Нас здесь десять тысяч! (с)
Вторая половина первой главы. И да простят меня все.
За пятнадцать лет до этого:
читать дальшеХимилла и не был ни калекой, ни глубоко больным, а был он просто ребенком. Маленьким ребенком из голодной деревни, одним из тех многочисленных, оставшихся волею злого рока в эти тяжкие времена без родителей и вообще без каких-либо родственников.
Химилле не больше десяти лет, и он не знал, что детям положено быть наивными милыми детьми, а не боевыми единицами. Химилла оказался совсем не в курсе того, например, что на выходных в городе можно придти в кинотеатр и посмотреть фильм. Он даже не знал о существовании такой волшебной штуки, как кинематограф. От него было сокрыто и то, что в городе есть огромные библиотеки, полные книг. Химилла совсем не умел читать, а та единственная книга – с красивыми цветными картинками, хранившаяся у них дома, сгорела, когда пришли Белые Крысы.
Зато он запросто собирал и разбирал всякое оружие, какое попадалось ему в руки, а еще, как оказалось позже, мог смастерить взрывчатку без чьей-либо помощи. Он умел обращаться с лошадью, готовить что-то из ничего, ловить рыбу руками, ориентироваться ночью в лесу, разжигать костер без разжигателя, питаться муравьями и травами… ловкий был малый, одним словом.
Химилла числился ценным бойцом Имперской Армии, и его ставили в пример всем тем, кого выбрасывало с эшелонов поездов в самое пекло, тем, кто никогда раньше не видел оружия и не думал, что однажды придется убивать.
Косталинирох не знал, каким был Химилла до войны. Был ли тот открытым, и непосредственным, умел ли смеяться. Или, может быть, мрачность и чрезмерная серьезность была особенностью всех детей в Империи, а не только одного конкретного ребенка. Кослалинирох жалел, что в то время, когда у него была возможность сходить на курсы и изучить историю культуры Империи, он отказался, сочтя подобные знания лишними. Кто же знал тогда, что ему придется провести в далекой стране два с половиной года? Хорошо, хоть язык знал.
– Как тебя зовут?
– Химироланик. А вас?
– Зови меня Котаниро.
– Вас ведь недавно привезли?
– Откуда ты знаешь?
– Видно. Такое всегда видно.
Пусть и недолго, но Косталинирох все же был учителем и к детям относился по особенному. Он старался приглядывать за Химиллой, хотя, на первых порах, чаще происходило наоборот: интеллигент-горожанин в военно-полевых условиях оказался до смешного беспомощен. Счастье, что первые несколько дней его личной военной хроники пришлись на затишье. Три дня его отряд провел в лагере у границ Вельдри, принимая раненых и предавая земле убитых.
– Вы совсем немного не успели, – сообщил ему Химилла, когда они вместе копали насквозь сырую от осенних дождей землю черными лопатами, – если бы не авария на западной ветке, поезд пришел бы намного раньше, и тогда, наверное, мне бы пришлось копать могилы и всему вашему отряду тоже.
– А что случилось на западной ветке?
– Имперский поезд сбил караван белых крыс. Размазал их на несколько километров. Правда, здорово? Жаль, я не видел этого.
– Имперский поезд?
Косталинирох никогда не верил в эту легенду. Уже почти полвека прошло с тех пор, как последний из пяти поездов-гигантов сняли с рельсов и демонтировали. Думать, что один из них так и путешествует призраком по свету, было глупо – машину-замок трудно проглядеть, сложно не услышать и вообще, должны же ее где-то ремонтировать и заправлять! Да и рельсы для них прокладывались особенные, под стать мощи и массе металлических титанов! Они должны были давно зарасти и проржаветь, и никак иначе.
– А кто видел, как это случилось? – спросил, не переставая орудовать лопатой, Косталинирох у младшего товарища.
– Так никто не видел. Они просто на путях лежат, как будто по ним скалой проехались. И люди, и танки, и ходунки. Весь перекресток завален!
– Ага?
– Ну точно! Не верите? Мне Рейнамолин сказал, а уж он врать точно не будет!
Косталинирох хотел спросить что-то еще, но в этот момент в воздухе засвистело, загудело, и поднялся вой, сквозь который он едва услышал крик Химиллы, приказывавшего ему ложиться на землю. А дальше все вспоминалось обрывками…
Их прижало к стене вместе с Каллиарнихом, хохочущим и плачущим от счастья.
– Ты не представляешь, как тут здорово! – вопил он, перекрикивая агонию умирающих и свист снарядов. В двух метрах от них, под огнем, на самом открытом на свете месте лежало изувеченное до неузнаваемости тело. Оно извивалось, широко открывая беззубую пасть, молотя по земле обрубками – тем, что осталось от рук. К счастью, огромная потеря крови успокоила его почти сразу. Котаниро тошнило, колотило и выворачивало, а его веселый напарник, случайно оказавшийся в этот момент в том же убежище, смотрел на него со смесью преданности и вселенской всепоглощающей любви и продолжал, рыдая и хохоча, говорить, сверкая безумными глазами.
– Тебя бы в лагерь на один день! Чтобы понял разницу! Тут - ВСЕ! Все в наших руках! Мы сами можем дергать за рычаги! Мы можем убить их! Мы всех их можем убить!
На мгновение отступившая муть позволила разглядеть лицо Каллиарниха, оказавшегося ближе, чем когда-либо: его покрывали глубокие старые ожоги. Это лицо скрывало историю - горькую, жестокую, но, до сих пор, - со счастливым концом.
– Держите! – Химилла что-то сунул в непослушные руки. Штука вывалилась на сырую землю.
– Да держите же! – он повторил действие, но на этот раз уже грубо и освободившейся рукой врезал старшему товарищу по лицу. Глаза Косталинироха почти не прояснились, но он вжался в стенку окопа, прижимая холодный металл к почти голой груди, и мотнул головой.
– Чертов интеллигент! Давай же! Мне роста не хватит сделать это! – Химилла, потеряв всякое терпение, дернул бывшего преподавателя за воротник вверх, задавая направление. Тот встал, все так же бестолково таращась вокруг. – Смотри… смотри сюда, тебе говорят! Бери это в правую руку! В правую!! За вот это, да. Нажимаешь… А теперь резко вверх!
Подброшенный снаряд проснулся и рванул по направлению к маячку врага, но почти тут же, в нескольких метрах от них, рвануло еще одно взрывное устройство, брошенное в окоп крысами, но так и не долетевшее. Оно отбросило от себя несколько уже мертвых тел – одно из них столкнулось со снарядом Химиллы и понесло его обратно в окоп вправо от места запуска.
– Беги! – изо всех сил закричал Химилла и…
Лежа на земле, было несложно обозревать его фигуру, стоящую во весь рост на возвышении. Он поливал крыс свинцом и продолжал дико смеяться. Его смерть подлетела сзади, врезалась в щит на пояснице, застряла там и взорвалась, расплескивая содержимое безумного бойца. Величественная фигура с сожженным лицом и развороченным туловищем, нелепо раскинувшись в полете, упала в грязь, совсем недалеко от Косталинироха, придавленного вражеским измятым ходунком.
К сожалению, он еще не дошел до той точки, когда явь можно попутать с дурным сном.
Иногда ему казалось, что он слышит голос.
– Ты меня только не оставляй! Ну, пожалуйста! Я приведу кого-нибудь, обещаю! Ну, прости, что я тебя ударил! Я найду кого-нибудь! Тут еще должен быть кто-нибудь живой кроме нас!
За пятнадцать лет до этого:
читать дальшеХимилла и не был ни калекой, ни глубоко больным, а был он просто ребенком. Маленьким ребенком из голодной деревни, одним из тех многочисленных, оставшихся волею злого рока в эти тяжкие времена без родителей и вообще без каких-либо родственников.
Химилле не больше десяти лет, и он не знал, что детям положено быть наивными милыми детьми, а не боевыми единицами. Химилла оказался совсем не в курсе того, например, что на выходных в городе можно придти в кинотеатр и посмотреть фильм. Он даже не знал о существовании такой волшебной штуки, как кинематограф. От него было сокрыто и то, что в городе есть огромные библиотеки, полные книг. Химилла совсем не умел читать, а та единственная книга – с красивыми цветными картинками, хранившаяся у них дома, сгорела, когда пришли Белые Крысы.
Зато он запросто собирал и разбирал всякое оружие, какое попадалось ему в руки, а еще, как оказалось позже, мог смастерить взрывчатку без чьей-либо помощи. Он умел обращаться с лошадью, готовить что-то из ничего, ловить рыбу руками, ориентироваться ночью в лесу, разжигать костер без разжигателя, питаться муравьями и травами… ловкий был малый, одним словом.
Химилла числился ценным бойцом Имперской Армии, и его ставили в пример всем тем, кого выбрасывало с эшелонов поездов в самое пекло, тем, кто никогда раньше не видел оружия и не думал, что однажды придется убивать.
Косталинирох не знал, каким был Химилла до войны. Был ли тот открытым, и непосредственным, умел ли смеяться. Или, может быть, мрачность и чрезмерная серьезность была особенностью всех детей в Империи, а не только одного конкретного ребенка. Кослалинирох жалел, что в то время, когда у него была возможность сходить на курсы и изучить историю культуры Империи, он отказался, сочтя подобные знания лишними. Кто же знал тогда, что ему придется провести в далекой стране два с половиной года? Хорошо, хоть язык знал.
– Как тебя зовут?
– Химироланик. А вас?
– Зови меня Котаниро.
– Вас ведь недавно привезли?
– Откуда ты знаешь?
– Видно. Такое всегда видно.
Пусть и недолго, но Косталинирох все же был учителем и к детям относился по особенному. Он старался приглядывать за Химиллой, хотя, на первых порах, чаще происходило наоборот: интеллигент-горожанин в военно-полевых условиях оказался до смешного беспомощен. Счастье, что первые несколько дней его личной военной хроники пришлись на затишье. Три дня его отряд провел в лагере у границ Вельдри, принимая раненых и предавая земле убитых.
– Вы совсем немного не успели, – сообщил ему Химилла, когда они вместе копали насквозь сырую от осенних дождей землю черными лопатами, – если бы не авария на западной ветке, поезд пришел бы намного раньше, и тогда, наверное, мне бы пришлось копать могилы и всему вашему отряду тоже.
– А что случилось на западной ветке?
– Имперский поезд сбил караван белых крыс. Размазал их на несколько километров. Правда, здорово? Жаль, я не видел этого.
– Имперский поезд?
Косталинирох никогда не верил в эту легенду. Уже почти полвека прошло с тех пор, как последний из пяти поездов-гигантов сняли с рельсов и демонтировали. Думать, что один из них так и путешествует призраком по свету, было глупо – машину-замок трудно проглядеть, сложно не услышать и вообще, должны же ее где-то ремонтировать и заправлять! Да и рельсы для них прокладывались особенные, под стать мощи и массе металлических титанов! Они должны были давно зарасти и проржаветь, и никак иначе.
– А кто видел, как это случилось? – спросил, не переставая орудовать лопатой, Косталинирох у младшего товарища.
– Так никто не видел. Они просто на путях лежат, как будто по ним скалой проехались. И люди, и танки, и ходунки. Весь перекресток завален!
– Ага?
– Ну точно! Не верите? Мне Рейнамолин сказал, а уж он врать точно не будет!
Косталинирох хотел спросить что-то еще, но в этот момент в воздухе засвистело, загудело, и поднялся вой, сквозь который он едва услышал крик Химиллы, приказывавшего ему ложиться на землю. А дальше все вспоминалось обрывками…
Их прижало к стене вместе с Каллиарнихом, хохочущим и плачущим от счастья.
– Ты не представляешь, как тут здорово! – вопил он, перекрикивая агонию умирающих и свист снарядов. В двух метрах от них, под огнем, на самом открытом на свете месте лежало изувеченное до неузнаваемости тело. Оно извивалось, широко открывая беззубую пасть, молотя по земле обрубками – тем, что осталось от рук. К счастью, огромная потеря крови успокоила его почти сразу. Котаниро тошнило, колотило и выворачивало, а его веселый напарник, случайно оказавшийся в этот момент в том же убежище, смотрел на него со смесью преданности и вселенской всепоглощающей любви и продолжал, рыдая и хохоча, говорить, сверкая безумными глазами.
– Тебя бы в лагерь на один день! Чтобы понял разницу! Тут - ВСЕ! Все в наших руках! Мы сами можем дергать за рычаги! Мы можем убить их! Мы всех их можем убить!
На мгновение отступившая муть позволила разглядеть лицо Каллиарниха, оказавшегося ближе, чем когда-либо: его покрывали глубокие старые ожоги. Это лицо скрывало историю - горькую, жестокую, но, до сих пор, - со счастливым концом.
– Держите! – Химилла что-то сунул в непослушные руки. Штука вывалилась на сырую землю.
– Да держите же! – он повторил действие, но на этот раз уже грубо и освободившейся рукой врезал старшему товарищу по лицу. Глаза Косталинироха почти не прояснились, но он вжался в стенку окопа, прижимая холодный металл к почти голой груди, и мотнул головой.
– Чертов интеллигент! Давай же! Мне роста не хватит сделать это! – Химилла, потеряв всякое терпение, дернул бывшего преподавателя за воротник вверх, задавая направление. Тот встал, все так же бестолково таращась вокруг. – Смотри… смотри сюда, тебе говорят! Бери это в правую руку! В правую!! За вот это, да. Нажимаешь… А теперь резко вверх!
Подброшенный снаряд проснулся и рванул по направлению к маячку врага, но почти тут же, в нескольких метрах от них, рвануло еще одно взрывное устройство, брошенное в окоп крысами, но так и не долетевшее. Оно отбросило от себя несколько уже мертвых тел – одно из них столкнулось со снарядом Химиллы и понесло его обратно в окоп вправо от места запуска.
– Беги! – изо всех сил закричал Химилла и…
Лежа на земле, было несложно обозревать его фигуру, стоящую во весь рост на возвышении. Он поливал крыс свинцом и продолжал дико смеяться. Его смерть подлетела сзади, врезалась в щит на пояснице, застряла там и взорвалась, расплескивая содержимое безумного бойца. Величественная фигура с сожженным лицом и развороченным туловищем, нелепо раскинувшись в полете, упала в грязь, совсем недалеко от Косталинироха, придавленного вражеским измятым ходунком.
К сожалению, он еще не дошел до той точки, когда явь можно попутать с дурным сном.
Иногда ему казалось, что он слышит голос.
– Ты меня только не оставляй! Ну, пожалуйста! Я приведу кого-нибудь, обещаю! Ну, прости, что я тебя ударил! Я найду кого-нибудь! Тут еще должен быть кто-нибудь живой кроме нас!
@темы: Проза, Научная фантастика, kinuli, Дети победителей
И страшнее всего она тогда, когда калечит детей. Даже не физически, а духовно. Когда заставляет их быть виды повидавшими старичками или воинами, хладнокровными исполнителями и бездушными машинами для убийства...
Вот это страшно. Когда у них отнимают не только право на саму жизнь, но и на детство.
И когда им приходится не полагаться на помощь и защиту взрослых, а самим наставлять и защищать их.
читать дальше
это просто я не знаю что.
пойду учить родной язык!
и спасибо за отзыв))
Очень нравится Ваш стиль, читается легко и с удовольствием. Часть получилась достаточно эмоциональной, да и чувствуется этот страшный "дух войны" и в самом тексте, и в персонажах. Становится даже немного жутко именно от осознания фантастической "нефантастичности"...
Мы сами можем дергать за рычаги! Мы можем убить их! Мы всех их можем убить!
После этой реплики аж пробрало, настолько живо представилось это безумие. Потрясающе.
Жду продолжения, как бы банально это ни звучало!