бы явился к этим стенам. Причин для подобной уверенности было две.
Первая явила себя на десятом году жизни Василия. Бракованный кристалл Пламени, стащенный юным баронетом на кухне, разорвался прямо у него в руках после второго подожженного муравья. В лучшем случае, после подобного происшествия Бада младший должен был остаться без рук. Но мироздание решило иначе, и магическое пламя утихло, соприкоснувшись с кожей перепуганного мальчишки. Другой бы списал подобное на простую удачу, но пытливый ум баронета не давал своему обладателю покоя. Ряд невинных и не очень экспериментов показал, что сильно испуганный или чрезмерно воодушевленный Василий являлся гибелью для практически любых воздействий, по крайней мере, тех, что были ему доступны.
Вторая же причина лежала в сумке юноши между подчерствевшей горбушкой и достопамятным письмом. Эту причину баронет выкопал на поле всего полгода назад, и, судя по всему, именно она повлекла за собой появление в замке Бада Университетского вестника. Это был маленький фонарик «прежних». Который зажигался только в руках баронета.
Перед воротами позевывал пожилой стражник, одетый в цвета Университета: светло-серую форму с белым кантом. Василий с неожиданно проснувшимся страхом, подошел к гостеприимно распахнутому входу в обитель знаний.
- Посещение? Поступление? – приободрившись, спросил привратник.
- У меня письмо…- начал Бада, и тот понимающе кивнул.
- Через центральный вход, по главной лестнице на второй этаж. Там по коридору направо, третья слева дверь, белая с золотом. И табличка: «Приемная комиссия». Не ошибешься. Заплутаешь – спроси у любого, покажут, - и, улыбнувшись, добавил: - Удачи.
Бада хмыкнул про себя, подивившись тому, что ему поверили на слово, и, поклонившись вновь поскучневшему привратнику, отправился по указанному маршруту.
«А вот если бы я, скажем, ректору глотку резать шел?», - думал баронет, поднимаясь по роскошной мраморной лестнице. - «Сказать - поступать приехал, и все, проходи куда хочешь, делай, что хочешь? У нас и то охрана сильнее будет». Привратник-Мастер на воротах сонно хихикнул. Мысли абитуриентов разнообразием не отличались. Вот уже три сотни лет одно и то же…
Нужная дверь нашлась именно там, где было сказано. Бада вытащил из сумки письмо, привычно погладив пальцами гладкий бок фонарика, и деликатно постучал.
- Войдите, – раздался приглушенный дверью, а потому не имевший половой принадлежности, голос.
Василий вошел и робко остановился на пороге. Вдоль стен небольшого кабинета стояли шкафы, набитые множеством папок. Напротив входа, под окном, за заваленным стопками бумаг столом сидела сухопарая дама средних лет и сурово взирала на вошедшего баронета поверх узких очков в серебристой оправе. Все в ней, от строгого серого платья без вышивки, до уложенных в пучок темных с проседью волос, кричало о том, что хозяйка сего кабинета первостатейная стерва, не терпящая излишеств. Скромно, по меркам столицы, одетый, Бада на ее фоне выглядел разряженным павлином.
- Вы что-то хотели, молодой человек? – спросила дама тоном человека, оторванного от важного дела. Юноша сделал три шага вперед, и положил перед дамой письмо, мучительно соображая, стоит ему отсалютовать или нет.
- Василий Бада. Прибыл согласно предписанию, - отрапортовал он. Брови дамы чуть приподнялись.
- Присаживайтесь, молодой человек, - она указала ему на стул. – Меня зовут Алиса Викторовна Лето. Хочу сразу предупредить вас, что ваша уникальность обеспечила вам возможность поступления в Университет, минуя комиссию, но не даст вам права отлынивать от занятий.
- Так вы знаете? – только и смог выдавить опешивший баронет.
- Естественно. Иначе вы бы просто не получили вестника. Хотела бы я знать, как мы вас проморгали.
- А как…
- Вы все узнаете в свое время. Если, конечно, приложите определенные усилия. Держите, - Алиса Викторовна открыла ящик стола, и начала выкладывать перед Бада брошюрки и листки, – Устав Университета. Извольте выучить и неукоснительно следовать оному. Карта зданий и прилагающейся территории, она вам очень пригодится на первых порах. Вы зачислены на факультет Теории Совмещения, посему, видеться мы будем достаточно часто: я являюсь не только председателем Приемной комиссии, но и вашим деканом. Вот списки необходимых дисциплин, преподавательского состава и дисциплин, преподаваемых факультативно.
Стопка бумаги перед Василием росла, и он потихоньку затосковал.
– Это ваша личная анкета, в двух экземплярах. Я жду ее от вас заполненной, не позднее завтрашнего полудня. Предписание коменданту общежития о вашем заселении. Бланк для получения студенческой формы. Заполните самостоятельно и подадите коменданту в течение двух дней. Талоны на питание, в случае, если вы не попадете в список стипендиатов по результатам первой сессии и не сможете пользоваться платной столовой. И расписание занятий на оставшийся семестр. Поскольку вестник вам был отправлен слишком поздно, по причинам, которые еще выясняются, включиться в учебный процесс вам будет тяжело. С другой стороны, ошибка администрации Университета дает вам право на получение денежной компенсации. Заполните эти три формы и подайте в секретариат не позднее последнего дня месяца. Вам все ясно?
- А когда для меня начинаются занятия? – Бада подтянул к себе пухлую стопку, и вытащил расписание.
- С завтрашнего дня, - безапелляционно заявила Лето. - Надеюсь, сегодня вам хватит времени на то, чтобы разместиться?
Баронет не решился возразить.
– Превосходно. Идите, Василий Александрович. Студенческое удостоверение и зачетную книжку вы получите не позднее, чем через три дня после подачи анкеты. Искренне поздравляю вас с поступлением в Университет и желаю вам успехов в постижении наук, - казенным тоном завершила Алиса Викторовна.
Баронет вывалился из кабинета, прижимая к себе полученные бумаги, и перевел дух.
- Будем надеяться, дальше все будет лучше, – пробормотал он себе под нос.
- Только хуже, дружище. Только хуже, – бодро заявил кто-то. Бада вздрогнул и завертел головой. В нескольких шагах от него подпирал стенку широкоплечий невысокий блондин в щегольской приталенной серо-белой студенческой форме.
- Дальше будет полная задница, - оптимистично продолжал он, - И вот, когда ты ощутишь на своей шкуре истинный кошмар, проклянешь все и трижды пожалеешь о моменте своего поступления, наступит сессия.
- Э-э-э… - протянул баронет. Заплетенные в косу платиновые волосы студента ясно говорили о высоком происхождении, и Бада просто не знал, как обратиться к собеседнику. О несдержанности столичных аристократов и безумном количестве дуэлей по пустяковым поводам в провинции ходили легенды. С другой стороны, оружия при студенте не было…
- По Уставу, на территории Университета запрещено ношение личного оружия, - по-своему понял неожиданный собеседник Василия его взгляд. Отлепился, наконец, от стены, подошел поближе и протянул руку: – Андрэ. Можешь называть по имени. Или Норвик – по прозвищу, - он открыто улыбнулся.
«Видимо, тоже баронет», - подумал Бада, пожимая руку и представляясь, - «Только у нас в провинции, пожалуй, жмут руку при знакомстве. Да еще и прозвище…». Норвик, тем временем, уже подхватил его под локоть и повлек по коридору.
- Договоримся с комендантом, - вещал он на ходу, - пусть селит тебя к нам с Сашкой. У нас как раз третья койка свободная. Сашка - парень компанейский, третий курс, как и я. Тебе полегче будет. Поможем, подтянем… Не бросим, короче. Тебя на какой факультет? И почему посреди семестра? Издалека добирался? Хотя, постой, баронство Бада - это же рядом, день пути от Столицы, - вопросы сыпались из Норвика, как крупа из драного мешка.
- Теория Совмещения, только сейчас вызвали письмом, сам не пойму в чем дело, - последовательно ответил баронет.
- ТеорСов? Удачно! Вместе учиться будем, - обрадовался Андрэ. – Значит, твой дар не сразу распознали. Странно… Ладно, хвастаться будем позже. Двинулись заселяться. И он потащил слегка обалдевшего от обилия событий Василия дальше по коридору.
Спустя неполных два часа Бада сидел на своей койке, прижимая к груди сверток с двумя комплектами формы, которую неугомонный Норвик вытребовал с коменданта, на глаз определив необходимые баронету размеры. Андрэ вообще развил вокруг новоиспеченного студента бурную деятельность. Показал все значимые места на дороге от учебного корпуса к общежитию. Сделал отметки на карте, простым и понятным языком обозвав аудитории. Безвозмездно отдал баронету завалявшуюся в шкафу пол-литровую глиняную кружку. И вообще, вел себя, как гостеприимный хозяин, встречающий долгожданного гостя. Бада только глазами хлопал и благодарил, встречая неизменную радушную улыбку.
Дело кончилось тем, что переполненный впечатлениями Бада уснул, не раздеваясь и не дожидавшись третьего обитателя небольшой, но уютной комнаты, куда его поселили. Норвик только хмыкнул, глядя на сопящего соседа.
- Куда это Сашка запропастился? Вторые сутки нет в корпусе… Пьянствует, что ли? – негромко размышлял он вслух, разместившись в кресле у окна и набивая небольшую трубочку. – Так, вроде, повода не было. Девчонку нашел, наверное, – решил он. Закурил, еще раз взглянул на баронета, поднялся и широким шагом вышел из комнаты.
Утро началось для Василия с тычка в плечо и бодрого голоса Норвика.
- Проснись и танцуй, бродяга. У тебя полчаса на приведение себя в порядок и завтрак. Советую ограничиться тем, что я приволок из столовой. Поскольку Сашка так и не явился, тебе полуторная порция.
Баронет недоуменно посмотрел на свежего, как майская роза, Андрэ, затем перевел взгляд на блюдо с холодным мясом и сыром на столе.
- Не хлопай глазами, а ешь и переодевайся, – Норвик открыто ухмылялся, – Заканчивай позорить славное звание студента Университета этим мятым барахлом.
- Спасибо, Андрэ, – Бада сел, с хрустом потянулся и перебрался за стол. В распахнутое настежь окно врывались солнечный свет и запахи весны. Уминая мясо, баронет задумался над тем, каким будет его первый учебный день. «Интересно, большая будет группа? Наверняка, смотреть на меня будут, как на идиота. Провинциал, невесть почему принятый в середине семестра… Только глазами хлопать и остается. С другой стороны, Норвик обещал помочь. Славный он все-таки парень. Хм. Надо бы форму примерить, а то, славный-то славный, а ну как с размером ошибся? И что тогда делать?» - он поднялся и направился к шкафу.
В этот момент дверь без стука распахнулась, и в комнату, наклонив голову, шагнул здоровенный парень, в форме цвета безоблачного неба. Следом за ним вошел невысокий, какой-то серый мужичок лет сорока на вид.
- Следственное Управление, - негромко произнес серый, извлекая из-за обшлага кожаной куртки ярко начищенную металлическую бляху. Солнечный луч отразился от вычеканенной волчьей головы, – Старший следователь второго ранга Михаил Хотов. Вы Александр Вист? – обратился он к баронету. Бада не успел ничего сказать.
- Нет, - ответил за него Андре, и в глубине его серых глаз зажегся странный огонек, – Александр Вист не появлялся в этой комнате более двух суток. Не соизволите ли объяснить, милейший, что здесь происходит?
***
В кабинете Старшего следователя второго ранга можно было развесить весь немалый арсенал имперской гвардии. Не обращая внимания на густые клубы табачного дыма, Хотов и Фролов напряженно читали недавно полученную депешу из немецкого посольства. Почти трехчасовое изучение перекрестков северо-восточной стороны на карте Столицы, вкупе с томиком истории города, ничего не дало. Перекрестки, как обычные, так и энергетические, не таили в себе никакой полезной информации. Хотов нервно покусывал нижнюю губу. Гвардеец мрачно разминал пальцы. Депеша гласила, что ни одного человека, подходящего под описанные приметы, в немецкой слободке не проживает, и за последние два года в Столицу не въезжало. И не выезжало, соответственно.
- Ч-черт знает, что, - выругался Хотов. – Дохлый номер. Ты был прав, друг мой, только зря потеряли время и силы на дворника.
- А если он приехал раньше и живет в городе, а не в слободке? – задал резонный вопрос Андрей.
- Тогда надо посылать особый запрос, - парировал следователь. – Я его, разумеется, отправлю, но, скорее всего, они ни шиша не найдут.
В дверь сунулся курьер, и, закашлявшись, доложил, что тело опознано. Алексей Викторович Мерзликин, двадцать лет. Не участвовал, не привлекался, в порочащих связях замечен не был. Адрес – Уваровский проспект, дом пять, квартира девятнадцать. Проживал с матерью, Евгенией Михайловной Мерзликиной, в девичестве… Хотов оборвал словоизлияние курьера коротким жестом, забрал у него личное дело убитого и захлопнул дверь.
- Не замечен, не замечен… - бормотал он, листая папку. – У всех есть что-то за душой. Железное правило следствия.
Он передал дело гвардейцу, кивнул, мол, ознакомься, присел на краешек стула и глубоко задумался. Андрей пробежал взглядом по ровным строчкам характеристики:
«Возможности средние… Базисная стихия – Земля… Попытка поступления в Университет…»
- Михаил Алексеевич, он три года назад поступал в Университет.
- Да, я видел, - рассеяно отозвался следователь. – К «вещевикам» рвался, на большую Комиссию напросился. Пять голосов против четырех. Алиса завернула, скорее всего, - добавил он со странной интонацией в голосе. Гвардеец расхохотался и закашлялся.
- Вижу, грозная Лето и в юности не давала никому спуска? – отдышавшись, спросил он.
- Почему - в юности? - продолжая думать о своем, ответил Хотов. – Дама в возрасте, удивительно, как она еще держится, - он хлопнул ладонью по столу и поднялся. – А что это мы тут сидим? – вопросил он в пространство. – Поехали на адрес. Проведем обыск, опросим матушку невинно убиенного Алексея Викторовича. Будем надеяться, хоть оттуда ниточка потянется…
Больше всего на свете Андрей Фролов не выносил медовую настойку, многоножек и плачущих женщин. И, если с первыми пунктами, еще можно было как-то бороться, то перед последним у него опускались руки. Плачущих от неразделенных чувств девушек он худо-бедно умел успокоить. Но мать, рыдающая от страшного горя, была выше его сил. Поэтому он был искренне благодарен Хотову, взявшему на себя беседу с Евгенией Михайловной и выразительным жестом отправившему гвардейца в комнату покойного.
Андрей быстро осмотрел помещение и проверил стандартные места, в которых мог что-либо скрывать двадцатилетний юноша. У молодого десятника был большой опыт в подобных поисках. Да он и сам совсем недавно был таким же мальчишкой. «А, по сравнению с Михал Алексеичем, так мальчишкой и остался», - подумал гвардеец с изрядной долей самокритики и перешел к более детальному обыску.
Через полчаса простукивания полов, под кулаком Андрея раздался гулкий звук. У гвардейца ушло несколько мгновений на то, чтобы понять принцип тайника. Бросив взгляд внутрь, Фролов длинно присвистнул и тихо, но грязно выругался. Затем сосредоточился, пытаясь ощутить в открывшихся вещах воздействие. Почесал в затылке и отправился на кухню, докладывать начальству.
- …такой тихий мальчик… - голос матери сорвался.
Евгения Михайловна уже не плакала, а только содрогалась время от времени всем телом. Слезы кончились, а горе еще продолжало терзать душу женщины. Простое платьице, некрасивое немолодое лицо, субтильная фигурка… «Господи, как же ей дальше?», - невольно подумалось Андрею.
- И Дашенька, девочка его, тоже тихая, ни гулянок, ничего… Это Сашка, мерзавец, наверняка из-за него. И в Университет этот он его подбил поступать, покрасоваться хотел, – в ее интонациях проступила искренняя, незамутненная злоба, – Лешенька после этой комиссии проклятой полгода, как в воду опущенный, ходил. А этому мерзавцу все нипочем. Заявился на следующий день, в форме… Вот его вам спросить надо, господин следователь. Сашка Вист, из-за него все… - она снова затряслась в беззвучных рыданиях. Хотов поднял голову от протокола и встретился взглядом с гвардейцем. Тот сделал большие глаза и мотнул головой в сторону комнаты. Следователь кивнул, провел ладонью по листкам и поднялся.
- Большое вам спасибо, Евгения Михайловна. Мы все проверим тщательнейшим образом, - голос его был мягким и тихим, – С вашего позволения, еще раз осмотрим комнату и покинем вас. Прошу, распишитесь здесь.
Он вложил в ее пальцы самописку, дождался подписи и вышел из кухни вслед за Андреем.
- Ну, веди, показывай, что там у нас?
- А у нас, Михаил Алексеевич, полный атас, - негромко сказал гвардеец, подводя следователя к тайнику. Следователь хмыкнул, присел на корточки и вытащил из довольно широкой выемки в полу маленькую, искусно вырезанную из светлого дерева фигурку. Затем похожую, но из дерева потемнее. Обе изображали мужчин в мантиях и с коронами на головах. Следом появились женские коронованные фигурки, четыре всадника, четыре привратника, офицеры и шестнадцать копьеносцев. Последней на свет божий была извлечена доска, разлинованная в черно-белую клеточку.
- Шахматы. И не простые, черт возьми, - пробормотал Хотов. Фигурки делал мастер. Одежда и оружие, уменьшенные во много раз, казались настоящими. Но следователя привлекло не мастерство исполнения. На месте лиц у всех фигурок было полированное дерево. Хотов еще раз опустил руку в тайник, побарабанил пальцами по дну, нащупал что-то, потянул и зашипел от злости. Второе дно тайника явило небольшой деревянный же бюстик. Вот у него-то лицо было. Вполне узнаваемое, пусть и не широко известное. И от бюстика исходил плохо ощутимый, быстро теряющийся след воздействия, сделанного уже умершим человеком
- Знаешь, что это такое? – сквозь зубы спросил Хотов у гвардейца.
- Знаю, Михал Алексеич, - сумрачно отозвался тот. – Нарушение указа «Об изобразительных искусствах». С отягчающими. Это, если я не ошибаюсь, первый заместитель начальника Следственного управления?
- Не ошибаешься, друг мой. И это означает, что «тихий мальчик» Лешенька…
Из прихожей раздался звук упавшего тела. Следователь с гвардейцем не сговариваясь ринулись туда.
- Твою мать! – рявкнул Хотов, активируя воздействие в служебной бляхе, вызывающее медицинскую помощь. – Хотя… боюсь, тут только труповозку вызывать, - сплюнул он, проведя рукой над телом лежащей на полу Евгении Михайловны, – Сердце. А выбираться она не захочет. Да чтоб оно все… - он не закончил.
Два часа спустя они молча сидели в кабинете Хотова, задумчиво взирая на доску с расставленными фигурками. Рядом с доской стояла запечатанная сургучом бутылка с прозрачной жидкостью.
- Седьмой час, - сказал, как выплюнул, следователь, – Завтра четверг. А напиться хочется, как в десять вечера пятницы. Поверь мне, Андрей, те идиоты, что говорят: «Время пройдет – привыкнешь», ни черта не понимают. Нельзя к такому привыкнуть, - он глубоко вздохнул и взялся за бутыль.
- Не стоит, Михаил Алексеевич, - остановил его Фролов, - Давайте попозже. Что будем с этим Вистом делать?
- Ты прав, гвардия… Мне еще отчет церковнику писать. Попозже и дома, – Хотов отставил емкость. – А что с ним делать? Запрос на посещение в Университет я сейчас отправлю, ибо, как ты знаешь, даже при наличии церковной бумажки, без разрешения его превосходительства Ректора, нам туда ход закрыт. Думаю, он войдет в положение. Если нет – будем соображать. Если да, то завтра раненько поутру отправимся в общагу. Вспомню годы золотые… - он невесело усмехнулся.
***
Дверь в комнату Фролов распахнул без стука. Хотя, увидев фамилию соседа Александра Виста в списке обитателей общежития, признаться, слегка струхнул. Но Хотов только сплюнул и сказал: «Понаглее с ними надо, и все. В конце концов, у нас особая следственная группа, или что? Когда еще придется безнаказанно нахамить таким людям?». Авторитетов для старшего следователя второго ранга, похоже, не существовало. Или он просто решил, что терять уже нечего.
На звук открывшейся двери от шкафа испуганно обернулся юноша с длинными, выгоревшими на солнце, когда-то каштановыми волосами. Второй, крепко сбитый платиновый блондин с холодными глазами, стоял у окна. Хотов вошел следом за гвардейцем, быстро окинул взглядом комнату и, вытаскивая бляху, шагнул к шкафу.
- Следственное Управление. Старший следователь второго ранга Михаил Хотов. Вы Александр Вист?
«Линялый» не успел ничего сказать. За него ответил второй, чье имя вызвало у Андрея Фролова столь сильные чувства.
- Нет. Александр Вист не появлялся в этой комнате более двух суток. Не соизволите ли объяснить, милейший, что здесь происходит?