Стою…не стою, да просто шатаюсь. Ну, сколько же можно? Черт… Вцепился в перила, осталось дойти по лестнице вниз Пролет. Нет. Все. Не могу. Сползти по стене. Нет сил и хочу Курить. Ломаются спички в дрожащих руках. Из груди рвется хрип. Выть. Один пропустило. О ребра второй. Еще раз. Еще Удар. Выбежать вон. Скорее под дождь. Пускай он потушит Пожар. Звон крови в ушах. Сковало виски холодным металлом. Сталь. Я снова ни с чем. Пустые глаза уставились в серую Даль. Подняться, шатаясь. Рукой по стене. Пройти этот чертов Пролет. Невидящим взглядом скользнуть по стеклу. Теперь, что осталось Не в счет. И эхо шагов отдается в груди. В ответ резко скрипнула Дверь Пусть дождь смоет боль, бессмысленных слов «ты помни…помни… И верь»
Помнится в лицейские времена проходили мы по мировой художественной культуре рыцарскую куртуазную поэзию. И наша преподавательница так весело и увлекательно рассказывала о особенностях литературы того времени, что я не удержалась и написала это =)
Жил был на свете рыцарь один, Был он прекрасен и непобедим, Чтил кодекс чести и всем помогал, И в жизни своей никому не солгал. Был он защитником вдов и сирот, Знал и любил его славный народ, Звал его «Братом» воин любой, А вскоре он славиться стал, как «Герой». Но хоть он был рыцарем, он не хотел Испробовать рыцарский горький удел. И дело тут вовсе не в смерти иль боли – На свете есть место другой грустной доле: У каждого рыцаря сердцу одна Прекрасная дама мила и нежна, И нет сердцу слаще холодного плена Улыбки и глаз жены Сюзерена. Ее любой рыцарь тайно любил И даже взгляда в ответ не просил. Они той сеньоре стихи посвящали, А менестрели их в песни слагали. И этой сеньоре внимание льстило, Но вскоре Героя она полюбила. Хотела сбежать с ним из города прочь, Но был у ней муж и красавица дочь. Да и Герой наш пленен был другой Милой прекрасной ничьею женой. Юной сеньоре он сердце отдал И сердце ее в ответ пожелал. Ей посвящал он победы свои. Она ему пела в ответ о любви. Но вскоре ее объявился жених, И пыл у влюбленной слегка поутих. Но юный сеньор о их связи узнал, Убить он Героя в бою пожелал. И пред поединком пришел наш Герой К сеньоре своей милой и дорогой: - «Я выиграю, коли ты любишь…» - «Люблю!» На следующий день пал Герой наш в бою.
25 апреля 2010 P.S. Рыцарской куртуазной поэзии посвящается.
Выкладываю свои стихи, как и обещала) Честно говоря, эти два стихотворения связаны только общей темой, но я так привыкла, что они везде идут вместе, что и здесь не смогла выложить их по отдельности =)
Доброго времени суток =) Это моя первая запись в вашем сообществе и, честно говоря, после прочтения "Легкими слогами", "Немного о комментариях" и "К слову о поэзии" я безумно боюсь выкладывать свои творения на ваш строгий суд... К тому же, у меня есть вопрос: если я хочу показать вам много своих ранее написанных стихов, выкладывать ли мне их в одной записи, пачками или поштучно?
– Дорогие мои инопланетяне! – писала она быстро и, по возможности, разборчиво, насколько позволяла рука, трясущаяся от нервного перенапряжения, – когда найдете эти биологические материалы, клонируйте их, потому что это, очевидно, все, что осталось от моей цивилизации. Она зажмурилась, в последний раз прислушавшись к стихии, бьющейся над бункером, и, залпом проглотив таблетку, нырнула под крышку закрывающегося саркофага, прижимая к себе пластиковую табличку, исписанную перманентным маркером. Можно же было попытаться найти убежище на время катаклизма, думала она, рыдая в темноте. Переждать, а после – выбраться и сколько-то прожить еще. Но инстинкт сохранения вида в этот раз оказался сильнее инстинкта самосохранения.
Для кого-то 13-е – день подозрительный или несчастливый. Для кого-то, кто приметам не верит – самый обычный. Не хуже и не лучше других. А вот для нас с вами, дорогие наши «сообщники» - очень даже счастливый и знаменательный! Потому как у нас с вами – юбилей!
читать дальшеДа-да, хоть и не совсем «круглый», но все-таки тоже приличный: нам два года и два месяца!!! (Может, на несколько дней больше, но, судя по первой записи в «Рукописях», открылись они все-таки 13 августа).
Два года с хвостиком… Детский возраст, скажете вы. Что ж, возможно, и так. Но, если придерживаться этой аналогии, то за период от нуля до двух лет любой ребенок делает в своем развитии просто колоссальный скачок вперед!.. Учится стоять на ногах, потом ходить… Немного позже - говорить.
Любой созданный коллектив (и литературный – не исключение) проходит те же стадии – рождается, потихоньку учится держаться на ногах, а, подрастая, переходит от детского лепета к овладению настоящей речью.
Наши питомцы начинали с робких литературных попыток – короткие зарисовки, небольшие стихотворения. Потом, оперяясь и мужая, переходили к более крупным формам, - рассказам, сказкам и повестям. Некоторые, - особо смелые или дерзкие, - решались замахнуться на романы. Да, дерзкие! Потому что дерзость – это умение играть по-крупному, не боясь проигрыша. Не выигрывает только тот, кто не рискует. Поэтому здесь дерзость следует понимать как готовность к постоянному развитию и экспериментам, которые в конечном итоге всегда приносят свои плоды. И такие плоды, безусловно, были. Именно на просторах «Рукописей» родились несколько романов, и взяли свое начало несколько повестей, с которыми вы можете ознакомиться, открыв первые страницы сообщества.
Не скажу, что все шло гладко. Как у любого сообщества, у нас тоже были свои «пики славы», взлеты и падения. Менялись люди; кто-то приходил, кто-то уходил; словно накатывала волна, приносящая с собой что-то новое и уносящая сухой мусор.
Иногда уходили те, кто был «во главе угла». Уходили по разным причинам. Иногда – просто от того, что угасал интерес, иногда - потому что вырастали из рамок сообщества, иногда – по личным мотивам… Сейчас это не столь важно. Важно, что каждый из этих людей что-то сделал для сообщества, оставив здесь чуточку своей души. И подарив ему свои стихи, сказки, рассказы!..
Признаюсь, каждый такой уход воспринимался очень болезненно…
Но – как бы то ни было, сообщество, переболев и пережив трудное время, рано или поздно снова вставало на ноги. Начиная едва ли не заново.
Сейчас у нас новый виток. Новые люди, новые темы… Обновленные правила. Наверное, так и должно быть: инертная замкнутая система без доступа «свежей крови» и притока чистого воздуха быстро приходит в упадок. Поэтому мы рады всем, кто вливается в сообщество! Не ради того, чтобы покрасоваться, а ради того, чтобы не киснуть в собственном соку и найти единомышленников. Впрочем, другие тут долго и не задерживаются. Остаются те, кто находит тут не только полигон для своих литературных изысков, но и хороших и добрых товарищей. Ведь по идее создателя сообщества, нашего уважаемого Риш-сана, «Рукописи» и должны были стать прежде всего литературным клубом, где люди собираются пообщаться, поговорить о литературе и искусстве, о хороших книгах и интересных вещах.
Итак, нам два года и два месяца. Мы живы-здоровы и продолжаем расти! Как числом, так и, хотелось бы верить, - уменьем! Приветствуем и поздравляем всех-всех, - и «стареньких» и «новеньких», и ждем от них новых интересных, оригинальных и талантливых работ! А, чтобы не забывать, с чего все начиналось, просто откройте темы записей и полистайте странички «Рукописей». Уверяю вас, вы встретите там немало интересного! И поближе познакомитесь с авторами, которых можно назвать не только старожилами, но и настоящим костяком сообщества, - и прошлого, и нынешнего. Это всеми любимые Риш-сан (по совместительству учредитель и администратор сообщества), Рианнон (милая леди, которой это не вовсе мешает быть критиком), и Айрон Ран (строгий, но справедливый модератор и самый лучший из нас профессионал по части поэзии), которых я хочу поздравить в первую очередь!
Дорогие мои! Приятно сознавать, что на свете есть что-то неизменное! Дружба, привязанность, общее увлечение. Поэтому хорошо, что вы есть!
И еще - конечно же, тех, кто также стоял у самых начал, строя сообщество по кирпичику и отдавая ему свое время, нервы и самые лучшие творческие порывы! Это и Анджей Ваевский, и Мастер, и Мэтр Гренар, и Элацио, и многие другие! (Простите, кого не назвала по имени сразу или пропустила, - к сожалению, многие давно покинули сообщество и затерялись в интернетном море, несколько раз сменив дневники и ники...)
Без всех вас сообщество было бы совсем не таким, как сейчас. С праздником вас и всех нас!!!
На работе в субботу собрались, глядят на часы. В белоснежных одеждах, и крылья подобраны в тон. Несомненно, стиляги, лицо современных икон. Восседают в кругу. Прямо в центре златые весы.
читать дальшеИстерички-секунды бегут, завершая отсчет. Нужно быстро решать, или время напишет финал. На кону - жизнь ребенка, точнее газетный скандал, Но на мнение судей влияет лишь банковский счет.
По нулям - на часах, в тех же цифрах застыли рубли. Смерть бросает игру и идет обналичивать счет. Только кто-то вмешался, поправив последний аккорд - Пестрота разных цифр закрыла собою нули.
В этих цифрах - обман, как в песках - зеленеющий сад. Через пару часов будет вскрыт этот маленький трюк. Дом четвертый, квартира тринадцать, горит ноутбук... За столом - хитроумный мошенник. А, попросту, брат.
Вторая половина первой главы. И да простят меня все.
За пятнадцать лет до этого: читать дальшеХимилла и не был ни калекой, ни глубоко больным, а был он просто ребенком. Маленьким ребенком из голодной деревни, одним из тех многочисленных, оставшихся волею злого рока в эти тяжкие времена без родителей и вообще без каких-либо родственников. Химилле не больше десяти лет, и он не знал, что детям положено быть наивными милыми детьми, а не боевыми единицами. Химилла оказался совсем не в курсе того, например, что на выходных в городе можно придти в кинотеатр и посмотреть фильм. Он даже не знал о существовании такой волшебной штуки, как кинематограф. От него было сокрыто и то, что в городе есть огромные библиотеки, полные книг. Химилла совсем не умел читать, а та единственная книга – с красивыми цветными картинками, хранившаяся у них дома, сгорела, когда пришли Белые Крысы. Зато он запросто собирал и разбирал всякое оружие, какое попадалось ему в руки, а еще, как оказалось позже, мог смастерить взрывчатку без чьей-либо помощи. Он умел обращаться с лошадью, готовить что-то из ничего, ловить рыбу руками, ориентироваться ночью в лесу, разжигать костер без разжигателя, питаться муравьями и травами… ловкий был малый, одним словом. Химилла числился ценным бойцом Имперской Армии, и его ставили в пример всем тем, кого выбрасывало с эшелонов поездов в самое пекло, тем, кто никогда раньше не видел оружия и не думал, что однажды придется убивать. Косталинирох не знал, каким был Химилла до войны. Был ли тот открытым, и непосредственным, умел ли смеяться. Или, может быть, мрачность и чрезмерная серьезность была особенностью всех детей в Империи, а не только одного конкретного ребенка. Кослалинирох жалел, что в то время, когда у него была возможность сходить на курсы и изучить историю культуры Империи, он отказался, сочтя подобные знания лишними. Кто же знал тогда, что ему придется провести в далекой стране два с половиной года? Хорошо, хоть язык знал. – Как тебя зовут? – Химироланик. А вас? – Зови меня Котаниро. – Вас ведь недавно привезли? – Откуда ты знаешь? – Видно. Такое всегда видно. Пусть и недолго, но Косталинирох все же был учителем и к детям относился по особенному. Он старался приглядывать за Химиллой, хотя, на первых порах, чаще происходило наоборот: интеллигент-горожанин в военно-полевых условиях оказался до смешного беспомощен. Счастье, что первые несколько дней его личной военной хроники пришлись на затишье. Три дня его отряд провел в лагере у границ Вельдри, принимая раненых и предавая земле убитых. – Вы совсем немного не успели, – сообщил ему Химилла, когда они вместе копали насквозь сырую от осенних дождей землю черными лопатами, – если бы не авария на западной ветке, поезд пришел бы намного раньше, и тогда, наверное, мне бы пришлось копать могилы и всему вашему отряду тоже. – А что случилось на западной ветке? – Имперский поезд сбил караван белых крыс. Размазал их на несколько километров. Правда, здорово? Жаль, я не видел этого. – Имперский поезд? Косталинирох никогда не верил в эту легенду. Уже почти полвека прошло с тех пор, как последний из пяти поездов-гигантов сняли с рельсов и демонтировали. Думать, что один из них так и путешествует призраком по свету, было глупо – машину-замок трудно проглядеть, сложно не услышать и вообще, должны же ее где-то ремонтировать и заправлять! Да и рельсы для них прокладывались особенные, под стать мощи и массе металлических титанов! Они должны были давно зарасти и проржаветь, и никак иначе. – А кто видел, как это случилось? – спросил, не переставая орудовать лопатой, Косталинирох у младшего товарища. – Так никто не видел. Они просто на путях лежат, как будто по ним скалой проехались. И люди, и танки, и ходунки. Весь перекресток завален! – Ага? – Ну точно! Не верите? Мне Рейнамолин сказал, а уж он врать точно не будет! Косталинирох хотел спросить что-то еще, но в этот момент в воздухе засвистело, загудело, и поднялся вой, сквозь который он едва услышал крик Химиллы, приказывавшего ему ложиться на землю. А дальше все вспоминалось обрывками…
Их прижало к стене вместе с Каллиарнихом, хохочущим и плачущим от счастья. – Ты не представляешь, как тут здорово! – вопил он, перекрикивая агонию умирающих и свист снарядов. В двух метрах от них, под огнем, на самом открытом на свете месте лежало изувеченное до неузнаваемости тело. Оно извивалось, широко открывая беззубую пасть, молотя по земле обрубками – тем, что осталось от рук. К счастью, огромная потеря крови успокоила его почти сразу. Котаниро тошнило, колотило и выворачивало, а его веселый напарник, случайно оказавшийся в этот момент в том же убежище, смотрел на него со смесью преданности и вселенской всепоглощающей любви и продолжал, рыдая и хохоча, говорить, сверкая безумными глазами. – Тебя бы в лагерь на один день! Чтобы понял разницу! Тут - ВСЕ! Все в наших руках! Мы сами можем дергать за рычаги! Мы можем убить их! Мы всех их можем убить! На мгновение отступившая муть позволила разглядеть лицо Каллиарниха, оказавшегося ближе, чем когда-либо: его покрывали глубокие старые ожоги. Это лицо скрывало историю - горькую, жестокую, но, до сих пор, - со счастливым концом.
– Держите! – Химилла что-то сунул в непослушные руки. Штука вывалилась на сырую землю. – Да держите же! – он повторил действие, но на этот раз уже грубо и освободившейся рукой врезал старшему товарищу по лицу. Глаза Косталинироха почти не прояснились, но он вжался в стенку окопа, прижимая холодный металл к почти голой груди, и мотнул головой. – Чертов интеллигент! Давай же! Мне роста не хватит сделать это! – Химилла, потеряв всякое терпение, дернул бывшего преподавателя за воротник вверх, задавая направление. Тот встал, все так же бестолково таращась вокруг. – Смотри… смотри сюда, тебе говорят! Бери это в правую руку! В правую!! За вот это, да. Нажимаешь… А теперь резко вверх! Подброшенный снаряд проснулся и рванул по направлению к маячку врага, но почти тут же, в нескольких метрах от них, рвануло еще одно взрывное устройство, брошенное в окоп крысами, но так и не долетевшее. Оно отбросило от себя несколько уже мертвых тел – одно из них столкнулось со снарядом Химиллы и понесло его обратно в окоп вправо от места запуска. – Беги! – изо всех сил закричал Химилла и…
Лежа на земле, было несложно обозревать его фигуру, стоящую во весь рост на возвышении. Он поливал крыс свинцом и продолжал дико смеяться. Его смерть подлетела сзади, врезалась в щит на пояснице, застряла там и взорвалась, расплескивая содержимое безумного бойца. Величественная фигура с сожженным лицом и развороченным туловищем, нелепо раскинувшись в полете, упала в грязь, совсем недалеко от Косталинироха, придавленного вражеским измятым ходунком. К сожалению, он еще не дошел до той точки, когда явь можно попутать с дурным сном.
Иногда ему казалось, что он слышит голос. – Ты меня только не оставляй! Ну, пожалуйста! Я приведу кого-нибудь, обещаю! Ну, прости, что я тебя ударил! Я найду кого-нибудь! Тут еще должен быть кто-нибудь живой кроме нас!
Как играть на этих нотах, или угадай мелодию романа
«Итак, все основные элементы романа, которые я смог придумать, растолкованы и даже поняты. Но это, в своём роде, теоремы романистики, а вот как их использовать? Ведь то, что теорема ценна не только сама по себе, но и должна применяться при решении задач, – вовсе не выдумка учителей, а насущная жизненная необходимость. Поэтому я ввожу эту главу, где простыми, ясными словами попробую растолковать, как вижу возможности применения своих советов, и не только их, но и смежных предположений, которые, на мой взгляд, заложены в этих рекомендациях косвенно. Итак, в создании, использовании и комбинировании конструктивных элементов романа следует, на мой взгляд, придерживаться пяти основных приёмов. Они справедливы для всех этих элементов, хотя в каждом конкретном случае, разумеется, значение приёма будет не равноценно. Но на что именно сделать ставку, как угадать мелодию романа, под которую сюжет зазвучит наилучшим образом, как произвести на читателя наибольшее впечатление – решать только тебе.
НЕ ЗАТЯГИВАЙ СМЕНУ ОБСТАНОВКИ
Смена обстановки или обновление материала – всегда выигрышны. Как только читатель начинает догадываться, что вот вот откроется дверь и его впустят в следующую комнату романа, где будут другие люди, мебель, свет и общее представление о том, что он читает, он подбирается, как тигр перед прыжком, он мобилизуется. Более того, ему становится интересно, он даже слегка торопит эти абзацы, пробегая их «по диагонали». читать дальшеА если ты пообещаешь этот ход, но не выполнишь его, то рискуешь потерять не только почитателя, но и читателя. Зато если ты не обманешь его ожиданий, если он получит обещанную полную смену обстановки, благодарность воспоследует сразу и надолго. Может быть, на несколько страниц вперёд. Поэтому, обдумывая роман, расставляя мизансцены, конструируя все и всяческие движения и перемещения читательского внимания, не забудь, не упусти это важнейшее правило – если читатель готов к смене, тут же вываливай все ему на голову. Иначе хуже будет тебе, а не ему. Кстати, помимо плохих отношений с читателем, которые возникнут от затягивания новой информации и топтания на месте, ты ещё рискуешь и запутаться. Как то так получается, чем легче сам пишешь, чем крупнее блоки, которыми оперируешь, тем все более гладко и убедительно выходит. Но стоит попробовать помельчить, или запнуться случайно на какой то сцене, как можешь наворотить такого, что и сам потом не исправишь об этом никогда не следует забывать, этот совет куплен ценой массы чернил, нервов немалого числа романистов и огромной энергией, затраченной на книгу прочитанных и разобранных по косточкам текстов. Он немалого стоит. Обновление информации – залог читательского внимания. Теперь попробуем понять, как именно смена обстановки связана с обновлением внимания читателя к тому, что вокруг него происходит. Тут следует заметить, что внимание это привязано к двум совсем неравноценным вещам – обстановке романа и информации, заложенной в романе. Иногда обстановка меняется, но информация остаётся почти той же. В Стивенсоновском «Похищенном» Дэвида похитили и отправили в Новый Свет на корабле. Обстановка сменилась резко даже весьма – с суши, из замка, пусть и подразрушенного, он попадает на корабль! Но информационно все осталось почти так же. И ещё пример из того же романа – когда дядя послал Дэвида ночью, в грозу, на башню, надеясь, что он не заметит обвалившейся ступени и рухнет вниз, мальчик поднимается, поднимается по этим ступеням и вдруг при свете молнии обнаруживает под ногами бездонный провал… Обстановка почти не изменилась, башня вокруг как была, так и осталась, но информация, соотношение значащих элементов в романе поменялось мгновенно. Потому что дядя стал врагом, его действия предстали в новом свете, будущее стало неопределённым, потому что стала видна необходимость непростой борьбы с братом отца… Вот этот трюк я называю обновлением информации. Очень хотелось бы, чтобы ты обращал на него внимание. И не пугал со сменой обстановки. Согласно моим предположениям, удачная смена информации – более высокий авторский приём и даже более сильный метод контроля читательского внимания, чем смена обстановки. Следует заметить, что изменение информации ещё и более экономно, потому что в тексте не нужно делать новых, громоздких описаний, которые возникают почти неизбежно, когда меняешь обстановку. Но самое мощное средство подстегнуть внимание – это менять одновременно и обстановку и информацию. Это вообще – нечто! Читаешь так, что «звон в голове» стоит, не соображаешь даже, где находишься… Одна жалость – от этого читатель тоже устаёт, и следует очень точно дозировать эти комбинированные «пришпоривания».
ПИШИ, ЧТОБЫ ПИСАТЬ БЫЛО ИНТЕРЕСНО
В промежутках между всякого рода пиковыми, ударными эпизодами романа лежит остальная часть текста, которая, как правило, не очень то способна увлечь… Так или примерно так думает тот, кто не очень хорошо понимает читателя. На самом деле передышки между гонками, перестрелками, драками, признаниями в любви и обнаружением трупов не менее важны, чем все эти ошеломительные, но вполне рутинные в некоторых случаях эпизоды. Эти страницы, когда роман не несётся вскачь, дают автору, как ни странно, массу преимуществ, которые тоже должны быть использованы. На них, как я уже сказал, читатель отдыхает от «стрессов», и ты обязан ему такой отдых предоставить. А во вторых, он оглядывается по сторонам, проверяет, действительно ли роман ему нравится, и ещё, пожалуй, он занят проверкой твоей языковой техники, то есть немного играет в критика, без чего тоже не обходится чтение. В самом деле, кто бы покупал книжки и читал их, если бы было запрещено про себя поругивать не очень удачные обороты, замечать, какой автор глупый (и соответственно – какой читатель умный), потому что эту фразу можно было сделать лучше, а этого персонажа даже соседка раскусила уже на второй странице, в то время как героиня… Сверка читательского вкуса с текстом – штука очень тонкая, она уже не имеет отношения к подстёгиваниям, она, скорее, обращена к его литературному вкусу. Почти в той же мере, в какой его незлобная, поверхностная критика связана с его интеллектом. И вот эти две составляющие – вкус и интеллект – нельзя не учитывать… Их вообще то полагалось бы использовать. Но как? Отвечаю отчётливо и ясно – не знаю. для себя я давно усвоил один нехитрый приём – писать нужно так, чтобы самому было интересно. Как этого добиться – тайна литературного ремесла, которая разделяет авторов вернее, чем цвет кожи – у одного прочитаешь строку и задохнёшься, а второй накропал роман, ползёшь, ползёшь вдоль него, словно полотёр, и ни страсти, ни удовольствия… Говорят, со временем где то в глубине души постепенно вырабатывается некий орган, который даёт знать, когда работать не стоит, а когда все пойдёт как по маслу. Может, и ты таким же колокольчиком овладеешь, а может, он у тебя уже есть от рождения. Тогда ты счастливец. Но, собственно говоря, это лишь один из инструментов ремесла, и придётся шлифовать всякие прочие, коих весьма немало.
РОМАН – ИСКУССТВО АРГУМЕНТАЦИИ
Когда то, когда я открыл для себя современные западные детективы, из того самого списка, из которого у нас в СССР ничто никоим образом нельзя было издать, я обомлел, потому что вдруг увидел, что герои не столько думают, по крайней мере, на страницах, сколько аргументируют и доказывают свои доводы. Например, почему сэр Джон не мог быть убийцей своего дворецкого, а вовсе даже наоборот, дворецкий подавал сигнал сообщникам, чтобы те содрали с сэра Джона выкуп за его любимого пони… То есть весь роман был пронизан спорами, выяснениями, глубокими или не очень, о том, что было бы, если бы… Или – как это могло произойти и почему в конце концов не произошло. И что будет, если герои всё таки откажется от желания отравить любимую тётушку, которая вот вот передаст свои миллионы в исправительный дом для раскаявшихся насильников… В общем, мне стало ясно, что детектив – куча аргументов. Противостояние персонажей в классическом детективе заключено в методе подачи и расшифровке аргументов всех видов, в том числе и связанного не только со словами, а с действиями, вещами и идеями. Потом я с удивлением обнаружил, что этот же закон в половине случаев действителен и для романов недетективного ключа. И тогда меня осенило: мне нужно научиться аргументировать, спорить, доказывать, приводить доводы и искать улики – ведь я собирался писать романы, то есть, по сути, приводить в действие механизм спора, пусть даже и не очень обыденного. Иначе от романной дидактики, плоского морализаторства и однозначности, свойственных коммунистической литературе в самом неприятном виде, избавиться бы не удалось ни за какие отступные. И я стал учиться спорить, в том числе у великих спорщиков, читая их статьи. И только тогда, когда научился как слёдует представлять одну и ту же ситуацию в двадцати разных вариантах объяснения, когда стал, почти как юрист в суде, толковать вроде бы самые однозначные поступки, неожиданно мне открылось, насколько я был прав, когда полагал детектив в большей степени, а всякий прочий роман в меньшей, перечислением доводов и системой доказательств. Лишь так роман мог стать многомерным, неоднозначным, гораздо более широким в плане доступных изобразительных возможностей. Этот трюк я предлагаю опробовать и тебе, иначе ты здорово проиграешь даже в таком простом элементе, как собственный комментарий. А что уж говорить про сюжет, диалог, коллизию, сомнение, изображение пороков и взлётов человеческого духа… Нет, без умения аргументировать, без понимания, что почти ничто в мире не может быть истолковано однозначно, в нашем деле не обойтись.
НЕ СТОЛЬКО СОБЫТИЯ, СКОЛЬКО ИХ ПРОПУСК
Сюжетный, философский, любовный, то есть эмоциональный, и любой другой роман не может обойтись без умения пропускать определённые события. Это даже не столько потребность сократить время – как раз все события можно так рассказать, что они не будут казаться долговременными. Это гораздо более важная штука – управление изображением, а может быть, и гармонией текста в целом. Умение пропускать события или описывать их с некоторыми неравными, поднимающими внимание читателя пропусками – мастерство настолько серьёзное, что есть целые национальные литературы, которые им так и не овладели. Например, это очень серьёзный дефект немецкого романа, а некоторые восточные литературы так и не пробились на мировой книжный рынок, потому что «валяли» все подряд – важное и не важное, событие и следующее событие, а не событие и его продолжение после контролируемого и хорошо сочинённого пропуска. Умение ощущать, а точнее, конструировать эти пропуски сродни мелодике иных мальчишек, которые, не зная нот и тональностей, могут высвистать изумительные фиоритуры, потому что хорошо слушают музыку. Они знают, что ноты важны не сами по себе, и даже не в ряду других нот, а вместе с общим фоном, основу которого составляет пауза, или тишина, или молчание – называй как угодно. Кажется, Макаревич где то спел «Молчание – начало всех начал». Вот если поставить вместо «молчание» слово «умолчание», это будет справедливо и для романа. Или можно попробовать так. Если ты берёшь кусок обычного холста и весь его нещадно зашиваешь разными пуговицами, блёстками, цветными нитками, драгоценностями – почти наверняка ни один из этих элементов восприниматься не будет, или над холстиной придётся очень напряжённо и долго сидеть, чтобы понять – хорошо это или плохо. Но стоит тебе грамотно распределить десятую часть тех же пуговиц и блёсток, стоит оставить в промежутках неприкрытый холст, как все станет легко в восприятии, ясно по замыслу, и каждая из деталей получит свой смысл. Так же и в романе: серая ткань основы, холстинка, по которой ты выводишь свой узор, не враг тебе и не повод напихать туда чего нибудь дополнительно. Как правило, эти украшения есть то, без чего читатель вполне может обойтись. Конечно, над узором в целом тоже придётся посидеть, его следует взвесить, опробовать, ведь не всегда даже видно, что есть узор, а что излишество… Но лучше сделать роман понятно и ясно, чем муторно и громоздко, а потому не бойся пропусков между событиями, используй их, и они тебя не подведут. Ведь то, что не написано, испортить роман никак не может.»
Нет, я видел тоже, что и вы, но сделал другие выводы. (с) Шерлок Холмс
- Нет - на этот раз уже чуть громче сказала девочка и опустила голову, что бы не видеть людей, так надоевших уже ей за эти последние пол часа. Над беседкой повисла тишина, нарушаемая только громким стрекотанием южных кузнециков. Замерла и черепаха на дне большого таза, но не на долго, инстинкт вновь заговорил в ней, пробудив с новой силой стремление к свободе, и как только раздалось царапанье когтей, на девочку снова обрушился шквал упреков и замечаний. Громче всех ругалась толстая женщина в цветастом халате, от крика у которой пот струился по лицу и шее, и ей приходилось постоянно вытирать его полотенцем. Но хуже всего было не это, хуже всего было то, что против девочки были обсолютно все, кто находился здесь , а значит и друзья на поддержку которых она рассчитывала. Девочка молча стояла и смотрела на черепаху, тчетно пытавшуюся выбраться из таза, и казалось как буд то кроме черепахи она больше ни кого не замечает. Из состаяния задумчивости ее вывела все та же черепаха, попытки которой наконец то увенчались успехом и если бы не девочка, вовремя подхватившая ее, то она бы свалилась прямо на цементный пол бесетки. Увещевания стали еще громче и теперь уже все хором начали кричать на девочку. 'Ооо когда же вы от меня отстаните' - подумала она и , видя, что люди явно не собираются расходится, сказала уже вслух : - Мне разрешил дедушка, вы же это слышали, и тем более всего на ОДНУ ночь. Завтра я ее отнесу к морю и выпущу.' - Нет - тут же перебили ее взрослые, - Не будет ни какого завтра, как только ты уйдешь спать мы ее выпустим, а в комнату мы брать тебе ее не разрешаем. И сидеть всю ночь с ней на улице ты тоже не будешь. Так что выпускай ее лучше сама. - Да я выпущу ее , но завтра. - стояла на своем девочка. - Вы что не понимаете, что она легко может попасть под машину? - Ей виднее - рассмеялись, каким то странным истеричным смехом, люди. И тут в голове у девочки мелькнула мысль, простое решение, которое почему то не пришло ни кому раньше в голову, ведь вот же оно море , и надо то просто перейти автостраду. ' По ту сторону дороги' - тихо прошептала она. - Что? - не поняли все. - По ту сторону дороги - уже громче , повторила девочка .- я выпущу ее по ту сторону дороги. - А калитка то закрыта. - запротестовали взрослые - и движение на дороге слишком большое, что бы в такую темень безопасно перейти через дорогу. - Ну тогда я оставляю ее до завтра, все проще простого. Все замолчали, но неожиданно в разговор вступил мужчина, до этого просто наблюдавший за происходящим : - Я провожу ее. На уговоры последовавшие вслед за этим , он молча покачал головой и попросил только дать фонарь. Когда стало ясно, что решение принято и они сейчас пойдут к морю, остальные дети, до этого смотревшие с брезгливостью на черепаху, тоже стали просится, но отпустили еще только Ромку, сына того самого мужчины.
Калитка была действительно закрыта, но им было не в первой перелезать через этот забор. Оказавшись на тропинке, девочка пошла впереди, показывая дорогу. Но удача видимо сегодня была не на ее стороне , ворота из дачного кооператива оказались тоже закрыты. Они остановились в растеренности рассматривая замок и колючую проволоку идущую по верху забора. - Я перелезу - решилась девочка. - Тоже запросто - ответил Рома. - Ладно идите, а я подожду вас здесь- разрешил мужчина. И вот они вдвоем стоят на обочине дороги . Еще минута и они перебегают через автостраду . - Ну что отпускаешь ? Спросил Ромка? - Нет - мотнув головой, громко сказала, стараясь перекричать шум машин, девочка и кинулась дальше, бегом по степи к морю. - Папа не разрешал далеко уходить! - вслед крикнул мальчик, но ей было все равно. Она остановилась только тогда, когда шум дороги остался далеко позади. Отдышавшись девочка присела на землю, отпустив черепаху , она легко подталкнула ее к морю и, рассмеявшись, тихо прошептала : - счастливого пути!
Дамы и господа, считающие/желающие считать себя участниками данного клуба! Предлагаем вашему вниманию очередную версию правил. Советы, дополнения и критика оного документа принимаются и даже приветствуются.
1. Сообщество подразумевает собой клуб по интересам. В данном случае, литературный клуб. 2. Членство в клубе обязывает участников следовать правилам данного сообщества. 3. На страницах сообщества запрещены оскорбления, выражения мыслей в нецензурной форме, откровенная грубость, хамство, троллинг, переход на личности. 4. Обсуждаться может только произведение, но никак не автор. Любой переход на личности пресекается модератором. 5. Перед выкладыванием ваш текст должен быть тщательно отредактирован. Уважаемые авторы, поверьте - это в ваших же интересах! Текст с ошибками/очепятками читать далеко не так интересно, как без оных. 6. Принятые среди фикрайтеров «шапки» здесь запрещены. Автором является автор поста. Название - название поста. Жанры - в теги. Всяческие «пояснения от автора, о чем именно текст» - решительно не приветствуются. Если вы не в состоянии написать так, чтобы читатель сам уразумел, о чем ваше творение, - не пишите вовсе. 7. Отзывы желательно получать как можно чаще от всех участников сообщества без исключения. 8. Отзыв представляет собой именно отзыв. То есть, он может состоять даже из «понравилось/не понравилось». Однако критика (развернутый обзор с перечислением всего, что понравилось и нет, а также отловом ошибок) весьма приветствуется! 9. Автор должен быть морально готов к киданию тапками и обязан реагировать адекватно - обиды в форме хамства и демонстративное удаление прокомментированного текста категорически запрещены. Пожалуйста, уважайте людей, потративших силы и время на разбор ваших произведений! 10. Добровольность членства в клубе обеспечивается совестью и заинтересованностью участников. Клуб рассматривается на примере таких же клубов вне интернета.
О критике: 1. Критик не имеет права критиковать жанр. 2. В развернутой критике указываются ошибки по слогу, языку, грамотности, логичности повествования, смыслу, сюжету. 3. Критик обязан быть вежливым и предельно корректным. Помните, что неодобрение травмирует автора, даже будучи высказано в мягкой форме, а бестактные «разносы» могут полностью разрушить у хрупкого ранимого создания под названием «автор» веру в себя и желание что-либо писать или выкладывать. Вступление в клуб добровольное и свободное. Однако помните: любой автор нуждается во внимании! Проявите необходимое писателю знание психологии и здравый смысл - комментируйте других, и да коменнтируемы будете! Амен)
Если решил, то иди! Так рождаются сказки. Есть Братья Гримм, но для нас это просто "отмазка". Каждую сказку ты сам собираешь по строчкам, Чертишь дорогу своими шагами, и точка.
Да, будут те, кто осудит твой путь без разбора - Мантия судей любому всегда будет в пору. Каждый горазд прокричать "Да ты в жизни не сможешь!" Глядя на них, даже я сомневался бы тоже.
Но я смотрю на тебя, и сомнения меркнут. Пусть судит тот, кто ни справа, ни слева, а сверху. Правильный путь? Это чушь! Выбирай, что угодно! Жизнь - это лишь каталог с заголовками "Модно".
примечание, объясняющее некоторые вещи Наверное, это надо было в конце? 1. Рассказ с подобным названием уже выкладывался. Уважаемые критики дали мне хороших советов, в итоге после долгих страданий, трудов и под активным наблюдением Sfajra (большое-большое спасибо!!) рассказ перерос в ЭТО. В другой рассказ. 2. Расшифровка имен: Котаниро - сокращение от Косталинирох. Эймоли – Рейнамолин. Химилла – Химироланик (в имперских именах ударение падает на предпоследний слог). Огромная благодарность Tjaren за титаническую правку моих запятых! иллюстрация Шуршит и сбивается звуковая запись. Голоса, впечатанные в разрушенную временем синтетику, сильно искажены и дрожат. Они то пропадают, то становятся совершенно неразборчивыми, поглощенные посторонними шумами. Но, несмотря на все это, в них можно услышать нечто большее, чем просто слова. вслушиваться дальше – Вас записывают. – Да, я знаю. – Вы помните, что произошло в тот вечер? – Да, прекрасно помню. – Можете рассказать подробнее? – Могу, но не буду. Вы и сами прекрасно знаете, что там могло происходить. – Вы не хотите помогать? – Хочу, меня сдерживают этические законы. – Вас? Не смешите. – Не надо вот только…(затерто) – …то необычное – ничего не заметили? – Мы просто говорили, а потом, кажется, он что-то вспомнил и быстро убежал. – Он не говорил, что именно? – Сказал только, что ему пора (затерто) – …знаете, что он был ветераном? – Мне рассказывали. – Кто? – Коллеги. И, вообще-то, сложно было не понять. В конце концов, у него не было одной руки… Шум накрывает голоса плотным ватным одеялом, и уже не выпускает их на поверхность. Дальше, видимо, можно не слушать.
Сегодня 1 Он пришел домой почти к самой ночи. Его встретили тишина, сумрак и потемневшие от времени обои. А у соседей за стенкой снова что-то случилось. Не могли они иначе - чтобы вечера были тихими, и не плакал их напуганный ребенок. Впрочем, раньше семейные ссоры не мешали ему работать. Тем более что выбора, как такового, у него не было. Приходилось. Сегодня под этот аккомпанемент ему предстоит дописывать принесенные с работы приказы. Обычное дело. Котаниро был настроен провести остаток вечера в окружении документов, на которые насмотрелся еще днем. Хоть и мутило, и даже немного потряхивало, он все равно был готов к этому, как и вчера, как и неделю, месяц назад. Многие годы. Пройдя в комнату по узкому коридору, он миновал зеркало и прислушался. У соседей что-то с грохотом упало на пол, громко хлопнула дверь, и все стихло, только продолжал поскуливать ребенок. Все как всегда. Но Котаниро еще с порога чувствовал тревогу. Сегодня определенно что-то было не так. – Кто здесь? – он оглядел крохотную пустую комнату с одинокой кроватью и столь же одиноким столом у мутного грязного окна. Никто не отозвался, только тревожно шевельнулся сбоку неясный силуэт. Котаниро осторожно повернулся, чтобы увидеть в зеркале его – в крови и с разбитой головой. Кровь стекала по светлым волнистым волосам, капая на узкие плечики. Маленькая ладошка сползала вниз по гладкой поверхности, отделяющей реальный мир от зазеркалья. А в глазах его… Котаниро рванул к телефону и набрал знакомый номер, который, как оказалось, он не забывал даже в паническом состоянии. – Архарона! – резко позвал он и уже тише добавил, – Если он не занят. – Да? – отозвался специфический голос через некоторое время. – Ты свободен? – Котаниро? – он тут же признал звонившего и сменил «дежурную» манеру говорить на обычную, в которой проскальзывала тревога. – Что-то случилось? – Ты свободен? – с нажимом повторил тот. – Да, сегодня - совершенно свободен! Но ты же вроде… – Выдалась свободная минутка. Жди. Он бросил трубку, не дождавшись ответа собеседника. Накинув плащ, Котаниро бросился к двери, бормоча про себя: «Прости, не могу так! Не могу!» - и стараясь не глядеть на ребенка за зеркальной поверхностью, уже измазанной кровью. Некоторое время назад, прорываясь через череду воспоминаний, кошмаров и смутных ощущений, постепенно перерастающих в галлюцинации, он, наконец, понял: нужно что-то делать. Бессилие уже давно начало порождать ярость, а паника – безумие. Ночные атаки с воздуха во снах всякий раз заканчивались смертью – резким пробуждением в крохотной темной комнатке. А отражения, которые он видел в зеркалах дома и во многочисленных однообразных кабинетах министерства, далеко не всегда принадлежали ему. И еще одно. Ощущение беды, как тогда, много лет назад, неотступно следовало за ним, словно пытаясь напомнить о чем-то, что он позабыл среди прочих ночных и дневных кошмаров. Что-то не менее жуткое, чем поле, залитое кровью; чем крики раненых в госпитале и то, что он с трудом удерживал на грани памяти и чего тщательно избегал, боясь, что не выдержит эмоциональной нагрузки и окончательно сдастся. Ему всегда было чем мучиться. Его личная война оказалась проиграна, а события, наполнившие ее, оставили множество ран и ожогов. Впрочем, временами это уходило куда-то очень глубоко, и он жил относительно спокойно, пока не наступала осень, и сырой воздух не приносил едва заметные запахи-призраки. …терзания плотным фронтом наступали вновь. …в отражениях начинали мелькать знакомые лица. И, все же, те самые раны и те самые ожоги были почти у каждого его современника, но, кажется, весь мир оправился от удара, кроме него одного. Конечно, он переусердствовал в самокопании и рефлексии, но так уж сложилось. Убежать от себя невозможно даже волевому человеку, а Котаниро волей никогда не отличался. Кроме того, ему было безумно стыдно говорить о том, что его волновало, отчего он так и оставался со своими потаенными страхами на ограниченной крохотной площадке, прикрученный, привязанный и безмолвный. Ему очень хотелось говорить с людьми! Ему хотелось признаться во всем! Ему хотелось рассказать о Химилле и Ноксид, но поблизости не оказывалось даже тех, кто способен выслушать простую фразу «У меня все нормально». Так вот сильно закрутилась жизнь вокруг. Возможно, именно поэтому он приходил туда: к трехэтажному зданию на самом краю города, почти за чертой. Далекое от норм морали заведение, пропитанное плесенью и биологическими жидкостями, а так же сложными эмоциями, витающими в узких коридорах и не поддающимися расшифровке. Он, в отличие от многих, приходил сюда, чтобы выговорится.
А теперь пришел админ... и простите, но он будет говорить. И наверняка вещи, не всегда и не всем приятные.
1) Я вовсе не против помещения в сообщество размышлений о литературе, которые условно назовем "статьями". Сам иной раз такое пишу, так почему бы и другим не заняться тем же. Порассуждать о процессе литературного творчества, его причинах и целях - не самое худшее занятие как для писателя, так и для читателя.
НО.
Любой пишущий человек - любой, независимо от возраста и жанра/размера произведения - обязан играть в эту игру по правилам. Согласитесь, если вы решите сыграть, допустим, в шахматы - вы признаете, что их следует определенным образом двигать по клеткам доски, а не кидаться ими в противника? И если вам сказано, что ладья ест пешку, а не наоборот, - вы тоже с этим смиритесь?
Ровно то же самое - в игре под названием "литература". В ней есть свои незыблемые правила. Не нравится их соблюдать - не играйте. Всё просто, не так ли?
Да, я именно о правописании. Оно необходимо. Если некто желает писать коряво и безграмотно - на здоровье, но не надо терзать этим невинных читателей. Но если уж этот некто решил сыграть в "шахматы" не сам с собой, а с другими игроками - правила он соблюдать обязан. Посему - и это ко всем присутствующим относится - безграмотность и корявое построение фраз не просто нежелательны, а решительно неприемлемы.
А если такое все-таки проскочило - с кем не бывает, - и автору на это указали, он обязан немедленно исправить. Так отчего же после замечаний Шоконы я вижу тут всё те же ошибки?
2) Если я правильно понял, основная мысль рассуждения, которое приведено чуть ниже (на статью все-таки, простите, не тянет), - что любой автор пишет лишь под воздействием личных сиюминутных переживаний, причем вкладывает в произведение исключительно собственную персону. И никак иначе. Автору скушно-грустно - и он, дабы от этого безобразия избавиться, мчится к бумаге и выплескивает туда все бури, кипящие на его, автора, душеньке.
Простите, но это не так. Увы. Так пишется только один вид условно-литературных произведений, а именно дневник. "Условно" потому, что 99 процентов дневников к литературе не имеют ровно никакого отношения. Да, они помогают разрядиться, слить негативные эмоции на бумагу, освободиться и весело бежать пить чаек с шоколадкой. Также написание дневника помогает (в теории) потенциальному автору отточить стиль... короче, научиться выражать свои мысли и чувства посредством слов и фраз - осмысленных, понятных и ласкающих глаз читателя. И ум читателя, и воображение.
Так что, если вам нравится выплескивать свои настроения на бумагу - это хорошо, и уж точно лучше, чем орать на окружающих, бить посуду или пинать котят.
НО.
Всё это - не литература. Это - не рассказы. Это то, что может - при определенной обработке - стать рассказом. А может и не стать.
Всё, о чем автор данного рассуждения (см.ниже) говорит, - это не о рассказах как жанре, ни в коем случае. Это совсем другое. А именно - попытка объяснить такое явление, как "фанфикшн". То есть вы, автор, объясняете, отчего человек вообще решает заняться таким странным и довольно-таки бесполезным делом - влезть в чужой сюжет, спереть тела чужих героев и всунуть в эти тела (не очень-то аппетитный образ, верно?) себя-любимого, автора фанфика.
Почему это - не рассказ? Да потому, что те самые "правила игры" давным-давно определены. Рассказ - это самостоятельное произведение, где присутствуют все те же неизбежные сестрички - завязка, кульминация и развязка. Причем характерное свойство рассказа - обратите внимание - законченность. Он начинается именно в тот момент, когда написана его первая фраза. Не раньше. И заканчивается он - бесповоротно и навсегда - как только написана фраза последняя.
Короче. Если для понимания сути рассказа требуется знать содержание какого-то другого произведения (книги, кинофильма или фильма рисованного, неважно) - то это не рассказ. А значит, все рассуждения автора неверны, поскольку касаются не того, о чем автор рассуждает, а совсем иного явления.
И это - причина того, почему данное размышление - не статья. Статья - это научная работа. Неважно, сколько лет автору статьи, и неважно, пишет он о книгах, звездолетах или бабочках, - но автор статьи обязан точно знать, о чем он пишет. И не называть, например, бабочек жуками. А если он все-таки путает жуков и бабочек - значит, он дилетант и невежда, который, как говорится, идет в воду, не зная броду. А это, согласитесь, нехорошо.
Так вот. Фанфик. Вообще-то для подобных творений давным-давно придумано слово: плагиат. Грубо говоря, воровство. Кто-то создал идею. Кто-то силой своего воображения произвел на свет - можно сказать, родил - героев, то есть живых, думающих, чувствующих созданий, которые прежде не существовали. Кто-то отправил их в удивительные приключения и заставил плакать и смеяться.
Этот "кто-то" - автор. Единственный и неповторимый. Или несколько авторов, творческий коллектив. Которые вкладывали душу, ум, воображение в акт творения... в "роды", если хотите. Да, вы правы: автор всегда поневоле вкладывает в героев часть себя. Но не себя самого как личность! Если не считать автобиографий - то практически все писатели пишут не о себе. Они используют свой жизненный и духовный опыт - да. Они переплавляют в повести, романы и рассказы свои эмоции - да. Но они не всовывают именно себя-любимых в вымышленные условия и чужие миры.
По очень простой причине: любой талантливый автор понимает, что он куда скучнее своих героев. Он слабее. Он менее изобретателен, не так силен, не так отважен, не так остроумен. Красивую фразу, которую герой роняет походя, автор иной раз выдумывает полдня, так и этак крутя в голове и десять раз перечеркивая на бумаге.
Не говоря о том, что автор - один. А героев, как правило, много. Вы читали хоть раз такое произведение, где герой - всего один? (Кстати, такие есть, но это уже высший пилотаж, вершина мастерства писателя). Как правило, кроме героя (одной штуки), имеются еще и другие люди. Кто-то старше героя, кто-то младше, кто-то противоположного пола, кто-то злой, кто-то добрый. И так далее.
Так вот: все эти люди должны отличаться. Старики должны быть стары, дети юны, женщины и мужчины различаются не только буквой "а", приделанной к слову "он". Литература - это вид искусства, который оживляет для нас людей. Проявляет их, как реактив проявляет фотопленку. Людей. А не одного-единственного человека, сиречь автора.
И далее. Да, это еще не всё. Литература должна быть не только правдивой, она должна показывать нам нечто, чего мы не знали. Какой толк в чтении десятка одинаковых книжек?! Это все равно, как часами жевать одну и ту же потерявшую вкус жевательную резинку. Невкусно и бесполезно, ни удовольствия, ни сытости.
Вот это и есть - чаще всего - то, что зовется "фанфик". История уже рассказана. Автор уже поведал всё, что хотел. Ему - автору - лучше знать, о чем эта история, где ее следует закончить и каковы побуждения, мысли и чувства героев. Никто не знает этих героев лучше автора. Хороши они или плохи - они уже есть. Как и мы с вами. Уже родились, и обратно нас не родят, и девочку Олю в тело мальчика Васи не всунешь. Даже если Оле почему-то этого очень хочется.
И читатель - нет, Читатель, тот самый, настоящий, ради которого в итоге и пишутся книги (или настоящий Зритель, все равно) - он никогда не станет выражать свою "любовь" к произведению, расчленяя его героев, пришивая одним носы и уши других, впихивая в их тела чужие души и садистски кромсая идею автора. Если вас кто-то любит - вам понравится, если он отрежет от вас кусочек "на память", уверяя, что это только из любви? Из "нежелания с вами расставаться".
Не думаю, что такая "любовь" кому-то понравится.
«Вам разве никогда не хотелось, чтобы ваш любимый герой ожил и превратился в настоящего человека?»(с)
Вот в чем роковая ошибка большинства фикрайтеров. Они не понимают главного: их "любимый" герой - это и есть настоящий человек. Он уже есть. Да, этого человека нельзя потыкать пальцем, но у него есть своя собственная душа, свои привычки, свои пристрастия, свои желания. Как же вы смеете звать его "любимым", если отнимаете у него всё это?! Фикрайтер хватает этого настоящего, живого человека - и выдирает из него клещами его суть. Его личность. Оставляет только пустую оболочку - и наполняет собою-ненаглядным. Или чувствами к себе-ненаглядному, втиснутому в чужой сюжет, где ему (фикрайтеру) просто нет места. И что остается от вашего "любимого" персонажа? Бессмысленное тело, которое дергается, как марионетка, на веревочках в руках кукловода - "любящего" фикрайтера. Этот герой чего-то хотел, кого-то любил, у него была своя манера речи и образ мышления. А что от него оставляет ретивый фикрайтер? Ничего. Хуже, чем ничего. Зомби.
Это явление вполне понятно - чисто по-человечески. Именно так, как вы говорите: «Допустим, описав какую-то романтичную сцену, наверняка на месте героя вы подсознательно представляете себя или хотите оказаться на его месте. «Рисуя» какие-то события, мы часто идеализируем ситуацию, описываем ее так, чтобы финал полностью устраивал нас».
Но это - попросту результат воздействия искусства (литературы или кино) на читателя. Зрителя. Неважно. Это - то самое, что делает чтение книг или просмотр фильмов не пустой тратой времени, а вполне достойным занятием. Мы читаем - и невольно задаем себе вопрос: "А что бы сделал на его месте я?". Мы приходим в ужас от гибели героя - и отчаянно пытаемся "пересочинить" всё так, чтобы его спасти. Чтобы, как верно замечено, "финал нас устраивал".
Но одно дело - наши желания. А другое - реальность. Пусть книжная, пусть киношная, пусть реальность аниме. Но это - реальность. И мы не можем, не имеем ни права, ни власти ее переделывать. Пусть нам не нравятся наши гены, но такие уж мы есть. Это - тоже реальность, над которой мы не властны.
Так что же делать, если эта вымышленная реальность нас не устраивает?
Если книга кончилась раньше?
Если кончилась не так?
Ответ - ничего.
С этой книгой мы уже ничего сделать не можем. Мы не можем в нее втиснуться - по той простой причине, что нас сформировало наше время, наши семьи, наша страна, наше окружение. Если вам так уж хочется влезть в мир полюбившегося героя - поймите его мир! Изучите его. Проанализируйте - отчего тот герой именно таков, что его таким сделало... и вообще, какой он?! Не "какой он в вашем понимании" - а какой он в реальности? В его собственной реальности, созданной его "родителем" - автором.
Пока вы не желаете принять ТУ реальность - не лезьте в нее и не пытайтесь в ней что-то писать.
А если вы так прониклись той реальностью - если вы в самом деле поняли тех людей (а не просто увидели лица выдуманных персонажей) - тогда вы уже никогда не станете их резать, калечить и ломать, чтобы они "поцеловали вас". Они - настоящие - разве кого-то вроде вас целуют? Кого они - настоящие - выбрали? Их избранники и друзья хоть в чем-то на вас похожи?
Если вы и правда сумели постичь чужой мир и понять характеры любимых героев - вы напишете не "как Гарри Поттер целует меня, а не Джинни" - вы напишете, что чувствовал настоящий Гарри Поттер, встретив кого-то вроде вас. Причем это будете не лично вы - это будет кто-то другой, потому что родился и рос этот ваш "близнец" в совершенно иных условиях.
Но если вы обладаете талантом, чтобы представить "кого-то вроде вас", но другого - зачем же вам воровать чужие миры для своего создания? Зачем вам навязывать этому вашему "ребенку" придуманных кем-то друзей? Ваш герой живет в своей реальности - созданной вами. А Гарри Поттер живет в другой реальности, а Наруто - в третьей... Зачем их рвать на части и перемешивать в каком-то пугающем несъедобном салате?
В салат нельзя напихать что попало и скушать с удовольствием. Если вы любите апельсины, шоколад, молоко и соленую селедку - это еще не значит, что следует всё это нарезать на кусочки, смешать в одной миске и радостно умять под чаек-кофеек-колу. После такого салатика вам придется надолго поселиться в туал... в общем, невесело вам придется.
«В момент, когда вы что-либо пишете, вы же наверняка задумывались о том, что в конечном итоге представляет из себя то, что вы написали?» (с)
Вот с этим на сто процентов согласен! Именно - решив что-то написать, вы обязаны думать. И вы обязаны абсолютно ясно понимать, что в конечном итоге будет представлять собою творение, которое вы пытаетесь написать.
Если в этом творении:
1) нет завершенности (оно начинается задолго до первой фразы и непонятно тем, кто читает только ваш шедевр); 2) нет композиции и сюжета (то есть, завязки-заманушки, эффектной кульминации и подводящей итог развязки); 3) нет логики (герои никогда не могли бы вырасти в том окружении, которое вы им приписали, и никогда бы не стали говорить такие слова, совершать такие поступки и с такими персонами целоваться); 4) нет достоверности (старики кажутся молодыми, дети - взрослыми, мужчины - женщинами, а главный (и расхваленный автором) герой - идиотом); 5) нет оригинальной, новой идеи, зато есть масса чужих идей, бессовестно уворованных, изодранных в лоскуты и кое-как, криво-косо, сшитых вместе; 6) нет умения виртуозно (или хотя бы сносно) использовать средства родного языка для выражения своих мыслей; 7) и элементарного знания родного языка тоже нет, равно как и понимания, что знать его писатель обязан; 8) зато есть "зомби", то есть тела бедолаг, выдранных из других историй и управляемых явно невменяемым кукловодом (фикрайтером)
- то это творение никогда, ни под каким соусом не следует называть "рассказом" и вообще литературой. Его вообще лучше никому не показывать. Дабы не позориться.
Не говоря о том, что сие творение и писать вряд ли следует; разве только "в стол", исключительно для себя, для тренировки, возможно... как и пресловутый личный дневник. Но это уже несколько другая история...
Что, мне предлагается доказать, что я не лошадь? Прошу, я не лошадь. И вы это знаете. А если не знаете, то вы идиот. (с)
Втоптали кольцо в мертво-черную липкую грязь. Слабеет рука, что сжимает ненужный клинок. Запуталась жизнь в перепутье весенних дорог. И призраки мертвых вернутся за мной, обреченно смеясь.
Запуталась жизнь в перекрестье прощальных путей, Запуталось сердце, и бьется, как птица, в груди. На выдохе (кровь на губах) "За собой позови". На выдохе - "Коль не спасешь, то хотя бы - добей".
Прощаньем поют реквиемы в сгоревших церквях, Пусть лучше меня бы отпели ветра на конце всех начал. Я бросил свой жребий, ну что же, логичен финал - Меня отпоют по весне в запылавших кострах.
Втоптали кольцо в мертво-черную липкую грязь. Я скоро приду, только надо чуть-чуть подождать. Лишь только хватило б мне сил, чтобы имя назвать, Увидеть тебя, протянуть тебе руку смеясь...