Стихи

[Ветер, который сказал мяу]

Предатель

Предатель… С обескровленных губ срывается слово,
Что боль причиняет страшнее железа.
Почему я поверил, что не было шанса другого?
Почему я считал, что поверить кому-то полезно?

Предатель Чести и предатель клятвы –
Предатель я вдвойне – и эра, и отца.
Смерть здесь не соберет кровавой жатвы.
О том, клянусь, я позабочусь до конца.

Но, впрочем, клятвы нарушать мне не впервой.
Вы это знаете. И потому – не верьте!
Поверьте, я пытался стать самим собой,
А стал всего лишь Человеком Чести.

Королеве

Это не слезы, это просто идут дожди.
Это ветер стирает следы с песка.
И на выдохе криком: "Не плачь, не жди.
Я уже не вернусь, даже если придет весна.

Я прожил сотню лет на чужой войне,
Но уже не вернусь. Я погиб тогда.
Но, прошу, не грусти и не плачь обо мне -
Я погиб на войне... Так чего же еще желать?

Я ушел и уже не вернусь. Но живи и прости.
Мне не нужен покой. Мне покоя хватило вполне.
Я был грешен. Но ты, я прошу, не суди.
Не грусти и не плачь - я погиб на войне.

Прощай

В конечном итоге, прощай –
Такое же слово, как «встретимся снова».
Вот только значенье немного иное…
Всего лишь – «не умирай»…

Прощанье… На вздохе взрывается криком
Беззвездная синяя тишь…
Чего ж ты молчишь?
Молчанье сегодня не к месту и дико,

Но кончился пафосных слов запас.
Теперь помолчим. Перед смертью слова
Неуместны. Да только назад
Не забрать оброненных нами фраз…

В конечном итоге, это просто слово – прощай…
Как впрочем, мы встретимся снова.
Вот только значенье иное.
Всего лишь на вдохе – «не смей умирать!»

Сказки

Небо на всех одно
А небеса у всех разные.
Старыми-старыми сказками
В камине горит огонь.

Сказки, конечно же, сбудутся.
Дождь постучит в окно.
Старые темные улицы
Дарят свое тепло.

Ну а тепла у них много:
Хватит его на всех.
Осень посмотрит строго,
Осень не любит смех

Только кому оно надо:
Грусть и печаль до сна?
В пламени листопада
Осень для всех одна.

В сказках веселье и горести,
В сказках - добро и зло.
В сказках не знают корысти,
В сказках всегда тепло.

В сказках есть кличи победные,
В сказках - живая душа.
В сказках не плачут бедные,
Деньги отдав до гроша.

В сказках - честь это главное,
В сказках - счастливый конец.
Какие б ни ждали препятствия,
К сроку домчится гонец.

Небо на всех одно,
А небеса у всех разные.
Старыми добрыми сказками
В дверь постучит добро.

@темы: Стихи

---

Принц и Ветер

[Ветер, который сказал мяу]

В камине горел огонь. Впрочем, это неважно. Сказка-то, в общем, о другом.

сказка

Ну так вот. Возле этого камина сидел Менестрель и задумчиво перебирал струны лютни, такой же старой, как и сам Менестрель. Возле Певца столпились дети. Они хотели послушать сказку. Но Менестрель, казалось, не слышал их робких просьб и все так же перебирал струны, задумчиво глядя в огонь. Вдруг старик заговорил:
- Ветер тихо поет что-то каждую ночь, но мало найдется тех, кто захочет услышать и понять. Кто распахнет двери Ветру?
Когда-то давно жил на свете Принц. С детства его заставляли постигать разные науки. Но по ночам мальчик тайно от своего отца читал книги, рассказывающие о далеких странах и о людях, которые жили в них. О людях, умеющих говорить с Ветром. Принц часто пытался понять песни Ветра. Каждую ночь он поднимался на самую высокую башню замка и слушал. Но Ветер не желал открывать ему своих тайн.
Однажды юный Принц спросил у своего Учителя, умеет ли тот говорить с ветром. Старик лишь грустно покачал головой и сказал:
- Забудь об этом, мальчик.
Принц забыл.
Время шло, и однажды Принц взошел на престол вместо старого Короля, которого убили на войне.
Как-то раз к Принцу пришел старый Маг. Он просил о малом. О защите и крове. Принц дал ему это. Однажды Маг пришел к юноше и спросил:
- Чего ты хочешь больше всего на свете?
Принц вспомнил свои детские мечты и пожелал говорить с Ветром. Маг грустно улыбнулся и сказал:
- Да будет так.
В ту же ночь Принц снова поднялся на башню и позвал Ветер. Тот откликнулся.
С тех пор Ветер часто прилетал к Принцу. Они говорили и говорили. Ветер звал своего друга улететь с ним, на что Принц только грустно качал головой и отвечал, что не умеет летать.
Однажды Ветер прилетел и сказал:
- Завтра я прилечу к тебе последний раз. Если захочешь, ты сможешь улететь со мной.
Весь следующий день Принц подготавливал все к своему уходу. Ровно в полночь он поднялся на башню. Ветер уже ждал его.
- Что ты решил?
- Я лечу с тобой, - ответил Принц.
Ветер кивнул. И в тот же миг тело Принца стало изменяться. Через несколько минут вместо юноши на крыше стоял ворон. Он взмахнул крыльями, и они с Ветром полетели навстречу Луне...
Звуки лютни прервались.
- Это все? - спросил кто-то.
Менестрель кивнул.
- А теперь мне пора, - сказал он и вышел на улицу.
Дети выбежали за ним. Но снаружи уже никого не было. Только черный ворон летел навстречу Луне...

@темы: Сказки

---

Воробей и кошка.

[Йод]

Первая попытка написать сказку.

О чем должна быть эта сказка? О любви и преданности. Она должна нам вселять уверенность в том, что перед самым светлым чувством открыты все дороги. И обязательно хорошо кончаться. Но что делать, если понятие «счастье» весьма относительно? Что же подразумевается под хорошим концом? То…что получится.

***

Утреннее небо, искрящаяся голубизна, чистота и непорочность. И одинокая точка, нарушающая равновесие, но это наши мысли, смотрящих на неё снизу вверх. Зависть? Вполне. Мы скажем, что это всего лишь одиноко парящий воробей. А сам он, вполне обосновано, считает себя королём неба. Он единственный поднявшийся на такую высоту. Одиночество не подрезает ему крылья, скорее наоборот. Всё ещё уверены, что он лишний?
Опустите свой взгляд. Там, вдали, кошка. Так же как и мы, минуту назад, наблюдающая за воробьем. Нет. Не надо хвататься за сердце. Он высоко, она же в самых низах. Не разглядеть, не дотянутся, не причинить боли. Нужно ли ей это? Мы, смотрящие издалека, решим, что да. Ошиблись? Не знаем.
Ну и, наконец, мы – те, кто поведает Вам эту историю.

Смотришь? Смотри. Тебе не взлететь, ты ничтожна. Каждый день сидишь на этой ветке и наблюдаешь за моим полетом.

Заметил? Я и не сомневалась. Думаешь, возможность летать ставит тебя на одну ступень с Богом? Что же ты будешь делать без крыльев?

Воробей – птица любопытная. Однажды он подлетел к кошке слишком близко. В сказках это принято называть судьбой.

С высоты она казалась меньше. И не было ощущения опасности.

Быть недосягаемой целью в небе тебе идет больше, чем моей жертвой. Зато я могу почувствовать тебя.

Это сказка, так где же любовь? Не торопите события.

Я не представляю себя без неё. Мне больше не нужно небо, там одиноко и холодно. Ты лишила меня крыльев. Я рад этому – они бессмысленная декорация моей пустой жизни.

Ты больше не летаешь, сознательно отказался от титула короля? Это ничего не меняет. Я навсегда останусь с тобой.

Кошка всегда любила воробья. Так и тянет сказать « жили они долго и счастливо и умерли в один день». Слишком быстро? Согласны. Тогда позвольте нам рассказать эту историю, избегая их мыслей.
Котят топят. На первый и последний вздох дано не более 10 минут. Родится – чтобы умереть. Остался последний. Вернее осталась.
Всего лишь маленький кусочек хлеба. С Вас сильно убудет? Хотя, не будем судить. Это исключительно Ваше дело. Принципиальных и суеверных. Раз не утонула с первого раза – должна жить. Спасибо воробью.
Не желая того - подарил жизнь.
Кошка благодарна воробью.
Воробей не знает кошку.
Время идет, колесо катится. Всё быстрее и быстрее.
Каждый день наблюдают друг за другом. Всё ближе и ближе. Всё роднее и роднее. Два существа ступивших на дорогу одиночества. Один ради неба, другая ради солнца.
Как невозможно остановить течение реки, так и невозможно остановить ход колеса.
Одиночество погибло под натиском любви. Это же сказка, если Вы не забыли. Они призрачно счастливы. Почему призрачно? Всему свое время.
Улитка разворачивает свой панцирь и трубит в рог. Река изменила направление.
Пришла пора вернуть мысли наших героев.

Ты изменилась. Нет. Я не держу тебя.

Всегда всё замечаешь.

Кошка ошиблась. Кошка не любит воробья.

Я подбит. Больше не могу летать.

Ты оказался ниже меня.

Грохот колеса заглушает рог улитки.
Воробей встретил змею.
Кошка смотрит на ястреба.
Бывший Бог неба и королева земли.
Бывшая королева земли и Бог неба.
Счастье? Вполне.
Колесо задавило улитку и перекрыло реку.

@темы: Сказки

---

Tindomirelle

[.Tindomirelle.]

Не обещаю, что вам понравится, но автор не ванилька, резать вены не бросается чуть что.)

Мне ли не верить твоим мимолётным взглядам?
Мне ли не знать, как сбежать от этого шума?

ID. В канун Дня Всех Святых.
Алиса намного с недавних пор стала проще,
Как будто осина иль тополь, когда ноябрь,
Всё чаще боится пролётов широких, ропщет
На то, что темнеет рано, и канделябр
Всё время не там, где хотелось его зажечь бы,
Что все фонари в переулке разбиты в пух;
Алису, как ведьму, заносит чаще на дыбы,
А шорох любой, как сирена, ей режет слух.

Алиса боится прямого, живого света,
Как, впрочем, и мрака, ведь боязнь берёт впотьмах,
Квартира Алисы дотошно тепло прогрета,
И так же дотошно собранный альманах,
В котором немного стихов, остальное - снимки,
Пейзажи, картины песка - в общем, всякий вздор,
Лежит на столе. Алиса сметает пылинки,
Потом уменьшает до дома свой кругозор.

Алиса себя вспоминает, от слов до свиста,
До хруста в суставах и горечи, что в душе
Вовсю разрослась, заменяя в ней атеиста
На протестанта. Но в небольшом тираже.
Алиса намного с недавних пор стала проще,
Освоилась с другом своим, что зовётся стресс,
В канун Всех Святых лишь боится вернуться в рощу -
Алиса не хочет обратно в Страну Чудес.
(с) .Tindomirelle.

to Крис Аивер
Когда ты смеешься - я приглушаю голос
И яркое солнце мне прошибает стены,
Да, мне хватает тебя почти что по горло,
Даже когда ты далёк и стоишь на сцене,
Даже когда маячишь в толпе прохожих -
Тех, с твоей тенью своими вообще не схожих.

Когда ты смеешься - я опускаюсь ниже
И открываюсь любому пустому слову,
Ритм прытких струн однозначно на сердце выжег
Что-то своё. Отпустил в свою невесомость.
Мне ли не верить твоим мимолётным взглядам?
Мне ли не знать, как сбежать от этого шума?...

Черт! Отвернись, находясь так маняще рядом!
Когда ты смеешься -
Я не способна думать!
(с) .Tindomirelle.

Спасибо, Господь. Сбылось.
Я снова схожу с ума по своей блондинке;
И кажется, будто уже начинаю жалеть,
Я видел её только раз, да и то на снимке,
Так какого я буду одной лишь ею гореть,
Какого я буду мечтать, убиваясь ядом?
Куря в полумраке балкона, продрог насквозь,
Почти до души. Но она этим чудным взглядом
Меня сохранит.
Спасибо, Господь.
Сбылось.
(с) .Tindomirelle.

#про печень
А в воскресенье ты будешь травить свою печень,
Чтоб узнать в понедельник, что она всё же есть.
А во вторник узнаешь, что пел много песен
И смеялся притворно, сбивал чью-то спесь.
А потом тебе скажут, что ты "очень милый",
Улыбнешься, не видя фальшивый обман.
В среду леди тебе тихо скажет "любимый",
А потом, что беременна.
Ну и болван.
(с) .Tindomirelle.

@темы: Стихи

---

Один день из жизни человека.

[Elertain]

Предупреждение: местами содержит ненормативную лексику.

Глава первая.

Утро. Очередное утро. Кивнуть охраннику. Улыбнуться каждому встречному сослуживцу. Персонально поздороваться с блондинкой-начальницей местного кружка посиделок за чашечкой кофе. И попробуй только не обратить на нее любимую ни малейшего внимания, будет позорить до конца дня.
Добраться до рабочего места. С облегчением плюхнуться... на кнопку. Месть. Это месть. Этот нехороший человек до сих пор мстит за то, что я два месяца назад не одобрил ее новую прическу. То есть, я даже не заметил, что она сходила в супермодный салон, где ей укоротили челку на три миллиметра и сделали не прямой, а косой пробор. Я, между прочим, был занят одним очень важным расчетом. Каким образом на имеющиеся у меня пять гривен купить в обед два пирожка по гривне двадцать пять и стаканчик кофе за две гривны, при этом еще гривну пятьдесят нужно отложить на проезд и вернуть долг в размере той же гривны пятидесяти копеек. Что-то явно не сходилось. Где уж мне было заметить пробор на некоей блондинистой головенке. И вот уже второй месяц я имею удовольствие, а скорее - удовольствие имеет меня, каждое утро восседать на свежеподложенную канцелярскую кнопку. Набрал уже полную коробку, так что, если кому надо, поделюсь.
Привычным движением ноги включить компьютер. Вспомнить, что для того, чтобы он включился, нужно слазить под стол и воткнуть вилку в розетку. Нет, все в порядке, просто кое-кому приспичило вскипятить чайник, а других розеток в помещении, да и во всем офисе фирмы, насколько я понял, нет.
Ввести пароль. Выругаться. Ввести более подходящий пароль. Выругаться по инерции. Сходить в дальний левый угол. Подключить сетевой кабель. Внутренне поздравить себя с началом очередного рабочего дня. Выругаться по поводу начала очередного рабочего дня.

Восемь тридцать четыре. Подавив в себе желание ткнуться лицом в клавиатуру и поспать, начал перекладывать с места на место карандаши и ручки. В результате получилось нечто вроде низенькой пирамидки. Прикольно.
Восемь сорок две. Легким движением руки пирамидка перекочевала в верхний ящик стола.
Восемь сорок три. Пробовал писать отчет. На третьем слове мозг плавно и незаметно отключился.
Девять десять. Подошел Леха, попросил что-то посчитать, у него не сходилось. Прикинул на глаз: получилось около "метра". Леха обозвал меня идиотом и отправился за калькулятором. Принес. Долго спорили. Леха против того, что в тысяче на самом деле тысяча двадцать четыре чего-нибудь. Обозвал меня в очередной раз идиотом и ушел. Человек, ты за чем приходил? Может, чего сказать хотел?
Искал свой калькулятор: по теории вероятности получился второй ящик снизу; копался в ящике - нихрена не нашел. Бросил монетку. Получился второй снизу. Долго думал.
Придумал! Отстучал по сети вопрос Лехе. Леха обозвал меня придурком и посоветовал заняться делом.
Пробовал продолжить писать отчет. С отключенным мозгом - не такое простое дело.
Десять ровно. Извлек пирамидку из верхнего ящика стола, разобрал, разложил.
Десять восемь.
Десять девять.
Десять десять.
Десять одиннадцать.
Десять двенадцать... Пробовал рисовать. Нарисовал блондинку. Нарисовал Лисицыну. Нарисовал других обитателей офиса. Блондинка получилась похожей на крысу, Лисицына - на какого-то мультяшного персонажа, а остальные вообще не получились. Продолжил втыкать на часы.
Десять двадцать.
Десять двадцать.
Десять двадцать
Десять двадцать? Задумался. Поискал во втором ящике снизу калькулятор. Нашел! Положил обратно. Хотел пойти покурить. Вспомнил, что сигареты остались в рюкзаке, вместе с зажигалкой.
Опять пришел Леха, принес какие-то документы. Требовал с меня отчет. Пригрозил! Ха-ха-ха! И еще тысяча один раз "ха". Нашел, кого отчетом несданным пугать.
Час. Обед. Можно расслабиться, перекусить, потрепаться с кем-нибудь. Узнать последнюю новость блондинки и Ко: оказалось, мне уже, без малого, двадцать шесть, а считать я так и не умею. Порадовался: за себя, за других программеров, за преподов программинга. Представил, как намотаю белобрысые блондинкины волосенки на утюг. Порадовался.
Два двадцать шесть. Вспомнил, что в рюкзаке осталась только зажигалка. Взгрустнулось. Проверил калькулятор - не нашел. Перерыл весь второй снизу ящик - нихрена не нашел. Полез под стол за линейкой. Когда вылазил, ударился о столешницу. В результате монитор жалобно звякнул об пол. Нет, все в порядке. Я его уже десятый... одиннадцатый раз роняю - ни царапинки. Водрузил это чудо техники обратно на стол. Полез назад за линейкой. С превеликими предосторожностями вылез из-под стола. Кинул линейку во второй ящик снизу, попал по калькулятору.
Заглянул-таки в курилку. Леха только фыркнул. Покрутил в его сторону пальцем у виска. Вернулся. Пробовал писать отчет.
Пришел Леха. Забрал свежеизваянный отчет. Напомнил, что с меня еще два, фыркнул, ушел.
Мой взгляд наткнулся на карандаш. Попытался воспроизвести пирамидку. Сходство есть, что не может не радовать. Легким движением руки пирамидка отправилась в верхний ящик.
Подошла Наталья. Долго искал в верхнем ящике стола ручку, чтобы подписать какую-то бумажку. Не нашел. Пришлось обратиться к Толику. Он стоял над душой, пока я подписывал бумажку, после чего с многозначительным взглядом отобрал ручку.
Вытащил из ящика все карандаши и ручки. Разложил на столе. Задумался.
Неужели, чтобы изо дня в день заниматься этой белибердой, необходимо было пять лет отматывать срок в универе? До сих пор в голове не укладывается.

Так, за разными делами, еле-еле дождался конца рабочего дня. Потянулся. Улыбнулся. Выматерил в голос блондинку, за что был испепелен на месте диким взглядом. Пригрозил намотать ее патлы на утюг, если она еще раз полезет к моей розетке. И с чувством выполненного долга отправился домой.
Решил пройтись пешком. Вечер был замечательный: теплый, тихий. Солнце медленно вползало за горизонт, отражаясь в бесчисленных окнах окружавших меня зданий. Дул легкий ветерок, приятно треплющий волосы. Порядком измятая пачка сигарет, уже недели три кочевавшая из рюкзака в пиджак и обратно, полетела в урну.
Засунув поглубже руки в карманы, стараясь ни о чем не думать, щурясь на солнце, я неспешным шагом пошел домой.

Глава вторая

Глава вторая

Чашка. Горячая. С Винни Пухом. Одинокая фигура за столом. Да, моя. И чашка моя. Ять, я чувствую себя так, будто я опять студент: за окном - темный зимний промозглый вечер, я - за компом, пытаюсь сочинить произведение на тему: ежеквартальный отчет, предо мной - чашка с Пухом и кофе, уже пятая по счету. И никого, тишина и спокойствие. Комнату озаряет лишь подсветка монитора.
Не знаю, сколько уже тут сижу. Много. Успел сходить к вахтеру, сказать, что ночевать, скорее всего, буду на рабочем месте на клавиатуре. Поржали вместе. Он тоже недавний студент, только ПТУшник.
Кофе в чашке закончился. А вставать лень.
Пробовал писать отчет - скучно. Темно и одиноко.
Я понял, чего не хватает. ПИВА! Как говаривал мой одногруппник: сейчас по пиву, а завтра, на свежую голову, чего-нибудь напишем.
Пойду поищу чайник. Сразу наворачивается вопрос: а пять кружек горячего кофе, выпитых мною не далее, как сейчас? Ну, правильно. Так это ж мой чайник. А поискать ведь можно чей-нибудь. Лехин, например. Или лисицынский. Все равно делать нечего.

Итак, квест: найти чайник всеми доступными способами.
Участвующие: я.
Местность: офис фирмы такой-то.
Точка старта: мое рабочее место.
Вооружение: природная смекалка.
Экипировка: кроссовки, джинсы, футболка с надписью: "Нас невозможно сбить с пути, нам пофигу, куда идти", фонарик.
Приступим. Наиболее вероятное местоположение чайника - кабинет Лехи. До кабинета можно добраться двумя путями. Первый: по лестнице, но это уж слишком просто; да и кто знает, что там на этой лестнице в темноте происходит. Второй: черный ход - вот это уже по-нашему. Осторожно выглядываю за дверь. Пока никого. Оборачиваюсь на одинокий огонек монитора у дальней стены: надеюсь, что вернусь к нему с чайником. Опять осторожно выглядываю за дверь. И делаю шаг во тьму.
Прижавшись к стенке спиной, пробираюсь в сторону пожарной лестницы, изредка подсвечивая себе фонариком. Выглядываю за дверь. Первая мысль: туда бы гранату. Выжидаю, пока пройдет этот порыв, все-таки я не исправим. Убираю фонарик в карман. Выхожу на площадку. Здесь не так темно, как в коридоре. Осматриваю пролеты лестницы вниз, потом вверх. Лехин кабинет на этаж выше. Осторожно поднимаюсь.
Дверь с лестницы открыта. Прижимаюсь к ступенькам, жду. Тишина. Осторожно, почти по-пластунски, продвигаюсь вперед. Рывок. Прижимаюсь к стене у дверного проема. Заглядываю в коридор. Темно и тихо. Резко заскакиваю внутрь. Затаиваюсь, присев на корточки и прижавшись к стене.
Практически с ужасом осознаю, что не знаю, которая дверь лехина. Нет, при свете дня я знаю. Но это если считать от главной лестницы. А сколько дверей во всем этаже - посчитать не удосужился. И вот она, плата за некомпетентность. Надо думать. Без этого никак.
Забиваюсь в угол и начинаю думать.
По всем подсчетам вышла пятая от меня дверь по правой стороне. Иду к двери. Дергаю - заперто. Начинаю рыскать вокруг, пытаюсь отодрать ковровое покрытие под дверью на предмет обнаружения ключа. Отодрал. Ключа нет.
Побочный квест №1: найти способ открыть дверь с минимальными повреждениями.
Иду в сторону лифта, и, соответственно, главной лестницы. Выглядываю из-за угла. Чуть было не срываюсь в панику: на полу лежит полоса света из-под лисицынской двери. Что делать, что делать? Идея. Прокрадываюсь в дальний конец коридора, что ближе к лифту. Вызываю лифт. Ставлю в проем горшок с фикусом, и створки лифта, от невозможности закрыться, начинают издавать звуки по горшку. Сам затаился в наиболее темном углу.
Через минуты две к лифту быстрым шагом подошла Лисицына. Еще минуту втыкала на это ЯВЛЕНИЕ. Потом занялась горшком.
Рысью метнулся за ее спиной. Забегаю в кабинет, подбегаю к столу, хватаю несколько скрепок и, рысью же, вылетаю вон. Забегаю за угол, пробегаю по коридору и вылетаю на черный ход.
Прислушиваюсь - вроде тихо. Заглядываю в коридор - темно и тихо. Прокрадываюсь к двери лехиного кабинета. Ну-с. Однажды на ролевке я тоже не мог найти ключ от замка, зато у напарницы были шпильки для волос. Немного поковырял в замке скрепкой. Побочный квест №1 выполнен. Захожу внутрь. Подсветил себе фонариком. Наличия чайника не обнаружил. Облазил весь кабинет. Ну нету тут чайника- и все тут. Даже обидно стало. От обиды написал Лехе записку: где чайник, сволочь? Но замок, уходя, закрыл.
Лифт. Идет вниз. Стало быть, Лисицына отбыла домой. Дохожу до угла. Выглядываю. Темнота. Тишина.
Побочный квест №1 в отношении лисицынской двери так же выполнен. А вот здесь меня ждала удача. В общем, я знал, что на Леху не стоит надеяться. На кофейном столике горделиво возвышался лисицынский чайник. Душа моя возликовала. Завладеваю чайником, но вдруг ухо мое улавливает подлый звук поворота дверной ручки. С места, не выпуская чайника, одним прыжком достигаю шкафа и затаиваюсь за ним. Спиной к двери, лицом к окну и боком к лисицынскому столу. Замираю.
Свет. Как обухом по голове, ярчайшая вспышка по глазам. Шаги. Кокетливое постукивание каблучков. Ближе. Еще ближе. В душе нарастает смутная паника. Осторожно скашиваю глаза вбок. Как в замедленной съемке, в поле зрения показывается Лисицына, но... поворачивается спиной к шкафу и ко мне, соответственно. Что-то смотрит на столе. Зажмуриваюсь, вжимаюсь в шкаф. Потом возношу взгляд к потолку и, к нему же, начинаю возносить молитву. Буквально через несколько секунд осознаю, что возношу молитву просто в объектив камеры слежения. Челюсть съезжает на сторону. В голове проскакивает дикая мысль, что все, абсолютно ВСЕ МОИ ПОХОЖДЕНИЯ, Андрюха-вахтер видел на мониторе. Живо представил себе, как он ржет в кресле, глядя на мою перекошенную морду и безумные глаза.
Тьма. Резко, быстро и сильно. Звук поворота ключа в замке и удаляющееся постукивание каблучков. Съезжаю по стенке шкафа на пол.
Не знаю, сколько так просидел. Много. Выхожу из кабинета. Пока шел от шкафа к двери, успокоился. Закрыл дверь на замок, и, прижимаясь чуть ли не к самому плинтусу, двинулся на свое рабочее место.

Что ж, подведем итоги: квест успешно выполнен. В результате выполнения квеста мне достался синенький с голубым лисицынский чайник на два литра. Возрадуемся, товарищи. Испил кофе из кипятка, приготовленного в вышеупомянутом чайнике. Недурно, весьма недурно. Окончательно успокоился. Но все-таки решил: сегодня по пиву, а завтра, на свежую голову, насочиняю отчет.
А из здания я уходил через черный ход.

Глава третья

Глава третья

Это у меня почерк косой, да? А вы читали шедевры наших статистов? Статисты народец ленивый по своей природе, поэтому на компе набирают один раз и навсегда. И не дай Боже после этого что-нибудь там изменить - провут как Тузик грелку. Вооооот. А перед тем как увековечить шедевр статистики на жестком диске, его (шедевр) должен прочесть и одобрить начальник отдела, или его зам. Вооооот. Это еще хорошо, когда Лисицына тут неподалеку где-то бегает - она всяко прочитает. Прочитает, переведет, объяснит. Все пучком. Приключения начинаются, когда Лисицыной, по какой-то причине, на рабочем месте не оказывается. Тогда Леха (начальник, собственно, отдела) начинает бродить по кабинетам и просит перевести на людской очередной шедевр статистики. Ладно, записку какую-нибудь служебную. Это, с горем пополам, кто-нибудь таки осилит. Но когда случается документ. Первый после Лисицыной переводчик со статистико-врачебного на людской - я.
Вооооот. В мои обязанности входит, в этом случае: расшифровать, занести в комп с наиболее полными объяснениями, ну, и предоставить Лехе для ознакомления. Поэтому на полном серьезе вам говорю: вся статистика нашей фирмы держится на Лисицыной и мне.
И куда это ее унесло с утра пораньше? Семь листов, с обеих сторон, мелким почерком начальника отдела статистики. Самое интересное - он ЭТО накорябал часа за пол; я уже полдня сижу. Хочется биться головой о клавиатуру. Приходил Леха, почитал расшифровку первых двух листов, помычал чего-то, ушел.
Лисицына вернулась. Я, было, уже возрадовался. Напрасно.
- Умм. Вижу, ты работаешь. Ну, не буду мешать, - и, ехидно улыбаясь, отбыла в неизвестном направлении.
Отбытие Лисицыной: хочется плакать.
Секунду спустя: хочется биться о клавиатуру.
Три секунды спустя: хочется разбить монитор.
Десять секунд спустя: водворить монитор на стол, вздохнуть, отвернуться от бумажек, выматериться, еще раз выматериться, выматериться для ровного числа, вернуться к расшифровке.
Есть смысл сначала полностью прочитать документ, после чего заносить в комп.
Час двадцать. Выматериться...
Час пятьдесят две. Пометить карандашиком - опа, он нашелся - комменты в документе. Примерно половину документа составили комментарии к статистическим данным, смысл прочитать таки был.
А нужны ли комменты Лехе? Не нужны, мне же не нужны. А ему так тем более. Не стоит загружать начальство непотребными рассуждениями. У него (начальства) и так голова загружена. Чем только? Но, это не обсуждается.
Надо передохнуть. Вот в какое бы время не пришел в курилку, там будет Леха. Как он на меня зыркнул.
- Ты отчет мне скинул?
- Ээээ...
- Статистику.
- Аааа... Нет еще...
- И че ты сюда приперся?
- Дык... это...
О, этот могущественный начальственный взгляд. Сигарету за ухо. Здравствуй, статистика.
Четыре двадцать шесть. Хотел, было, вознести хвалу Лисицыной, и торжественно поклясться каждый день дарить ей коробку шоколадных конфет, лишь бы только мне не приходилось больше никогда заниматься статистикой. Но вовремя опомнился. По закону всеобщей подлости, Лисицына обязательно услышит и возьмет на заметку. А каждый день разоряться на шоколадные конфеты, все-таки накладно. Зато в голову пришла мысль: а не стребовать ли такую мзду с Лехи? Но вовремя опомнился. Не к лицу как-то взрослому мужику каждый день требовать с начальника отдела коробку шоколадных конфет за написание отчетов по статистике. Но, буквально сразу за ними, явилась еще одна мысль. Так сказать - гениальный коммерческий ход. Затребовать таки с Лехи мзду. И передать Лисицыной, якобы от меня, с просьбой... нет с мольбой - избавить от статистики.
Шесть. Мысли мои прервал чей-то гневный голос. Благостная улыбочка сползла с моего лица, как только я увидел Леху.
Шесть десять. Допечатал остававшиеся два листа. Изредка поглядывал на начальство.
Шесть пятьдесят. Леха ЭТО дочитал. Долго думал. Взял ручку - опа, она нашлась - завизировал документ. И ушел.
К слову "одобряю" так и хотелось дописать ", нах". Но вовремя опомнился.

Глава четвертая

Глава четвертая.

- Что ты можешь знать о жизни, если ты не бухал с Лисицыным!?
- А ты бухал, да? ... А это, собственно, кто?
- Сотрудник ... недавний наш сотрудник.
- И чем занимается?
- Эээ... ну... у него сборная должность.
- Ясно. Ничем, значит.
- Ну, почему сразу ничем. Вообще-то он программистом числится. Документы, там, составляет, описания ПО, требования. Бумажной работой, короче, занимается. Программерам это не с руки. Они наскребли код, а дальше сам разбирайся. Вот он и разбирается.
- Мда, полезная должность. Так что ты там за жизнь говорил? И вообще, мы на выходных собираемся, или как?
- Ты, вроде, ролевик?
- Ну, да. А что? Ты тоже решил податься в наши ряды?
- Нет, нет, нет. Боже упаси. На эти выходные опять игра какая-то собирается за городом. Мне Саша говорил.
- Саша...?
- Лисицын.
- А, ну-ну.
- Вот. Там и познакомитесь. Он не любитель культурного времяпрепровождения. Полазать по развалинам, поваляться в окопах, побегать - вот это для него.
- Ясно. Опять с Ленкой воевать.
- А че, так и не пускает?
- Без боя - ни в какую.
- А у нее знакомые ролевики есть?
- Та куда ж без них. "Такие же бестолочи и пьяницы", как и я.
- Пусть у них спросит, кто такой Саша Лисицын.
- Посмотрим. Так, сколько там времени?
- Десять сорок. А что?
- Да, у меня встреча еще, с заказчиками. Такие му... чудилы. Ну, не мне тебе рассказывать.

- И куда это ты, Солнушко, собрался?
- На ролевку.
- Умм. А что это у тебя в рюкзачке так булькает?
- Н... эм... вода.
- Вода-а.
- Угу-угу.
- Охх. Смотри, не потеряйся там.
- Угу-угу.

- Ох, Дима. Опять тебя несет куда-то на ночь глядя.
- Лен, мы это уже обсуждали. И даже сегодня. Все. Я пошел. Вернусь... Когда вернусь, тогда вернусь.

Выходные. Да-ааааааа. А то уже надоело тырить у Лехи чайник. Да, да, я нашел у него чайник. Ой. Нужно как следует размяться. Лисицына, сволочь, теперь чайник в шкаф перед уходом запирает. Да и горшки с цветами перенесли от лифта подальше. Саботаж, одним словом.
Стемнело. Вводную получили, квесты тоже. Разошлись.
Смотрим. Мой квест: найти реликвию такую-то, замочить главаря такого-то (ну, это общий), обеспечить безопасность переселенцев (тоже общий). Ну, и попутно перебить всю нечисть в пределах полигона.
Ять, кто там?! Нырнул в куст. Черт, шиповник. Мимо прокрался кто-то лохматый и темный. Вот тебе и первый нечисть. Как можно тише выпутываюсь из колючек. Заползаю поглубже в кусты. Двигаюсь параллельно пути следования нечисти. Навтречу, не по кустам конечно, по открытой земле, шествует группа товарищей. Не моих. Нечисти. Думал прошли. Двинулся дальше. Слышу, шепот: пиру, пиру бросай. Срываюсь, рвусь сквозь кусты. Сзади взрыв. Потом еще один, ближе. И еще один, еще ближе. Окружают гады. Резко влево, перескочил какой-то бугор, рухнул в яму, затаился. За бугром взорвалось.
Ощупал колено - об ящик ударился. Ящик сопротивлялся недолго: ровно до тех пор, пока я не достал скрепку. Ночные хождения за чайником внесли посильный вклад в решение сложившейся ситуации. Уммм. Петарды. Что, это все? Закрыл замок обратно. Нате вам.
Вылез из ямы. Прокрался вдоль стены. Тишина. Все ушли на фронт, второй. Вдруг шорох. Я в кусты. Через секунду в то место, где я был, прилетела шишка. Потом прошелся луч фонарика. За лучом прошел хозяин фонарика. Взорвал его к чертям. Тот, прежде чем уйти на мертвяк, осветил кусты. Меня, ясен пень, не увидел. Я был уже с другой стороны кустов.
Забрался в здание. Вроде, на карте это была казарма. Че мне надо в казарме? Шорох сзади. Бегу в противополжную сторону. Взрыв. Зато я понял, ЧТО мне нужно в казарме: не взорваться мне в казарме нужно. Еще взрыв. Вылетаю в окно. Кусты, ять, шиповник. Ломлюсь сквозь, не разбирая дороги. По кустам шишки летят. Не было ж никого!
Фух, оторвался. Забрался в очередное здание. Это я помню - это больница. Вылез на крышу. Побродил там. Внизу кто-то лазает все время. Прошелся по этажам. Нашел какую-то квестовую хуету. Перепрятал. Нашел ящик с боеприпасами. Пиры взял. Перепрятал ящик.
Стою за углом. Голоса.
- Тут где-то маяк должен быть.
- Где-то - это где?
- Ну, тут.
Вжался в стену. Прошли мимо. Бросил пиру. Сам бежать. Забежал за угол. Притаился. Та парочка, что искала маяк, прошла мимо, сверкая мертвячными фонариками. Меня, ясен пень, не увидели. Услышал только: ну, и где эта сволочь? Я - сволочь, да. Сволочь - я. А меня по шиповнику гонять - они не сволочи!
Ну их, дома эти. Пойду на свежий воздух. Не успел выйти, на ме6ня набросилось, было, лохматое и черное (ну, которое я в начале видел). Терновый куст - мой дом родной, в данном случае - куст шиповника. За мной не полез. Ааааа, слабак! Подорвал его к чертям.
Черти не заставили себя ждать. Почти весь запас петард ушел на то, чтобы отбиться.
Нет, хватит по окраинам шастать. Там нечисти много. Надо подобраться к центру ближе. Благо там тоже кустов полно.
Я был таки прав: все шастают на окраине. В центре полигона почти никого нет. Пытался убить какого-то из темных. Не попал. Потом пиры закончились - он начал за мной гоняться. Он-то, по открытому пространству; а я - по кустам, по кустам. Убежал, в общем. Потом я с этим темным еще несколько раз сталкивался. Зуб даю - заговоренный он. Хотя, я наверное тоже. По кустам, по кустам! Бежать. В здание - пополнить боезапас. И по кустам, по кустам!
Тишина. Никого нет. Все ушли на фронт. Пора бы вспомнить про квест. Так. Амулет. Мне нужно найти амулет и принести... ять, ну и почерк - статисты нервно курят за углом. Принести в церковь. Церковь - это где? В миллиметрах от лица пролетает шишка. Как сидел, привалившись к стене, из этой позы и нырнул под куст. Ползу. Вперед. Черт, мне в другую сторону.
Выглянул из куста. Темный. Тот самый. А под рукой даже шишки нет. И пиры закончились. А у него - нет. Не знаю как, но вылетел я из-под этого обстрела. Чуть не запутался в "колючке". Сквозь деревья какие-то. Налетел на кого-то. Даже не глянул. Рванул дальше.
Вот странно: никого из своих так и не увидел. Хотя, в наличности их было не меньше десяти. Да плюс переселенцев штук пять. Мистика.
Ближе к часу меня таки убили. Загнали в угол и взорвали. И то ладно - пойду отдохну.
Ну, конечно, вся моя братия в мертвяке сидит. Ну, или почти вся. Слабаки!
- Ооо! кто к нам пришел! Лисонька!
- И что это вы тут все делаете?
- А нас, как бы, убили.
- Меня же вот только что убили. А из вас я вообще никого не видел.
- Ночь, темно.
- Ну да, ну да. Конечно.
А тут хорошо. Костерок. Шины в качестве сидений. Задушевная компания, опять же. Россказней всяких по игре наслушался.

- Иду себе спокойненько, никого не трогаю. Вдруг, на меня сквозь ельник кто-то ломится. Сбил с ног. Ноль внимания. Как полетел дальше. На полной скорости.

- Там темный какой-то шастает. Непробиваемый товарищ. У меня патроны закончились. Потом он начал за мной гоняться. Загнал-таки.

И так далее, и тому подобное. В конце концов, победили темные. Задавили массой, так сказать. Да и вооружение у них было более бесконечное, чем у нас. Ну, вы поняли: у нас было менее бесконечное, чем у них.
После игры тоже так душевно посидели у костра. Чушню всякую рассказывали. Вспоминали особо запомнившиеся события игры.

- Да кто там по кустам все время шхерился!?
- Я.
- А ты кто?
- Спецназ, че не видно?
- А кто тебе морду разбил? - какой заботливый темный. А меня не узнал, как по кустам меня гонял, гад.
- Щас он ответит: "Спецназ, че не видна?" - ахахаах.

Утр-ро. Или день? Не, утро. А морда - фигня, синяк - пройдет. Эт я в елку влетел, когда от темного убегал.
В мертвяке - побоище - все лежат. Ять, эт-то что за тело? Опа, темный. Как его? Дима, кажется. Дмитрий. Где-то я эту рожу уже видел. ...
Ближе к обеду все более или менее протрезвели. Подкрепились. Собрались. И разошлись.

Утро. Очередной рабочий день. Опа, темный. Как его? Дима, кажется. Как солидно выглядит. И не скажешь, что нашего роду-племени. По закону всеобщей подлости, в лифт попали: я, темный, Леха и наш генеральный. Мы с Лехой стояли у задней стенки, они - у дверей.
- Че у тебя лицо изодрано? - заботливый какой, Лешенька.
- А нечего было по кустам шхериться. - необорачиваясь выдал темный.

@темы: Проза

---

ВРИ ВРИ ВРИ ВРИ ВРИ ВРИ ВРИ ВРИ

[Антипка Ушкин]

АНТИП УШКИН


Не говори ты, не надо, -

Женщине правду, мой друг.

Ври и получишь в награду:

Пару доверчивых рук,

Пару доверчивых ножек,

Пару доверчивых глаз.

В общем, и кости, и кожу,

Всё обретёшь ты тот час.

Ври ей про вечное счастье.

Ври от зари до зари.

Ври убедительно, страстно,

Правдоподобно ей ври.

Семеро суток в неделю.

Где бы ты ни был, везде:

Ври ей в метро и в постели,

В радости ври и в беде.

В жизни всё странно и сложно

(Без пузыря не поймёшь)

Правда становится ложью,

Правдой становится ложь.

Ври ей, что вы с нею пара.

Ври ей, что любишь её.

Ври ей, и может быть завтра

Истиной станет враньё.


ПЕРВОИСТОЧНИК antipushkin.ru

@темы: Стихи

---

Та, что гуляет сама по себе

[Rhiannon]

Глава двадцатая
Дом, милый дом

- Значит, вот как живут королевы?
- Тише, не ори!
- Брось, тут до ближайших соседей ещё орать и орать, - отмахнулся Джеми. – А даже если разбужу, мы же не прятаться приехали…
- Пока нет, - подтвердила Таша, толкнув калитку.
Ничто не изменилось. Сад привычно шелестел во тьме, баюкая незрелые яблоки. Камень дорожки привычно звенел под копытами лошадей. Ларь с овсом привычно отозвался треском рассохшегося дерева, когда Таша открыла крышку. Трёхступенчатое крылечко привычно скрипнуло под ногами Джеми.
Ничто не изменилось, кроме неё самой.
- Всё так… мило, - признал Джеми, оглядывая кухоньку: потолок из грубых бревён, большой открытый очаг, печь, здоровенный дубовый стол посредине и куча подвесных шкафчиков по стенам. Присел на длинную деревянную скамью, - и… по-деревенски.
- Ожидал увидеть королевские хоромы? – усмехнулась Таша, подбрасывая в холодный очаг пару поленьев. – Прости, что не оправдала ожиданий. Не поможешь?
- Да нет, всё хорошо, - мальчишка щёлкнул пальцами, заставив полешки вспыхнуть. – А всё-таки – почему мы так спешили?
- Я хотела приехать затемно, - подвесив над огнём дутый медный чайник, Таша подошла к окну. – Чтобы успеть привести себя в порядок. Успокоиться. Морально подготовиться к объяснениям. Сходу натолкнуться на кого-либо из деревенских мне как-то не улыбалось, а сейчас же сенокос, и мимо лугов никак не проехать…
- Ясно, - Джеми машинально водил пальцем по столешнице, вырисовывая что-то, - и что ты… мы собираемся делать дальше?
Оранжеватое сияние светильника проливалось на улицу, бросая отблески на яблоневые кроны.
- Заберём Лив и вернёмся сюда. Будем поддерживать традиции семьи Фаргори, - Таша обернулась. – Как ты отнесёшься к профессии сидродела?
- Ну… это неплохо.
- Наверное, придётся послать в Адамант за дядей Зоем… Я-то не очень хорошо всё это знаю. Надо в перегоночном аппарате разобраться, вызвать ведьму для уборки урожая – к нам всегда госпожа Шарлин приходила, но где она, как с ней связаться… Ничего, первый раз будет непривычно, а потом всё пойдёт по накатанной. Всё наладится.
Говорила она очень бодро. Слишком бодро, чтобы можно было в это поверить.
- А как же КЕАР? Думаешь, здесь нас не найдут?
- Слежки я не заметила, настоящего имени моего они не знают, все города и деревни обыскать не могут, а светловолосых девиц по всему Аллиграну… в общем, много.
- Они могут объявить тебя в розыск.
- Не думаю, что он увенчается успехом.
- Но…
- Если что – что-нибудь придумаем.
- Понятно.
Последовало молчание, затянутость которого прервал лишь свист чайника.
Позаимствовав с ближайшей полки пару глиняных чашек, Таша засыпала прямо в них по щепотке травяного сбора и залила кипятком:
- Надо подождать пару минут.
- Ага.
Она села напротив Джеми, сложив руки на столешнице и уставившись на чайник, пыхтевший посреди стола.
Спустя какое-то время её ладони осторожно накрыла другая рука.
- Можешь не строить из себя самого хорошо-себя-чувствующего в мире человека, - мягко сказал Алексас. – Или хочешь сказать, что с тобой действительно всё в порядке?
Таша не подняла взгляда.
Обрывочные воспоминания последних трёх дней наконец складывались в цельную картинку. И ощущения от этих воспоминаний были самые разные. Неужели она в самом деле готова была воткнуть меч в сердце живому существу? Неужели убила здоровенного оборотня? Неужели так просто, так идиотски смело наступала на амадэя, вооружённая лишь красивыми словами?
…неужели это она убежала от того, кого любила, так глупо поверив, что ей не причинят вреда?
А ведь две недели назад я была счастливым ребёнком, подумала Таша. Всего две недели назад с убийствами, злыми оборотнями и тёмными магами я сталкивалась лишь в книжках, а в жизни они казались где-то далеко-далеко.
Всего две недели назад у неё была счастливая семья…
- Нет, не в порядке, - она сбросила его руку, потянувшись за сахарницей и щипчиками. – Мне плохо, Алексас. Мне очень плохо. Мне страшно. Я думала, это будет не так сложно – вернуться к прежней жизни, но… как? Как можно вернуться, когда всё изменилось? Как, как…
- Таша…
- Я всегда знала, что мне делать. Пусть не строя долгих планов и не особо задумываясь о последствиях, но знала. Пусть не думая о причинах, но знала. Пусть подчиняясь другим и не спрашивая, зачем, но знала. А теперь не знаю. Я в полной растерянности. Я в пустоте.
- Таша, ты…
- Я не знаю, как жить дальше. Я думаю об этом и… боюсь. И те же КЕАР… сюда я пришла только потому, что больше мне идти некуда. И останусь здесь потому, что больше нигде задержаться не смогу.
- Таша, ты вот-вот положишь себе десятый кусок сахара.
Девушка непонимающе уставилась на свою руку. Медленно разжала щипчики, уронив сахар обратно в вазочку.
- Мы ещё не начинали жить дальше, - тихо сказал Алексас. – Мы и с прошлым ещё не разобрались. Даже Лив не забрали… Не надо пока задумываться о будущем.
- Но я не могу так, Алексас. Я не могу больше жить сегодняшним днём. Теперь, когда я одна, я должна об этом задумываться, потому что больше никто не возьмёт меня за руку и не поведёт в светлое будущее. Я сама должна вести в него… себя, тебя, сестру.
- Я вполне сам дойду.
- Хорошо. Просто – всех, кто мне дорог.
Алексас долго следил, как она помешивает приторное варево в своей чашке.
- Я понимаю, как тебе его не хватает, - негромко сказал он. – И мамы. Тебе больно. Они тебе нужны. Но… надо жить дальше, ты же знаешь.
Деревянной ложка глухо ударялась о глину. Потом стук смолк.
- Нет. Не мамы, - её рука слабо опустилась на столешницу. – Он что-то сделал с моим сознанием, ты ведь помнишь? Он убрал мою боль. Я почти забыла о смерти мамы, почти забыла о Лив… Нет, нет, не забыла. Просто это стало… незначащим. И далёким. И даже сейчас… мне не больно вспоминать о маме. Только ощущение тепла и счастья. А тоскливо, когда умом осознаешь, что этого больше никогда не будет. Понимаешь? Он избавил меня от страданий. Но о нём… боли по нему он убрать уже не сможет.
Медленно, отстранённо она вытащила из чашки ложечку.
- Знаешь, он бы маме понравился… Возможно, тогда я бы почти и не лгала, называя его отцом.
Забавно представить себе их четверых, пьющих чай на террасе. Мама, Таша, Лив и Арон. Счастливая семья. Счастливое будущее, которого никогда не могло быть…
- И всё, что случилось, случилось из-за меня, всё из-за меня…
Ложка упала на стол.
Склонив голову, она закрыла лицо руками.
Натужно скрипнули половицы – а потом Алексас неслышно опустился на скамью рядом с ней. Осторожно обнял, но она сама уткнулась лбом в его плечо:
- Как я могла быть такой дурой? – она не плакала. Просто высшая степень отчаяния бросила её в жар, заставив жмуриться и трястись, как в ознобе. – Как?
- Ты не виновата. Ты испугалась, и это нормально, - Алексас не укачивал её, не гладил – просто держал. Просто поддерживал. – Он должен был открыть тебе всё.
- Если бы я не устроила этот спектакль… он мог бы остаться…
- Нет, Таша. Он не победил бы. Как только он согласился на дуэль, он уже проиграл. Потому что никому не дано победить Воина… оружием, по крайней мере.
- Как я могла убежать? Поверить в то, что Палач не причинит мне вреда…
- А ты так и не поняла, что без постороннего вмешательства здесь не обошлось? Это зеркало… и голос… ты не поняла, что теперь уже Палач повлиял на тебя? На твою волю и твои решения?
Молчание.
- Ты не могла не убежать, потому что Палач хотел, чтобы ты убежала. И он добился бы этого – так или иначе. А ты на самом деле не могла доверять Арону, ведь… а если бы он действительно играл тобой наравне с братцем?
- Плевать. Даже если бы он играл, даже если бы он был таким же, как Палач… пусть было бы так. Лишь бы он был жив.
- Мы же договаривались, Таша. Без сожалений. Он умер, ты живёшь дальше.
- Но я живу дальше, потому что он умер!
- Нет. Он умер потому, что когда-то сделал очень больно своему Воину. Пойми, Таша – он был уже мёртв, только ещё ходил. По сути. Палач никогда не остановился бы. И рано или поздно в этом противостоянии выиграл бы, потому что по определению сильнее, - Алексас задумался о чём-то. – А ты… считай, ты его спасла от лишних столетий мести. И таких жестоких игр.
Таша глухо, горько рассмеялась:
- Слова… - смех резко оборвался. – Я одного не понимаю: Палач ведь сказал, что не собирается ограничиваться его убийством – и тут же убивает его. Почему?
Алексас растерянно дёрнул плечом:
- Не знаю… правда не знаю. Может, решил, что этого всего достаточно?.. – помолчал. Вдруг отстранился, взял её за руки и встал, потянув за собой. – Идём.
- Куда?
- Думаю, ты позволишь мне преклонить колени перед Её Величеством Ленмариэль, вечный небесный свет ей?
Таша посмотрела на него: отвлекает? Хорош метод, однако…
А потом кивнула и повела за собой.
Интересно, успела ли могила чем-нибудь порасти, отстранённо думала Таша, спускаясь в сад.
- На заднем дворе?..
- Да, - тихо ответила девушка, заворачивая за угол. – Вот…
И тут она увидела.
Ещё шаг, прежде чем застыть, Таша сделала на автомате.
«Как… кто…»
А потом медленно, медленно она приблизилась к разрытой могиле – подле которой чёрным шрамом на земле зияло пепелище костра.
- Мама…
- Кто-то из деревенских?
- Откуда я знаю!
- В таком случае, думаю, нам стоит убраться отсюда. И как можно скорее.
- Поче…
Поздно.
Таша лишь на миг ощутила боль и увидела прыгнувшие в глаза лиловые круги.
Темнота радушно распахнула ей свои объятия.

- Очнись!
Жар. Боль.
Таша открыла глаза – чтобы увидеть мыски лаковых туфель, попиравших грязный дощатый пол. И эти туфли она узнала бы, даже не видя падавшей на них тяжёлой юбки чёрной парчи.
Таша повернулась на спину, вдавив в пыль свои скованные за спиной руки:
- Здравия желаю, святой отец, - снизу вверх глядя на Прадмунтского пастыря, выплюнула она.
Отец Дармиори отступил на шаг. Лицо его, смахивающее на очищенную варёную картошку, исказила улыбка.
- Сколько верёвочке не виться… дочь Мрак. Перекидываться не советую – если хочешь встретить конец со всеми конечностями, конечно.
«Каламбур, однако, - странно отстранённо подумала Таша. – Ха-ха».
Гномье серебро, значит. То-то ей наручники показались горячими. Впрочем, вначале подумала, что кровь застоялась: ещё бы, поверх к тому же верёвкой обмотали для надёжности…
- С чего вы взяли…
Нагнувшись, дэй мазнул пальцем по её щеке – когда кожу ожгла боль, Таша изумлённо зашипела, но он почти ничего не сделал.
Он лишь провёл пальцем по открытой ране.
- Столько лет скрываться под моим носом… - дэй задумчиво разглядывал искрящийся золотисто-алым палец. – Тварь.
- Такие слова да от вас, - Таша не без усилия скривила губы в усмешке. – А как же справедливый суд и всё такое?
- Над такими, как вы, суда быть не может. Вы – ошибка творения. Ошибки следует исправлять.
- Перед смертью не надышишься, но, полагаю, мне положено знать, в чём меня обвиняют. А ещё думаю, что вы горите желанием рассказать мне, как вы открыли правду и как поймали меня – иначе вы бы здесь не стояли, а я бы не могла вас видеть по причине своей… мёртвости.
Она всегда считала отца Дармиори живой иллюстрацией злых колдунов из книжек.
И, как бы там ни было, одна общая черта со злодеями у него точно была.
- В то утро, когда ты убежала, я пришёл к вам в дом. Мне не открыли. Зная, что твоя мать должна быть дома, я велел выломать дверь. Мы обошли все комнаты и увидели кровь в детской. А потом кто-то увидел могилу на заднем дворе. На могилу это походило мало, конечно – впрочем, того оборотень и заслуживает. Но, - его зрачки сузились, - крест…
- Да, это я сделала, - невинно подтвердила Таша, оглядывая окружающее пространство. Серые бревенчатые стены, местами прохудившаяся крыша, полусгнившая койка, полки с пыльными банками…
Изба старухи Шеры.
- Впрочем, недолго твоё святотатство продержалось, - в ухмылке дэя легко читалось злорадство. – Мы разрыли могилу. Домыслить, что произошло, труда не составило.
- И что же произошло?
- Вы с сестрой убили свою мать и сбежали.
- Вы спятили?! – Таша от изумления даже привстала. – Как яАА…
- Не советую этого делать, - всадив остроконечный мысок туфли Таше в живот, посоветовал дэй, наблюдая, как она крючится на полу. – Впрочем, ты права, не все смогли в это поверить. Гаст в том числе… Он в тот же день сбежал – оставил записку, что хочет найти в Нордвуде мага, который помог бы отыскать тебя. Домой он не вернулся.
«Гаст… глупый ты, глупый безбашенный мальчишка!»
Значит, всё это не только расправа с «порождением Мрак».
Это – личная ненависть.
- Ну, а после мы сожгли труп, как положено, развеяли пепел по ветру на перекрёстке и принялись ждать вас. Конечно, я не надеялся, что кто-то из вас проявит подобную глупость и вернётся, но на всякий случай велел соседям приглядывать. И вот этой ночью мне объявляют счастливое известие, что в окне у Фаргори горит свет и в доме кто-то есть… Тебя оказалось так легко застать врасплох, что это даже несколько унизительно.
«Да, всё-таки если ты легковпечатлительная светловолосая особа, тут и слух оборотня не подмога…»
Таша, наконец отдышавшись, повернула голову. Алексас лежал рядом: мертвенно-бледный, в крови, коркой запёкшейся от левого виска до основания шеи, с закованными руками. Наручники были медными, с мелкой рунной вязью.
«Противомагические?.. Но как он…»
- Откуда же у вас такие замечательные игрушки, святой отец? – Таша искренне надеялась, что в голосе её звучит издевка. Однако ответная улыбка дэя была куда изощрённее в своей жестокости:
- Что только в церкви не найдётся, с кем только слуги Богини не сталкиваются. Весьма любопытное колечко у твоего друга… Я не стал рисковать. В конце концов, и те, и другие кандалы завороженные. Не расплавятся.
По спине прополз липкий холод.
- Что вы…
- Всё обернётся пеплом, - дэй отступил на шаг. – Полагается делать это на главной площади, но кое-кто изъявил протест. Сказали, запах будет. Так что… здесь, в общем, даже лучше.
И только тут Таша услышала, как снаружи глухим прибоем шумит толпа.
- Вы не можете!!! Я же… Наёмники убили маму и похитили Лив, я отправилась за ней, я…
- Отпущения грехов тебе не положено, но помолиться ты можешь, наверное. Это никому не воспрещается, - дэй отвернулся и двинулся к единственному, что сохранилось в избе на редкость хорошо – к двери. – Покой тебе и прах, Тариша Фаргори. Да найдёт твоя душа благополучно путь в преисподнюю.
- Нет, стойте, нет, пожалуйста, НЕТ!!!
Таша рванулась, и боль обожгла запястья. Значит, всё-таки кандалы – приковывающие цепью к ножке кровати.
Дверь захлопнулась.
- Подоприте.
Глухо стукнул засов. Что-то тихо скрипнуло, скрежетнуло. Шаги. Голоса. Звук…
Потрескиванье факела.
- Поджигайте.
- Я невиновна!! – яростно кричала Таша, брыкаясь, невзирая на боль, выворачивая руки, стирая до крови кожу на кистях рук. – Мы никого не убивали!!!
- Смерть оборотню!
- Да послушайте же вы!!! Маму убили наёмники, они… Пожалуйста, умоляю, я…
- Сжечь тварь! Сжечь!
- Сжечь!
- В огонь!
- Сжечь зверя!
Таша осеклась, слушая, как клич разносится по толпе. Вот уже хором. Вот уже не крики, а рёв. Торжествующий…
Треск. Шипение. Огонь не хотел заниматься. Вот кто-то радостно закричал, но смолк – заплясавшие было язычки пламени сникли и погасли.
- Плеснуть масла!
Широко распахнутыми глазами Таша смотрела на запертую дверь.
Нет ничего страшнее толпы. В толпе не найдётся ни одного, кто услышит, ни одного, кто проявит милосердие, ни одного, кто хотя бы подумает.
Всего-навсего за то, что она не такая, как они…
Хворост затрещал.
Толпа взревела.
Когда-то у этой самой избушки Таша избежала смерти. Наверное, избежать её нельзя: можно лишь выиграть отсрочку.
Она одолела виспа из Белой Топи, вернулась с того света и одержала верх над амадэем, чтобы быть сожжённой заживо в родной деревне.
«Но это же сон, это только кошмарный сон, такого не может быть… они не могут сжечь двух детей, я не могу умереть вот так, так глупо…»
Языки пламени взлетели под самые окна, заглядывая внутрь.
Глупая смерть. Действительно глупая.
Расплата за другую глупость?
Таша смотрела на танец огня. Пламенные струи тянулись ввысь, разбрызгивали искры, обволакивали дерево оконных рам – так пластично, так чарующе…
Таша смотрела на огонь, и в глазах её светилось отражённое пламя. Она не плакала.
Всё обернётся пеплом…
«Джеми. Алексас…
Зря вы пошли со мной, ребята».
Стена огня замкнулась и поползла вверх. Старые балки крыши сопротивлялись, сколько могли. Но силы были неравны.
Едкое марево обжигало лёгкие. Дым сочился сквозь каждую щель. Комната пропадала в сизой мгле. Интересно, дым или перед глазами всё плывёт? Голова кружится, всё как-то отрывисто… А, впрочем, какая разница. Наплывающее беспамятство – это совсем неплохо. Так, наверное, ничего не почувствуешь. Или проснёшься от боли? Сон, всё это – кошмарный сон…
Балки затрещали. Крыша обещала скоро рухнуть.
И тогда всё закончится.
«Это…
…правильно.
Прости, Лив. Я солгала. Я не вернусь.
Мама… папа… Арон.
За свою глупость я расплатилась, мы квиты. Подожди ещё немного. Ещё чуть-чуть…
Я иду».
Балки треснули в последний раз.
Во тьме гаснущего сознания она услышала знакомый голос, потом мелькнуло ясное небо, солнечный свет окутал её тёплой пеленой – и всё померкло.

Эпилог

Таша не сразу поняла, что проснулась. Во сне она бежала куда-то по солнечному лучу, а потом в один момент оказалось, что луч уже не сонный, а явный: он струится из окна, играя искорками пылинок, и обливает закатным золотом светлый тюль балдахина и белый камень потолка.
Таша повернула голову.
И улыбнулась.
- Знаешь, почему-то я так и думала, что первым делом встречу тебя…
Арон сидел в кресле подле кровати. Без улыбки, странно внимательно вглядываясь в её лицо.
Таша приподнялась на постели. Комнатка была небольшой и светлой. Стена с окном изгибалась полукругом, зеркало у двери отражало убранство в составе кровати, жёсткого кресла, письменного стола, тумбочки и шкафа.
- Мама, надеюсь, тоже где-то здесь?
Он не ответил – просто смотрел.
Что-то тревожило её. Что-то не отпускало.
Память…
Воспоминания приходили обрывками, не утруждая себя должным порядком или связыванием воедино.
…металлический свист, вспышка, лязг разбитого металла…
…«остановите его!» - прибой толпы возмущается в шторм…
…чистый воздух, вдруг оказавшийся в лёгких, и на миг у самых твоих глаз – небесная ясность глаз других…
…«ты спас зверя!»…
…подхватывающие тебя твёрдые, надёжные руки…
…«единственные звери здесь – это вы», и прибой толпы странно смолкает…
…«а теперь – домой».
С минуту Таша смотрела на дэя. Потом подняла руку и тронула почти зажившую, но саднившую ещё царапину на щеке.
«Ничего не понимаю».
- Я… не мертва.
- Нет.
- Но ты ведь мёртв.
- Нет.
Таша растерянно села. Босые ноги ощутили пушистый ворс светлого ковра.
- Я… я видела, как тебя убили. Джеми похоронил тебя. В хрустальной гробнице.
- Что создало мне немало проблем, - кивнул дэй. – Хорошо, что он положил меч, не то, боюсь, мне пришлось бы коротать вечность похороненным заживо. Не знаю, счёл бы Лиар это достойным возмездием… Впрочем, передо мной стояла определённая проблема, как разрубить мечом крышку гробницы, имея лишь пару вершков замаха и собственную грудь в качестве препятствия. Пусть даже меч волшебный.
Таша изо всех сил ущипнула собственную руку – и, ойкнув, потрясла кистью.
«Какой реалистичный сон, однако…»
- Ты хочешь сказать, что ты жив?
- И ты определённо тоже.
Таша фыркнула:
- И где же я тогда?
- В Фар-Лойле. В моей деревушке. Помнишь, я тебе говорил?
Таша встала. Оглядела своё отражение, облачённое в незнакомое платье – светлого хлопка, с короткими рукавами и широкой юбкой до колен. Пошатываясь, добрела до окна, выглянув наружу.
Ей открылся вид вдвойне прекрасный, так как окно оказалось расположенным на высоте тридцати аршинов над землёй: изумрудные луга, присыпанные пёстрой цветочной пудрой, предгорные холмы и позолоченная гладь огромного озера в ложбине.
- Деревню отсюда не увидишь. Башня стоит на окраине, а дома лепятся к горе.
- Что за башня?
- Башня звездочёта. Друга, который милостиво меня приютил.
Таша, не щурясь, смотрела на заходящее солнце.
- Это… не может быть правдой. Ты умер. Я видела, как меч пронзил твоё сердце. Я видела твоё тело, я просидела подле него до рассвета…
- И если бы выждала ещё час, сразу узнала бы много чего интересного. В себя приходишь не сразу, - до боли знакомо шелестнул шёлк. – На какое-то время я действительно почти умер… был близок к смерти настолько, насколько это возможно, оставаясь живым. Нечто вроде комы. Неприятное ощущение, должен сказать.
- Но…
- Амадэи бессмертны. И амадэй может умереть лишь от руки своего «брата», - он стоял прямо у неё за спиной. – Лишь один из двоих может убить другого. А поскольку мой Воин был во временном теле, его засчитали как чужака. Он предпочёл безопасную роль отдалённого кукловода, и то, что ты видела – лишь ложная оболочка. С большим сарказмом над собой, не могу не отметить. Он не стал придавать временному телу ни привлекательности, ни какого-либо сходства со своим телом настоящим.
«Ему об амадэях ведомо куда больше, чем кому бы то ни было. И я вижу, что он знает – ему не победить…»
Кусочек мозаики.
«Что ж, наверное, это действительно сработало…»
И ещё один.
«Они убили Воина…»
И ещё.
«Палач ведь сказал, что не собирается ограничиваться его убийством – и тут же убивает его. Почему?»
«Не знаю».
Кусочки мозаики, складывающиеся во что-то большее.
- Значит, и я не…
- Да. Лиар всё ещё жив – потому что умереть он может лишь от моей руки.
Будто из одного сна в другой сон…
- И он знал, что не убьёт тебя?
- Конечно. Стал бы он лишать себя ещё пары сотен лет отравления моей жизни.
- Тогда зачем?..
- Если бы ты подчинилась его воле и предала меня, он бы победил. Он причинил бы мне боль. В этом и был смысл… чтобы ты вонзила мне нож в спину. Или меч в грудь, неважно. Если бы мы расстались тогда, когда ты была мне безразлична – вся игра сорвалась бы. И ты была бы ему не нужна. Чем отчаяннее я пытался тебя защитить, тем большей опасности подвергал. Чем изобретательнее я пробовал обмануть его ожидания, тем вернее следовал по уготованному им пути. И всё это я понял слишком поздно.
- Но я не подчинилась… Что будет теперь?
- Не знаю. Я не знаю. Но что-то будет.
Что-то назойливо скрипело. Таша опустила взгляд на расстилающийся у подножия башни вишнёвый сад, небольшой и старый, огороженный низкой каменной стеной. Закат подкрашивал в золотистую карамель зелень вишнёвых крон, старые качели посреди сада и знакомую фигурку на них. С каштановой макушкой-одуванчиком.
Джеми.
- Значит, ты снова нас спас?
- Этот раз был посложнее предыдущих, должен сказать. Когда пробиваешься сквозь пламя и вытаскиваешь людей из горящего дома, не помогут ни телепатические фокусы, ни прочие святые штучки…
- Не надо ёрничать: не подслушивал бы мои мысли, не знал бы. Но ты всё-таки пробился?
- Человек, наверное, не смог бы, но я ведь не совсем человек. Хотя без ожогов не обошлось.
- Как ты узнал, где я?
- Я всегда знаю. И буду знать. И я должен был прийти раньше, но… мне надо было доделать одно дело, и я не смог сразу пуститься вдогонку. И потом… я подумал, что если буду держаться вдали от тебя, он оставит тебя в покое. Но он не оставил.
- Ты думал… бросить меня? Думал не находить меня… оставить с мыслью, что ты мёртв?
- Я думал, так ты будешь в безопасности.
Таша обернулась, наконец взглянув в его лицо – такое спокойное, такое внимательное…
Смутное сомнение царапнуло душу.
- Арон, скажи мне… скажи честно. Ты тоже… знал… что не умрёшь?
Стало так тихо, что далёкий качельный скрип казался почти набатом.
- Прости, - едва заметно кивнул он.
Таша смотрела на него суженными зрачками. Почти спокойно.
«Нет, это… это…»
- И… почему же ты… не сказал мне?
- Хотел узнать, что ты выберешь.
Наверное, с минуту Таша просто смотрела на дэя.
А потом кинулась на него и принялась колотить по чем попало.
- Таша!
- Я доверилась ему! Я оплакиваю его!! Я виню себя в его смерти, я рыдаю, как последняя дура, я думаю, что жизнь кончена, а он… он… - каждый знак препинания сопровождался ударом, - он хотел посмотреть, что я выберу?!! Да я… тебя…
- Таша…
- Мне плевать, жив ты или нет, вот! Ты мне не нужен, ты, обманщик, лгун, кукловод, манипулятор!!!
- Прости, прости, - он сомкнул объятия, не обращая никакого внимания на кулачки, яростно молотящие по его груди, - я это заслужил, знаю. Мне очень стыдно.
- Ему стыдно!!! И ты думаешь, этого достаточно, просто сказать «мне стыдно»?! Ты!! Ты!!! Ты…
Слова захлебнулись, потерявшись где-то на губах. Почему-то солёных.
- Ты…
Кулаки разжались сами собой. Таша всхлипнула.
- Я…
И не стала отстраняться, когда он прижал её к себе.
- Я люблю тебя, ксаш возьми, - прошептала она, уткнувшись лбом в складки чёрной накидки, - я… только… только не оставляй меня, пожалуйста. Никогда не оставляй…
- Не оставлю, - он мягко гладил её по волосам.
- Не надо масок, я всё пойму и прощу, мне… мне всё равно, кто ты, но я хочу тебе доверять…
- Больше масок не будет. Обещаю.
- Не уходи. Я… я думала, что ты мёртв, и это почти убило меня. Мне казалось, я тоже умерла там с тобой…
- Я уйду лишь тогда, когда ты этого захочешь.
- Я не захочу, никогда, нет…
- Никогда не говори «никогда». Не стоит строить далёкие планы на будущее. Будущее этого не любит.
Таша вскинула голову, глядя в его глаза: в эти такие озёрно-зелёные, такие сумасшедше лучистые, такие безумно тёплые глаза…
«…но если он не отдал свою жизнь за тебя, если чары не могли разрушиться с его смертью – ты же не можешь знать, любишь ли ты…»
«А мне всё равно».
Ей не было дела до сомнений.
Что ей какие-то сомнения, когда она снова видит эти глаза напротив.
- Но ты будешь со мной, пока я того хочу?
- Да. И никому тебя не отдам.
- А если… если он придёт?
Дэй коснулся губами её макушки:
- Никому, - повторил он.

Огонь в камине привычно плёл кружево свето-тени. Золото закатных лучей, силясь просочиться сквозь задёрнутые гардины, бросало узкий лучик во тьму, выхватывая из черноты сидящую в кресле фигуру.
Он наблюдал за пламенем, держа в руках фужер с бренди, согревая напиток теплом ладоней. Год Белой Кошки…
Начало новой игры.
Он не обернулся, когда позади тихо щёлкнула дверь.
- Хозяин, с вами точно всё в порядке? Вы долго не возвращались…
- Умеем ли мы любить кого-либо, кроме себя, Альдрем?
Старый слуга неуверенно приблизился:
- Простите, хозяин?
- Мы все хотим любви, хотим, чтобы нас любили, носили на руках, исполняли желания. Но кто мы? Эгоисты. Каждый думает только о себе. Даже любовь эгоистична – мы любим кого-то, думая прежде всего о том, что нам хорошо рядом с ним. Когда нас покидают, мы жалеем только себя – бедных, несчастных, одиноких. А тот, кто готов жертвовать, кто готов поступаться своими интересами, кто умеет по-настоящему страдать и скорбеть о другом, не потому, что ему без этого другого плохо, а потому, что этого другого больше нет на свете – проигрывает в игре под названием «жизнь». Потому что из-за своих чувств он становится уязвим, и окружающие эгоисты спешат этим воспользоваться. Мир никогда не будет идеальным, пока в нём не будут жить идеальные люди. И если среди них найдётся хоть один эгоист – он обратит утопию в кошмар. Наш мир, мир, в котором мы живём…
Альдрем сделал ещё один осторожный шаг:
- Заделываетесь лириком, хозяин.
- С кем я играю, Альдрем? Все игроки в этой партии – дети. Сколько лет или веков они прожили на этом свете, неважно. «Через десять лет» кажется им далёким будущим, которое никогда не наступит. Эгоистичные дети, которым в игрушки достались судьбы – окружающих и их самих. Которые весело ломают эти игрушки. Хоть один из них когда-нибудь любил искренне? Самоотверженно, бескорыстно, забывая о себе?
- Ну… - Альдрем встал за спинкой кресла, - вы, хозяин.

- Я же не могу вернуться домой, так ведь?
- Не думаю.
Таша смотрела, как приминается под её ногами яркая, какая-то нереально-зелёная трава – высокая, мягкая, шелковистая. Из зелени украдкой выглядывали белые звёздочки эдельвейсов. Издалека донеслось ехидное ржание – по далёкому лугу мчались друг за дружкой, ошалев от свободы, две лошади. Впрочем, Таша не возражала: далеко не убегут, да и… Арон всегда знает, что делает.
- А ты хочешь? – ужаснулся Джеми, вышагивающий рядом с ними по вершине холма.
- После такого – не особо. Но Гаст… он…
- С ним всё хорошо. И он знает, что у вас с Лив всё хорошо… насколько может быть хорошо в подобных обстоятельствах, конечно.
- Как… - Таша уставилась на дэя, - откуда ты знаешь?
- Встретил его. В твоих поисках он добрался до самого Арпагена.
- Но… тогда я должна найти его, сказать…
- Я уже всё ему сказал. И сказал, что он может возвращаться домой, но вот он, как мне показалось, не очень-то этого хотел. Кажется, жизнь в большом городе привлекает его больше… Нет, через какое-то время он определённо заглянет в Прадмунт навестить семью, но это время определённо будет не самым коротким.
Таша подозрительно повела носиком:
- И ты ему просто сказал? Без всякого… убеждения?
- Ну, поскольку он очень рвался найти тебя… Капельку убеждения пришлось применить, конечно.
Таша вздохнула.
«Я найду тебя, Гаст. И Джеми мне поможет. Найду обязательно. Но…»
«…не прямо сейчас».
- В Прадмунт я никогда не вернусь, - сказала она вслух. – Они же меня знали. Я росла у них на глазах…
- Тише, тише, - ровно сказал Арон.
- Они сожгли маму и развеяли прах по ветру, - Ташины ладони почти неосознанно сжались в кулаки, - у неё не будет могилы…
- Этого не изменить. Но я с ними поговорил – с моим коллегой особенно. Уверяю тебя, он осознал свои ошибки… Просто забудь, Таша. Не стоит ворошить неприятное прошлое.
Таша покосилась на дэя:
- Кстати, о неприятном прошлом… Почему твои чары разрушились? Герланд так сказал. Я думала, это потому, что ты умер.
- Нет. Я сам их разрушил.
- Когда?
- В тот вечер, когда ты узнала, что я воздействовал на твоё сознание.
- Хм… А как ты объяснил всё Норманам, кстати?
- Как-то объяснил. Пришлось проявить изобретательность, конечно, но особых проблем вроде не возникло. Расстались мы весьма довольными друг другом, напоследок обоюдно позволив обращаться за помощью в любой момент… Впрочем, разрушил я не всё. Некоторым вещам стоило оставаться на задворках сознания.
- Таким, как мама?..
- Да.
Таша склонилась, коснувшись кончиками пальцев серебристого листа эдельвейса:
- А почему ты их разрушил?
- Хотел, чтобы теперь всё было честно.
- Почти.
- Пусть даже так.
Таша выпрямилась, плотнее закутавшись в наброшенный на плечи свитер – горный ветер был прохладным даже в жаркий летний день. Внизу, совсем рядом озеро мягко окатывало берег слезно-прозрачными волнами, шурша мелкой светлой галькой. На том берегу едва слышно шумел лес – слышала его только Таша.
- А завтра отправимся за Лив… Значит, теперь мы будем жить здесь? – спросила она.
- Если того захотите.
- Как будто нам есть куда ещё идти, - пробурчал Джеми.
Таша оглянулась – белая башня возвышалась над россыпью деревянных домиков.
- Думаю, мои друзья возражать не будут, - добавил Арон.
- Ты вроде говорил только о друге…
- Но у друга есть жена. Он звездочёт, она летописец. И собирательница сказок.
- Собирательница сказок?
- О, в юности она была менестрелем. Много где побывала, много чего повидала. А когда стала примерной женой и завела оседлый образ жизни, решила записать всё увиденное и услышанное, - дэй лукаво взглянул на Ташу. – Думаю, вы с ней поладите.
- Это подкуп, святой отец?
- Приманка, - невозмутимо поправил дэй.
- А если я не куплюсь?
- Ну, придётся применить дополнительные меры убеждения.
- А как же слова о честнОЙ! – споткнувшись о коварно притаившийся в траве камень, Таша кубарем покатилась с холмового гребня.
- И это оборотень? – звонко хохотал Джеми, прыжками сбегая следом.
Таша скатывалась по поросшему эдельвейсами склону холма, и переливчато-перламутровое небо вращалось у неё над головой.
Она замерла у подножия, раскинув руки, глядя вверх.
- Ты в порядке? – конечно же, он уже тут как тут. Наш пострел…
- Как никогда.
- Подтравный камень всё-таки найдёт тебя везде, как я смотрю, - вздохнул дэй.
- Что поделаешь, непутёвая тебе дочурка досталась…
- Догнал! – торжествующе пропыхтел Джеми, ни то спрыгивая, ни то слетая на траву. Сощурился на солнце, прячущееся за тёмную лесную полоску, приставил ладонь козырьком, оглядывая берег. – Знаете, святой отец, а вот если не знать, где ты, легко можно подумать, что это и есть хлебосольные небеса. Здесь так как-то… хорошо.
- Значит, я таки была недалека от истины, - подвела черту Таша. Потянувшись, блаженно зажмурилась. – Думаю, Лив здесь тоже понравится…
«Лив…
…Богиня…»
- Арон, - Таша резко распахнула глаза, - но если я его не убила, то Лив… она…
- Святой отец, - вглядываясь куда-то вперёд, сомнительно протянул Джеми, - а это не нам случайно рукой машут?
Арон чуть прищурился:
- А, да. Вот и они. Собственно, для этого я и вытащил вас на прогулку: мы должны были кое-кого встретить.
- Кого?
- Ту самую жену моего друга. Госпожу Лиден Лормари. Она ходила в лес собирать кое-какие травы.
- Но с ней ещё кто-то…
Таша, встав на колени, сощурилась, вглядываясь в силуэты вдали: один, насколько она могла судить, принадлежал сухонькой невысокой старушке, второй – ребёнку. Девочке в пёстром платьице.
Темноволосой девочке лет девяти…
Сердце упало – чтобы в следующий миг взлететь куда-то под горло:
- Арон, это…
- Собственно, это и было то самое дело, которое мне пришлось доделать, - Арон протянул ей руки, помогая встать. – Я добирался до Арпагена и разыскивал там Зеркальщика, чтобы он открыл мне проход в Камнестольный, а оттуда к тому же надо было перенастраивать один из проходов на Фар-Лойл… Оба Зеркальщика попались не больно-то сговорчивые, особенно если учесть, что у меня при себе не было кошеля, но в конечном счёте мы с ними поладили. А из Фар-Лойла до Прадмунта я добирался уже конным ходом. Это не так далеко, но спасибо отцу Дармиори, что он решил погодить с казнью до полудня.
Таша стояла, глядя на девочку вдали – которая внимательно, недоверчиво всматривалась в неё.
- Как? Ты? Или… неужели он…
- Не знаю. Но склонен думать, что я всё-таки тоже кое-что могу, хоть это и заняло больше времени, чем рассчитывалось, - дэй склонил голову. – Извини, но мне пришлось немного поработать с её памятью: всё-таки для маленького ребёнка пережитое может иметь тяжёлые последствия. Для неё мама уехала, временно отправив дочерей к родственникам… то есть сюда. Правду, что Мариэль умерла, Лив откроет сама. Со временем. Так бывает со всеми детьми.
Лив опрометью кинулась вперёд по берегу.
- Арон…
- Да?
Таша оглянулась, и глаза её сияли.
- Спасибо.
Он улыбнулся, и его глаза лучились спокойной радостью.
- Иди, - дэй легонько подтолкнул её в спину. – Иди, ну же.
Таша шагнула вперёд.
А потом побежала.
Наверное, когда-нибудь он снова напомнит о себе. Наверное, когда-нибудь он вернётся. Наверное, когда-нибудь он изменит правила игры, и, быть может, она не будет готова…
Но всё это случится нескоро.
А сейчас Таша бежала навстречу сестре сквозь зелень высокой травы, карамельный закат и солнечный ветер, который сушил слёзы счастья на её щеках.

- Она выиграла у меня, Альдрем, - слова были брошены размеренно и почти бесстрастно. – Моя девочка выиграла.
- Но… разве такое возможно, хозяин?
- Как видишь. Магия Пустоши оказалась сильнее. Древнее волшебство, чистая душа, капелька веры… - тёмная фигура поднесла бокал к губам, глотнула, - совсем немножко, капельку, - и протянула уже бывшему наготове слуге. Задумчиво оперлась рукой на подлокотник, положив подбородок на тыльную сторону ладони. – Этого оказалось достаточно, чтобы закончить сказочку.
Огонь ласкал червонное золото головёшек.
До чего забавной выходит эта игра, думал он. Вот распивает бренди, отчаянно желая напиться, он – совершенный злодей, коварный кукловод, блистательный подлец, наделённый огромной силой, но неспособный подчинить себе маленькую девушку…
- Она молодец, - рассеянно заметил он.
- И что, игра окончена? – спросил Альдрем.
Он чуть повернул голову, взглянув в лицо слуги.
- О нет, что ты, - он улыбнулся. – Что ты. Первый этап она выиграла… Всё идёт по плану.

@темы: Рианнон, Та, что гуляет сама по себе

---

Та, что гуляет сама по себе

[Rhiannon]

Глава девятнадцатая
Там, где кончается тьма

- Вы уверены, что они не бросятся…
- В погоню? На Пустошь? Ночью?
- Мда, глупость сказала…
- С кем не бывает, - дружелюбно улыбнулся Найж. Бело-радужный свет играл на его лице: маленький костерок разжёг альв. Из пустоты. В воздухе. Светлые язычки плясали в паре вершков над колючками вереска.
«Поджигать ничего не стоит: после себя мы должны оставить всё тем же, чем оно было прежде, - заметив удивлённый Ташин взгляд, непреклонно произнёс он. – Пустошь не потерпит изменений в себе».
Сейчас альв сидел по ту сторону костерка и вертел в руках благополучно извлечённый ножик, Алексас, подперев рукой подбородок, внимательно наблюдал за процессом Ташиного излечения, ну а Найж, стоя на коленях, в данный момент изучал рану. Таша смотрела, как кончики пальцев чародея легонько скользят по коже, и ничего не чувствовала: анестезирующее заклятие надёжно лишило раненую ногу возможности каких-либо ощущений.
- Никаких осложнений вроде яда нет, - сказал альв.
- Вроде бы, - согласился Найж, накрывая рану ладонью: золотистое сияние с внутренней стороны мягко просветило пальцы чародея алым.
- А те девочки, - нервно сказала Таша, - которых вы увели… Кайя и Лайя… где они?
- Минутку… ага, - сияние померкло, и чародей убрал руку, приглядываясь к тонкому белому рубцу, - вот порядок. Девочки? Я пристроил их к одной моей знакомой. Ткачихе. Конечно, не самая лучшая работа, но человек она надёжный: привыкнет, полюбит да не хуже матери за ними присмотрит.
- Хорошо, если так, - Таша несколько недоверчиво взглянула на затянувшуюся рану, - а это… всё? Залечено?
- Я всё же кое-что смыслю в чародействе, - чуть укоризненно заметил Найж, поднимаясь с колен. – Еды никто, конечно же, прихватить не удосужился?
- С тебя и «дракона» хватит, - хмыкнул Алексас. – Как всегда, впрочем.
- Что верно, то верно, - покладисто подтвердил Найж. Украдкой взглянул на альва. – Ручаюсь, что кое-кто думает: «В нашей компании спиртное не должно действовать на меня, а в итоге почти чистым спиртом питается и не пьянеет какой-то… человек».
- Что я думаю, мало кого касается, - нарочито безразлично бросил тот.
- А вот наше высочество, - подумав, добавил Найж, - накормить чем-нибудь не мешало бы.
- Я не хочу есть.
Чародей прислушался:
- Кажется, твой желудок утверждает обратное.
- Я же сказала, не хочу.
- Оставьте её, - лениво приказал альв. – Девочка только что пережила первое убийство. При этом все немного нервничают.
Таша вздрогнула, точно от пощёчины, - а он…
…наблюдал.
- Это ведь важнейший ритуал в жизни, - как ни в чём не бывало продолжил альв, - наряду с первым поцелуем и первой брачной ночью.
- И получением первого боевого клинка, - довольно-таки нервно добавил Алексас.
- И первой активированной пентаграммой, - в голосе Найжа прозвучала сладкая ностальгическая нотка.
- Ну, почему бы и нет. Не будем ущемлять женщин в правах: они же тоже получают клинки и активируют пентаграммы… тем более что наше высочество страшно такого ущемления не любит, - альв неторопливо откинулся на вереск спиной назад. – Предлагаю всем поспать. Завтра нам предстоит нелёгкий путь.
- Предположим, я согласен, что, если нас будут искать – никому и в голову не придёт, что найдутся идиоты, способные свернуть с тропы и заночевать на Пустоши, - сказал Найж, следуя его примеру, - но мы-то сами выход к тропе найдём?
В ответ он удостоился взгляда, который отдалённо напоминал снисходительно-уничижительный. Таша под таким взглядом уже спешила бы отползти подальше – но у чародея, судя по всему, за годы общения с альвом выработался глазной иммунитет.
- О, только не начинай знакомые песни о том, что ты Перворожденный. И не надо в меня глазками стрелять, - невозмутимо пожал плечами Найж. – Я же просто спросил… чтобы разговор поддержать.
- Разговорчивый ты наш, - ядовито пропел альв, прикрывая глаза. Костерок медленно истаял в воздухе.
Таша откинулась на вереск. Забавно, конечно, что легли они почти идеально-ровным крестом…
Она посмотрела в небо. Звёзд не было. Небесная чернота была идеальной: абсолютная тьма – будто явившаяся из пропасти в её душе.
В чём искать смысл, когда мир разбивается вдребезги? Когда теряешь всё, когда растворяются иллюзии и исчезают мечты? И стоит ли тогда вообще чувствовать? Так ли уж это страшно и не намного ли проще – просто не помнить, не ощущать и не думать? Атрофировать чувства, идти по жизни в сладком пустотелом забвении себя; перестать ощущать прикосновение ветра, тепло солнца, вкус хлеба; просто жить ежеминутным сейчас, не задумываясь о том, что будешь делать потом – ведь мысли о том, что будет, непременно влекут за собой мысли о том, что было…
…так ли уж это страшно – жить с заледеневшим сердцем?
Она лежала во тьме, и в этой тьме слышались странные шепотки.
…ты потеряла мать…
…ты потеряла сестру…
…ты потеряла его…
…ты совершила убийство…
…ты убила их всех.
Без тебя мне – лишь тьма, лишь померкшие тускло огни. Но могу ли тебя я вернуть? Ты в иные подался края…
Строки всплыли в памяти. Успевшие забыться строки, ждавшие своего часа.
У неё не осталось ничего: только тьма, только кровь – родных, любимых, чужая…
Кровь на её руках.
- Почему ты не даёшь себе жизни? – голос альва был спокоен. Он не пытался что-то сказать или в чём-то убедить: он просто пытался понять.
Интересно, остальные действительно спят?..
- Я не хочу больше жить. Я не хочу больше ничего. Я хочу умереть.
О, день в мнимом несуществовании был почти хорош. Почти обычным. Почти таким, будто ничего и не было. Но за днём неизменно приходит ночь…
…и темнота.
И время всех потом.
- Когда такие вещи говорятся так просто и спокойно, это начинает внушать некоторые опасения, - Кажется, он даже привстал на локтях, чтобы всмотреться в её лицо. Таша почти чувствовала его пристальный взгляд. – Почему же?
Она смотрела в небо, не моргая.
- Они погибли из-за меня. Мама… А его я почти своими руками убила. Если бы вы знали, какой человек из-за меня погиб…
- Он обманывал тебя. Он играл тобой. Ты сбежала от него поэтому. Почему же сейчас ты о нём жалеешь?
Обманывал. Играл. Внушал, использовал… Какой ерундой кажется всё это в сравнении с тем, что ты никогда больше не увидишь улыбки в его глазах. Какой ерундой кажутся все обиды, когда важным становится лишь то, что ты не успела сказать…
- Потому что хотя бы две вещи были правдой.
- Первая?
- Он любил меня.
- А вторая?
- Я люблю его.
Альв задумался о чём-то.
- И что же не позволяет тебе умереть? – спросил он затем.
- Не знаю. Наверное, Лив.
- Наверное?
- А, может, просто боюсь.
- Значит, ты не хочешь спасти сестру?
- Я не верю в то, что я её спасу. Я не верю в то, что вы можете мне помочь.
- А как же то, что добро всегда побеждает зло?
- Я не верю. Но попытаться стоит.
- А если спасёшь?
- Значит… придётся жить дальше.
Альв смотрел в её лицо.
- Тебе действительно всё равно, что с тобой будет, - сказал он, и в голосе его мелькнуло некое удивлённое понимание.
Таша не ответила. Отвечать не было нужды.
- Ты не боишься смерти, - кажется, он усмехнулся, прежде чем снова лечь. – Просто ты помнишь, что они отдали за тебя свои жизни. И если ты дешёво продашь то, за что они отдали столь дорогую цену – ты никогда не простишь себя. И они тебя не простят.
И отвернулся, не дожидаясь ответа. Знал, что не дождётся.
Таша лежала на спине, неотрывно глядя во тьму. Наверное, долго. Время размывалось во мраке. Но в какой-то миг вдруг наступила тишина, отозвавшаяся звоном в ушах – а потом кто-то коснулся её руки.
- Как ты, Таша?
«Ты»? Впрочем, там, на поляне, черту он перешёл однозначно…
- Ты должен спать, Алексас.
- Позволь мне решать, что я должен, что нет, - она почти видела, как юноша невозмутимо растягивается рядом, в паре аршинов от неё. – Джеми наложил руну, но сами переговоры поручил мне, сославшись на нехватку слов по личной причине… так что можешь задавать любые вопросы: нас не услышат.
- Я не склонна к разговорам.
- Почему же?
На мгновение стало слышно, как тихонько шуршит вереск.
- Я смотрю на звёзды.
Наверное, он сощурился:
- Правда? Позволишь к тебе присоединиться?
- Почему нет.
- Астрономия всегда меня увлекала. Вот, к примеру… прямо над нами должно быть созвездие Ланден. Видишь его?
- Да, кажется.
- Шесть звёзд. Рядом с Короной Лариэта.
- Надо же. Да, действительно.
- Ты действительно её видишь?
- Я уже сказала.
Алексас повернулся набок и, подложив руку под голову, внимательно вгляделся в её лицо.
- Поразительно, - заметил он наконец. – Я даже не беру в расчёт то, что и для меня небо заволочено облаками… нет, я просто поражаюсь твоей способности видеть в небе Пустоши наши созвездия.
Таша упорно смотрела вверх.
- Для начала можно задать пару вопросов касательно наших дальнейших планов и твоих новых знакомых, - посоветовал Алексас. – А там, глядишь, и разговор завяжется.
Она едва слышно вздохнула.
- Я совершила убийство. Я убила человека.
- Не человека, а тварь, которая хотела убить тебя.
- Он был живой. Живой, понимаешь? А я воткнула крест ему в лоб и… Я думала задержать его. Думала, это его отвлечёт, а там кто-то выглянет из трактира или вы из таверны… Я думала, это обычное серебро. Но это оказалось не так. И это его убило.
- Ты хотела, - Алексас нахмурился, - только задержать его?
- Да.
- Ты не собиралась его убивать.
- Да.
- Тогда почему ты винишь себя в убийстве?
- Потому что он мёртв.
- Э, нет, - кажется, он покачал головой. – Прошлой ночью я убил четверых… троих, как выяснилось, людей. И нелюдей. И я действительно их убил, потому что хотел убить. Если бы я случайно толкнул тех двоих и они случайно свалились бы в пропасть – я был бы виновен в их смерти. Но убийцей я бы не был.
Как всё просто, подумала Таша. Хотел, не хотел…
Единственным оправданием, которое она себе находило, было то, что это получилось случайно. Но факт оставался фактом.
Хотя в данный момент угрызения совести вполне могли отойти на второй план.
- Он здесь, Алексас. Он рядом. Я чувствую его. И он ищет… ищет меня.
- Откуда ты знаешь?
- Просто знаю, и всё.
Таше казалось, что она чувствует чей-то взгляд в окружающем мраке. Скользящий.
Он был рядом, он искал её, но не мог найти…
Пока.
- Но… я думал, с его смертью игра закончилась, - произнёс Алексас с осторожностью человека, касающегося голыми руками открытой раны. – Ты ведь нарушила планы Воина. Он хотел, чтобы ты переступила черту, чтобы смогла убить того, кто тебе дорог… и кому дорога ты. Для него это была бы в высшей степени мучительная смерть. Что бы он ни сделал, это жестокая месть… Но ты ведь не захотела. Да и с его смертью круг разорвался – мстить-то больше некому…
- Да. Я тоже так думала. Но… возможно, ему понравилось мной играть.
- Что ему ещё может быть нужно от тебя?
- Не знаю. Может, моё неповиновение его раззадорило…
Таша помолчала. Потом заговорила нарочито спокойно:
- Мне казалось, на Пустоши волшба не действует, а вы все спокойно колдуете.
- Волшба, несущая зло, не действует. Или искажается, - охотно пояснил Алексас. – Мы же зла не несём.
- Ах, да. Конечно. Первый принцип Пустоши, - Таша обдумала что-то. – Мы наделали столько шума… не больно-то осмотрительно. Мне казалось, заговорщики действуют иначе.
- Какая теперь разница? КЕАР всё равно знали, что мы здесь. Вот когда будем пробираться к порталу, тут действительно нужно будет действовать без шума и пыли.
- К порталу?
- В Арпагене ждёт наш человек. Оттуда есть налаженный ход в штаб-квартиру Дол Жураг Нара.
- Значит, мы прибудем туда и…
- И немедленно займёмся поисками Воина, да.
- Нет, я не об этом. Ты говорил, что кто-то помог им вас раскрыть. Как вы узнаете, кто?
- А тебя не интересует, - Алексас склонил голову набок, - что будет с тобой?
- Не особо.
Он весьма странно кашлянул:
- Ну, из Дол Жураг Нара выжили мы трое, и за нас я ручаюсь. В конце концов, не столь глуп предатель: ясное дело, что подозревать будут кого-то из выживших. Он один из тех, кто остался в штаб-квартире и погиб… якобы.
- Уверен?
- Готов поклясться. Я знаю Учителя и знаю Найжа.
Таша слушала, и странная мысль вдруг прокралась в сознание… Да нет, этого быть не может, тут же подумалось ей. Глупости какие. Алексас? И Джеми? Не смешите… И альв бы сразу узнал, ему достаточно ладони коснуться…
Если только…
Предатель ведь вполне может быть не один.
«Что-то совсем тебя в теорию заговоров занесло, Таша Морли…»
Ей-то какое дело? Ну, доставят её прямиком в распростёртые объятия Его Величества – и что дальше? Что ей терять?
- Да, я их знаю, - медленно и почему-то осторожно продолжил юноша. – Я очень хорошо знаю Герланда. И он…
- Герланда?
- Учитель, - сказал, как отмахнулся. – И я знаю, что он будет диктовать каждый твой шаг. Все они… Ты даже шага без дозволения сделать не сможешь.
Таша молчала.
- Ты будешь птицей в золотой клетке. Тебя будут любить, большинство будет уважать, кто-то будет преклоняться – но ты в конечном счёте окажешься лишь разменной монетой в политических играх. И я сомневаюсь, что если мы все доживём до счастливого момента твоего вступления на трон, что-то изменится. Они никогда не оставят тебя в покое.
- Алексас, зачем ты говоришь мне это?
- Потому что мне надоела твоя покорность! – злость наконец прорвалась в шипении. – Твоя индифферентность! Ты неживая, ты… потухшая! Ты от него сбежала, чтобы не быть пешкой в чужих руках, а теперь позволяешь вести себя агнцем на заклание? Ты не можешь не понимать, что стоит тебе переступить порог штаб-квартиры – и до конца твоей жизни каждый твой шаг будут решать за тебя!
- Я понимаю.
- И говоришь это так спокойно?
Таша медленно повернула голову:
- У тебя есть что предложить мне в качестве альтернативного варианта? – глаза её блеснули тусклым серебром. – Ты подстрекаешь меня не доверять Жураг Нара, ты пытаешься лишить заговорщиков их единственной надежды… зачем, Алексас? Чего ты добиваешься? Почему предаёшь их, почему предаёшь своего учителя, почему…
- Потому что он никогда не учил меня лгать!
Слова замерли у Таши на губах.
- Я знаю Учителя лучше, чем он думает. Я чувствую его, мы же с ним связаны. И сейчас я знаю, что он лжёт. Он не может спасти твою сестру – и он это знает.
- Почему…
- Ему об амадэях ведомо куда больше, чем мне, чем Найжу, чем кому бы то ни было. Он Перворожденный. Он знал их. Он говорил с ними. И я вижу, что он знает – ему не победить. Но Герланду нет дела до твоей сестры, Таша. Ему нужна ты и только ты. А она… она твоё слабое место. Привилегией управлять тобой должен владеть только Совет Жураг Нара, а если кто-то похитит Лив, как сейчас… в общем, твоя сестра будет им только мешать, - краткий миг, в который он перевёл дыхание. – Ты пойдёшь за ними ради сестры… а потом, когда её не станет, сломаешься окончательно. И тогда ты пойдёшь уже куда угодно. Будешь подчиняться любым приказам, делать всё, что скажут… а им только этого и надо.
- Тогда я умру.
- О, нет. О нет, ты не умрёшь. Они этого не допустят. Есть много способов возродить в человеке жажду жизни… напоминание о тех, что отдали свои жизни ради твоей – лишь один из них, - он невесело улыбнулся. – Они не остановятся ни перед чем – даже магией вмешаться в твоё сознание. Учитель ещё далеко не самый беспринципный в этой компании…
- Почему?
Всего одно короткое слово – но Алексас каким-то образом понял весь вопрос:
- Почему они такие? – он кивнул с каким-то мрачным удовлетворением. – Потому что это взрослые игры, Таша. Деловой подход. Большая политика. А там всё личное и человечное уходит в подполье.
Таша прикрыла глаза.
У неё из-под ног выбили все опоры, и сейчас она летела вниз, судорожно цепляясь ногтями за случайные выступы, которые замедляли падение лишь на миг – а потом выворачивались, ускользали из-под пальцев, и вновь у неё не оставалось ничего, кроме пустоты и неумолимо приближающегося дна.
Её бросили одну в тёмном лабиринте, и сейчас она блуждала по бесконечным коридорам, по нескончаемому мраку – и порой впереди вдруг мелькал свет, и казалось, что вот сейчас она подбежит к выходу, но она в который раз заходила в тупик, а свет ускользал, оказываясь лишь иллюзией, губительном миражом… В непроницаемой тьме часто мерещится свет.
А как хотелось снова просто верить, просто быть ведомой, просто идти с кем-то рука об руку, зная, что он всегда поддержит, когда ты оступишься, и пусть даже обманывая себя, но знать, что он рядом просто потому, что любит…
- Мне казалось, альвы другие, - сказала Таша вслух, - что они-то не могут поступать… так.
- Для всех альвов люди прежде всего – существа другого сорта, - Алексас пожал плечами. – К тому же Герланд провёл среди людей много лет, и это не могло не повлиять на его… мировоззрение.
- Какая ему выгода во всём этом? Почему он в Жураг Нара?
Алексас украдкой скосил глаза на альва. Тот не спал, конечно, - всем известно, что альвы не знают сна, лишь грезят наяву, - но признаков бодрствования подавать тоже не спешил.
- Он не очень охотно рассказывает о прошлом, - наконец проронил юноша, - но, кажется, когда-то он был Королевским Охотником. А потом его изгнали.
- Изгнали? Королевского Охотника?..
Охотникам было дозволено всё, даже страшнейший грех – убивать. Даже обычным Охотникам, стражам границ. А помимо них сразу после вступления на престол каждая альвийская Королева избирала своего, личного Охотника, и он становился её самым приближённым поданным, доверенным лицом и единственным другом. Второй по значимости персоной при альвийском дворе, чьё слово считалось почти законом.
Что же должен был совершить Королевский Охотник, чтобы быть изгнанным?..
- Да, изгнали. С запретом когда-либо пересекать границу Лесной. Тогда Герланд пришёл ко двору Адаманта и изъявил желание вступить в КЕАР, и Его Величество принял его, конечно же, с радостью, ибо нет равных альвам воинов… Но с тех пор, как Герланд покинул Атталиэн, он не находит покоя. И не найдёт, пока не докажет всему миру, что чего-то стоит, - Алексас вздохнул. – А возвести на трон законную принцессу – весьма стоящая вещь.
- Почему тогда он взял на воспитание вас? Если люди для него…
- Должен был что-то моему отцу. Тот перед смертью взял с Герланда слово, что он позаботится о его сыновьях, а альвы к любым словам относятся очень… щепетильно.
Таша вгляделась в его лицо:
- Ты немного рассказывал об Учителе, конечно, но почему-то мне казалось, что ты его любишь, - заметила она. – Но сейчас…
- Люблю? О, наверное, я его люблю. Но это, увы, безответная любовь, - Алексас горько рассмеялся. – Я бы умер, наверное, только чтобы узнать, что он действительно признаёт меня своим сыном, но он явно не считает меня достойным своих тёплых чувств. За все годы я не видел и намёка на отцовскую нежность.
- Как-то это знакомо, - пробормотала Таша. Помолчав, предположила уже громче, - а, может, тщательно скрывает? Зарывает… в глубинах души…
- Очень тщательно и очень глубоко, - согласился Алексас. – Так, что вовек не докопаешься и вовек не доплывёшь.
Таша поняла, что скатывает между пальцев мелкие трёхгранные листья. Вереск.
- Ты сказал – даже для тебя небо заволочено облаками… что это значит?
- Это место реагирует на твои чувства. Оно очень… отзывчивое. В сущности, Пустошь – отражение твоей души, - Алексас неопределённо обвёл рукой темноту. – Ты бывала здесь раньше?
- Да.
- И какой она была тогда?
- Ну… сначала всё было в тумане… а потом… она была цветущей. Солнечной. Небо голубое.
Алексас кивнул:
- А каким был мост?
- Коромыслом… высокий, резной.
- А ручей был ручьём?
- В смысле?
- Ну, в дурном настроении подходить к нему не стоит. Не говоря уж о дурных людях. Поразительно, в какую пропасть может обратиться ручеёк в зависимости от того, чью душу и в каком состоянии отразит, - он прислушался к чему-то. Потом вновь взглянул на неё. – Можешь честно мне ответить – какой ты видишь Пустошь сейчас?
Таша подняла взгляд, взглянув во мрак – и только тут поняла, насколько холоден ветер, трепавший её волосы, и до чего жёстки примятые стебли, колющие кожу даже сквозь платье.
…а теперь – только ветер холодный несёт меня прочь…
Видимо, ответ Алексас прочёл в её лице.
- Единственное, что здесь имеет настоящую силу – это твоя душа, - добавил он. – Заклятия, оружие – всё второстепенно. В конце концов, здесь ничто не является тем, чем кажется.
Лиственный комок кольнул пальцы.
- Расскажи мне… что-нибудь об альвах. Учитель же наверняка говорил тебе…
- Таша, мы можем ещё долго разговаривать, но ночь не так длинна, как ты думаешь. И руна действует не вечно.
Таша отшвырнула скатанные вересковые листья во тьму:
- Что ты хочешь от меня, Алексас?
- Я просто не хочу, чтобы ты была несчастлива.
- И ты считаешь, что, став свободной, я немедля стану счастливой? Но, не приняв помощь Жураг Нара, я потеряю все шансы вернуть Лив, и…
- Больше всего я хотел бы, чтобы ты пошла с нами. С Герландом, с Найжем… со мной, с Джеми. Чтобы ты была в безопасности. Чтобы ты всегда была рядом, чтобы мы всегда могли тебя защитить. И я бы отдал всё, только чтобы ты забыла сестру, мать… его. Чтобы тебе не за что было мстить, чтобы не было нужды снова рисковать жизнью. Но тогда это будешь уже не ты, - Алексас бесконечно печально смотрел на неё. – Я хочу, чтобы ты жила. Мы хотим. И Жураг Нара не может дать тебе то будущее, в котором ты сможешь остаться собой. А оставаться собой – единственное, что ты обязана делать в этой жизни. Просто быть доброй, спокойной, светлой. Просто… быть.
- Алексас…
- Я не знаю, что ты должна делать сейчас. Я не знаю, как тебе помочь. Я не знаю, как спасти твою сестру. Я знаю только, что сейчас ты идёшь по неверному пути, - он чуть улыбнулся. – «Делай, что должно, и будь, что будет»… наверное, это лучшее, что я могу тебе посоветовать. Действуй – сама. Гори. Пытайся. Пробуй. И тогда никто не сможет тобой играть.
Пытаться… Таша усмехнулась: что она может сделать? Враг близко, он следит за каждым её шагом и, возможно, ещё ночь не кончится, а он уже её найдёт. Даже если сейчас не найдёт, то когда-нибудь всё равно отыщет. Он – обязательно отыщет. И что может противопоставить ему маленькая глупая девочка?
Сердце ледяной волной окатила знакомая жуть – и вдруг захотелось бежать без оглядки, бежать, спасаться, только бы не этот чёрная, холодная тьма…
«…маленькая девочка может быть сильнее всех сил мрака».
…вот тогда она и услышала голос. Который знала. Который различила бы в любом многоголосии, который расслышала бы по ту и эту сторону жизни.
«Ты – солнце, ты – счастье, ты – истинный свет…»
Но это же невозможно – его нет, нет, он ушёл…
Ушёл?..
«…я никогда не брошу тебя. Я буду с тобой, пока буду нужен тебе. И уйду лишь тогда, когда ты захочешь…»
Но пустота, которая осталась там, где был он, мама… было то, что наполняло её. То, что заставляло её отступить.
Память.
…я услышу вновь голос знакомый…
«Ради всего, что вы сделали для меня, ради всего, во что вы верили …»
…я сияю во тьме, я горю для тебя, и лечу – ведь надежда живёт…
«Я должна светить. Я не погасну».
Таша открыла глаза и взглянула в ночь.
- Я буду, - сказала она.
«…я люблю тебя, малыш».
«…я люблю тебя, Таша».
- Я люблю вас.
Таша подняла руку, коснувшись кончиками пальцев холодного металла. Алексас пытливо смотрел на неё.
Пустошь. Почти здесь всё и началось. Забавно, но судьба любит закольцовывать…
Что ж, терять ей всё равно нечего. Блефовать бессмысленно, все карты открыты. Значит, ничего не остаётся, кроме как пойти ва-банк.
Всё или ничего.
- Джеми, ты мне нужен.
- Зачем? – миг спустя спросил мальчишка.
- У тебя есть в арсенале средство, которое позволит мне пройти незамеченной мимо этой парочки, которая наверняка подаст признаки жизни, стоит мне встать?
Джеми хлопнул ресницами:
- Таша, ты что, собралась…
- Можешь? Не думаю, что Пустошь сочтёт это злонамеренностью. В конце концов, мы отправляемся на борьбу со злом.
- Таша, ты серьёзно думаешь, что сможешь…
- Как никогда.
- Нет, ты не сможешь! – его голос сорвался на крик. – Таша, он же амадэй, он Палач, он…
- Знаю.
- А ты…
- Знаю.
- Тебе не победить!
- Знаю.
Джеми уставился на неё во все глаза:
- Тогда зачем ты хочешь его найти?
- Он ищет меня. И обязательно найдёт. Так, по сути, какая разница, кто кого найдёт – я его или он меня? Какая разница, раньше или позже? – Таша качнула головой. – Но на самом разница есть… кто кому бросает вызов. Кто от кого прячется. Кто водящий, кто игрок. Кто кого найдёт по собственной воле. И… он… он об этом же говорил тогда, в Пвилле. Моральный настрой. Понимаешь?
Джеми в раздумьях пощёлкал пальцами.
- Смутно, - наконец кивнул он. – Но думаю, что в таком месте, как Пустошь, моральный настрой особенно важен, - мальчишка вздохнул. – Прости, что втянул тебя во всё это. Мне стоило быть осмотрительнее и не открывать рот при…
- Всё в порядке, Джеми. Ты делал это ради моей защиты. Всё в порядке… А сейчас – мне действительно нужно идти.
- Мы с тобой. До конца.
Таша не стала возражать. Возможно, потому, что сама этого хотела – а, может, и потому, что в голосе мальчишки прозвучали какие-то особые нотки, ясно указавшие: возражения не примутся.
- Конец может быть не столь далёким, как кажется, - только заметила она.
- Ты сама вчера сказала, что умереть за тебя – не самая худшая смерть. Мы с этим солидарны, - Джеми скользнул ладонью по воздуху, легонько шевеля пальцами, будто перебирая невидимые струны. – Ну что, идём?
- Уже? Так просто?
- Ну, если мы вдруг вернёмся, меня живьём съедят за то, что я остановил личное время беззащитных отдыхающих, не ожидавших от своего ученика такого удара… но пока всё хорошо. Прошествия ближайших шести минут они даже не заметят, и за это время нам желательно оказаться достаточно далеко, чтобы они не пытались нас найти.
Таша сжала зеркальце в ладони.
Она почти видела невещественную, туго натянутую нить, убегавшую во тьму. Она чувствовала, как нить скользит меж её пальцев.
- Обещай мне… обещайте, что не будете вмешиваться, если только я того не попрошу.
- Но…
- Вы сами знаете, чем это обернётся на Пустоши. Для вас – в первую очередь.
Джеми повесил голову.
- Клянёмся, - выдавил он.
Таша чуть улыбнулась.
- Спасибо, что ты здесь, Джеми. Я рада, что ты со мной, Алексас.
- Я счастлив служить вам, моя королева, - ответили одни уста за двоих.
Таша шагнула вперёд, слыша, как шуршит за её спиной вереск, пригибающийся под ногами Джеми.
В ночь они двинулись вместе.

Джеми не знал, сколько они шли сквозь холодную серую мглу. Звёзд не было: во все стороны простирался лишь мрак. Не было тропы, не было направлений – был лишь бесконечный, неожиданно колючий вереск, вкрадчиво цепляющийся за ноги. Будущее струилось в прошедшее, а Таша, не проронив ни звука, шла вперёд: сжимая зеркальце в прижатой к груди ладони, размеренно, уверенно, не сбиваясь с шага. Как бы быстро ни старался идти Джеми, она всегда оказывалась на шаг впереди. Казалось, её влечёт вперёд странная непреодолимая сила.
Ему лишь раз удалось поравняться, чтобы взглянуть в её лицо.
Таша шла с закрытыми глазами.
А потом, когда время уже готово было окончательно размыться в бесконечность, лицо вдруг обдул влажный ветер, и Джеми понял, что девушка остановилась в паре шагов от ручья.
Ручей, как всегда, вынырнул внезапно – а с ним пришли и сопутствующие ощущения. Правда, для Джеми это был не ручей вовсе, а бурно ревущая речушка, порожисто катившая пенистые воды по каменистому руслу-ущелью, плевавшаяся в лицо ледяными брызгами. Утешало то, что до дна было всего-то аршинов семь, да и мост виднелся весьма благонадёжно – пусть и не затейливо-резной, а грубо сложенный из каменных плит на каменных же опорах.
Потом пришло внезапное осознание, что это всё отчётливо виднеется.
А после наступило понимание того простого факта, что ночь сменилась рассветной серостью. Или предрассветной…
Говорят, что темнее всего перед рассветом. Но та предрассветная пора, когда солнце подбирается к горизонту снизу, определённо самой тёмной не является. Она является… серой. И серость-то всегда и была самой опасной. Не свет. Не тьма. Что-то между ними.
Все маги знают, что опаснее всего вещи на грани.
Таша этого не знала, но чувствовала.
Она стояла на краю ручья, тускло посверкивающего в распускающемся свете, и на краю бездны, где плескалась меж краёв сизая мгла. Она чувствовала на щеках тёплый мягкий ветер – и ветер холодный и резкий, ощущала краски цветущего вереска – и вереск серый, жёсткий и колючий, видела светлеющее предрассветное небо – и небо тёмное, тяжёлое, мглистое…
Она стояла в утре и стояла в ночи – одновременно. Всё зависело лишь от того, как посмотреть; от того, какая Таша смотрела. Та, что жила, или та, что из страха бежала в неизвестность.
- Идём дальше? – неуверенно спросил Джеми.
- Нет, - Таша неотрывно смотрела вперёд, куда-то далеко-далеко. В глазах её сияла спокойная уверенность. – Мы у цели.
И, услышав, как она говорит, Джеми вдруг ощутил жуть: не от интонации, не от слов, а от осознания того, что враг действительно близко. Невидимый – здесь, рядом, прямо перед ними…
Да, они его не видели. Но если люди не видели крыльев у альва за спиной, это не означало, что их там нет.
- Некоторые маги это могут, - пробормотал Джеми. – Некроманты… Покидать тело, странствовать… разумом… Я об этом ещё подумал, когда он так легко исчез. Как будто просто отпустил временное тело.
Мальчишка судорожно, в несколько присестов выдохнул:
- Знаешь, я… наверное, я смогу тебе помочь его увидеть, - будто опасаясь собственных слов, прошептал Джеми. – И вызвать… на свет, так сказать.
- Как?
- С тобой должно быть легко, потому что ты кошка. Ты и так видишь то, чего другие не видят… и похожее тебе откроется не впервой, - он встал рядом, положив ладонь на её плечо – говоря так, будто сам себя убеждал. – Когда ты его увидишь, ты поймёшь, что это он. Ты должна удержать его. Остальное на мне. Но времени будет совсем мало.
Она только кивнула.
- Готова?
Таша, разжав кулак, опустила руку:
- Да.
Джеми чуть крепче сжал пальцами её плечо. Потом прикрыл глаза, неслышно шевеля губами, вскинул другую ладонь и щёлкнул пальцами.
…что-то закружилось, подхватило, сдавило, понесло сквозь осколки реальности…
А потом мир вокруг возник вновь. Тот же мир – только изменившийся до неузнаваемости.
Мир был окутан филигранью. Мир представлялся сложным сплетением радужных серебристых линий. Мир виделся сквозь пелену зачарованности.
Что-то в радужности вокруг ежесекундно менялось. Сплетение филиграни плавилось, складываясь по-новому… будто паутинки под дуновением лёгкого ветерка. Радужные струи сливались в сияющую сеть.
И навстречу Таше двигалось… что-то.
Не было формы, не было очертаний… а что было? А просто линии серебристой филиграни исчезали там, где было оно. Становились ломаными, изогнутыми. Там не было мира. Там был мрак.
Он был уже совсем рядом, почти лицом к лицу – фигурально, конечно. И растекался в стороны, будто простирая огромные крылья: бесформенный, бесплотный, жуткий…
Радужная сеть кружила вокруг них, становясь `уже с каждым мигом – почти вкрадчиво, почти незаметно, но так стремительно…
…почти не сетью даже, а коконом…
Таша посмотрела прямо перед собой.
А потом протянула руку и, коснувшись грани мрака, сжала кулак.
Кокон сомкнулся – и вдруг Таша вновь стояла у моста.
И держала за руку зыбкую чёрную тень, облекавшуюся материальностью на её глазах.
- Вызвала с изнанки реальности, значит, - изрёк Палач миг спустя. Светлые глаза, чуть сощурившись, всматривались в её лицо. – А что дальше собираешься делать?
Таша немного знала о магии и почти ничего о некромантии, но даже этих знаний было достаточно, чтобы понять: чтобы так управлять материальностью, чтобы так просто, за считанные мгновения творить временное тело – нужна колоссальная магическая сила.
- Джеми, отойди, - чувствуя, как судорожно стиснулись пальцы на её плече, тихо сказала Таша. – Не вмешивайся.
- Но…
- Ты поклялся мне.
С глухим вздохом ладонь Джеми разжалась. Мальчишка отступил на пару шагов назад – Таша почти чувствовала, как её окатывают волны гнева от постигшей его участи безмолвного зрителя.
Но это всё потом…
А сейчас и здесь их оставалось только двое.
- Не думал, что ты решишься так скоро, - сказал Лиар, удерживая её руку. – Но надеялся.
- Правильно надеялся.
- Я не так плохо тебя знаю, как тебе хотелось бы.
- Быть может.
- Но где же оружие, которым ты собираешься мне мстить, девочка моя?
Таша вдруг улыбнулась – мягкой, рассеянной улыбкой.
- Плохо же ты меня знаешь, - повторила она всплывшее из омута памяти. – Мстить тебе я не хочу.
- Зачем же тогда пришла? – его лицо осталось бесстрастным:
- Поговорить. Чтобы положить конец всему этому.
- Идеальное место для переговоров? Магия здесь обернётся против меня, это верно, - он благосклонно улыбнулся. – И о чём же ты хотела поговорить?
- Отдай мне Лив и отпусти меня.
Он рассмеялся:
- И ты думаешь, я так легко пойду на всё это?
- Нет, и поэтому хочу знать, что тебе нужно. Арону ты отомстил: что ты хочешь от меня?
- Сложный вопрос, - он чуть вскинул голову. – Боюсь, всего ты не узнаешь и не поймёшь никогда, а частности… хм… Было бы неплохо, если бы ты наконец смирилась с тем, что ты – игрушка. Для тебя в первую очередь. Тогда, скорее всего, я пошёл бы на уступки… Возможно, даже сделал бы всё, что хочешь.
Ташины ресницы чуть дрогнули.
- Всё, что хочу? – медленно спросила она.
- А с тобой куда интереснее, чем с другими, - кажется, происходящее его забавляло. – Они слишком легко сдавались. Порой они и бороться не начинали, и тогда все планы шли прахом. Но ты… о, ты уникальная игрушка, девочка моя. Я сделал правильный выбор. Даже Арон не устоял.
Таша вдруг увидела, как в зрачках его пляшут оранжевые огоньки.
До этого дня она всегда считала выражение «горящие глаза» просто фигурой речи.
С другой стороны, глаза лучистые тоже вполне можно было отнести к таким фигурам.
- Другие? Так это были не первые ваши… забавные игры?
- Остальные были давно, а правила везде были разными. Игр было достаточно, чтобы научить моего братишку не принимать вызовов, а мне – успеть надоесть. Но проходит какое-то время, и новизна ощущений возвращается… а уроки забываются. И теперь он попался – потому что на такую игрушку не мог не попасться.
- Значит, тебе нужна я?
- В общем, да.
Медовый ветер цветущей Пустоши распускал прохладу по щекам.
Всему миру нужна Таша Морли, думала она. Нет, мир точно сошёл с ума…
- Я не собираюсь больше играть по твоим правилам, хочешь ты того или нет. Ни по твоим, ни по чьим-либо ещё.
Он слегка улыбнулся.
- Я был великодушен, девочка моя. Но предупреждаю – я могу быть и жесток.
Таша склонила голову набок:
- Великодушен?
- Боюсь, ты даже представить себе не можешь, на что я способен.
- Верю.
- Во мне очень много… скрытых глубин. И лучше бы тому, что там таится, никогда не всплывать на поверхность. Там скрываются вещи, которым следует оставаться на дне.
- Разумеется.
- И ты не столкнулась с этим потому, что я был великодушен. Я сдерживал свои… дурные наклонности. Но я могу вспомнить о них в любой момент.
Таша смотрела в его бесцветные глаза – и где-то в самой глуби их видела…
…страх?
Таша не могла видеть, но откуда-то знала: сейчас вокруг него распростёрта преисподняя. Преисподняя его собственной души.
Она взглянула в темноту вокруг и в ясное небо, светлеющее рассветом, увидела ручей, весело журчащий за его спиной, и дурманящую пустоту. Одновременно.
Ночь и утро. Всё просто.
Она-утром шла прямой и светлой дорогой, и перед кременно-твёрдой верой в добро и в хорошее любая опасность предпочитала самоликвидироваться. «Как-то подозрительно легко нам всё даётся», так, кажется, Джеми говорил? Ну да… ну да. Ей действительно всё давалось легко, гораздо легче, чем должно было – потому что желания не менее материальны, чем слова.
Она-ночью бродила по лабиринту в поисках выхода, но в лабиринте выхода нет: есть лишь бесконечный мрак и паутина коридоров, один из которых не отличишь от другого. Тебе дают сделать выбор, как будто дают – но к чему он приведёт, ты увидишь уже после. Ты не сможешь вернуться, а выбор твой всегда будет неправильным, и чем отчаяннее ты будешь пытаться выбраться, чем больше будешь метаться во тьме, тем дальше будешь отдаляться от выхода, тем больше будешь тонуть во лжи, тишине, одиночестве…
…выбор твой всегда будет неправильным, потому что предпочтение одного тёмного пути другому тёмному пути – не выбор. Потому что выбраться из мрака через мрак нельзя. Нужно идти не вперёд и не назад, а тянуться вверх: туда, где над пеленой тьмы тебя всегда ждёт свет.
Всё просто. И тот, кто стоял перед ней, когда-то слишком долго бродил по тёмному лабиринту собственной души, не находя выхода. Он бродит там до сих пор – только теперь он уже и не может увидеть по-настоящему свет дня.
Это должно быть так жутко: жить и быть лишённым всякой человечности. Не знать простых чувств и радостей, не быть способным любить или сострадать. Жить вечно, вечность оставаясь одному – один на один со своей ненавистью, один на один со своей злобой, один на один с самим собой…
Пальцы на её запястье разжались, точно обожжённые.
- Что… - он отшатнулся, будто Таша его ударила, - что ты делаешь?
…почти как Дракон.
Медленно, медленно она шагнула вперёд – к нему и к мосту, коромыслом перекинувшимся через ручей.
- Я прошла через страшные опасности и невыразимые страдания. Я прошла через свои страхи и кошмары. Я прошла через пространство и время, через жизнь и смерть. Я прошла все препятствия, которые расставили на моём пути. И никому не дано меня остановить.
Последние страницы. Выцветшие строчки на пожелтевшей бумаге. Легенда, подходящая к концу. И каждый ребёнок знает, что конец этот должен быть счастливым.
Амадэй вновь отступил:
- И как же ты думаешь одолеть меня?
Шаг вперёд.
Слова с пожелтевших страниц, слетающие с её губ. Те самые слова. Нужные. Единственно-верные.
- Ты всерьёз думаешь, что меня, меня – можно победить?
- Моя воля столь же сильна, сколь и твоя.
- И ты надеешься одержать надо мной верх глупой верой в детские сказки? Глупой верой в то, что добро всегда побеждает зло? Но добро не спасло твоего отца, не спасло твою мать и не спасло твою сестру, а в жизни всё далеко не так, как в сказках. Зло всегда было, есть и будет сильнее добра. Даже день бессилен перед ночью. Тебе не победить меня – неужели ты так глупа, что не можешь этого понять?
- Пусть на твоей стороне силы, которыми я повелевать не могу – ты не сможешь одолеть меня. И пусть ты владыка тьмы, и пусть могущество твоё во сто крат больше, и пусть ты видел то, что не может привидеться в самом жутком кошмаре – тебе не дано победить.
Он вскинул руку – но отскочил, будто оттеснённый неведомой силой. Незримой, неосязаемой…
Ещё шаг. На его лице отразилось непонимание:
- Что ты сделала со мной?
- Я сильнее тебя.
Она смотрела прямо в глаза Палача, а тот лишь слепо пятился назад – пытаясь, но не в силах отвести взгляд.
- Потому что моя душа – свет. И чистая душа имеет силу, какую зло не может даже себе представить.
Шаг.
Они уже были у самого моста.
- Я уничтожу тебя! – его голос наконец сорвался на крик. – Защищайся! Сражайся!
Таша лишь подняла ладонь, вытянув руку в безмолвном «стой» - и метнувшийся вперёд амадэй замер, наткнувшись на незримую преграду.
- У тебя нет власти надо мной.
Шаг.
Мост был уже совсем близко. Он изворачивался, пытаясь выбраться из ловушки – бесполезно.
Ни то услышать, ни то вспомнить…
«Силой души своей…»
- И светом души моей…
«Властью, данной мне…»
- Силой, данной мне…
«Словом, что произнесено было до начала времён…»
- Словом моим…
«Я освобождаю тебя».
- Я повелеваю тебе – возвращайся во мрак.
Таша сделала последний шаг. Он отшатнулся и, потеряв равновесие, миг балансировал на краю.
То, как амадэй, не успев даже вскрикнуть, рухнул спиной назад, Таша просто увидела.
А то, как он исчез, провалившись сквозь мост, которого для него не могло существовать, и то, как его без звука приняла в свои объятия бездонная сизая мгла – увидела в разных реальностях.
Воин, Палач, Избранный Богиней закончил своё существование.
Добро победило.
Таша опустилась на колени, глядя на своё отражение в весело бегущей воде, и первые солнечные лучи вызолотили её волосы. Потом сорвала с шеи зеркальце и кинула в ручей.
Вот и всё.
Она не улыбалась. Ни сил, ни радости в ней не осталось.
- Всё, что я хочу… - Таша протянула руку и зачерпнула горсть ледяной, не по-летнему ледяной воды, глядя, как она утекает сквозь пальцы. Подняла лицо к солнцу, выглядывающему из-за горизонта. – Я хочу, чтобы мне вернули тех, кого я любила и кого ты у меня отнял.
Вытерла руку о юбку, встала, окинула взглядом умиротворённую Пустошь – и, обернувшись, взглянула в лицо Джеми, со странной тревогой следившего за ней.
- Знаешь, а вот всё и кончено. Всё позади. Мы свободны, - Таша перевела взгляд на что-то за его плечом. – О.
Джеми обернулся – и сдавленно застонал.
- Мне даже интересно, - задумчиво сказала Таша, вглядываясь в далёкие фигурки всадников, - почему подмога всегда приходит слишком поздно. Те же городские стражники, к примеру… Они всегда оказываются в нужном месте, когда всё уже произошло. И им остаётся только прибраться.
- О чём это ты?
- Да так… да так. Ни о чём. Изучение законов жанра, - Таша приставила ко лбу ладонь козырьком. – Хм… Почему-то мне кажется, что они сильно не в духе…
Джеми в понурой обречённости повесил голову.
- Кажется, - заключила Таша, опуская руку, - я всё-таки увижу исторический момент съедения тебя живьём.
- Кажется, - поправил её Алексас, расправляя плечи, - разговор действительно предстоит серьёзный.

- И он упал.
- Просто упал.
- Да, просто упал. Вроде бы крыльев я у него не замечал, - добавил Алексас. Невероятно, подумала Таша, он посмел подтравить голос иронией…
Они сидели в кружке на вереске – отойдя подальше от ручья, как заметила Таша. Найж созерцал молодёжь с гремучей смесью любопытства, потрясения, уважения и суеверного ужаса. Альв же… просто созерцал. Но равных ему в созерцании нужно было поискать.
- Что ж, - произнёс Герланд негромко, точно высказывая мысль вслух, - похоже, это действительно сработало…
- Они убили Воина, - сказал Найж. – Они убили Воина. Они убили Воина…
- И они убили Воина, - подвёл итог Герланд. Подпёр подбородок скрещёнными пальцами и взглянул на Ташу ещё внимательнее, чем прежде – от этого взгляда по спине девушки словно протекла струйка раскалённого льда. – Итак, как я понимаю, в услугах Жураг Нара ты больше не нуждаешься.
Его предположение Таша подтвердила коротким кивком.
- И, как я понимаю, в таком случае идти с нами ты не пожелаешь.
Ещё один кивок.
- А если мы заставим?
- Не заставите, - уверенно ответила Таша. – Насилие – оружие Его Величества, а вы, освободители, по-другому действуете.
- Ещё чуть больше убедительности, и я сам в это поверю.
Таша предпочла промолчать.
Какое-то время альв просто наблюдал – Таша вынуждена была признать, что паузы держать он умеет не хуже, чем созерцать.
- Значит, ты выбираешь свободу, - констатировал Герланд наконец. Спокойно – он явно умел проигрывать.
- Да.
- Тебя будут искать. Тебя уже ищут.
- Я найду, где спрятаться.
- По твоим следам пойдут очень хорошие ищейки. Ты не сможешь…
- Если нам понадобится ваша помощь – я знаю, как с вами связаться.
Медленно, очень медленно альв повернул голову к Алексасу.
Будто отказываясь верить, что его перебил собственный ученик – и такими словами.
- Ты… вы… уходите? – уточнил Герланд. Почти безразлично. Найж, казалось, не обращал ровно никакого внимания на свою отпавшую челюсть.
- Вы уже знаете ответ, Учитель, - сдержанно ответил Алексас. – Мы должны быть рядом с ней.
- Джеми не закончил своё обучение. И тебя я ещё не отпускал.
- Это ничего не значит. Я высказываю не только моё мнение.
- Эй, - Таша тронула его за рукав, - а моего мнения вначале спросить не пробовал?
- Всё не так просто, как ты думаешь, Таша. Ты наша госпожа, мы твои рыцари. Мы обязаны защищать тебя. До конца, помнишь? – он слегка улыбнулся. – Мы поклялись.
- Ну, я могла бы освободить вас от клятвы…
- Чтобы тебе не с кем было перепаливаться дни напролёт? Да и для освобождения должна быть веская причина.
- Причину подыскать не так сложно, как ты думаешь.
- А избавиться от нас будет не так просто, как думаешь ты.
Таша взглянула в тёмные глаза, на солнце отливающие золотом. Поразительно серьёзные.
Рыцарь, покидающий знакомую и привычную жизнь, покидающий всё, что у него было, чтобы отправиться в странствия со своей госпожой – юной сумасбродкой-госпожой, впереди у которой лишь пугающая неизвестность…
- И почему тебе в последние дни удаётся так часто достигать со мной консенсуса, ума не приложу, - поднимаясь с земли, вздохнула Таша. – Кажется, Герланд-энтаро, мне всё же придётся отобрать у вас ученика.
Альв неторопливо встал, не отрывая взгляда от её лица. И, как Таша ни старалась – определить, какого именно взгляда, она не могла.
- Что ж, - холодно промолвил он наконец, - можно лишь один вопрос, ваше высочество?
- Всегда рада помочь.
- Тогда, как я понимаю, если в дальнейшем нам понадобится ваша помощь, вы не будете сильно возражать.
Неплохо он меня поймал, мельком улыбнулась Таша. Но не мог же знать…
- Конечно, - сказала она. – Принцесса… заговорщику – друг.
- Чудно, - альв витиевато махнул рукой по направлению к лошадям, мирно жующим вереск. – Не смею далее вас задерживать.
Таша вскинула бровь:
- Думаю, вам понадобится…
- Последние полторы недели мы вполне обходились без коней, и смею надеяться, что ещё пару дней продержимся.
- Что ж, как знаете, - Таша отвернулась. – Думаю, нам и правду пора, Алексас.
- Да хранят вас звёзды, Учитель, - бросил юноша через плечо. – До встречи, Найж.
- Джеми!
На тихий зов чародея тот обернулся – уже Джеми.
- К нашей следующей встрече с тебя сдача зачёта по связующим каскадам, - помолчав вдоволь, наконец вздохнул чародей. – Не пропусти её.
Мальчишка, закусив губу, неуверенно махнул рукой на прощание и вспрыгнул в седло.
Таша почти уже направила Звёздочку по тропе на юг, как негромкий оклик альва заставил её обернуться – и, инстинктивно выбросив руку, поймать метательный нож в аршине от своего лица.
- На память, - бесстрастно пояснил альв. Наблюдая.
- Я его сохраню, - Таша стиснула рукоять ножа в кулаке, - не волнуйтесь.
- Похвально. Желаю удачи. Да, и советую объехать Приграничное стороной: не думаю, что вам там сильно обрадуются.
Таша хлопнула Звёздочку по боку. На своего спутника она оглянулась нескоро – тогда, когда парочка оставленных за спиной заговорщиков скрылась где-то за горизонтом.
- Что это было, не знаешь? – невзначай поинтересовалась девушка.
- Если ты о попытке убийства – вряд ли это была она, - беззаботно отозвался Алексас. – Кинь мне этот ножик, пожалуйста.
Таша с сомнением изогнула бровь, однако покладисто кинула. Алексас, изогнувшись так, что, казалось, его держат только стремена, поймал, тут же выпрямился и непринуждённо сунул нож в голенище сапога:
- Там ему и место. Кстати, куда мы едем?
- В Озёрную.
- Зачем?
- Мне нужно домой.
- Почему?
- Просто… нужно. Заедем, объясним всё отцу Дармиори, попросим помощи и отправимся в Нордвуд. Найдём там Зеркальщика, чтобы он отправил нас в Камнестольный. Ещё раз проделывать весь этот путь… я не выдержу. Да и в любом случае через зерконтору быстрее будет.
Алексас поднял лицо к небу: оно было настолько ярким, пронзительно-голубым, что в зените обретало какой-то лиловый оттенок. Вдохнул медовый ветер и улыбнулся.
- Вот теперь, Таша, - сказал он, - мы действительно свободны.

@темы: Рианнон, Та, что гуляет сама по себе

---

Та, что гуляет сама по себе

[Rhiannon]

Глава восемнадцатая
Единство места и действия

- Добрый вечер, - привычно растянув губы в улыбке, мальчик-конюший выбежал навстречу звяканью привратного колокольчика, - идите, а я отведу вашу… Госпожа?!
Расцветшая на лице Шерона улыбка была столь широка, что, казалось, ещё немного – и верхняя часть головы просто отвалится.
- Ох, госпожа, вы вернулись!!! – глаза мальчишки сияли аквамаринами. – А я уже думал, что вы так долго обратно не едете, вдруг чего…
- Добрый вечер, - передавая мальчишке поводья, с лёгкой улыбкой произнесла Таша, прежде чем направиться к трактирному крыльцу. Шерон несколько недоумённо взглянул ей в спину.
- Госпожа… а где… ваша сестра?
- Далеко, - бросила девушка через плечо.
Мрачный Джеми, спрыгнув наземь, всучил мальчишке Серогривкин повод:
- Госпожа немного не в себе сейчас, - буркнул парень, взваливая на плечи обе сумки. – Вы что, знакомы?
- Вроде как… - мальчик смотрел вслед Таше, поднимавшейся на крыльцо, и улыбка почти видимо стекала с его лица, - госпожа была здесь пару недель назад, уехала потом с одним дэем и…
Хлопнула дверь. Вывеска с намалёванным на ней жёлтым змеем чуть качнулась на ветру. Шерон, опустив голову, побрёл с лошадьми куда-то в сумерки заднего двора, Джеми же, бормотнув себе под нос нечто невнятное, поторопился в трактир.
Нет, когда Таша сидела там, у костра, отказываясь верить своим глазам – это было неправильно. А потом она расплакалась, и казалось, что вот теперь-то всё в порядке, что она поняла и осознала, как положено, приняла горе и понесёт его, как положено, а со временем горе притупится, как положено. Но она приняла горе и…
…успокоилась.
Она даже не взглянула на гробницу. Она переодевалась в чистую одежду, пока он, Джеми, эту ксашеву гробницу воздвигал. А ещё она обратила внимание на ручей, который бежал неподалёку от дороги при выезде из леса, и остановила Звёздочку, и подошла к ручью, и умылась – одной рукой, аккуратно, по-кошачьи.
Она думала о чистоте.
Ещё по дороге она разговаривала о погоде. И улыбалась. Что ему, что этому конюху – улыбалась ведь. Вот только видеть эту улыбку было куда страшнее, чем если бы она рыдала, драла на себе волосы и раздирала ногтями лицо. И не обязательно своё лицо.
А её глаза…
Нет, Джеми не смог бы определить выражения, не смог бы увидеть в них боль или какое иное чувство – ни того, ни другого не было. Всё, что было в этих глазах, сводилось к идеальной пустоте. Они смотрели взглядом человека, который пережил уже всё, что мог пережить, и сейчас взирает на тебя снизу вверх со склонов преисподней.
А самым паршивым было то, что с этим он уже ничего не мог сделать…
Осторожным пинком Джеми отворил дверь – чтобы увидеть, как Таша вполголоса отдаёт распоряжения старику-хозяину. Тот, кивая, листал гостевую книгу под наблюдением мрачности, скучающе следившей за разворачивающимся действом, облокотившись на стойку.
Мрачностями Джеми вольно именовал «мрачных личностей»: всех подозрительных субъектов в тёмных плащах, предпочитающих скрывать своё лицо в тени широких капюшонов. К личностям, скрывающим своё лицо, Джеми всегда относился недоверчиво – хотя сам драконью долю своей короткой жизни провёл именно в подобных плащах с подобными капюшонами. Он, быть может, и не хотел эти капюшоны накидывать, да только без подобного капюшона в любимую книжную лавку его бы никто не выпустил. На «делах» же (правда, на них телом всегда управлял Алексас, ибо самому Джеми предпочитали никаких дел не доверять) капюшон не накинуть было смерти подобно. Во всяком случае, порой в воспитательных мерах Учитель заходил действительно очень далеко: взять Алексаса – тот с любыми правилами считался крайне неохотно, при любом удобном случае пытаясь эти самые правила оспорить, но когда по небрежному мановению руки у тебя начинает останавливаться сердце, становится чуточку не до споров.
- Госпожа, - недоверчиво покосившись на мрачность, решил подстраховаться Джеми, - ужин не…
На звук его голоса мрачность обернулась резко, будто кто за верёвочку дёрнул – а в следующий миг и пресловутый голос смолк, запнувшись, задохнувшись и зачахнув. Изумлённая тишина расползлась по холлу, окутав господина Риикона, застывшего с ключом в руке, и Ташу, уронившую с кончика пера чернильную каплю, блаженно растёкшуюся по желтоватой бумаге коротенькими чёрными щупальцами.
Таша посмотрела на лицо Джеми, вытянутое бурей самых разнообразных эмоций. Шагнула чуть вперёд, скосив глаза на молодого, как выяснилось, человека, вызвавшего у её рыцаря столь непонятную реакцию – если это был человек и если он действительно был молодым. Неизвестному можно было дать лет двадцать пять, если судить по лицу: юному, продолговатому, с бледной до полупрозрачности кожей, высокими скулами и чуть раскосыми глазами. Выражение этого лица, однако, разом набавляло с-виду-юноше пару десятков прожитых годов – за четверть века попросту не успеешь накопить в лице столько жёсткости, циничности и некоторой даже хищности. А авторитетно подтверждали, что юношей неизвестный является именно что с виду, его глаза: невероятные, глубокие и синие-синие. «Глаза-омуты», говорят про такие… Вот только Ташин опыт показывал, что омуты чаще всего вовсе не синие, а неопределённого цвета водяной мути.
Нет, эти глаза были как… отражение пронзительной синевы осеннего неба в глубоком колодце. В них даже звёзды были: едва заметные серебристые искры притаились на дне зрачков, и, - Таша поклясться готова была, - эти искры не были отражением постороннего света.
А ещё от него стойко пахло свежескошенной травой.
А ещё Таша вдруг поняла, что щурится, силясь разглядеть что-то, упорно скрывающееся за расплывчатой дымкой ускользающей материальности. И это значило…
…сосредоточиться, сконцентрироваться…
…вспомнить, что они должны быть, что всё говорит о том, что они там…
…просто подготовить себя к тому, что ты должна их увидеть, и…
Увидеть.
Лишь на миг, но увидеть – две пары жёстких, прозрачных, как у стрекозы, крыльев, сложенных у с-виду-юноши за спиной.
«Альв?!»
Задумчиво созерцая лицо Джеми, альв вскинул руку, стряхнул невидимую пылинку со своего плеча, поправил капюшон и, взметнув плащом, удалился. Вверх по лестнице, неслышно, словно не касаясь ногами ступеней – но фигурой речи это не было. Альвы никогда не дружили с глупыми законами какого-то там притяжения.
- …госпожа?
Таша запоздало осознала, что господин Риикон настойчиво суёт ключ ей в руку.
- Ах, да, - виновато покосившись на кляксу, она поспешно выложила серебрушки. – А этот… человек… он…
- С вас что, не хватает двух непонятных личностей на вашей шее? И это лишь те, которых видел я, - старик усмехнулся. – Судя по весьма неадекватной реакции, вашего нового приятеля с моим постояльцем что-то связывает. Такое, что дара речи обоих лишает.
- Мне почему-то тоже так кажется…
- Будет совсем неплохо, если в итоге он не окажется связанным ещё и с вами, - сгребая монетки, вполголоса продолжил Риикон. – Хотя факт вашего возвращения сюда вопреки моим нехорошим предчувствиям радует… Значит, хоть с одной непонятной личностью удалось расстаться безболезненно.
Кончик пера ткнулся в чернильницу с такой силой, что чуть не продырявил стекло.
- Благодарствую, - Таша ухватила за руку Джеми, до сих пор пребывающего в состоянии столпа, и поволокла наверх. Мальчишка шёл за ней с покорной неосознанностью лунатика.
Втащив своего рыцаря в комнату, Таша провернула ключ в замке и прикосновением зажгла светильник на тумбочке, - чтобы после швырнуть ключ на тумбочку, а мальчишку – на кровать:
- Либо ты немедленно объясняешь мне, что тебя связывает с этим альвом, либо я за себя не ручаюсь.
Подняв взгляд на нависшую над ним девушку и оценив, что выражение её лица не предвещает ничего хорошего, Джеми невольно сглотнул.
- Сняла бы ты наконец эту штуку с шеи, - торопливо посоветовал он.
- Я пробовала, - ровно сказала Таша. – Она не снимается.
- Как так?
- Вот так. Только я пытаюсь, как цепочка раскаляется. И начинает сжиматься.
- Может, я попробую…
- Боюсь, тогда ты точно снимешь её с моего трупа, - Таша скрестила руки на груди. – Попытка переменить тему была интересной, однако я приказываю тебе продолжить разговор.
- Кхм-кхм… А… а с чего ты взяла, что нас с этим альвом что-то связывает? – он даже попытался изобразить недоумение. Весьма неубедительно, но ведь попытка – уже похвально.
- Вот тут-то я тебя и поймала, - удовлетворённо кивнула девушка. – Если вас ничего не связывает, то откуда ты знаешь, что он альв?
Щёки Джеми пошли мученическими нервными пятнами. Оставив его мужественно бороться с самим собой, Таша прошлась по комнате.
Альвы. Звёздные Люди. Сказочный Народ. Некоторые и оборотней с вампирами считали легендами, но альвы стали легендами ещё до рождения самого понятия «легенда». Лесные хранители? Духи природы? Воплощения волшебства? Возможно. Всё возможно. В отношении альвов можно было позволить любые догадки – вот только ни одна догадка приблизиться к разгадке даже не думала.
Об альвах известно было очень много, но фактов в этих знаниях было столько же, сколько в слухе, прошедшем по цепочке деревенских сплетниц, коротающих погожий летний денёк за лузганьем семечек и перемалыванием косточек ближнему своему. Конечно, знали, что столица их, Атталиэн, находится посреди озера Ламанмир. Что правит ими Королева. Что магия альвов совсем иного рода, чем волшебство магов или ламий, и сами они существа иного рода – даже материальностью обладают исключительно по собственному желанию. Что крылья альва человеку дано увидеть, лишь если сам альв того захочет… равно как и его лицо, впрочем. Можно сколько угодно смотреть в лицо альва и думать, что ты его отлично видишь – но спустя мгновение после того, как это лицо ускользнёт из твоего поля зрения, попробуй вспомнить хоть одну примету: черты лица, цвет волос, глаз… Не сумеешь. Не сможешь. В памяти останется лишь нечто расплывчатое, туманное…
С другой стороны, маскировкой это было весьма посредственной. Отсутствие всяких примет само по себе являлось неплохой приметой. Скорее всего, именно поэтому встреченный ими альв предпочёл накинуть капюшон и сойти за самую обычную мрачность.
Ещё альвы были непревзойдёнными воинами – хотя бы потому, что человеку сложно сражаться с существом, которое расхаживает по воздуху и перемещается так быстро, что порой оказывается в нескольких местах сразу. Сложными отношения у альвов были не только с материальностью, но и с расстоянием. Хотя, быть может, амадэй минут десять продержаться смог бы…
В любом случае людям крупно повезло, что альвы считали ниже своего достоинства уничтожать себе подобных… ну, или просто живых разумных существ (к коим альвы людей причисляли наравне со зверьми и деревьями). Они действительно никогда не поднимали руки на живых – Охотники, альвийские стражи, не в счёт: кто-то же должен хранить границы и отстреливать незваных гостей. Именно по этой причине альвы никогда не вмешивались в людские распри. Звёздные Люди не принимали участия ни в одной войне, а Лесную любые войны обходили стороной: в армии не находилось достаточного количества самоубийц, чтобы можно было рискнуть заявиться в альвийские леса с какими-либо миссиями, кроме дипломатических.
Ещё альвы считались бессмертными. Болезням они были неподвержены, оружию – тоже: попробуй убить существо, сквозь которое лезвие клинка попросту проскочит, не заметив, приравняв плоть к воздуху. Вроде бы магия могла причинить им вред… некоторая магия. Весьма немногочисленная.
А ещё альвы крайне неохотно покидали родные Леса. Нет, были послы и члены посольства, конечно, но они путешествовали в открытую, со всеми полагающимися посольству почестями: дипломату скрывать свою личность считалось дурным тоном. Даже у альвов, имевших весьма специфические взгляды что на политику, что на придворный этикет.
«И в таком случае довольно-таки остро встаёт следующий вопрос: что желающий оставаться инкогнито альв забыл в приграничном трактире Равнинной?»
- А ты откуда узнала? – наконец отмер Джеми.
- Я же кошка. Я привыкла видеть то, чего не видят другие… даже колдуны, - Таша выразительно скрестила руки на груди. – Итак, я жду ответа на мой вопрос.
«Нет, теоретически Джеми тоже мог увидеть крылья… и теоретически такую реакцию могло вызвать зрелище альва, дожидающегося своей очереди в трактире Равнинной… но чисто теоретически».
Человек увидеть крылья альва попросту не сможет. Оборотень или маг сможет, лишь очень того захотев – но Таша на альва и внимания не обратила бы, если бы не Джеми.
Оставалось лишь одно объяснение: мальчишка его узнал.
Джеми нервно похрустел костяшками. Пожевал губами воздух. Оглянулся на дверь. Начертил в воздухе руну, не замедлившую полыхнуть сапфирным блеском, и в комнате вдруг воцарилась идеальная тишина: полное отсутствие каких-либо звуков, даже звона в ушах. Таша поспешила щёлкнуть пальцами – благонадёжно слышимый щелчок уверил в том, что она не оглохла.
«Чтобы не подслушали?..»
- Он наш Учитель, - едва слышно ответил Джеми.
Таша моргнула.
И ещё раз моргнула:
- Учитель? Ваш учитель, тот, кто вас спас, заменивший вам отца… альв?
- Да, - Джеми судорожно выдохнул. – И когда он узнает, что я тебе об этом рассказал, я буду к смерти гораздо ближе, чем тем вечером на Белой Топи.
Интересно, ошеломлённо думала Таша, опускаясь на противоположную кровать. Хм… а тот прыжок… и то, как Алексас владеет мечом…
- А… Алексас… он…
- Да, за годы обучения Учитель передал Алексасу и мне… вернее, моему телу – некоторую часть чего-то альвийского, - невероятным образом угадав смысл её грядущего высказывания, кивнул Джеми. – Альвы это умеют, им и ритуалов никаких не надо. Нет, я по-прежнему человек, но… во мне есть что-то нечеловеческое… и Алексас умеет с этим управляться. Вызывать на время боя.
- Так вот почему… почему он очнулся на поляне?
- Да.
- Ясно, - неуверенно сказала Таша. – Значит, он тебя нашёл… или ты его… в общем, вы друг друга нашли. И что дальше ты собираешься делать? Пойдёшь к нему?
- Он сам ко мне придёт, - довольно-таки безрадостно бормотнул Джеми.
- Откуда ты знаешь?
- Он сам сказал. Чтобы я был в комнате, когда он придёт.
- Сказал?
- Условные знаки, - Джеми в точности воспроизвёл небрежные движения альва – стряхнул с плеча невидимые пылинки и поправил не накинутый, но подразумевающийся таковым капюшон. – Система разучивается годами.
Таша чуточку нервно разгладила складки юбки:
- И когда он придёт? – подняла глаза она.
- Ну, - отчего-то совсем невесело ответил Джеми, - вроде бы обещал…
Альв шагнул сквозь стену, словно не заметив её. Следом за ним, изящно взмахивая руками, проплывая сквозь дерево, проследовал с-виду-его-ровесник в чёрной мантии – маг, как несложно было догадаться.
- …сейчас, - закончил Джеми, вскакивая между Ташей и незваными гостями. – Учитель…
Капюшоны оба накинуть не соизволили, а потому зрелище представляли весьма любопытное. Альв сверкал холодной красой зимней звезды, и снежную белизну его кожи ещё более оттеняла чернота длинных волос. Кудри же мага щеголяли почти абсолютной белизной, притом что кожу его покрывал ровный золотистый загар, брови были чёрными, а глаза – тёмно-серыми, цвета грозовых туч. Впрочем, грозовые тучи они напоминали лишь цветом: глаза эти так и лучились смешинками доброжелательности. В уголках губ пряталась улыбка – весьма скверно пряталась, надо сказать.
Вдвоём они составляли прекрасную, старую, как мир, парочку «плохой стражник – хороший стражник». Общего же впечатления хватало на то, чтобы не просто разбивать чувствительные девичьи сердца, а стирать их в порошок, который можно будет смести в совочек и впоследствии удобрять им розовые кусты.
И… странно, но…
«Почему этот маг мне кажется знакомым?»
- Кажется, я велел тебе позаботиться о своей спутнице, - холодно произнёс альв. – Вернее, об её отсутствии.
Хотя назвать этот распевный, мелодичный, полный странных завораживающих гармоник голос «холодным» было несколько неправильным. Он скорее напоминал… бриллиант. Прекрасный бриллиант – и очень, очень остро огранённый. Скорее даже нечто близкое к алмазному сверлу.
Таша почти видела, как Джеми перетряхивает ящики своей памяти в поисках нужных слов.
- Но, Учитель, она сама… и я… она ведь…
…но всё-таки она не отказалась бы, чтобы процесс поиска протекал поскорее – потому что когда в тебя вот так всматривается бездна синих альвийских глаз, ты вдруг испытываешь смутное ощущение, что жизнь твоя подвешена на чём-то очень и очень тонком. Куда более тонком, чем волос.
- Забавно, - вдруг изрёк альв, - мы раньше не встречались.
Из уст любого человека подобное высказывание в подобном случае прозвучало бы вопросом, но альв не только утверждал, что раньше они не встречались – в его словах легко читалось, что они совершенно точно не встречались, ибо он обладает такой исключительной памятью, что помнит всех, когда-либо ему встречавшихся. Даже людей. Даже таких незначительных людей, как светловолосая особа пятнадцати лет.
- Мне знакомо твоё лицо, - продолжил альв.
Музыка в его голосе морозила барабанные перепонки.
- Как ни странно, мне тоже, - созерцая Ташу рассеянно-улыбчивым взглядом, добавил маг, до сей поры предпочитавший хранить дипломатичное молчание. – Где-то я эту юную особу определённо имел счастье лицезреть…
Голос…
Ташино сознание лихорадочно рылось в сусеках памяти: где же она его…
«Неужели?..»
- Прадмунт, этой зимой, - выпалила Таша, - вы изгнали оттуда «некромансера»!
- Прадмунт, Прадмунт… это где ещё вроде как самый лучший сидр производят?
- Да!
- Было дело, - чародей зевнул. Невероятно, но он даже зевал улыбчиво. – Тоже мне «некромансер»: невежественный мужик с нездоровой психикой, ненормальными потребностями, некоторыми магическими способностями и драной книгой заклинаний, наверняка доставшейся от матери-знахарки. От таких-то все и беды. Надеюсь, его дар достался более достойному… И ты из Прадмунта?
- Да, и вы к нам заходили: отец Дармиори велел маме в награду вам бутылку лучшего сидра отдать!
- Ах! – лицо чародея наконец озарила улыбка – столь светлая, будто Таша сообщила ему нечто необыкновенно хорошее. – Так ты старшая дочка госпожи Фаргори? Вот так встреча, нечего сказать!
Теперь уже альв хранил молчание. Впрочем, его внимательный взгляд говорил куда больше любых слов.
- Что же тебя привело в общество нашего мальчика? – маг прямо-таки лучился радостью. – И как давно, позволь спросить, ты пребываешь в его обществе?
Его улыбка была заразительной: она откликалась на твоих губах, пролучалась в душу, казалось, даже чуть распуская боль, свернувшуюся тугим узлом…
- Хватит, Найж! – Джеми грозным петухом подался вперёд. – Свой охмуризм на ком-нибудь другом используй, а на своей госпоже я тебе его не позволю применять!! И вообще Таша всё обо мне и о нас знает, потому что имеет право знать, вот!!!
Такие персоны, как эта парочка, всегда прекрасно умеют владеть собой и своими эмоциями. Однако, судя по вытянувшимся лицам обоих – подобное заявление способно было выбить из колеи даже таких персон, как они.
«И почему мне кажется, что Джеми…»
- Твоя госпожа? – тихо уточнил альв.
- Знает всё о тебе и о нас? – уже без улыбки переспросил чародей.
- На каком же основании? – осведомились оба – и от звука этого дуэта у Таши мороз расползся по коже.
«…в данном случае проявил малость чрезмерную прямолинейность?»
Джеми набрал воздуха в лёгкие:
- А я вам скажу, на каком основании! Я скажу вам, с кем вы имеете дело!! Я скажу вам, почему вы не просто не имеете права что-то там говорить о нужде сохранности тайны и убирания свидетелей, но и разговаривать с этой девушкой в подобном тоне, почему вы должны немедля преклонить колени и…
- Нет!!!
По тому, как все трое уставились на неё – Таша запоздало поняла, что огласивший комнату вопль принадлежит ей.
Она стояла за спиной Джеми, стиснув кулаки: законная наследная принцесса Аллиграна, королева, найти которую Жураг Нара мечтали с момента своего основания…
…которой она быть отчаянно не желала.
- Я… мы нашли Джеми на дороге… с моим отцом.
Спокойно, Таша, спокойно. Не нужно этого торопливого извиняющегося тона.
- Он лежал без сознания. Мы подобрали его и привезли в трактир. Утром, естественно, поинтересовались, кто он такой. Джеми бы ничего не рассказал, но отец узнал всё сам.
- Сам, значит, - повторил альв. Выражение его лица было весьма странным.
- Он телепат… очень сильный. И поэтому… он ведь знал, и всё равно бы мне рассказал, поэтому Джеми решил…
- Значит, Ленмариэль Бьорк всё-таки удалось пережить Кровеснежную Ночь.
Слова споткнулись на губах.
Джеми и Найж изумлённо смотрели на альва, а тот глядел на Ташу и улыбался – улыбкой, которую увидеть вновь хотелось бы очень и очень нескоро.
- Господа, - изрёк альв, - у меня есть предложение спуститься в таверну. Кажется, разговор нам предстоит долгий, а такие разговоры с уставшими путниками на пустой желудок не затевают.

- Большой «Белый Дракон», будьте добры.
- Чай… ромашковый.
- Молоко. С мёдом. Тёплое.
- И фиалковое вино, - заключил альв.
- Еда? – подсказала подавальщица.
- Разве мы выразились неясно? – вежливо откликнулся альв. Дождался, пока ничуть не смутившаяся девица, истекая дежурной приветливостью, как клеем, удалится – и, скрестив пальцы, посмотрел поверх них на Ташу. Жест был эффектным. Взгляд – ещё эффектнее. Даже рядом сидящему Джеми, на которого этот взгляд направлен не был, стало ещё более не по себе.
- Всё-таки таверна… - пробормотал мальчишка, оглядываясь кругом. Впрочем, для конфиденциального разговора в таверну перебрались не только они – компания мрачностей, надвинув капюшоны по самые подбородки, шушукалась о чём-то в дальнем углу.
Таверна была не лучше и не хуже других: просторный зальчик с бревенчатыми стенами и невысоким потолком, сплошь уставленный дубовыми столами. Мирно покачивалась на сквозняке свисающая с балок ерунда вроде пучков трав, вязанок чеснока и луковых венков. Разномастная публика оккупировала половину зала, ужиная или попросту выпивая. Шумная крестьянская компания, сдвинув три стола, праздновала чей-то день рождения. За барной стойкой зевал пузатый плешивый мужичок в пёстрой рубахе, протирая платочком гранёный стакан: учитывая, что несчастный стакан уже сверкал не хуже иного бриллианта, целью хозяина явно было протирание стекла до дыр.
- Лучшее место для пряток – у всех на виду. Пора бы и запомнить, - бросил альв, не сводя глаз с Ташиного лица. Таша, впрочем, взгляда не отводила: что-то ей подсказывало, что сейчас каждое её решение, движение, поступок взвешивается на невидимых весах, и кидать на эти весы собственную слабость совсем не хотелось.
- Тем более, что меры безопасности приняты, - скромно кашлянул чародей, наконец совершив под столешницей финальный замысловатый пасс и мирно складывая руки на коленях. Пара слов, брошенных альвом по дороге сюда, чуть удовлетворили его несказанное любопытство, так что сейчас Найж терпеливо ждал… чего?
- Как вы узнали? – тихо спросила Таша.
- Тебя не так трудно узнать, как ты думаешь. Знающей персоне – тем более, - альв говорил размеренно, спокойно, без намёка на эмоции. – Я знал и Ленмариэль, и Тариша. Ты копия своего отца, только в женском обличье. А ещё, - его губы тронула усмешка, - довольно неосмотрительно носить на пальце перстень Бьорков.
Таша взглянула на свою ладонь – сколько уже дней носит его? Попросту забыла, что оно на пальце…
Пчёлкой подлетела к столу подавальщица, выставила на стол бокалы-кружки-фужеры и упорхнула обратно – на обратном пути как-то подозрительно похлопывая себя по ушам, точно пытаясь избавиться от звона или заложенности. Таша взяла глиняную кружку в ладони, - медово-молочный аромат щекотнул ноздри, - но пить не стала. Альв и Джеми, впрочем, тоже к своим напиткам приступить не спешили, а вот чародей одним махом осушил половину хрустального фужера, где кубики льда ворочались в беловатой, разящей спиртом жидкости.
- Полагаю, - подняла глаза Таша, - вы ждёте от меня рассказа…
- Верно полагаешь.
- Но какого именно?
- Полагаю, можно начать с чудесной истории спасения твоей матери. А после не помешало бы описание последней недели – начиная с того момента, как ты встретила моего ученика.
- Последнее грозится выйти ещё чудеснее первого. И гораздо дольше.
Альв чуть склонил голову набок. Потом разомкнул пальцы и протянул ладонь через стол:
- Руку.
Таша, помедлив, подчинилась. Он взял её ладонь, - совсем легонько, почти не сжимая, - и подержал: узкие пальцы альва казались выточенными изо льда. На миг опустил бесстрастный взгляд, будто желая удостовериться, что действительно держит.
- А ты ещё любопытнее, чем кажешься, - отпустив её руку, проговорил он.
- О чём вы?
- Кажется, в недалёком прошлом ты имела близкое знакомство с амадэем?
Таша только кивнула.
- Он надёжно тебя защитил, надо сказать. Никто, кроме Зрящего, не может помешать альву прочесть человека через тактильный контакт.
- Прочесть… мысли?
- Мысли – для телепатов. Мы читаем гораздо больше. Мы читаем в сердцах: чувства, эмоции… воспоминания, - альв внимательно наблюдал за ней. – Зрящий одарил тебя очень сильной защитой. Видимо, очень заботился о том, чтобы никто не мог узнать, кто ты. Защита разрушилась не так давно, но следы до сих пор остались. Твоё сознание – как в паутине.
- Не больно-то это помогло, - пробурчал Джеми, странно виновато повесив нос.
- Так что, боюсь, придётся рассказывать по-старинке, - заключил альв. – Прошу… ваше высочество.
Таша задумчиво склонила голову. Потом даже несколько презрительно дёрнула плечиком.
- Хорошо, - она сложила ладони домиком, положив подбородок на нагретые пальцы. – Моя мать, Мариэль Бьорк, в Кровеснежную Ночь перекинулась в сокола и улетела из дворца. После она спряталась в деревушке Прадмунт, женив на себе за сына тамошних сидроделов. Там и родила меня, обставив дело так, что ребёнок недоношен. Я не знала, кто она и кто я. Но две недели назад, восьмого липника, я вернулась домой с прогулки и…

- И встал Ликбер, и молвил он:
«Пусть не увижу больше света,
Пусть сгину, не сдержав обета,
Что изгоню я тварей вон…»
- Повествование занятное, конечно, - альв затянулся вишнёвой трубкой – небольшой, изысканной, с тонкой резьбой и чуть изогнутым мундштуком, скорее даже женской. Запрокинул голову и, не размениваясь на показные колечки, выдохнул струйку дыма в потолок. – Хоть и нерадостное.
За окнами плескалась ночная мгла. В таверне почти никого не осталось – лишь сборище мрачностей в дальнем углу да дне-рожденческая компания, распевающая «Балладу о Вратах Нижнемирья». Учитывая, что находящиеся в изрядном подпитии мужики постоянно забывали слова, новый куплет неизменно заводил тоненьким голоском чей-то сынишка – юркий пацанёнок лет десяти.
- «И у открытого окна
Нет, нет, мой милый, я не плачу.
Свечу зажгу я на удачу
И буду ждать, не зная сна…»
Джеми покосился на альва, невозмутимо попыхивающего трубочкой, потом на Ташу, не менее невозмутимо откинувшуюся на спинку в ожидании дальнейшего разговора. Единственной персоной, пристойно реагирующей на происходящее, можно было считать Найжа, опустившего голову, подозрительно тихого – впрочем, выпив, Найж подчас становился даже излишне сентиментальным.
Джеми сам не мог понять, что в данной ситуации задевало его больше: реакция Учителя на выслушанное или же само выслушанное, поведанное со всеми подробностями, мерным певучим голосом, в духе бродячих сказителей. Порой рассказчица прерывалась, чтобы глотнуть молока, но немедля продолжала рассказ: будто книжку вслух зачитывала. Улыбалась, где надо, а о самых жутких вещах говорила размеренно, чуть отстранённо… спокойно.
На самом деле Джеми был куда чутче, чем мог показаться на первый взгляд – хотя в таких случаях особой чуткостью можно и не отличаться, чтобы понять, что уж больно странно такое успокоение. И от упокоения оно отличается, пожалуй, только формальностями в виде лишней буквы и по какому-то недоразумению ещё бьющегося сердца.
Так что сейчас Джеми было крайне некомфортно от осознания того простого факта, что его госпожа ходит с обломившимся ножом в сердце, - раны не видно, но она есть, - и, по сути, уже мертва. И улыбается… говорит себе «в данной ситуации положено улыбнуться», и кривит губы.
- Итак, твоя сестра всё ещё у гномов.
- Да.
- И кто такой Воин, ты не знаешь.
- Да.
- И где его искать, не имеешь понятия.
- Да.
Альв лениво затянулся. Табак тоже был вишнёвым: некрепкий, сладкий, с пробивающимися сквозь вишню древесными и карамельными нотками.
- Мы могли бы помочь тебе его найти, - он даже с трубкой в уголке рта безукоризненно чеканил слова. – И… обезвредить.
Джеми поёжился – опять она улыбается…
- А взамен? – спросила Таша.
Альв усмехнулся:
- Кажется, миф о наивности светловолосых особ таки является мифом…
- В последнее время я как-то перестала уповать на чисто человеческое участие, - мягко произнесла Таша. – Итак, что потребуется от меня?
Её собеседник наконец пустил аккуратное дымное колечко, следя, как оно тает под потолком – впрочем, не он один: кое-кто из мрачностей, как подметил Джеми, тоже вскинул голову.
А потом альв отложил трубку, сложил пальцы перед губами в жесте, напоминающем молитвенный, и взглянул на Ташу даже пристальнее, чем раньше:
- Ты.
Таша вскинула бровь:
- Мои обязанности?
- Подчиняться.
Она хмыкнула:
- Забавное у вас понятие об обязанностях принцесс…
- Когда мы возведём тебя на престол, ты станешь королевой. И тогда будут подчиняться тебе. Но пока ты – ничто, - он не оскорблял, он просто констатировал факт. – Знаешь ли ты, как пробить себе дорогу к трону? Сможешь ли даже приблизиться к нему без посторонней помощи?
- Просто это никогда не входило в мои планы на будущее.
- Теперь это будет единственным твоим планом.
Таша сцепила руки в замок:
- Зачем вам это?
- Что «это»?
- Возвращать Бьорков на престол. Чем вам не угодил новый король?
- То, как он прошёл к престолу, - не замедлил вставить реплику Найж.
- А кроме этого?
- А должно быть что-то кроме? – кажется, альв был удивлён.
- Может, он жестокий человек. Но он хороший правитель. Вряд ли я когда-нибудь смогу стать таким же.
- Нельзя быть жестоким человеком и хорошим правителем одновременно. С годами он обязательно проявит свои… дурные наклонности.
- Тогда народ восстанет.
- Против него? Вряд ли. Привыкнут. Да и его чародейская мощь известна всем. Это тебе не безобидные беспечные Бьорки, не усмотревшие, как поднимают восстание под самым их носом. Шейлиреар будет крепко держаться за престол, и со временем Аллигран превратится в его вотчину, а времени для этого у него предостаточно.
- Потому что он чародей?
- Именно. Он будет жить гораздо дольше, чем любой из королей. И, учитывая, что он не торопится жениться и обзаводиться наследником – в ближайшее время он явно не собирается уступать кому-либо власть.
- Но если я не хочу свергать его с престола?
Альв в замешательстве качнул на ножках свой стул.
- Он же убил твою семью! – воскликнул Найж.
- Не он, а народ. Народ, которым я буду повелевать, - в её голосе прозвучала горечь. – Той семьи я не знала. А тех, кого я считала своей семьёй, у меня отняли без всякого его вмешательства. Мне лично он ничего дурного не сделал… а вам? Причинил ли он вам такое зло, на которое стоит ответить злом?
- А если я скажу, что той ночью были убиты многие мои товарищи, включая вот его родителей, - кивок в сторону Джеми, - а новоявленный король стоял на балконе внутреннего двора, залитого кровью, слушал крики, смотрел на трупы и распивал что-то хорошо выдержанное из золочёного кубка?
- Ушёл герой далёких лет,
Столетий пылью быль сокрыта –
Но вот легенда не забыта,
И почитается обет.
Торжественно дозвучал в тишине тоненький голос мальчугана, и те из отмечавших, что ещё не храпели на столах и под ними, принялись трубно сморкаться.
- Что ж, насчёт личных причин не знаю, - начала Таша, - но, поскольку для нас с Лив иной альтернативы…
Закончить ей было не суждено – Найж оглянулся на компанию в углу, а альв, проследив его взгляд, по-кошачьи сузил зрачки. В следующий миг оказавшись за спиной ребят, одной рукой он сгреб за шиворот Джеми, другой – Ташу, отпрыгнул к стене одновременно с тем, как Найж рванул в другую сторону…
…и стал свет.
Таша зажмурилась ещё прежде, чем жаркий воздух обжёг лицо, так что лишь мельком увидела, как в центре комнаты, там, где только что были они, пробил пол столп синего света. Свет, - слепящий, беспощадный, - сиял всего несколько мгновений, но когда перед закрытыми веками воцарилась относительная чернота и девушка осмелилась открыть глаза, ей почудилось, что она ослепла. Лишь пару секунд спустя, хорошенько проморгавшись, Таша поняла, что пол и потолок таверны прожжены насквозь: дерево по краям горело синим огнём, и сквозь дыру в потолке видно было звёздное небо.
Чародей перекатился, чтобы миг спустя вскочить уже рядом с ними. Хозяйским движением альв задвинул ребят себе за спину.
- Добрый вечер, господа, - вежливо сказал он.
Таша выглянула из-за его плеча: четверо КЕАРовцев разглядывали компанию, держа ладони на рукоятях клинков, старый знакомый Дори отчего-то держался в стороне, а ещё…
- Рад видеть вас в добром здравии, Кармайкл-лэн, - церемонно поклонился Бадди.
Пацанёнок-запевала первым понял, что дело пахнет жареным: утягивая за собой вдрызг пьяного папашу, он юркнул куда-то в подсобку – вслед за хозяином таверны. Прочие свидетели разворачивающегося действа как-то враз протрезвели, решили, что «ногами младенца глаголит истина» и, утаскивая на могучих плечах товарищей, которым протрезветь помогло бы разве что утро, с неожиданной быстротой шмыгнули по проторенному уже маршруту. Щелчок провернувшегося ключа вскоре оповестил Ташу о том, что их приятному междусобойчику на десятерых никто не помешает.
- А, и ваш непунктуальный друг здесь? – Бадди изогнул бровь. – Может, всё же изволите представиться, молодой человек? В прошлый раз вы так и не удосужились этого сделать… притом что нам и так отлично известно, кто вы.
Джеми насмешливо склонил голову:
- Назвать имя, должность или род занятий?
…значит, уже Алексас.
- Шутить изволим? – Бадди благосклонно улыбнулся. – Однако, господа, нам бы очень хотелось обойтись без лишних жертв, поэтому мы будем очень благодарны, если вы отпустите залож… девушку.
- А откуда вы знаете, что девушка хочет быть отпущенной? – мягко уточнил альв.
Таша смотрела на КЕАРовцев непонимающе: почему они медлят? Учтивость? Удар испепеляющим светом без предупреждения учтивым жестом назвать трудновато… Отвлекают разговором? Но чего они ждут?
- Мы знаем больше, чем вы думаете, - небрежно сказал Бадди. – Этот мальчишка использовал её и дэя, как прикрытие. Они не из ваших. Они просто подобрали его на дороге.
«Откуда?! Хотя…
Если хозяин мало того, что неподкупен, так ещё и отличается стойкими моральными принципами – это вовсе не означает, что и все слуги тоже».
- Если вы всё знали, почему же не схватили его в Пвилле? – вежливо поинтересовался альв.
- Разумеется, ждали, пока он выведет нас на более крупных рыб, - столь же вежливо откликнулся КЕАРовец.
- Решили сопроводить его прямиком до штаб-квартиры? – альв одобрительно кивнул. – Что ж, умно.
- Но предсказуемо, как выяснилось. Вы ведь потому и здесь, что хотели встретить мальчишку подальше от штаб-квартиры. И сбить нас со следа – что вам бы удалось куда лучше, чем ему.
Дори вдруг пошатнулся: лицо его исказила судорога.
- Будешь знать, как формулы Бенедикта плести, - удовлетворённо бормотнул Найж. Почти одними губами – но Таша услышала.
Значит, вот оно что. Дори – маг… тоже. И пока они мирно беседуют, маги обмениваются невидимыми ударами: Найж, наверное, воздвиг стену или щит, а Дори пытается его пробить…
- Это и заставило вас изменить план действий? – педантично поинтересовался альв. – Изменившиеся обстоятельства?
- Кое-что прибавилось, - уклончиво ответил Бадди.
- То есть мы.
«Так, с КЕАРовцами ясно – но почему медлит альв? Он же и один, наверное, с шестерыми справится, а тут ещё и Алексас-Джеми, и Найж, и…»
- Хотя, - задумчиво продолжил альв, - мы двое, как я понимаю, вполне вошли бы в «изменившиеся обстоятельства», а вот что прибавилось… Не она, случаем?
«…и я.
Если начнётся сражение, я могу пострадать. Он хочет убедиться, что я буду в безопасности, но… как он может это обеспечить?»
- Думается, - альв чуть прищурился, - вам поступило распоряжение немедленно освободить заложницу от нашего присутствия, так?
Бадди никак не реагировал, даже выражения лица не менял – зато отреагировал Дори, с ослепительным ехидством улыбнувшийся Найжу. Тот странно дёрнул точно обожжённой рукой, КЕАРовцы рванули было вперёд – но миг спустя уже торопились подняться с пола.
- А потом, наверное, вам велели доставить её во дворец? – альв протянул руку за спину, точно затылок почесать собрался. – Она ведь не может ничего не знать о нас… Или, быть может, тому есть ещё какая-то…
Ещё прежде, чем в его в руках блеснул обнажённый клинок, Найж обернулся к Таше, росчерком ногтя по воздуху очертив что-то у неё на лбу.
…рывок, головокружение, полёт в мареве красок, форм, звуков…
Таша кубарем покатилась по брусчатке, чистенькой после вчерашнего ливня. Наконец замерев, ещё миг смотрела на дрожащие звёздные россыпи, а когда созвездия вроде бы утвердились в своих положениях на небосводе, привстала и огляделась – чтобы увидеть вывеску с золотым драконом на ней и трактирный двор.
«Он перенёс меня во двор? Изобретательно, ничего не скажешь…»
Окна таверны фейерверком озаряли странные разноцветные вспышки. Изнутри не доносилось ни звука. Поднявшись, Таша рискнула приблизиться к двери – вернее, попыталась это сделать: то, что она уже минуту старательно проходит оставшийся шаг до порога, обнаружилось не сразу.
«Опять какой-то щит, значит? Не впускает…»
Ближайшее к ней стекло рвануло тысячью осколков – принявшимися бешено вращаться в воздухе в паре вершков от скалящейся прозрачными зубьями рамы.
«…и не выпускает, судя по всему».
Да, Найж постарался на славу, подумала Таша, теперь-то руки у Жураг Нара точно развязаны. Не завидую я этим ребятам, но… А ей-то что делать?
Она в задумчивой неопределённости пощёлкала пальцами. Посмотрела на вспышки заклятий и мелькавшие в них смутные тени: кто, где и против кого сражается, понять было невозможно. Пожала плечами, развернулась по направлению к трактиру – и нос к носу столкнулась с мертвяком.
Миг спустя, от ужаса вдохнув поглубже, Таша поняла, что это не лидерц и не вриколакс, а оборотень, и вполне даже живой, только перемазанный землёй и глиной с головы до ног. Но легче от этого понимания не стало. А совсем тяжело сделалось, когда Таша узнала….
…странно ясно и неторопливо ей вспоминалось, что Алексас скинул с обрыва двоих, а двоих убитых похоронил Джеми. Кого именно, она не видела – не смотрела. Но тот, который держал её и которого Алексас заколол, определённо был человеком…
- Кого я вижу, - Вольг расплылся в радостной до жути улыбке. – Наша неприкосновенная девочка!
…а вот второй, выходит, нет.
Прежде, чем Таша успела двинуться, оборотень наотмашь хлестнул её по лицу. Она рухнула наземь, ударившись спиной о брусчатку, - щёку будто огнём облили, - но поднялась почти мгновенно:
- Что тебе нужно?!
Вместо ответа последовал новый удар, от которого Таша успешно уклонилась – но ей уже подставили ножку, для надёжности толкнув в спину, и она упала лицом вниз, в последний миг подставив руки, содрав ладони в кровь. Повернулась, чтобы увидеть нависшее над ней лицо, чтобы заметить раздувающиеся ноздри, чтобы заглянуть в сузившиеся зрачки…
Ответ не был нужен.
Лучшим способом восстановить силы для оборотня всегда была кровь.
Таша почти машинально вздёрнула согнутую в колене ногу и, вскочив, побежала, провожаемая громким воплем: судя по всему, Вольг искренне считал, что приличным девушкам о существовании пострадавшего только что места знать не полагается. В трактир, в трактир, только бы успеть – что дальше, неважно. Успеть, успе…
Она почувствовала не сразу: просто одна нога вдруг странно отстала от другой. Подогнулась, потянула за собой тело, вновь рухнувшее на брусчатку – а потом ощущение падения сменилось болью в левой голени…
…в которую до рукояти был засажен маленький метательный ножик с изящной костяной рукояткой.
«…КСААШ…»
Вся нестерпимость боли выразилась в тоненьком вопле, но докричать Таша не успела: вцепившись в горло, цепкие пальцы вздёрнули её вверх и потащили на задний двор, со света в тень, туда, где никто не увидит и не услышит – оторвав от земли. Нехватка воздуха заявила о себе почти сразу. Таша брыкалась, пыталась оторвать руку от своего горла, но бесполезно – пальцы Вольга сжались в почти мёртвой хватке.
«Это нечестно, ксаш, нечестно!!! Это не должно…»
Перед глазами плыли зелёные круги.
«Не хочу, не хочу так…»
Каждое движение обжигало лёгкие мучительной болью.
«Я… не могу больше…»
Заметив, что она сдаётся, Вольг улыбнулся – безумной в своём веселье улыбкой маньяка. А потом взял и швырнул её спиной на стену.
Мир перевернулся. Таша лежала, уставившись в черноту, странно безвольно, странно равнодушно, и небо над ней сонно мерцало. В затылке отбивала гулкий ритм кровь. На губах – странный, солоноватый, металлический привкус. Сердце колотилось отчаянной птицей: сердце, которое не хотело останавливаться, которое хотело биться долго, очень долго…
- Я не хотел делать это так, поверь, - подошвы его мокасин касались брусчатки с вкрадчивым шорохом. – Впрочем, для тебя оно и к лучшему: при других обстоятельствах наше дивное свидание длилось бы куда дольше и было бы куда веселее.
Никто не услышал её крик.
Таша слушала ветер и ночь. Слушала фырканье и взволнованный копытный перестук за стеной. Слушала шаги своего убийцы.
Он не торопился. Чем дольше охотишься, тем больше хочется продлить триумф.
Настоящие злодеи всегда растягивают охоту. Им недостаточно просто убить: они хотят получить наслаждение. Они хотят, чтобы ты знал, что скоро умрёшь, что умрёшь страшно. Они хотят напиться твоим страхом, хотят смотреть, как ты корчишься, как плачешь, как умоляешь – и ради этого момента они оттягивают саму смерть столько, сколько могут, играя с тобой, забавляясь, злорадствуя…
- Жаль, что придётся лишить мир такой красоты, но как же мне хотелось этого, ты бы знала… - опустился на одно колено, он неспешно прошёлся приоткрытыми губами по шее, по лицу, чуть не касаясь, обжигая кожу жадным прерывистым дыханием. В темноте глаза оборотня отблескивали червонным золотом. – Я очень, очень сожалел о том, что он велел тебя не трогать. Но теперь, когда он оставил меня там умирать, кажется, я ему больше не нужен. Стало быть, контракт разорван… и все обязательства – тоже.
…поэтому, если тебя хотят убить – молись, чтобы твой убийца оказался настоящим злодеем.
Всех их обычно губит желание поболтать.
Темнота справа разразилась радостным ржанием и застучала копытами по земле – за миг до того, как что-то серебристо блеснуло слева. И за тот миг, пока Вольг смотрел на вырвавшихся из конюшни лошадей, Таша успела вскинуть руку и поймать что-то небольшое, тёплое, кольнувшее ладонь…
Четырьмя углами.
Девушка стиснула в кулаке серебряный крестик на грубой бечёве.
А потом, подскочив на одной ноге, вжалась в стену, уклонилась от руки, пытавшейся вновь вцепиться ей в горло, прыжком проскочила мимо оборотня…
…и, цепко ухватив за шею, повисла у него на спине.
От подобной наглости тот даже остолбенел – впрочем, столбняк миновал быстро: пару мгновений спустя Вольг уже вовсю брыкался, пытаясь стряхнуть нежданный груз, но Ташины руки обвивали его шею на манер висельной верёвки, стремясь не то удержаться, не то удушить.
Конечно, он мог поступить по-всякому. У него мог быть ещё один нож, и он мог его достать и полоснуть её по рукам. Он мог упасть спиной назад, ударив её о землю да придавив к тому же. Да, он мог поступить совсем не так, как нужно было Таше – но, в конце концов, она тоже была оборотнем. И отлично знала, какое решение подобной проблемы придёт в голову оборотня первым.
Наёмник стал меньше, потянув Ташу к земле, волк стал больше, и спустя мгновения она уже ощущала жёсткую шерсть, кольнувшую руки.
Люди думают, что более всего оборотень уязвим во время перекидки и первые секунды после – мол, первые мгновения твари ещё не могут понять, где они и что с ними сталось. Некоторое замешательство действительно имело место быть, но лишь те доли мига, которые ты запирал проснувшегося зверя на задворках сознания. Даже за пятнадцать лет к этому привыкаешь так, что не замечаешь уже, и что уж говорить о таких, как он. Вот во время перекидки… Да, теоретически она могла попробовать что-то ему сделать, но – а что такого она могла сделать, чего не сделала бы раньше?
Он ничем не рисковал.
И тут-то он и попался.
Вскинув руку, Таша ударила волка по лбу – кулаком, мгновенно разжавшимся и на пару мгновений плотно прижавшим крестик к шерсти меж волчьих глаз.
Визг зашёлся почти в ультразвук. Волк дёрнулся так, что Таша подлетела аршинов на семь и, рухнув, прокатилась с десяток вершков до стены конюшни: не сдержав вскрика, когда подозрительно хрустнуло принявшее на себя приземление плечо, и вопля, когда рукоять ножа коснулась земли, под весом вогнав лезвие ещё глубже.
Тихо поскуливая, не пытаясь даже встать, девушка повернула голову – воя от боли, волк бешеным волчком кружился на месте. Странно… Что-то не так, что-то определённо более не так, чем бывает с оборотнем, кожу которому только что прожгло серебро…
…невесть каким образом впечатавшись в его лоб, крест дымился, разъедая плоть.
- Госпожа, вы в порядке? – её бережно приподняли за плечи.
- Шерон? Что…
Вой оборвался – волк, судорожно хрипя, рухнул набок. Хлынула кровь: изо рта, носа, ушей. Оборотень бился в конвульсиях, но мутные жёлтые глаза всё же нашли взглядом глаза другие – серебристые, широко распахнутые. Таша смотрела на чужую смерть, безумно желая и не в силах отвести взгляд.
В какой-то миг волк со странным бульканьем втянул пастью воздух, дёрнулся – и вдруг затих.
Определённо мёртвый.
- Я выпустил лошадей, чтобы отвлечь. Сначала хотел на него сам наброситься, но подумал, что не успею, - виновато бормотнул Шерон. – Они же такие быстрые, гниды… Вам протянуть руку было куда ближе.
Таша провела ладонью по лицу – окрасившиеся алым пальцы мягко заискрились во тьме.
- Шерон… Откуда у тебя крест гномьего серебра?
- От бабушки достался.
Выпущенные из конюшни лошади разбредались по двору. Кто-то нарезал радостные круги, кто-то меланхолично косился на запертые ворота, кто-то любопытно поглядывал на мерцающие окна таверны. Одна крайне заинтересованно созерцала запоры и, не сомневаясь в Звёздочкином интеллекте, Таша с уверенностью могла предположить, что, хоти кобылка удрать – минут через пять эти запоры очутились бы отпертыми. Счастье, что пока Звёздочку её хозяйка устраивала: в самом крайнем случае она, пожалуй, без особых последствий переварила бы сжёванный плетень.
- Как ты узнал, что он оборотень?
- У меня есть один знакомый… такой же, как вы. Можете не прятать руку, госпожа. Я же знаю…
По земле вкрадчиво расползалось золотисто-алое пятно, уже подбираясь к мысам Ташиных туфель. Она смотрела на кровавые искры с завороженным непониманием.
- Вы тоже выглядите… не отсюда. Движени, глаза, голос… Держитесь, - Шерон осторожно подхватил её на руки, - сейчас я вас отнесу к господину Риикону, он вытащит…
Двери трактира и таверны распахнулась одновременно: из первой, щурясь поверх прицела взведённого арбалета, выглянул старик Риикон (за спиной его маячила вездесущая Зарка), из второй вначале безмолвно выскочил хозяин, потом с возбуждёнными воплями выбежал пацанёнок-запевала, затем с причитаниями выползли полупьяные мужики – а замкнула шествие троица заговорщиков.
Брови Риикона, казалось, готовы были уползти под волосы:
- Что…
- В укрытие! – заорал Найж, на ходу лихорадочно взмахивая руками. – Быстро!! Ещё быстрее!!!
Видимо, чародей орал более чем убедительно: господин Риикон поспешил захлопнуть дверь, а вся развесёлая бегущая компания, не долго думая, рванула прямиком в гостеприимно распахнутые двери конюшни.
- Лошади! – крикнул Шерон, выскакивая из темени – и альв затормозил так мгновенно, что, казалось, просто переключился из состояния «бежать» в состояние «стоять» без каких-либо промежуточных стадий. Сощурившись, миг он смотрел на Шерона, ещё миг – на Ташу, а в следующий миг оказалось, что он волочит мальчишку в конюшню, при этом нежно, мелодично и очень звонко присвистывая.
Изогнув шею, Таша увидела, как кони синхронно вздымаются на дыбы, чтобы отозваться хоровым ржанием, после чего ровным строем, словно полковую трубу заслышав, поскакать обратно: только не в конюшню, а за неё.
- Ложись!!! – завопил Найж, подкрепляя приказ решительным толчком в спину ближайшего мужика – который не замедлил рухнуть на впереди бегущего, обеспечив тем самым цепную реакцию, в результате которой через полминуты вся компания уже лежала вповалку, закрыв головы руками. Алексас поспешно затворил ворота, - створки сомкнулись с негромким стуком, - и воцарилась тишина.
Она просто обязана была зловеще звенеть или быть нерушимо-абсолютной, в духе затиший перед грозами – но это была просто ночная тишина. Вполне обычная. Далеко не предгрозовая.
Шерон осторожно, чтобы не тряхнуть Ташу, опустился на колени:
- А что, собственно…
В абсолютном беззвучии здание трактира поглотил чистый белый свет.
Вспышка, пробившаяся сквозь дощатые щели стен, заставила Ташу зажмуриться – но, казалось, даже сквозь закрытые веки было видно, как свет растекается в стороны озером белого огня. Сияющая стена помчалась к тёмным окнам трактира, к кольцом смыкавшемуся плетню, к тоненьким дощатым стенам сараев и амбаров – как вдруг в замешательстве замерла, уткнувшись в другую стену: незримую, прозрачную, словно в гигантскую стеклянную сферу заключившую ослепительный белый шар. Поразмыслив, свет нехотя отразился от стенки сферы и обратился внутрь. Свернулся в относительно небольшой комок. Задумчиво поворочался внутри. Замер.
А потом комок взорвался, и ночь обратилась в день.
Свет заполнил всё. Глухой гул, который и сфера сдержать оказалась не в силах, отозвался дрожью в костях. Стены тряслись, сама земля содрогнулась. Таша не могла чувствовать – но ей представлялся испепеляюще-жаркий ветер, вздымающий тучи пыли, ревущий, уничтожающий…
…а потом сфера сжалась, и свет, обратившись крошечной белой точкой, спустя миг исчез вовсе.
Таша только посмела открыть глаза, а альв уже был снаружи – и бесстрастно взирал на чёрный, выжженный, безжизненный кратер, пустевший там, где минуту назад было бревенчатое здание таверны.
- О, Богиня… - прошептал Шерон.
Хозяин, как раз поднявший голову и обнаруживший, что хозяйствовать ему больше не над чем, схватился за лысую макушку и горестно взвыл.
- Мда, - пробормотала Таша, - повеселились мальчики…
Налюбовавшись видами поля боя, - вернее, того, что от него теоретически могло остаться, - альв обратил свой взор вокруг, и вид волчьего трупа в алой искрящейся луже заинтересовал его чрезвычайно. Видимо, сопоставить какие-то факты особого труда не составило:
- Кто его так? – покосился он на Шерона.
- Госпожа, - покорно ответил тот, перехватив Ташу поудобнее.
- Чем?
- Крестом.
- Чья побрякушка?
- Моя.
- А, понятно, - альв, усмехнувшись, сунул сверкающе-чистый меч куда-то за спину, где тот благополучно исчез в невидимых ножнах. – Вот она, сила веры.
Таша отвела взгляд – в небо. Звёзды серебрились россыпями алмазной крошки.
«Мёртвые не могут смотреть, Таша. Не могут».
Но почему она не может отделаться от ощущения, что стеклянный взгляд направлен на неё?
- А раз крест твой, что же обратно не берёшь?
Шерон уставился на альва. Потом на мёртвого волка. Сглотнул и отвёл взгляд – видно, об этом он как-то не задумывался.
- А вы, - вдруг тихо сказала Таша, - не могли бы…
Альв смерил её взглядом. Арсенал впечатляющих взглядов, как заметила Таша, у него был неограниченно широк, и этот взгляд вышел оценивающим: в данном случае – оценивающим, в каком уме и памяти пребывает смеряемое существо.
«Ну глупо, знаю! Но даже подумать о том, что Шерону придётся…
Хотя ему всё равно придётся. Это же просто нелепо – надеяться, что…»
Не оставляя следов в алой луже, альв подошёл к трупу, равнодушно вытащил крест и направился обратно, по дороге отирая «побрякушку» полой плаща.
- Держи. Как новенький, - придирчиво оглядев результат, альв небрежно накинул поалевшую бечёву на шею мальчишки. Взглянул на Ташу и мягко склонил голову набок, - а неплохо ты его.
Таша не ответила.
- Ну-ну, - Найж между тем ободряюще хлопал рыдающего хозяина по плечу, - всё могло быть хуже!
- Куда хуже?! – заорал мужик.
- Ну… - чародей честно задумался, - начиная с того, что мы могли быть там, и заканчивая тем, что мы могли быть здесь, но кратер вполне мог быть и здесь тоже.
Хозяин в свою очередь честно представил вышеописанное. Лоб его, отражая усиленный умственный процесс, сморщился донельзя.
- А почему кратер остался только там? – наконец спросил он.
- Потому что я так захотел.
- А… почему он вообще там остался?
- Видите ли, - Найж скучающе зевнул, - два заклятия, моё и противника, вступили в противодействие и невероятным образом не ликвидировали друг друга, а сплелись. Хотя, если разбираться, заклятий было не два, а пять, потому что я воспользовался парализующим каскадом Вольда-Горильба-Лемба, а враг, в свою очередь, применил усиливающий щит Торельда и вплёл проклятие Норильданы, в результате чего…
- Постой-ка, - лоб мужика как-то нехорошо разгладился. – Вы же дрались, верно?
- Как вы виде… слышали. Но наши противники, стоило делу запахнуть взрывом и стоило мне ослабить защиту, чтобы мы могли спастись, малодушно покинули поле боя, так что…
- То есть это ваших рук дело?
Найж, осекшись, тщательно поразмыслил над этим вопросом.
- Половинно-косвенным образом, - наконец честно ответил он.
Когда Таша увидела альва, ей стало отчасти ясно, с кого берёт пример Алексас – но теперь она окончательно поняла, кто является Джеминым примером для подражания.
Хозяин зарычал не хуже оборотня:
- Так это ты спалил мою таверну?!
Найж, удручённо вздохнув, вскинул руку, щёлкнул пальцами и…
- Я искренне сожалею, - заверил он мужика, - а теперь, ребята, нам пора.
- И без тебя поняли, - появляясь откуда-то из темноты, откликнулся альв, нагруженный сумками и скрипичным футляром. – Алексас, наше высочество поручаю тебе. Ногой и всем прочим займёмся, когда прибудем в относительно спокойное место.
- Слово «относительно» радует, конечно, - хмыкнул Найж.
- Сам знаешь, что это ещё мягко сказано.
«И что же это за место, инте…»
А потом Таша поняла – и поёжилась.
«О, ксаш…»
- Знаю, - вздохнул Найж. – Алексас, мы сюда пешим ходом прибыли, как ты понимаешь, так что… где ваши лошади?
- Та вороная и тот мышастый, которые как раз к нам идут… Позволите? – Алексас с усмешкой перехватил Ташу из рук Шерона, застывшего истуканчиком. – Благодарю. Учитель, только вороную не советую…
- Если это так принципиально, мы возьмём твоего, - альв, взметнув плащом, величественно прошествовал мимо остолбеневших людей: господин Риикон сверкал очами вслед на зависть любому василиску.
- Это нечестно, так удирать! Хотя бы надо что-нибудь им…
- Оставить в качестве компенсации? Таша, всех наших средств вместе взятых не хватит, чтобы покрыть ущерб, - Алексас несколько опасливо приблизился к Звёздочке. – А до ближайшей тюрьмы препровождаться у нас нет никакого желания. И вообще… пусть претензии предъявляют его величеству: если бы не он, нас бы тут не было, и его людей – тоже. Найж, не поможешь?
- С удовольствием, - заверил его чародей. Ташу снова куклой передали из рук в руки, чтобы Алексас, награждённый в высшей мере презрительным лошадиными фырком, мог вспрыгнуть в седло – после чего Найж заботливо усадил Ташу перед юношей. Она стиснула зубы, когда машинально напряглась: боль вгрызлась в ногу злобным зверем.
- Тише, тише. Скоро мы с ней разберёмся. Совсем чуть-чуть осталось, - успокоил её Алексас, прижав к себе. – Найж?
- Раскомандовался тут, зелень, - иронично откликнулся чародей, довольно-таки неуклюже влезая на Серогривку и устраиваясь позади альва. Ворота трактира тем не менее послушно распахнулись – на время, необходимое маленькой конной кавалькаде, чтобы выйти на тёмную улицу, но недостаточное, чтобы остальные лошади сообразили, что теперь до свободы ещё ближе, чем кажется.
- А теперь быстрее, - прокомментировал Найж, когда альв лёгким свистом разогнал Серогривку в галоп. Звёздочку и подгонять не пришлось: заметив, что мышастый посмел её опередить, кобылка упрямо прижала уши и рванула иноходью.
- Почему? – спросила Таша.
- Потому что я наложил заклятие, зависящее от удалённости объектов от творца заклятия. Таким образом, заклятие имеет ограниченный радиус воздействия…
Позади послышались яростные вопли.
- …и, собственно, вот он уже и ограничился, - закончил Найж.
Мальчишка-привратник, до сих пор осоловело протиравший глаза, - видимо, угораздило проснуться во время взрыва, - уставился на несущихся коней, прислушался к догоняющим их крикам, покосился на свой арбалет – и, справедливо рассудив, что ворота задержат всадников куда лучше, чем он, бросился наутёк.
Конечно, привратник не мог знать, что двое из этих всадников – маги, но даже если бы знал – скорее всего, только прибавил бы ходу. И поступил бы весьма разумно.
Так же легко и беззвучно, как отворились, мощные дубовые створки Приграничного сомкнулись вслед за беглецами. Когда же они разомкнулись вновь, выпуская взбешённую трактирную компанию – те не различили даже точек в облившем Пустошь ночном мраке.

- Значит, - Альдрем педантично складывал поленья домиком, - она не подчинилась.
- Я был бы разочарован, если бы это случилось, - он скользнул ладонью по воздуху, и фитилёк свечи расцвёл ровной каплей золотистого пламени. – Это было бы слишком просто.
- А дальше… вы всё-таки хотите это сделать?
- У неё и без того достаточно причин меня ненавидеть, чтобы прибавлять к ним ещё одну.
Он откинул крышку зеркальца и стеклянной гранью коснулся пламени. Подержал, нагревая, пока зеркальная гладь не пошла странной рябью, а потом легонько тряхнул.
Серебряная капля, сорвавшись с гребешка волны, пробежавшей по жидкому стеклу, облила шипящий фитиль – и могло почудиться, что он слышит за кромкой реальности сдавленный визг, видит, как тускнут алые щелки глаз, чувствует, как тьма бесследно растворяется в другой тьме…
- Раз, - сказал он, всматриваясь в белый свечной дымок: под его взглядом тот вился змеевидными спиралями, кружился, менял форму, складываясь во что-то…
Глядя в зыбкие очертания крошечного дымного лица, он произнёс всего три слова.
А миг спустя пламя вдруг вспыхнувшей вновь свечи весело и стройно тянулось к потолку.
- Два, - он на миг сжал в пальцах золотистый огонёк. – Вот и всё. Все, кто должен, свободны.
- И когда вы планируете следующую встречу?
Глядя на свечу, истекающую дымкой потухшести, он задумчиво потёр кончики пальцев друг об друга. Ожог чувствоваться не мог – но порой ему казалось, что он чувствует…
- Теперь всё зависит от неё.
Альдрем, выпрямившись, отряхнул руки:
- Она сильная…
- Больше, чем сама думает, по крайней мере. Впрочем, она забывает или попросту не знает того простого факта, что порой наша сила – в нашей слабости.
Альдрем печально кивнул:
- Только вряд ли всё это поможет ей осознать…
- Всю жизнь она жила, зная, что всё будет хорошо. Всю жизнь она верила, что жизнь – это сказка с обязательным счастливым концом. Всю свою жизнь в своём маленьком мирке… Когда убили того, кого она считала отцом, её вера была поколеблена – но она была ребёнком, и с детским эгоизмом предпочла об этом забыть. Решить, что это случайность. Когда убили мать, её вера была поколеблена – но тут появился он. Тот, кто вернул ей веру, тот, кто за несколько дней стал для неё всем.
- Но когда убивают его…
- Да, - он кивнул. – Бывают в жизни огорчения.
Слуга, едва заметно вздрогнув, шагнул к двери, но тут же обернулся:
- Вы ведь действительно не причините ей вреда, хозяин?
- Я держу свои обещания.
- Она ведь заслужила жизни? Даже в случае проигрыша?
- Она проиграет в любом случае, Альдрем.
- И у неё совсем-совсем нет шансов?
- Один на миллион.
- Нерадостное соотношение, что ни говори…
- Она проиграет. И весь вопрос лишь в том, кому.
Выбор… выбор действительно есть всегда. В любом тупике. В жизни не бывает патов – только шах или мат. Но в жизни партию не заканчивают за ход до конца, а дают королю сделать последний шаг.
Выбор смерти – тоже ведь выбор.
- Если бы ты не был на моей стороне… кому бы ей было проиграть предпочтительнее? Мне, КЕАР, Жураг Нара… самой себе?
- Любой её проигрыш обернётся в вашу пользу.
- Но как будет лучше для неё?
Вздох слуги эхом шелестнул от стен:
- Раз выиграть она не может, то лучшим вариантом для неё будет проиграть. По всем фронтам сразу. Потому что… тогда она станет вам неинтересна, и, выйдя из игры, тем самым выиграет себе спокойную жизнь.
- Выигрыш в проигрыше… - он откинулся на спинку кресла. – Ты прав. Но так сокрушительно – она не проиграет.
- Вы уверены?
- Я знаю.
- Вы надеетесь, - шаги Альдрема отдалились к выходу. – Осторожнее, хозяин. В любой игре порой стоит на чуточку прерваться, иначе это не очень хорошо заканчивается. Помните, ладно?
Он вопросительно изогнул бровь, но дверь уже затворилась.
Что ж, этап почти завершён. Осталось лишь дождаться продолжения… тут он и узнает, по какому варианту побежит развитие событий.
Единый план хорош. Но рано или поздно настаёт пора, когда ты ставишь кого-то перед выбором, и этот выбор имеет больше, чем два решения, а за развилкой одного выбора расползаются ниточками дороги, ведущие к выборам следующим. И надо учесть их все – или хотя бы возможно большее их количество. Этим и определяется талант кукловода: взглянуть с разных сторон, разными глазами, взвесить, учесть, сопоставить… и не допускать, чтобы любое принятое решение каким-то образом не было тобой предусмотрено.
Выбор… Продолжить или поставить точку?
Прижав ладони к вискам, он прикрыл глаза:
- Помоги тебе Богини, девочка.

@темы: Рианнон, Та, что гуляет сама по себе

---

Та, что гуляет сама по себе

[Rhiannon]

Глава семнадцатая
Маски сброшены

«Алексас, вы немедленно собираетесь и отправляетесь вниз с нашими сумками. Да, только с моей и с вашей. Выведете лошадей за ворота и будете ждать меня там. Да, может быть, мы уедем. Сейчас. Вдвоём. Я поговорю с нашим провожатым, не беспокойтесь… От его слов и будет зависеть, уедем мы или нет. Вам что-то неясно?»
Слова собственного приказа эхом звучали в её сознании, когда Таша стремглав вылетела из ворот.
- Вперёд! – крикнула она, почти с разбега вспрыгнув на Звёздочку. Лошадка, тоскливо стригнув воздух ушами, пустилась по обвивавшей холм дороге, Серогривка уныло последовал за ней.
- Быстрее!
- Таша-лэн, вы уверены, что…
- Нам двоим… троим… ничего не грозит. Ничего, - голос её дрожал, на щеках мерцали в отблесках фейерверков влажные перламутровые дорожки. – Мне… мне так сказали.
Ей не нужно было смотреть на Алексаса: она спиной чувствовала его до сих пор непонимающий взгляд.
Ещё бы самой понять, почему она так в этом уверена…
- А святой отец без лошади…
- Это ваша с братом лошадь. Не его. Ничего, позаимствует у кого-нибудь: кому-кому, а ему с радостью и последнюю рубаху отдадут. Ты не понимаешь, что я говорю? Быстрее!!
Последнее было выкрикнуто по обращению к Звёздочке. Наконец осознав, что хозяйка настроена на редкость серьёзно, лошадь испуганно перешла на иноходь, мышастый жеребец – на галоп, уже привычно оставаясь на полкорпуса позади.
Таша сидела, стиснув поводья до боли в ладонях, неестественно прямо, закрыв глаза, в кровь кусая губы. Если бы боль физическая хоть как-то заглушила невыносимую, жуткую, ноющую боль где-то в груди…
Хотелось бы кричать, кричать до боли в горле, до плевка кровью, хотелось бы ломать и крушить всё, что виделось – как там, на крыше, так и сейчас – не меньше. Но оставалось лишь бежать, снова бежать: неважно, куда, главное, от кого. Только бы не видеть это лицо, эти светлые глаза, эту ненавистную улыбку… забыть. Забыть, забыть… Только бы не видеть его так ясно, будто он стоит перед тобой, только бы исчезла боль, будто в сердце всадили нож…
Как забавно: высказать лишь догадку, которой не могло быть почти никаких подтверждений, кроме намёка врага, кроме его же дара, высказать, потому что невыносима сама мысль о том, что такая догадка может иметь место – и получить подтверждение, которого страшилась больше всего… А, может, нужно было промолчать? Ведь, в общем-то, какая разница, кто он: невыносима лишь мысль о том, что обманывал, обманывал – её…
…но ведь и не обманывал, лишь недоговаривал. Может, проще было оставить всё, как есть…
…остаться игрушкой в чужих руках…
«Хватит. Наигрались. Кто бы ни устанавливал правила – ходы отныне делаю я, и я одна».
Вот и всё. Нет больше тумана. Нет другой Таши внутренней. Есть только она…
…и нестерпимая боль, и леденящий страх, и кромешный мрак вокруг.
Спустившись с холма, спустя пару минут они уже покидали городок. Стен вокруг Пвилла не было: брусчатка улиц перешла прямо в глину лесной тропы, щедро усеянную хвоей, увенчанную верстовыми столбами по обочине.
- Куда направимся? – Алексасу удивительно неплохо удавалось притворяться спокойным.
- К Тракту.
- Отсюда путь неблизкий. Нужно будет где-то останавливаться на ночлег.
Кажется спокойным или такой и есть? Почему не задаёт вопросов? Просто принял решение своей королевы, как подобает рыцарю, и не смеет обсуждать и осуждать? Решение юной сумасбродки-королевы, которая просто велела ему делать что-то, не объясняя, зачем, не объясняя, почему…
Неужели для него это всерьёз? Не игра, как для неё – игра в королеву, или сказочный сон, в котором она иная…
…неужели она уподобится тем кукловодам, от которых стремится убежать?
- Он его Воин. Тот, кто играл мной.
Стволы проносились мимо во тьме в сопровождении смягчённого глиной стука копыт.
- Не сказать, что я сильно удивлён, - наконец откликнулся юноша. – Что отец Кармайкл, что вся эта история – в них присутствовало подозрительно много белых ниток.
Лес плыл мимо быстро, очень быстро, но Таша увидела бы красные щелки наблюдающих глаз, если бы те были. И их не было.
- Хм… Вы сказали «играл»… Случаем, не имеется ли в виду, что больше…
- Он сказал, что играют двое. И что я – их разменная монета. Но монета взбунтовалась. Я больше не дам собой играть.
- Вот как. Ну, оно и немудрено. Кошке, играющей с мышью, всегда стоит быть осторожнее. И знать ту черту, за которой нужно выйти из игры. Иные мышки оказываются такими… проблемными… А кто есть пресловутый сказавший «он»?
- Он сам. Воин.
- Воин? Вы… говорили с ним?!
- Да. У меня есть… средство связи.
Сознание Алексаса явно отказывалось мириться с перспективой поверить своим ушам.
- Джеми просит, - наконец резюмировал юноша, - чтобы вы немедленно от него…
- Избавилась. Знаю. Мне уже говорили.
«А что было бы сейчас, если бы избавилась?..»
Лес сгущался, - это был уже не сосняк, а больше ельник, - и в чаще царила такая непроглядная тьма, что даже Таша с трудом что-либо различала. Странно, что лошади ещё не потеряли тропу… а, может, уже и потеряли?
- И вы думаете, он… Воин – так легко вас отпустит?
- Не думаю, но, думаю… - Таша потянулась к цепочке на шее, - он побоится ломать игрушку. Так что мы…
…тьма вокруг разразилась паническим ржанием, накренилась, кувырнулась…
Лёжа на дороге, хватая губами воздух, Таша видела, как их кони вновь касаются земли всеми четырьмя копытами, из стойки на дыбах срываясь в галоп, мгновенно исчезая во мраке – от которого вдруг отделяется и подходит ближе сгущённая тень.
Попытка вскочить оказалась бесполезной: её к земле приковывали невидимые цепи.
- Таша, Таша, что…
Шёпот Алексаса затих. В забытье? Сонном или смертельном? Она даже голову повернуть не может…
Тень протянула руку. Таша не видела её глаз, но чувствовала пристальный взгляд.
Почти невидимая ладонь мягко, даже нежно коснулась её щеки.
- Кажется, я говорил, что найду тебя, девочка… моя?
- НЕТ!!!
Тихий смех послышался ей ответом.

Обрыв карьера был отвесным и очень высоким. В карьере добывали красную глину сотни лет, и сейчас он давно уже был заброшен: осталась лишь болезненная рытвина на теле искалеченной земли. В ночи, скрывшей луну за облачной пеленой, можно было лишь угадывать тёмную равнину дна – которого, если шагнуть с края вниз, достигнешь далеко не сразу.
Лес почти везде вплотную подступал к обрыву: лишь иногда попадались глинистые площадки, с трёх сторон ограниченные деревьями, а с четвёртой – пустотой. Сейчас на одной из них горел костёр. Размашистые лапы елей, очерчивавшие границы, почти терялись во тьме. Слева, у самого обрыва, виднелся невесть откуда взявшийся валун, источенный эрозией до какой-то орловидной формы, чудом не срывавшийся в пустоту. В стороне от костра испуганно пофыркивала четвёрка коней, нервно поглядывая на парные алые щелки, кругами скользившие в чаще вокруг поляны. У огня сидели четверо в тёмных плащах. На земле чуть поодаль лежали двое.
Таша открыла глаза.
Она даже не поняла толком, когда её вырубили: вроде бы она кричала до визга, её несли куда-то, вокруг был только мрак, а потом…
А потом она очутилась здесь.
Невидимые путы сковывали надёжно: можно было лишь моргать да говорить. Кричать. Впрочем, крики по пути сюда делу не больно-то помогли, и Таша предпочла не объявлять о своём пробуждении, а тихо оценить обстановку.
Дрожащее пламя костра рождало больше теней, чем света. Щелки глаз мортов вкрадчиво проскальзывали в лесной тьме. Вполголоса переговаривались наёмники: скрытых капюшонами лиц Таша не видела, но среди хмельно-потно-табачного букета запахов улавливала мускусную нотку… оборотни?
Кто из них был тогда в доме? Кто убил маму?..
- …уходит, когда ему вздумается! – пролаял один. – Мне это уже начинает надоедать!
- Да, работодатель не самый лучший. Что поделаешь, - другой неторопливо сооружал самокрутку. – Хотели спокойной жизни – надо было соглашаться зачищать дом старого Делмана.
- Когда-то я заложил этой сволочи дедушкины часы, - вспомнил третий, - а он отдал мне за них всего два золотых…
- Не так уж и мало.
- Но это же дедушкины часы, Дэви. Нет, он точно заслуживал того, чтобы быть обчищенным! А вместо этого мы… Ну вот с чего ему эти мелкие сдались? А та женщина?
- А этот дэй? – лающе поддержал первый. – Даром что дэй, так мечом владеет – дай Богиня каждому! И клинок-то заговорённый! Он же нас чуть не убил!
Этот голос мог принадлежать только оборотню, причём проведшему в звериной ипостаси волчью долю своей жизни: слова произносились коротко, отрывисто, а фразы заканчивались либо восклицательными, либо вопросительными знаками – точки было не дано.
- Чёрный человек, чесслово. Что мне не нравится, так это его глаза. И улыбка. Жуть берёт. Многое на своём веку повидал, но такого… - говоривший вздрогнул – едва-едва, но заметно.
Что ж, подумала Таша, такой факт, как дрожь законченного головореза, многое сообщает о предмете разговора.
- Мы знали, на что идём, - неуверенно сказал тот, кого называли Дэви. Продолжил, однако, гораздо увереннее, - и неужели я слышу сожаления?
- Ну… она была красивая. Та женщина.
- О да. И очень зубастая, - Дэви пыхнул самокруткой. – Думайте о ста золотых, ребята. Каждому. Да и всё скоро кончится… вроде бы… Покурим? Вольг?
Четвёртый, до сей поры хранивший молчание, вдруг обернулся. Но не к напарникам, а к Таше – слишком поздно осознавшей, что лучше бы прикрыть глаза.
- Смотрите-ка, кто проснулся, - певуче заметил наёмник.
Лишь взглядом оборотня можно было заметить, как в тени капюшона кривятся улыбкой его губы.
Но то, как враз настороженно притихли остальные трое, заметил бы любой.
Поднявшись с земли, Вольг приблизился к пленникам танцующей походкой.
- Вольг, ты…
- И пальцем к ним прикасаться не сметь, знаю, знаю, - скучающе протянул он, присаживаясь на корточки. Капюшон ни то спал, ни то незаметным движением скинулся с его головы.
Молодой человек в чёрных одеждах, с гривой русых волос, весьма симпатичными чертами белокожего лица и… глазами. Глаза у Вольга были светло-карими, странно отливающими в жёлтый. И взгляд этих глаз был очень… пугающим. Они смотрели так, будто оценивали, как удобнее вцепиться тебе в горло.
Глаза принадлежали существу без каких-либо моральных принципов. И без каких-либо тормозов. Если оно сможет вцепиться в горло – не остановится, стиснув челюсти в мёртвой хватке. Как при жизни, так и по смерти.
- Привет, малышка, - улыбнулся Вольг, - будем знакомы.
Всего лишь улыбнулся – а Таша почти ощутила волчьи клыки у себя в шее.
- Меня зовут Вольганель, а тебя?
Она сжала губы:
«Он не причинит мне вреда. Ему приказано».
- Ц-ц-ц. Это невежливо – не отвечать, когда тебя спрашивают, - дыхание оборотня почти обжигало лицо. – Заводить новые знакомства порой полезно, как думаешь?
- Вольг!
Таша молчала.
«Не причинит, не причинит…»
- Значит, не хотим быть вежливыми, да?
Жадное, нехорошее дыхание.
«Не причинит…
Богиня, пожалуйста…»
- Что ж…
- ВОЛЬГ! – рявкнул Дэви.
Наверное, ещё с минуту оборотень, не мигая, смотрел ей в глаза.
А потом, грациозно встав, прошёл обратно к костру.
- Как думаешь, Дэви, - устроившись у огня, Вольг лениво потянулся, - может, когда наш Чёрный Человек с ней наиграется, то отдаст нам?
- Хочешь сказать, тебе.
- Упрямая девочка. Ты же знаешь, у меня к ним слабость. А хорошие девочки вроде бы любят плохих мальчиков, так что… думаю, мы поладим.
Как бы жутко не было Таше при мысли о том, что уготовил ей Воин – то, что с ней мог сделать Вольг, представлялось куда отчётливее.
И от этих мыслей впервые за вечер ей стало по-настоящему страшно.
- Думаю, - новый голос был негромким, чуть хрипловатым, - мы поладим не хуже…
Голос оказался иным, чем слышался Таше в зеркале.
Наёмники, мгновенно съёжившись у костра, предпочли замкнуться в молчании с подобострастно-боязливым оттенком. «Чёрный Человек» возник будто из ниоткуда: просто шагнул вперёд из теневых отблесков и встал у костра, опустив голову, задумчиво сложив руки на рукояти меча.
Таша смотрела на того, кто сломал её жизнь. Ей не оставалось другого – отвернуться она не могла.
- Ты бы хотела, наверное, знать, чего я хочу? – он глядел вдаль почти мечтательно.
Таша молчала.
- Почему сейчас ты здесь? Чего мы ждём?
Она могла не отвечать, но не могла не слушать. И забыться – тоже. Это было хуже, чем смерть, хуже, чем пытки: лежать перед ним, такой бессильной, такой беззащитной, просто лежать и знать, что ты ничего не можешь сделать. Игрушка, марионетка с обрубленными нитками.
Он повернул голову – Таша зажмурилась, только заметив начало движения.
- Не надо бояться, девочка моя. Я тебе вреда не причиню. Ты слишком хрупкая и дорогая игрушка, чтобы так бездарно тебя испортить, - его плащ шуршнул вдруг совсем близко. – Сколько лет я замыкал этот круг… Ах, как много интересного ждёт тебя на уготованном мной пути, если бы ты только знала! Так и тянет рассказать, но, увы, испорчу эффект…
Холод мурашками побежал по Ташиной спине, когда он поставил её на ноги и, одной рукой прижав к себе, цепкими пальцами другой взял за подбородок, вскинув лицо:
- Посмотри на меня.
Она лишь зажмурилась крепче.
- Я ведь могу и заставить, - он говорил мягко и очень тихо – его голос почти сливался с шипящим потрескиваньем огня. – Но если будешь послушной девочкой, сниму заклятие.
Вдалеке глухо заворчала громом грозовая туча: зарницы ниточками мелькали в черноте между небом и землёй. Сонно потрескивал костёр. Кони глухо переминали копытами землю, с тихим шорохом прядая ушами.
Медленно, медленно Таша открыла глаза и прямо, не боясь, встретила взгляд глаз других: серых, в голубой отливающих. Они были светлыми – но такими невыразительными, такими жуткими…
Таша не знала, что такое ненависть. Ей просто некого было ненавидеть. Но сейчас ненависть была единственным, что у неё осталось.
Если бы только можно было разбить в кровь это лицо, ударить, избить, разодрать – чтобы он ощутил хоть сотую часть той боли, что заставил испытать её… хотя нет, это всё не то. Это не страшно, совсем не страшно. Если бы разбить на мелкие осколки всю его жизнь, если бы отнять у него всё, что ему дорого, если бы стереть это в порошок, в прах – но у него, верно, и нет ничего, чем бы он дорожил…
«Я хочу, чтобы ты умер, мразь. Хочу, чтобы ты лежал мёртвый, холодный, в земле, где только черви составят тебе компанию…»
Он усмехнулся как-то странно… весело?..
А потом разжал руки, отступил на шаг – и Таша поняла, что стоит на ногах уже сама.
- Пытаться бежать или перекинуться не советую, - он с интересом ждал её реакции. – Всё же не забывай, кто я. Далеко не убежишь и сильно не навредишь.
Она смотрела на амадэя, закутанного в плащ, словно в отрез ночной тьмы. Потом обвела взглядом четверых вокруг костра, стену леса вокруг маленькой площадки, отвесный обрыв позади. Опустила глаза на тело Джеми у своих ног.
- Он просто спит. Ничего серьёзного. Правда, спать ему придётся долго.
Плевать, что любая попытка бегства обречена, думала Таша. Было бы плевать, если бы не мальчишки, которые по её глупости оказались здесь, если бы не сестра, которая где-то там ждала пробуждения…
- Освободи Лив, - в её голосе не было страха или волнения. – И мальчика. Я же у тебя, ты своего добился.
- Нет, девочка моя, рано, рано. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы быть уверенным: ты наделаешь больших глупостей, если будешь знать, что тебя ничто не держит.
Таша сжала кулаки – раненную ладонь резануло болью:
- Что ты хочешь?
- Сейчас от тебя – ничего.
- Тогда зачем?..
Он улыбнулся – от этой улыбки жуть пробрала Ташу до костей:
- Увидишь. Уже скоро.
- Уже очень скоро, - послышался знакомый голос, и один её кукловод обернулся – чтобы увидеть, как шагнул на свет второй.
Какое-то время Воин и Зрящий просто смотрели друг на друга – две тени, разделённые несколькими аршинами тьмы и неровным пламенем костра. Потом первый, не отводя взгляда, чуть склонил голову набок и махнул рукой. Наёмники вскочили, как по команде: двое безмолвно сгребли за руки Ташу, не рискнувшую вырываться, ещё двое подхватили Алексаса, и четвёрка оттащила пленников в стороны.
Место долгожданного свидания было свободно.
- Здравствуй, Арон, - Воин сделал шаг вперёд, и мягкая безрадостная улыбка скривила его губы. – Рад тебе несказанно. Сколько лет, сколько зим… мы не виделись сколько – пять, шесть сотен лет?
- Приветствую, Лиар, - Зрящий двинулся навстречу. – Сожалею, что не могу ответить на приветствие, как должно. Не желаю, чтобы ты здравствовал.
- Как невежливо, однако. Я, быть может, тоже, но этикет, традиции или хотя бы элементарные правила следует соблюдать, не считаешь? Хотя да, ты же никогда не был сторонником правил, как же я мог забыть…
- Кто бы тебе дал.
Алексаса бесцеремонно швырнули на землю, Ташу – следом, прямо на него. Амадэи, даже не взглянув в их сторону, остановились в нескольких шагах друг от друга: тот, кто воплощал тьму – по-прежнему склонив голову набок, как любопытный мальчишка, тот, кто должен был воплощать свет – держась прямо и ровно, чуть вскинув подбородок.
А Воин выше Зрящего, заметила Таша. И крупнее, пожалуй…
- Знаешь, - вдруг сказал Лиар, - я сделал кое-какие выводы. Наблюдения, душевные поиски, и… может, нам начать сначала?
Во взгляде Арона почти не было удивления.
Почти.
- Ты же мой брат, - продолжал Лиар. Светлые глаза амадэя были абсолютно серьёзны, - мы должны оставить прошлое позади. Если ты хочешь жить нормальной, счастливой, человеческой жизнью… я тоже должен желать всего этого для тебя. И тогда, может, и у меня это получится? Может, я смогу научиться быть… человеком… Может, ты сможешь меня простить? Может, ещё есть надежда для нас обоих?..
Он слегка улыбнулся. Чуть виновато, очень искренне. Удостоившись в ответ не менее искреннего, таки проступившего за маской бесстрастности непонимания.
«Что… этот чело… существо…»
А потом улыбка Воина стала шире. Гораздо шире.
А потом он рассмеялся.
- Право, не перестаю тебе удивляться! Ох, Арон, Арон… всё ещё веришь, что в каждом люде и нелюде можно найти что-то хорошее?
Дэй качнул головой – коротким, досадливым жестом человека, жалеющего о собственной глупости:
- Зачем тебе эта девочка, Лиар?
- Ты же прекрасно знаешь, зачем, дорогой брат.
- Предположим. Отпусти её. Я же здесь, и я хочу закончить эту игру.
- Но неужели ты до сих пор не понял, что я заканчивать её не хочу?
- Смутно догадывался. Что ж, если тебя не устраивает место развязки – готов проследовать за тобой куда угодно и принять сражение.
- Ты не бежишь с поля боя? – голос Воина прозвучал насмешливо. – Неожиданно.
- Не бегу. Потому что хочу спасти её.
- Не больно ты рвался её спасать, когда она выкрадывала из трактира свою сестру… Ты же прекрасно знал, что я рядом. И прекрасно знал, что, встреться ты со мной, я бы раз и навсегда оставил девочку в покое.
- Не оставил бы. Если ты не хочешь заканчивать игру сейчас, с чего бы тебе заканчивать её тогда, ещё толком не начав? Противоречишь сам себе.
- В начале всё бывает иначе. Но ты захотел продолжить… и всё пошло так, как хотел я.
Гулко, уже над самым карьером буркнул что-то гром. Первые капли дождя звонко разбились о глину.
- Да, дорогой брат. Я слишком долго таил в сердце месть, чтобы ограничиться всего-навсего твоим убийством, - Лиар потянулся к застёжке плаща, и тот опал на глину небрежными складками. – Месть, знаешь ли, как вино: чем дольше ждёшь, тем она слаще. И теперь я заставлю тебя понять, каково это, когда у тебя не остаётся ничего, кроме ненависти и льда в сердце… Я заставлю тебя испытать всё, через что ты некогда заставил пройти меня.
Арон смотрел на него так внимательно, что это внимание маской скрывало все эмоции.
- Хочешь, чтобы я отпустил её? – Лиар взялся за рукоять своего двуручника, и языки пламени отразились в лезвии обнажённого на полпальца клинка. – Тогда дуэль. Победишь – отпущу всех. Нет – мне решать, что с вами делать.
В ответ дэй поднял ладонь к своему плечу. Ремень ножен расстегнулся с металлическим шорохом.
Мечи они обнажили одновременно. Одинаково беззвучно. Только вот клинок Воина оказался гораздо больше меча Зрящего.
- А неплохо ты всё спланировал, - отшвырнув пустые ножны к краю поляны, Арон наконец кинул беглый взгляд в Ташину сторону – только вот не на неё, а на тех двоих, что стояли рядом. – Соскучились?
В горле Вольга заклокотал глухой рык. Его товарищ нервно перемнулся с ноги на ногу.
- И долго им пришлось латать раны? Я не больно-то вежливо с ними обошёлся, - лезвие Аронова клинка в темноте странно серебрилось само по себе… болезненно. – Пришлось мечом, увы: с твоей стороны было весьма предусмотрительно снабдить их такими же безделушками, как у Таши. В каждую заключил частицу себя, не так ли? Не самый сложный обряд, но какой эффект: силы Зрящего оказываются бесполезны…
- Не мог же я допустить, чтобы ты не остался без лошади, не был ранен, не задержался в трактире и не встретил нашу девочку, которую я так заботливо вёл навстречу тебе. А их раны – сейчас они в форме, не беспокойся. Регенерация оборотней, да и целительные альвийские мази творят чудеса.
- Ну, ты же можешь позволить это своим наёмникам.
- К твоему сожалению, да.
Когда мечи скрестились, в воздух выбился сноп белых искр.
Ливень презрительно хлестнул Ташу по лицу, напомнив о том, что нужно сделать: наконец отвести взгляд от амадэев и повернуться к Алексасу. Светлые волосы, давно уже свободные от лент, волной скрыли лицо юноши. Так, хорошо, и не забыть – спина судорожно вздрагивает…
- Алексас!
Безусловно, в последние пять минут она услышала очень много интересного и ещё больше непонятного – вот только размышлять об этом было немножко некогда. Как и рыдать. Да и вид сражений, хоть она ни разу этих самых сражений не видела, её не особо пугал… теоретически…
Но наёмники же обо всём этом не знают, верно?
- Алексас, очнитесь, ну же!
Да, у оборотней очень тонкий слух, но ведь она шепчет тихо, в самое ухо – да к тому же дождь, да звяканье клинков…
- АЛЕКСАС!
- Ну чего вы раскричались, Таша? – выдох прямо ей в ухо. – Я и так прекрасно вас слышу.
Она даже оцепенела на миг:
- Но… вы же должны…
- У меня есть некоторые сюрпризы. Невосприимчивость к кое-каким видам магии. Или не такая восприимчивость, какая должна быть. И благодаря этому я узнал очень много чего интересного… А теперь, Таша-лэн, прошу вас доложить обстановку.
- Над нами четыре наёмника, - дрожать, дрожать, думала Таша. Не стоит забывать, что я рыдаю. – Двое оборотней. Арон сражается с их главарём. Есть идеи?
Секунды, которые он искал ответ, отдавались в её ушах песней скрещённых клинков. Она даже различала слова… слово. Всего одно.
Убей.
- Нападайте на них, - шёпот Алексаса почти затерялся в шуме дождя.
…и вначале подумалось, что действительно затерялся: ведь не могла же она расслышать это.
- Что?!
- Нападайте. Или бегите. Отвлеките их. Вас они не убьют, а мне нужно время, чтобы встать и достать оружие. Они хоть саблю не отобрали?
- Нет, на поясе…
- Отлично. Тогда действуйте.
С другой стороны, если ты не веришь собственным ушам – чьим же тогда ушам ты поверишь?
«Безумие…»
…убей, убей, убей, - песня мечей, постепенно ускорявшая темп…
«…но, учитывая ситуацию – пожалуй, можно счесть это проблеском гениальности».
- Хорошо, - коротко выдохнула Таша. Вдохнула – и, вдруг скатившись наземь, прошмыгнула прямо между ног Вольга, зайцем кинувшись к лесу, поскальзываясь на мокрой глине. Яростный вопль Дэви полетел в спину:
- Держи её!!!
…удар.
Уже у самых деревьев невидимая преграда, мягко спружинив, отбросила Ташу назад – прямо в руки одному из четверых, сгрёбшего её в охапку и зажавшего рот ладонью.
- С головы девчонки и волоса чтобы не упало! – рявкнул Дэви. Таша брыкнулась – горло царапнула сталь. В ярости прокусила прижатую к губам руку – наёмник даже не вздрогнул, лишь выругался и тряхнул её так, что шею ожгла боль пореза.
Прикрыть глаза…
…раз…
…два…
Горло вновь обожгло, но не холодом стали: огнём…
Золота.
Раскалившейся вдруг цепочки на шее.
- Хорошая девочка, - одобрительно заметил кто-то, когда Таша притихла – и секунды не прошло, как боль тоже поспешила утихомириться. – Так-то лучше.
- Смотря для кого…
Четвёрка синхронно обернулась. Алексас стоял ровно, вскинув голову, сжимая саблю в опущенной руке. На наёмников он смотрел спокойно, чуть прищурившись, словно следящий за мышью кот. Мокрые кудри липли ко лбу, рубашка – к телу. Плащ и куртка валялись чуть поодаль.
- Очнулся, значит? – Дэви ухмыльнулся. – Зря ты нас окликнул, мальчик.
- Не в моих правилах со спины нападать, - безмятежно ответил Алексас, делая шаг вперёд. Двое кинулись ему наперерез, занося клинки.
«Алексас, что ты делаешь? Их же четверо, это…»
Он метнулся вперёд белой тенью: сшиб с ног тех двоих, что встали у него на пути, непринуждённо увернулся от атаки третьего и прыгнул, легко взвившись ввысь аршинов на пять. Удерживавший Ташу и голову вскинуть не успел, как девушка услышала мягкий шум, с которым Алексас коснулся земли за его спиной – а потом наёмник вздрогнул, захрипел и выпустил меч из ослабевшей руки.
Ещё прежде, чем он сполз на землю, юноша оттащил её ближе к лошадям, тревожно бившим копытами:
- Вы в порядке?
- Как… - Таша судорожно вскинула руки к горлу – ожог от цепочки ныл ободом, да и царапина от меча саднила, - как вы это сделали? Человеку так прыгнуть…
- Долгая история, и определённо не сейчас её рассказывать. Стойте здесь, ладно? Мне ещё надо кое с чем разобраться, - Алексас обернулся – чтобы встретить оставшихся троих, что кинулись вперёд с яростным блеском в нехороших маслянистых глазках убийц. Встретить с мягким вкрадчивым спокойствием большого кота, принимающего вызов безумных мышей.
Двигаясь так быстро, что глаз едва успевал улавливать движения, стреножить одного и, пока он не поднялся, пнуть мыском сапога в висок – тот рухнет и затихнет уже навсегда. Нырком уйти от нацеленного в спину меча другого, ударить его гардой сабли в живот – тот, отлетев назад, сшибет с ног третьего. Вдвоём они кубарем покатятся по склизкой глине…
…чтобы без вскрика исчезнуть за краем обрыва.
- Уже? И начать-то толком не успели, - Алексас в прыжок вновь оказался подле Таши, оттаскивая её от лежащего лицом вниз тела. Крови почти не было – её мгновенно размывали дождевые ручьи. – Что дальше?
Таша смотрела на него.
Как просто, оказывается – убивать…
«Потом!»
Дождь встал стеной, размывая реальность: казалось, площадка со всех сторон обрывается в пустоту, и есть лишь тяжёлая водяная дробь, тьма да лязг клинков. Амадэи обратились в смутные очертания, Аронов клинок – в сплошную серебристую вспышку, другой меч – в редкие отблески белого зарева молний.
…бели-бей, убей, убей…
Таша шагнула вперёд.
Они двигались быстро и бесшумно, как тени. Глаз не смог бы определить движений: на каждое уходил не миг, а доли мига. Выпад – отскок, удар – блок. Лязг, россыпь искр, брызги ливня.
Увидеть, как непрестанно наступает один, легко и завораживающе, танцуя вокруг противника, жаля клинком со всех сторон. Как непрестанно парирует другой, держа безукоризненную оборону.
Таша всегда думала, что сердце не может двигаться по грудной клетке – но сейчас оно падало вниз.
Удар, удар, удар. С разворота, из-под низу, прямой, обманный…
Как бы хорошо Арон не владел клинком – Воином рождён он не был.
Рано или поздно он допустит ошибку. Таша знала это.
А расплатой за эту ошибку будет смерть.
- Вы не можете?..
- Нет, не могу, - резко ответил Алексас. – Это нарушит правила, и в случае вмешательства Воин имеет полное право убить меня. Простите, но вмешиваться в бой амадэев – самоубийство чистой воды, - он помолчал. – Конечно, если ваше высочество так хочет…
Таша уже не слушала.
Одно слово, всего одно произнесённое им слово протянуло ей паучью ниточку решения.
Да, это было безумно. Да, это было неправильно. Да, это было отчаянно, но…
Это было единственным, что она могла сделать.
«Самоубийство…»
- Так что… Таша? Таша! ТАША!
- Палач!
Её крик колокольчиком прозвенел над площадкой, и обе тени повернули головы – чтобы замереть со скрещёнными клинками.
Таша стояла на вершине каменного орла, балансируя на скользком камне, вскинув голову, далеко откинув руки. Алексас нерешительным истуканчиком застыл внизу.
- Ты слышишь меня, Палач?
- И чего ты хочешь этим добиться, девочка моя? – спокойно спросил тот.
- Всего или ничего, - Таша чуть пошатнулась: удерживать равновесие ей давалось не без труда, - свободы, той или иной!
- Что ты…
- Отпусти нас. Всех. И отпусти мою сестру. Или… я прыгну.
«РРРОК».
Гром взревел прямо над её макушкой.
- Да, прыгну, и все твои замкнутые круги полетят к ксаше!
- И ты обречёшь свою сестру на смерть?
- Ты никогда не отпустишь её. С чего, когда Лив – кукловодная нить ко мне?
- А как же твой рыцарь?
- Умереть за меня будет для него далеко не самой худшей смертью.
- Ты же хочешь жить, - он казался слегка удивлённым, - ты не прыгнешь, не сможешь…
- Прыгну! – Таша рассмеялась ему в лицо. – Уже умирала, не так уж и страшно!
Она спиной чувствовала пустоту. Пустота манила, окутывая предвкушением полёта: казалось, и опоры никакой под босыми ногами нет, и стоит она в дождливой черноте на краю воздуха. Как тогда, на грани, прежде чем шагнуть вперёд и вернуться… только вот в этот раз вернуться она не сможет.
Таша, пошатываясь, стояла на краю смерти, и ветер хлестал ливневыми пощёчинами по её лицу. Странно, она даже улыбалась. Не было страха: лишь отчаянная уверенность в том, что так надо. Если никто не даст ей свободы – она возьмёт её сама. Свободу от игрушечной жизни. Свободу, которую у неё никто больше отнять не сможет.
- Таша, не делай глупостей…
Тихий голос Арона почти слился с шумом дождя.
Воин задумчиво всматривался в её глаза: наверное, он видел там что-то, что заставляло задуматься.
- Таша, не надо. Прошу тебя.
Таша посмотрела в лицо человеку, которого любила и ненавидела. Любила ли? Она и этого не знала…
- Спустись, умоляю. Мы найдём выход, поверь…
…ненавидела ли?
Белая вспышка на миг лишила возможности видеть – но ещё прежде, чем грянул гром, она услышала лязг, вскрик, удар…
РРРОК!
А потом Таша увидела.
И улыбка застыла у неё на губах.
- А теперь, девочка моя, ты послушаешь меня, - царапнув клинком горло стоявшего на коленях Арона, Воин мыском сапога поддел выбитый из чужой руки меч. – Значит, хочешь свободы? Всем? Тебе, сестре и мальчишке, я правильно понял?
Скользнув по глине, меч Зрящего проехался пару аршинов к каменному орлу.
- Тогда, - Лиар за волосы вздёрнул голову дэя выше, - убей его.
Пустота распахнула свои объятия.
Широко взмахнув руками, Таша с трудом выпрямилась:
- Что?!!
- Убей его, и, клянусь, я сниму заклятие с твоей сестры. Убей его, и, клянусь, я отпущу тебя и этого мальчика… этих мальчиков – на все четыре стороны. Клянусь. И если я нарушу клятву, да не будет мне покоя ни при жизни, ни после смерти, ни в этом мире, ни в каком другом.
РРРРОК.
Клятвы магов принимались к учёту всегда. Не нужно было никаких заклятий – каждое слово, следовавшее после «клянусь», само по себе было заклятием.
Он предлагал это всерьёз.
- У тебя есть три дороги, девочка моя, - улыбка амадэя казалась украденной с её губ. – Первая: прыгнуть. И тогда следом за тобой умрут все, кто тебе дорог. Вторая: сказать «нет». Тогда ты останешься жива и, пожалуй, свободна, потому что тебя я отпущу, но все, кто тебе дорог, всё равно умрут: моего дорогого брата своим отказом ты не спасёшь, от смерти колдуна-недоучки и его братишки миру не убудет, а сестра твоя останется в моей власти… и умрёт. А третья – сказать «да». И тогда все останутся живы, кроме одного из тех двух, кто играл тобой. Не волнуйся, я твою месть пойму – если ты на неё когда-нибудь решишься, конечно.
- Зачем?!!
- Считай, что его смерть от твоей руки меня удовлетворит.
Арон вырваться даже не пытался. Он следил за Ташей – без малейшего страха, спокойно, с каким-то странным вниманием.
- Смерть того, из-за кого разрушили твою жизнь. Того, кто знал это, но не удосужился сказать тебе. Того, кто из-за своей жажды сведения счётов не пожелал пресечь всё в начале. Того, кто заставил тебя поверить, что он любит тебя и ты любишь его… того, кто лишь под конец снял маску, показав своё истинное лицо – с кого сдёрнула маску ты, потому что сам он своё лицо показать не решался.
Клинок под ней слабо серебрился, притягивая взгляд.
- Этот меч не так прост, как кажется. Он сделает всё сам: тебе останется лишь держать его. И направлять. Один укол – больше не надо.
Его слова… они были как яд. Они растекались по сердцу вкрадчивым шёпотом сомнений, открывая странные, жуткие, неведомые ранее чувства…
…или просто хорошо скрываемые от самой себя?
- Ты не сможешь жить, если твоя сестра умрёт, я же знаю. Ты действительно сможешь прыгнуть… Но подумай хорошенько: ты так мало видела, а на этом свете ведь столько всего интересного… Неужели ты уйдёшь в пустоту, прожив всего-то пятнадцать лет? Неужели уйдёшь, не увидев, как вырастет твоя сестра, не прочитав столько любимых легенд, которые можно прочесть, не изведав радости первой любви? Неужели это разумно – заканчивать вот так… из-за него?
Эти слова ломали что-то. В ней. И сквозь трещины просачивалось нечто непривычное, страшное, поднимающееся в душе, словно змея из высокой травы, захлёстывая жёстким холодным разумным…
Она стояла на краю свободы, и эта свобода была так непреодолимо далеко и так заманчиво близко.
Один укол. Всё, что требовалось, чтобы обрезать кукловодные нити, связавшие её по рукам и ногам. Один укол. Всего лишь. Слезть и переступить. Это ведь кажется не таким сложным – убить…
Она ведь хотела этого. Сама хотела. А теперь – вот же он, перед ней… Шанс отомстить за всё, что этот человек сделал с ней.
Уступить зверю в себе.
Так просто, так до боли просто…
Тихо и бесшумно Таша соскользнула вниз с каменного орла – в серебристом взгляде светилась ледяная властность. Шагнув мимо Алексаса, подняла клинок: он казался не тяжелее игрушечной сабельки. Вскинув голову, неторопливо ступая босыми ногами по скользкой глине, приблизилась к тем, кто ждали её: один – коленопреклонённый, другой – убравший свой меч, чуть отстранившийся, но продолжающий сжимать в пальцах мокрые пряди Ароновых волос. Подняла меч, строго прямо, строго перед собой: лезвие будто рассекло её лицо на две половины ярким, острым, болезненно сиявшим серебром.
РРОК…
Больше не было слов – зачем? Остался лишь изумлённый ужас Алексаса, улыбка Палача да равнодушие Арона, следившего за приблизившейся смертью. Тихое равнодушие и странный, замороженный интерес… и лишь где-то глубоко-глубоко, на самом дне можно было различить отчаяние. Отчаяние человека, которого предали.
В который раз серебристые глаза против серых?
Медленно, не дрожа, клинок опустился: кончик лезвия почти коснулся его груди. Таша разомкнула губы, но произнесённого не услышал никто, кроме неё самой – лишь по движению губ можно было угадать…
…прости меня?
Крепко сжимая кожаную рукоять, она отвела меч назад, занося.
Улыбка Палача окрасилась торжеством.
- Таша, нет, НЕТ, что вы…
Меч нанёс удар.
Крик Алексаса оборвался на полуслове.
Меч нанёс удар тому, кому должен был, тому, кого больше всего ненавидел и клинок, и та, что направила его…
И нанесён он был не вниз, а вверх.
Когда лезвие пронзило грудь Палача, тот удивлённо пошатнулся. Потом тихо звякнул выпавший из пальцев амадэя меч.
«Ррок», - глухо пробурчал удаляющийся гром.
Таша стояла, не смея пошевелиться, не в силах поверить, что…
…короткая белая вспышка отдаляющейся грозы.
Всё произошло в один миг: вот он выставил свободную руку, вот ухватил меч за лезвие, дёрнул вверх – и вырвавшаяся из Ташиных пальцев рукоять, чуть не ударив её по лицу, взвилась вверх.
Окровавленной ладонью, не выпустив из другой руки пряди тёмных волос, Палач поймал подкинутый в воздух меч за эфес:
- Хорошая попытка, девочка моя. Какая жалость, что не удалась. Скользнуло по ребру, прошло под кожей и выскочило – к подобным царапинам я привычный, - лицо Лиара казалось восковой маской. – Какая жалость…
Она сначала услышала: противный хруст и судорожный прерванный выдох.
Потом увидела: Арон странно вздрогнул.
А потом Палач выдернул вонзённый со спины меч и, швырнув на землю чужой клинок, поднял свой. Алые огни бесшумно исчезли где-то в лесу. Четвёрка коней, разом сорвавшись с привязей, рванули в чащу.
Лиар протянул руку, и плащ тенью скользнул в неё откуда-то с земли.
- Какая жалость, - повторил Палач, прежде чем раствориться во мгле.
Ещё миг Таша смотрела на багрянец, смываемый дождём с Аронового клинка. Ещё миг она смотрела, как Алексас подхватывает дэя, медленно заваливающегося набок.
Ещё миг…
Смотрела и не верила, не в силах была верить своим глазам.
- Арон…
Он вскинул глаза, глядя на неё: от уголка рта по подбородку пробежала струйка крови.
- Арон!
Серые глаза сияли лучистым светом. Благодарным.
- Нет, нет, - она рухнула на колени, и чернота её расширенных зрачков почти поглотила серебро радужки, - только не уходи, не умирай, пожалуйста! Ты же не можешь, не можешь…
Улыбка замерла у него на устах.
Голова Арона откинулась назад, и в светлых глазах отразилась тьма чёрного неба…
…неба, которого он уже не мог увидеть.
Рок.

Небо светлело медленно и неохотно. Рассвет с трудом плавил свинец туч. Ветер нёс вкрадчивый холод.
Джеми кинул в костёр ещё пару веток, - пламя заглотило хворост с жадным потрескиваньем, - и посмотрел на тёмную фигурку по ту сторону огня.
Таша, казалось, не сразу поняла, что произошло: Алексас уже закрыл дэю глаза – а она всё ещё стояла на коленях, пытаясь что-то прошептать. Осознание и признание отказывались приходить. Долго отказывались.
Но в конце концов пришли.
Алексас крепко держал Ташу, пока она рвалась куда-то, как безумная, кричала, звала кого-то так отчаянно, будто от этого зависела её жизнь. Прижимал к себе, говорил что-то мягко и успокаивающего, пока она рыдала – не рыдала даже, а выла, как раненый зверь, до хрипоты, без слёз, напрасно пытаясь сдержать крик, лишь в кровь искусав губы. А потом она как будто успокоилась. Как будто… во всяком случае, не плакала больше: только дрожала мелко, как в ознобе. Тогда Джеми (уже Джеми) решился встать и оттащить тела наёмников в лесок, где и предать раздвинутой заклятием земле, - поверженных противников нужно чтить, - а заодно набрать хвороста. Далеко отходить он не стал, а на всякий случай забрал оба меча и нашептал кое-что, чтобы девушка не смогла подойти к обрыву – но страх, как выяснилось, был напрасным: когда он вернулся, Таша просто сидела подле дэя, обняв руками колени, глядя в его лицо. Оно казалось спящим… живым.
Поднимать её или что-то делать с телом парень не решился – так что он молча развёл костёр, щелчком пальцев высушил одежду прямо на них, сел напротив, скрывшись за языками пламени, и стал ждать.
Правда, любому ожиданию должен приходить конец. А этот, похоже, и приближаться не думал.
- Таша…
Ответа он не дождался. Впрочем, и не особо надеялся.
- Таша, ответь, пожалуйста.
Она даже не моргала.
Джеми, вздохнув, решился встать. Обошёл костёр, присев на корточки, коснулся её плеча:
- Таша, посмотри на меня.
Её ресницы дрогнули, и она посмотрела. Словно сквозь пропасть, сквозь мрак: без вопроса, без участия, без надежды. Пустыми глазами.
- Нельзя так, - хрипло сказал парень. – Нельзя.
Таша, не ответив, вновь опустила взгляд.
- Ну не надо, Таша, не надо! Твоя-то жизнь не кончена! Думаешь, он бы хотел, чтобы ты была… такой?
Умирающий костёр трещал в пламенных судорогах.
Джеми вздохнул – вздох вышел болезненно, каким-то толчком.
- Таша, - два слога прозвучали мягко, словно шуршание бархата. Алексас положил ладонь на её плечо, - он не с нами больше. Он был рядом, он шёл с тобой, держа тебя за руку… но пойти с ним туда, куда он теперь идёт, тебе не позволено. Ты должна отпустить его. Ты должна идти дальше. Своим путём. Без него.
Какое-то время юноша слушал тишину. Затем пальцы его чуть сжались:
- Таша, скажи что-нибудь.
Нет ответа.
- Вернись. Или я верну тебя сам. Предупреждаю.
Она не слышала. Или не хотела слышать.
Алексас, опустив голову, чуть отстранился и вскинул руку.
- Вечно мне остаётся самое неприятное…
…боль хлёсткого удара по лицу.
Таша, вздрогнув, изумлённо прижала ладонь к горящей щеке.
- Прошу прощения за это, - спокойно сказал Алексас. – Ты не оставила мне выбора.
- Как…
- Вернулась?
Ответ замер у неё на губах.
Вернуться… нет. Куда угодно, только не в реальность. Не думать, не помнить: просто сидеть и смотреть. Ведь тогда кажется, что он просто уснул. Что и она просто спит.
Слёз не было – она не могла плакать. Не было ненависти. Не было боли. А была…
…пустота. Чёрная, бесконечная, страшная. Пропасть без границ, без дна. Место, где раньше был Арон – и где теперь его не было.
Но ведь так не может быть… он же совсем недавно дышал, смеялся, улыбался ей, а теперь…
…не может, не может, не…
- Я хотела бы уснуть, но не могу, - Таша спрятала лицо в ладони, и её шёпот почти слился с шипением огня, - я хотела бы проснуться, но не могу, я… я хочу, чтобы ничего этого не было, чтобы это был просто сон, просто кошмарный сон…
- Это – не сон! – запястья точно железными обручами стиснуло. Грубым рывком Алексас опустил её руки, - ты замкнулась в себе, заперлась в своём горе за семью замками и никак не можешь понять, что всё кончено, что он мёртв, а ты жива! Он ушёл, ушёл навсегда, ушёл и больше не вернётся – а ты сидишь и ждёшь, что вот сейчас он откроет глаза и увидит тебя, и улыбнётся тебе, и всё станет, как было, но этого не будет! Очнись наконец, Таша, Богини ради, очнись, вспомни о сестре и признайся наконец самой себе, что ЕГО БОЛЬШЕ НЕТ!
Таша неподвижно смотрела на него.
- Ушёл, - повторила она наконец. – Ушёл и больше не вернётся.
Повторила, слыша свой голос со стороны, пытаясь поверить тому, что говорит – и голос казался таким далёкими, и слова казались такими лишёнными смысла…
- Не будет. Не будет. Его больше нет…
Боль, выворачивающая душу наизнанку, темнота перед глазами, расплывающаяся в солёном мареве, боль, судорожно сдавливающая горло.
…его больше нет.
И вдруг со всей отчаянной ясностью она поняла, что он никогда не придёт, она никогда его не увидит, никогда не услышит его голос, никогда не скажет «я тебя люблю», никогда…
Какое-то время Алексас смотрел, как она плачет – закрыв лицо руками, давясь слезами, содрогаясь всем телом, глухо, страшно. Потом почти неслышно встал, направившись куда-то в лес.
Вернулся уже Джеми, ведя под уздцы нетерпеливую Звёздочку (хотя кто кого вёл, вопрос). Серогривка послушным приложением следовал за ними.
- Вот… я их нашёл… и без магии можно было обойтись, наверное, - подходя к Таше, зачем-то оправдывающееся пробормотал мальчишка. – Они не так далеко были…
Она стояла у края площадки. Не плакала больше: просто стояла, скрестив руки на груди, вскинув голову, тонко и прямо возвышаясь над обрывом. Сквозь тучи, рассекая тьму на горизонте, выглядывал осторожный и рассеянный свет. Волновалось на ветру разнотравная равнина карьерного дна: будто в громадную глиняную чашу кто-то налил озеро изумрудной травы.
Завидев хозяйку, Звёздочка радостно рванула к ней – но тело посреди поляны заставило её испуганно шарахнуться в сторону. Поразмыслив, лошадка занялась вытаптыванием глины у деревьев.
- Давай… поедем, - хрипловато предложил Джеми. – Доберёмся до трактира, а там видно будет, что дальше делать.
Таша смотрела, как разгорается на горизонте кострище рассвета.
- Его надо похоронить, - голос её прошуршал сухо и невыразительно, как шорох осенних листьев.
- А, это я… на себя беру. Никто и ничто до него не доберётся… Ты давай, забирайся… просто я… мы… - Джеми неопределённо махнул рукой, - в общем, не надо тебе на это смотреть.
Не возразив, не кивнув, не ответив, Таша развернулась и пошла к лошади. Смотрела она прямо перед собой, но краем глаза всё равно видела, как разбивались отражения облаков в водяных зеркалах луж под её ногами. Ломались, как что-то внутри неё.
Позволив Звёздочке тыкнуться носом в свою ладонь (та всем своим видом показывала, что оказывает кому-то большое одолжение), Таша поправила притороченную к седлу сумку, вспрыгнула на лошадь и, легонько хлопнув кобылку по боку, направила её в чащу. Позади стояла удивлённая и выжидающая тишина – но она не оглянулась.
Когда Звёздочку нагнал Серогривка с седоком, Таша была в своём светлом платье и кожаных башмачках изгвазданный чёрный наряд тряпкой валялся на земле. Жестом она предложила Джеми ехать первым. И лишь на миг, прежде чем последовать за ним, даже не обернулась, а чуть повернула голову – чтобы потом, отвернувшись, смотреть уже вперёд и только вперёд…
Но в тот краткий миг, который она смотрела назад – в просвете меж елями, там, где прежде высился у края обрыва каменный орёл, блеснул в рассветном перламутре хрусталь.

@темы: Рианнон, Та, что гуляет сама по себе

---

[Sharakterom]

Откровенный разговор

Я вижу в глазах твоих грусть.
Никого ты не любишь-и пусть.
Разговор по душам, сигаретный дым,
Ты всю жизнь прожил пареньком холостым.

Ты раскрутишь любую, женский знаток,
После ночи с ней подводишь итог,
Пополняя число своих покорений.
Всё это бред, туман забвений.

Говоришь, жизнь игра, что ты ставил на кон,
Проиграл до нуля и попал в полон.
Это замкнутый круг,нет дороги назад.
Реальность твоя для тебя сущий ад.

---

[Антипка Ушкин]

АНТИП УШКИН



Скажите, милая, вас трогает мой бред?
А взгляд мой пробирает вас до дрожи?
Пожалуйста, не говорите «нет».
Молчите, ведь молчание дороже.
Или скажите «да», мне ваше «да»,
Как кислород в пространстве безвоздушном...
А после, уходите навсегда.
Мне больше ничего от вас не нужно.



ПЕРВОИСТОЧНИК: antipushkin.ru

@темы: любовь, Стихи

---

Отрывок из монолога безыдейного человека

[_Sonar_]

чужим упиваясь горем,
смотрел за окно в отрешении.
и я уже даже не мог
принять никакого решения.

хотел бы я статься водою,
отдаться на волю течения.
не знаю, в чём я виноват,
но нет у меня увлечения.

@темы: Стихи

---

Та, что гуляет сама по себе

[Rhiannon]

Глава шестнадцатая
При шуме музыки и пляски

- Не вертись!
- Ты мне кожу содрала!
- И буду драть, пока не сотворю из твоих косм нечто приличное!
Таше оставалось только шипеть, пока уже «к бою готовая» Элль сосредоточенно начёсывала ей волосы костяным гребнем, затейливо переплетая пряди визжащими под булавками чёрными лентами. Две служанки, ползая по полу, прямо на Таше подшивали юбку, третья сосредоточенно натирала воском туфли – до зеркального блеска намеревалась довести дело, кажется.
«Ну и за что мне это наказание?!»
Заявив, что «материал для обработки, конечно, пригодный, но до приемлемого результата – как до моря пешком», все три дня Элль муштровала Ташу, словно генерал армии Его Величества зелёного новобранца. К вечеру, после трёх часов кряду и девяти в совокупности разучивания танцев и церемонных поклонов, принятых при дворе Равнинной, сил Таши хватало лишь на то, чтобы доползти до кровати. Именно что доползти: ноющие с непривычки к каблукам ноги против ходьбы выражали решительный протест.
«Танцевать на каблуках? Ещё чего придумаете?! – в первый же вечер возопила Таша. – Да кто вообще на бал приходит в таком?!»
«Вот ты и придёшь, - обрубила Элль. – И каблуки, и макияж к тому же соорудим. Тогда, быть может, даже перестанешь выглядеть такой пигалицей».
Стабильно скандаля с юной герцогиней, уже в первый день они перешли на «ты» - а когда Таша поняла, что как-нибудь прожила бы и без этого перехода, сблизившего их с «этой снобствующей высокородной нахалкой», было уже поздно.
- …и несравненная графиня Атарея Шорминглан!
Таше стоило лишь чуть напрячь слух, чтобы услышать, как Мор со звонкостью траурного колокола рапортует имена гостей, прибывающих в бальную залу. Глупость, конечно: все сто шестьдесят приглашённых были в особняке ещё вчера, а первые гости прибыли аж два дня назад, так что все давно уже знали, кто удостоил своим присутствием особняк Норманов, но… традиция есть традиция.
А вот Таша ни одного гостя до сих пор и в глаза не видела: после того, как Элль решительно заявила, что «её появление надо продать подороже», девушке и носу из своей башни казать не позволяли. Она даже ела тут же. И лишь тоскливо смотрела из окна, как Мор и подвязавшийся ему в помощники Джеми развешивают по саду бумажные гирлянды, украшая его к банкету, который решили сделать на воздухе – и к должному последовать после бала фейерверку.
«А не пойти ли вам всем к ксаше?! – периодически бушевала Таша. – Я на должность невесты соглашалась, а не послушницы-затворницы!»
Впрочем, приступы протеста почему-то всегда нападали на неё вечером – когда поблизости всегда оказывался Арон с его чуть извиняющейся улыбкой, уморительными рассказами из жизни Пвилльцев и привычным тёплым взглядом, от которого в гости к ксаше отправлялось как раз Ташино возмущение. Как выяснялось, дэй и без всякого тумана неплохо умел влиять на людей… и нелюдей.
- Достопочтеннейший граф Гарнорлин Лембан и очаровательнейшая графиня…
- Так, с этим вроде бы всё, - Элль, придирчиво поправив одну из лент, взялась за шнурки корсета. – Теперь платье.
- А всё-таки корсет затягивать обязательнОХ! – Таша судорожно глотнула губами воздух: Лавиэлль рванула шнурки так, что грудь будто каменной глыбой сдавило. – Нет, ты издеваешься? Как я танцевать буду, если я дышать не могу?!
- Красота требует жертв, - отрезала Лавиэлль.
- Но желательно, чтобы в конечном счёте жертва всё же осталась жива!
- Прекрати ныть! Хочешь выглядеть принцессой или как?
- Я и так не…
- Вот именно. Ты и так не, - Элль уже стряхивала невидимые пылинки с юбки, расшитой серебристыми нитями и каплями горного хрусталя, широкими фалдами ниспадающей до полу. Пока до полу – работа служанок и каблуки должны были сделать своё дело.
Платье было из мягкого шелковистого бархата, со спущенными короткими рукавчиками, оголяющими плечи. Чёрным. Из шкафа Камиллы.
Когда дело дошло до выбора наряда, Элль принялась решительно вытряхивать все сундуки и шкафы «тётушки номер два» - заявив, что у неё самой «размер другой», а «вампирша ксашева хоть повыше и пофигуристей была, но юбку и кое-где ещё ушить легко». Причём, по уверению Элль, платье должно было быть именно чёрным. Как Таша ни протестовала против «вампирской одёжки», как ни боролась за право надеть дымковое белое, шёлковое жемчужно-серое или атласное сиреневое платье – решившая что-то Элль была несдвигаема, как Дымчатый Пик.
- Туфли, - велела наследная герцогиня, и служанка опрометью кинулась Таше в ножки: обувать эти самые ножки в туфли. Чёрные же.
Таша обречённо взгромоздилась на каблуки. Подшивавшие юбку девушки привстали следом, торопливо обкусывая нитки.
- Длина то, что надо, - констатировала Элль – и наградила служанок надменным, - не прошло и года, бестолочи!
- Простите, госпожа, - хором прошелестели девушки, отползая подальше.
- Ах, с кем приходится иметь дела, - страдальчески закатила глаза её юная светлость, - нынче слуги совсем не те, что раньше… Ну, а теперь, - она развернула Ташу лицом к висевшему на стене зеркалу, - посмотри. И оцени масштабы… свершённого мною подвига.
Таша хотела было что-нибудь съязвить, но тут она посмотрела…
…и промолчала.
И ещё минуту промолчала.
- Я сразу говорила, что платье должно быть чёрным, - Элль улыбнулась с затаённым удовлетворением. Очень хорошо затаённым. – И бархатным. Хотя бы потому, что все зелёные дебютантки всегда одевают светлые… пастельные… лёгкие… фи. А самая красивая… гм… ну, девушка, которая должна быть самой красивой – должна одеться так, чтобы выделяться из окружающей обстановки… и из толпы, конечно же.
- Дебютантки по этикету должны одеваться в светлое, - пробормотала Таша. – В чёрном вдовам пристало ходить…
Она разглядывала своё отражение с некоторым сомнением: казалось, что из зеркала смотрит кто-то другой. Будто она опять вглядывалась в оконное стекло и видела там – не-себя. Незнакомку… прекрасную. И даже, по лучшим традициям – таинственную. Ничто так не оттеняло белизну её кожи, как этот загадочный чёрный бархат; ничто так не подчёркивало чёткую сердцевидную форму её лица, как высокая причёска с тщательно забранными прядями, отблескивающими старым золотом – особенно отчётливо по контрасту с лентами цвета ночной мглы.
Незнакомку… Статную, изящную, утончённую. Стильную. Именно такие особы всегда появляются на балу последними, спускаясь в зал по широкой лестнице с алой ковровой дорожкой. Навстречу принцу, который обязательно пойдёт ей навстречу сквозь толпу – которая обязательно расступится. Хотя в Ташином воображении эти особы всегда были в белом, и их платья светились, переливались и играли, как пронизанный солнечными лучами весенний дождь, как…
- Да, но ты-то не дебютантка, - Элль цепко оглядела своё отражение: глаза искрились нежной зеленью, рыжие локоны рассыпались по плечам. Платье юной герцогини было бирюзовым, сдержанно расшитым золотом и мелкими изумрудами. – Не забывай, что ты принадлежишь, - не прямая наследница, но всё же, - к роду Морли… Очень кстати святой отец припомнил этот род бывших князей Озёрной. Бывших при Бьорках. Пятнадцать лет назад, как известно, Морли отказались подчиниться Его Новому Величеству – но тебе, впрочем, стать мятежницей не грозит, ибо твои родители, сбегая из родной Провинции, малышкой оставили тебя на руках у фрейлины… и благополучно сгинули. Так что своих родителей ты никогда не видела. Та фрейлина, впрочем, тоже предпочла сбежать и укрылась у своих родных в Пвилле, и ты мирно росла здесь, не зная правды о своём высоком происхождении… Та, что заменила тебе мать, дала тебе достойное воспитание, а перед своей не столь давней смертью открыла тебе всё… так что – у тебя вполне уважительный повод для траура. А, они уже начали… Итак – идём?
А придуманная Ароном биография не столь уж далека от настоящей, подумала Таша. Оставалось только надеяться, что никто из гостей ни прихватил с собой правдометр.
«Случаем, факт невесты из опального рода не повредит репутации Норманов?» - не выдержала девушка, когда два дня назад ей впервые озвучили её историю.
«Ну, поскольку Его Величество, почувствовав укрепление своей власти, не столь давно милостиво объявили всем этим самым родам амнистию, ибо «держать зло на преданных своему королю людей – преступление», и при этом высказались, что такая преданность заслуживает уважения… Скорее наоборот», - последовал ответ.
Сейчас Таша только кивнула. Несколько заторможенно: она всё смотрела в зеркало и пыталась примириться с тем, что видела… с той. Нет, это была не Тариша Морли. Другая. Возможно, отдалённо на неё похожая…
- Ну нет, - Элль неожиданно досадливо цапнула её пальцами за локоть, - это никуда не годится, дорогуша. Как ты на себя смотришь, скажи на милость?
- А как?
- Как альвийский страж на забредшего к заповедному озеру Ламанмир человека неразумного. Смотрит поверх натянутой тетивы и прикидывает: подстрелить для допроса или же избавить от мучений стрелой в спину на два пальца ниже левой лопатки?
- Я…
- Забудь, кем ты была. Соври судьбе. Всего-то на одну ночь – стань принцессой… из замарашки.
«Замарашки?!»
«…знаешь, я всё понимаю – ты, не ты…
…но неужели ты обманешь ожидания мамы, которая воспитывала Таришу Морли-Бьорк, наследную принцессу Аллиграна…
…а не растрёпанную, маленькую, наивную и глупую девочку?»
Цепочка на шее блеснула тусклым золотым бликом.
Таша прикрыла глаза.
Когда ресницы девушки взметнулись вверх – самообладание, что светилось в её взгляде, ослепило Лавиэлль не хуже зенитного солнца.
- Я думаю, - неторопливо пропела Таша – неторопливо, потому что надо было дать окружающим возможность вдоволь насладиться каждым звуком её ангельского голоса, - что пора для нашего появления настала как нельзя более подходящая.
Элль довольно усмехнулась – впрочем, Таше ответила, не поднимая взгляда:
- Я же говорила, что ты появишься одна. Я пройду в зал чуть раньше.
Легко и абсолютно естественно держа подбородок чуть вскинутым, Таша улыбнулась:
- А разве наше высочество сказало, что мы позволим появиться с нами кому-то ещё?

В бальном зале царил взволнованный музыкальный шум. Кружились в танце пары; Мор, чья миссия глашатая с началом бала благополучно окончилась, старательно исполнял роль статуи при двустворчатых дверях; журчали, разливаясь в светских беседах, первейшие дамы, важнейшие государственные мужи, чрезвычайнейшие послы, светлейшие герцоги; именинник (изумительно молодой и элегантный в тёмном с золотом наряде) с высоты тронного возвышения отдавал распоряжения седобородому старцу в синем камзоле…
- А где Норман-лэн и Таша? – Джеми старательно сопроводил вопрос скучающим зевком.
Официальная часть речей-поздравлений-подношений давно уже миновала, - поток сиятельной публики схлынул с тронных ступенек, оставив после себя драгоценную пену даров, - как миновали и первые танцы.
- Ну, они и должны были появиться уже после начала… но сейчас уже немного дальше, чем «после начала», - Леогран покосился на двери. – Видимо, время ещё не пришло.
- А почему оно ещё не пришло?
- Хотел бы я знать.
Джеми взглянул на Оррака:
- А с кем и о чём, интересно, ваш дядя так увлечённо беседует?
- С Иллюзионистом, - откликнулся юный герцог. – Для всех остальных – о праздничном фейерверке… и прочей иллюминации.
- А для… нас? – сделал логичный вывод Джеми.
- Думаю, они обсуждают свои предпочтения в редких винных сортах.
Джеми, хмыкнув, оглядел зал. Под каменными сводами потолка, - чрезвычайно высокого, - перезванивались подвески хрустальной люстры, сиявшей сотней свечей. Светлячки пламени отражались в чёрном, зеркально гладком мраморном полу. Алые тяжелокистные портьеры чуть волновались на ветру: окна по обеим стенам распахнули настежь, и по залу свободно разгуливал летний ветер. Вдоль стен, меж колонн, - темномраморных, со стволы вековых дубов толщиной, - стояли в рядок скамеечки чёрного дерева с гнутыми ножками, на которых уже пристроились утомлённые дамы, томно обмахивающиеся веерами. От одной скамейки к другой чинно прохаживались лакеи с серебряными подносами, на которых потели бокалы игристого вина. Оркестр во главе с пузатеньким седовласым дирижёром возвысился над презренной толпой, устроившись на балконе с вычурным резным парапетом – под которым на трёхступенном возвышении расположился трон. Впрочем, новоприбывшие гости также не сразу опускались до общего уровня: двери в зал находились на возвышении, и чтобы попасть непосредственно в пёструю толпу, нужно было спуститься по пяти каменным ступеням.
- А что за Иллюзионист? – Джеми прислонился было спиной к колонне, у которой занимали выжидательную позицию они с юным сиятельством – и, вдруг ойкнув, поспешно юркнул за неё. – Ааа, только этого не хватало…
- Что там?
- Герцогиня Эмбенская!
- А, Ролана? – Леогран проводил взглядом черноволосую востроглазую девицу в алом платье, дикой кошкой скользившей сквозь толпу, цепко оглядываясь по сторонам, явно выискивая кого-то. – Наша троюродная кузина со стороны внучатой племянницы нашей матери, свет ей небесный… И с чего такая реакция? Вы же накануне так мило с ней любезничали.
- Так то было накануне…
- Ролана склонна строить из себя крепость, но вас она явно сочла исключением из правил. Никогда её такой не видел. Не знал, что вы и в этой области одарены, - Леогран, ухмыльнувшись, подкрутил ус. – Даже сами на себя непохожи были.
- В том-то всё и дело, - буркнул Джеми. Проследил, как маково-алый шёлк канул в пучину пёстрой толпы, и опасливо выбрался из укрытия. – Так что за Иллюзионист?
- Его из Арпагена дядя вызвал. Как и оркестр, - рассеянно откликнулся Леогран, высматривая кого-то среди разномастной и шумной пестряди гостей. – Оркестр, кстати, весьма приличный… дирижирует Гилнер Вилмердан – вы же знаете, что его сам князь Равнинной частенько на балы приглашает? Ну вот… да, и… а о чём вы меня спрашивали?
- Что за Иллюзионист? – повторил Джеми, мужественно сдерживая зевоту, судорогой сковавшую челюсть.
- Ну, так его прозвали. Он настоящего имени своего не сообщает… как и все волшебники, впрочем.
Мальчишка замер – с полуоткрытым ртом, в таки одолевшем его и теперь застывшем в замешательстве зевке:
- Волшебник? Так это… тот самый Арпагенский Мастер Иллюзий?!
- Ну да. Выпускник Адамантской Школы. Дядя вроде бы сдружился с ним, ещё когда в Арпагене жил. Вы бы видели, какие он фейерверки запускает… Хотя почему «бы»? Вы и увидите – и, поверьте… Джеми? Джеми!
Завершая очередной танец, дирижёр витиевато расчеркнулся палочкой в воздухе. Пары раскланялись, спеша к новым партнёрам или возвращаясь к прежним. Джеми же прокладывал себе путь сквозь толпу сиятельнейших, светлейших и чрезвычайшейших гостей с неумолимой целеустремлённостью слона – до того, как увидел Элль, которая с не меньшей целеустремлённостью павой плыла по мраморному зеркалу навстречу брату.
Застыв столпом, абсолютно невзирая на тот незначительный факт, что наткнувшиеся на него возмущённые сиятельные персоны только что веерами не огрели вдруг возникшее на пути досадное препятствие, мальчишка зачарованно взирал, как дама его сердца обходит на поворотах пару герцогинь с супругами, мельком бросив им приторно-приветственные улыбки, и, наконец поравнявшись с братом, шепчет ему пару слов.
Толпа танцующих застыла на изготовке. Протерев платочком проплешину на макушке, дирижёр бодро засучил рукава, постучал палочкой по пюпитру, вскинул руку…
В разлившейся по залу тишине театрально громкий скрип входных дверей прозвучал, как трубный глас.
Дирижёр оглянулся через плечо и замер с палочкой, поднятой в высшей точке замаха. Музыканты застыли со вскинутыми смычками. Треть присутствующих обернулась сама, ещё треть – заинтересовавшись, на что смотрят соседи, последняя треть – недоумевая, на что смотрят все.
Сто шестьдесят с лишним человек повернулись, чтобы взглянуть на девушку, стоявшую на верхней ступеньке. Наступившая тишина звенела натянутой струной.
Таша взирала на зал сверху вниз, и надменная самоуверенность истинно высокородной особы, прекрасно осознающей свою цену, окутывала её, словно облаком сладких духов. И, странно – почему-то казалось, что в воздухе за её спиной колышутся странные радужные тени…
Таша улыбнулась и сделала шаг.
Цокот каблучка по каменной ступени прозвучал звоном спущенной тетивы.
…а где-то в зале обязательно должен быть он…
Леогран шагнул вперёд, нарушив идеальную обездвиженность. Он был весь в белом: длинная нижняя туника и вышитая серебром короткая верхняя, штаны, сапоги, плащ. Только волосы сверкали медными отблесками.
Шаг.
…и он обязательно должен пойти навстречу…
Леогран медленно двинулся вперёд. Белое отражение в чёрном мраморе двинулось вместе с ним.
Шаг.
…сквозь толпу, которая обязательно расступится…
Толпа зашевелилась, расступаясь – единогласно и неосознанно, открывая дорожку, ведущую от одного конца зала до другого.
Шаг.
…и когда они встретятся у подножия лестницы…
Он склонился с поцелуем над её рукой – и повёл в центр зала, откуда будто сама собой отхлынула к стенам безмолвствующая толпа.
Дирижёр опустил палочку. Оркестр заиграл вальс.
Таша и Леогран закружились в танце. Потом к ним осмелилось присоединиться несколько других пар; а вскоре всё закружилось – будто бал был музыкальной шкатулкой, которую нужно было снова завести.
А стоявший за колонной у самой лестницы дэй наконец отвёл взгляд от девушки в чёрном, едва заметно качнул головой, и, никем не замеченный, выскользнул из зала.

- Что ты с ней сделала? – выдохнул Леогран сестре, когда у танцующих перевелось первое дыхание и он смог наконец привалиться к колонне. Элль только руками развела.
Наследный герцог повернул голову: стоявшая в окружении сиятельных особ Таша, с очаровательной небрежностью придерживая двумя пальцами за ножку опустевший бокал вина, в данный момент вела беседу с юным герцогом Рембельским.
- Но вы же появитесь при дворе Равнинной? – с надеждой спросил юноша в десятый раз.
- Ну конечно же, - чуть улыбнулась Таша. – Это моя обязанность, предстать перед глазами князя… его сиятельство же должен знать, кто станет будущей герцогиней Броселианской.
- О, я буду так этого ждать! – пылко воскликнул герцог. – И когда наш двор удостоится чести видеть вас?
- Вирлендин, ты утомишь бедную Морли-лэн своими вопросами, - промурлыкала его матушка, обмахиваясь шёлковым веером и одаривая Ташу красноречиво-настороженным взглядом.
- О, приятная беседа меня ничуть не утомляет, - Таша по-прежнему улыбалась. Она держалась безукоризненно вежливо, улыбчиво, приветливо – но настолько отстранённо, что расстояние между ней и простыми смертными казалось непреодолимым. Словно все эти люди были простыми крестьянами, представшими перед королевой: пусть королева и добрая, и внимательная, и участливая, но она королева. И все вокруг – не ровня ей и никогда не смогут этой ровней стать.
Она была воистину сиятельной особой. И – она ведь действительно излучала сияние. Сияние, почти видное… ведь тень её действительно странно отливала чем-то радужным.
- Впрочем, - девушка кинула взгляд на пустой бокал, который держала в руке, - беседа могла бы быть ещё приятнее, если бы кто-нибудь принёс мне ещё один бокал этого чудного вина…
Из окружившего её скопища высокородных особ вырвалось сразу пятеро молодых людей, которые, задыхаясь от счастья быть чем-то полезными будущей герцогине Броселианской, полетели отлавливать лакея. Плащи летели за ними, как крылья любви.
- Морли-лэн, а верен ли слух, будто вы являетесь суженой юного Леограна? – словно бы невзначай поинтересовалась супруга господина посла Озёрной Провинции.
- Смею вас заверить, что это не слух, - склонила голову Таша.
- Но… ведь Леогран вроде как помолвлен с наследницей рода Дурминданов, очаровательной Лилу?
- О, эти помолвки по расчёту… - Таша изобразила рукой некий неопределённый, небрежный и исполненный изящества жест. – Обязанности наследников родов – ничто перед истинным чувством. Тем более что помолвка в любом случае близилась к разрыву.
- Да и, - прокашлялся сам посол, - учитывая, что ваш род не менее, а то и более знатен… да и восстановлен теперь во всех правах…
Чей-то веер закрылся с сабельным свистом.
Сверкнув фиолетовым отблеском юбочной тафты, вздёрнув нос, мимо около-Ташиного круга прошествовала старшая герцогиня Дурнимдан. Леогран торопливо отвернулся.
- А что, тебя что-то не устраивает в новоявленной невесте? – хмыкнула Элль.
- Да нет, - Леогран задумчиво мотнул головой, - просто изумлён её… непредсказуемостью.
- Платье такое. Вся душа в потёмках.
- Леогран!
Юные сиятельства обернулись – и Леогран вжался спиной в колонну, страстно желая провалиться сквозь неё.
- Лео, будь мужчиной! Это всего-навсего маленькая влюблённая в тебя дурочка, а когда такие влюблены, они к тому же глупеют ещё раза в два. Справимся, - расплываясь в самой любезной улыбке, прошипела Эль. – О, ваша светлость! Лилу-лэн, вы сегодня ослепительны!
Тщательно перебирая атласными туфельками плиты мраморного пола, не сводя с Леограна взгляда пронзительно-синих глаз, к ним подошла маленькая смуглая девушка в лазуревом платье. Прижатые серебряной сеткой волосы струились по спине тёмным шёлком.
- Здравствуйте, Лилу-лэн, - ровно произнёс Леогран.
- Норман-энтаро… - не опуская глаз, Лилу присела в реверансе, - та девушка…
- Да, - улыбнулся Леогран, - это и есть моя любимая.
Глаза его оставались холодными.
- Так это она… - Лилу повесила головку. – Она так красива…
- Она красива настолько, чтобы быть достойной моего брата, - с улыбкой уточнила Лавиэлль.
Лилу помолчала.
- Да, наверное, - прошептала она наконец.
Эль взглянула на брата, и во взгляде её сверкнуло торжество.
- Но почему-то мне кажется, что сама она не очень хочет ей быть…
Голосок Лилу был тонким, чуть срывающимся, но одновременно – уверенным.
- С чего… - Леогран растерянно моргнул, - Лилу-лэн, с чего вы это взяли?
- Вернее, хочет, но… просто… в её взгляде нет любви, - Лилу не поднимала головы. – Такие, как она, никого не любят, кроме себя.
Юный герцог издал короткий нервный смешок:
- Лилу-лэн, как мне ни жаль это говорить, но в ваших словах звучит банальная ревность.
- Может быть… Но я… - тонкие пальчики обречённо стиснули лазоревый шёлк, - я слишком люблю вас, чтобы ревновать.
Всплеснулся чёрный бархат, блеснули в пламени свечей старым золотом светлые волосы.
- Готовы к следующему туру? – Таша чёрной кошкой скользнула меж братом и сестрой, по-прежнему сжимая в руке пустой бокал – не успела поставить. – О, а кто эта очаровательная особа?
- А, вот и пришла пора вас представить друг другу, - наконец отведя глаза от полотняно-белого лица Лилу, пропела Элль. – Таша, знакомься: Лилу Дурнимдан.
Рыжеволосая герцогиня юная и светловолосая герцогиня потенциальная обменялись хладнокровными взглядами двух заметивших лань и хорошо понявших друг друга волчиц.
- А, так вы и есть Лилу-лэн? – Таша широко улыбнулась. – Безмерно приятно.
- Норман-энтаро рассказывал вам обо мне? – вновь присев в реверансе, спросила Лилу.
- Упоминал, - Таша, улыбнувшись ещё шире, собственнически приняла предложенную ей Леограном руку – их ладони соединились, - раз или два, быть может…
Щёки Лилу на миг вспыхнули, а потом вновь побледнели – почти до синевы.
- Но я не ревную и не держу на вас зла, о нет, не подумайте. В конце концов, дети не несут ответственности за опрометчивые решения родителей, - Таша заговорщицки понизила голос. – Я очень надеюсь, что мы с вами станем хорошими подругами… Знаете, вы просто очаровательны. Правда. Редко увидишь столь красивое лицо, столь учтивые манеры…
- Спасибо, - прошептала Лилу.
- …и я правда думаю, что вы прекрасно будете смотреться в роли второй подруги невесты, - непринуждённо и улыбчиво продолжила Таша. – Простите, что не первой: эта честь, конечно же, принадлежит Элль. Ты же не будешь против… любимый?
Взгляды глаз зелёных и глаз серебристых обратились друг на друга.
- Твоя воля для меня – закон, - превосходно умело подправив голос капелькой страсти, выдохнул Леогран, - моё сердце…
- Лилу-лэн? – Элль вскинула бровь.
Лилу моргнула. Раз, другой. Странно, судорожно вздохнула. Опустила глаза. Отступила на шаг назад.
Сейчас она казалась совсем ребёнком.
- Лилу?
- Простите меня, - прошептала маленькая герцогиня Дурнимдан и побежала куда-то через пёструю толпу: опрометью, толкая гостей, закрыв лицо руками.
- И враг бежит, бежит, бежит, - подвела черту Элль. – Браво, Таша. Если я не ошибаюсь, - а ошибаюсь я очень редко, - только что мы увидели поднятие белого флага.
Таша смотрела вслед Лилу – странно задумчиво:
- Она же ребёнок…
- Не старше вас, - хмыкнул Леогран.
- И, право же, сколько искренней нежности было в твоём тоне, - Элль улыбалась. – Со стороны взглянешь, так тебя за заботливую старшую сестру примешь…
Ребёнок, как-то сонно думала Таша. Живой маленький ребёнок. Живой маленький ребёнок, который бежал, глотая слёзы – от меня.
Ребёнок.
Сестра…
- Таша?
Тренькнул хрусталь бокала, лопнувшего в сжатом кулаке.
- Таша!
Медленно, медленно она разжала пальцы, позволив алым осколкам зазвенеть по полу. Удивлённо взглянула на окровавленную ладонь.
Ей снилось, что она – самая прекрасная девушка на балу. Ей снилось, что она – королева. А потом…
- Таша, Богиня, да что с тобой?!
- Руку нужно перевязать!
Голоса где-то далеко…
…словно очнувшись ото сна и перенесшись в другое сновидение…
… в ночной кошмар.
Одна среди душной толпы, в незнакомом зале, среди сплошь незнакомых лиц, захлебываясь в море шумной пестроты – а где-то там Лив, которая ждёт…
Таша развернулась и бросилась бежать, расталкивая попадающиеся на пути пары. Ноги путались в складках ставшей вдруг слишком длинной юбки. Туфли поскальзывались каблуками на мраморе.
- Таша!
Бежать, бежать – вот что важнее всего. Прочь от бала, от музыки, от пестроты, прочь от душной волны, подкатившей к горлу. Бежать, бежать… Пусть скорее кончится этот вечер, Богиня, пусть скорее всё кончится – и они немедленно отправятся дальше, сразу, в ту же минуту…
Она замерла, тяжело дыша. Вокруг была лунная темнота пустого неосвещённого коридора и тишина… хотя – не совсем. Тишина была: она размывала едва слышную музыка из зала где-то далеко, но… пространство вокруг звучало.
Таша подняла раненую левую руку и лизнула ладонь. Поморщилась – кажется, где-то в ране застрял хрустальный осколок…
…но боль образумливала. Она заглушала странный шёпот: подсознательный… что-то вроде потом – но другое…
…новая Таша внутренняя?..
Воспоминания всплывали на волнах памяти, вызывая подкатывавшую куда-то к щекам жаркую волну. Что это было? Кем была она?..
Таша вдруг поняла, что в тишине шелестели не только бальные отзвуки.
Где-то пела одинокая скрипка.
Она посмотрела на узкую, круто взбирающуюся наверх винтовую лесенку прямо перед собой. Шагнула вперёд и неуверенно замерла у первой ступеньки: ближайший факел на стене произвольно вспыхнул.
Плач скрипки мягкими волнами накатывал откуда-то сверху и выплескивался на лестницу. Мелодия пела – неторопливо, бесконечно печально. Пронзительные звуки откликались щемлением в сердце. Музыка звала, манила…
Куда? К кому?
Стащив с ног дурацкие туфли и держа их в руке, Таша побежала вверх по лестнице.
Факелы вспыхивали при приближении и гасли за спиной. Впечатление было такое, будто рядом вышагивает огненный призрак. Не успела Таша подумать, что впечатление это довольно жутковатое, как факел за спиной потух, а новый вспыхнуть не поторопился.
Лестница обратилась в каменный колодец.
Тёмный.

…часы в жидком льду. Размывшееся время. Немеющее тело, боль в усталых руках. Меркнущий кружок над головой – смеркалось…
А потом свет исчез.
Колодец стал глубже, а стены сблизились – будто вот-вот сомкнутся окончательно, похоронив её. Одну. Навсегда. В темноте.
Она упёрлась руками в камень, чтобы не дать ему сдвинуться. Но в какой-то момент – словно шепотки в голове зазвучали…
«…зачем ты борешься, зачем бьёшься, зачем выбиваешься из сил? Это бесполезно, и ты это сама прекрасно понимаешь…
…конец всё равно настанет, так прими его спокойно, как облегчение…
…когда всё закончится, станет легче…»
Она почти сдалась.
Но конец настать не успел.
Её нашли мама с госпожой Шарлин. Мариэль потому и уезжала, чтобы привезти чародейку из города: кто-то же должен наложить на яблони обычные ежегодные заговоры плодородия. Но госпожа Шарлин, как выяснилось, не только на заговаривание цветочков годилась: без лишнего шума она вытащила девочку из колодца и облекла иллюзией одежды, а, вернувшись в дом, приготовила целебный отвар и сплела защитную паутинку, чтобы пребывание в ледяной воде обошлось без особых осложнений.
Найти девочку помог Пушок. Узнав о пропаже, мама первым делом обратилась к наблюдательному котяре, и тот любезно показал, как Альмон волочет белую кошечку к заброшенной избе. А о том, что это пропажа, мама сделала вывод сама: мужа почему-то не обеспокоило, что дочь не возвращается, пропустив ужин и вечерний чай. Загуляла. Бывает.
Потом Таша спросила, почему госпожа Шарлин им помогла. И помогла так, чтобы не привлекать всеобщего внимания.
«Она знает, почему мы не должны его привлекать», - сказала мама.
«Она знает? – Таша, трясясь в ознобе, плотнее закуталась в одеяло. – Но почему ты ей рассказала?»
«Потому что ведьмы тоже отличаются от всех», - последовал ответ.

…факел вспыхнул.
Она перевела дыхание. Бальные отзвуки вконец затерялись в высоте, и вокруг не было ничего уже, кроме бесконечного ряда ступеней и песни неведомого скрипача – почти близко, почти ясно…
Закусив губу, Таша продолжила восхождение.
Она не знала, сколько поднималась: время размылось, и здесь, как в сказках, было лишь «долго ли, коротко ли». Но когда лестница закончилась, она упёрлась в деревянный люк – открытый.
Тихо и неслышно Таша выбралась на крышу – круглую площадку, обнесённую широким парапетом. Стемнело не так давно. Бархатный ветер легко коснулся лица. Скрипач стоял у обвитых плющом мраморных перил, и лунные лучи чётко обрисовывали его тень на каменных плитах пола. Глаза прикрыты, пальцы левой руки мягко перебирают по струнам, рука неторопливо и плавно ведёт смычок – а музыка поднимается ввысь, в бездну чёрного неба, оплетая чарующей вязью серебристый диск луны, искрящиеся звёздные россыпи, юношу у каменного парапета, девушку у открытого люка.
Музыка смеялась, музыка плакала. Музыка приказывала и молила о чём-то. Музыка рисовала сказку и открывала глаза на грешный мир, рождалась с каждым звуком и умирала со следующим, взмывала ввысь на призрачных крыльях, в отчаянье летела вниз…
Последние звуки истаяли в прозрачности ночного воздуха. Их эхо унёс лёгкий, цветами веющий ветер.
Скрипач послушал звучание тишины. Медленно открыл глаза. Опустил руки: в одной скрипка, в другой – смычок.
- А вы, оказывается, любите музыку, Таша-лэн…
- Могу сказать о вас то же самое.
Алексас оглянулся через плечо:
- Вы хороший слушатель.
- А вы… неплохой… исполнитель. Откуда у вас скрипка?
- Леогран подарил в знак благодарности за избавление его рода от двух чудищ сразу, - Алексас изящно взмахнул рукой со смычком, обведя движением тёмный горизонт. – Не желаете ли полюбоваться чудесным видом на Пвилл и окрестности?
- Благодарю, нет.
- А, - Алексас, усмехнувшись, чуть склонил голову, - полагаю, я всё ещё не отделался от навязанного мне образа посягателя на вашу честь?
Таша только фыркнула. Всё-таки порой молчание – очень удобный выход из ситуации…
- Ой…
- Что случилось?
- Да так… - поморщившись, девушка опустила взгляд на окровавленную ладонь: боль, на время подъёма по лестнице забывшаяся, вновь напомнила о себе.
- Что… о, Богиня, что с вашей рукой?
- Пустяк… Порезалась.
Алексас присел на корточки, быстро, но бережно уложил скрипку тёмного дерева в лежавший у его ног чёрный кожаный футляр и щёлкнул застёжками.
- Меня поражают многие ваши способности, но одна из них, пожалуй, напоминает о себе чаще других, - ещё не поднявшись на ноги, он мягко, но цепко ухватил Ташу за руку. – Вам кто-нибудь говорил, что у вас просто поразительная способность находить неприятности?
- Скорее это они меня находят, - она настороженно следила, как он встаёт, - что вы…
- Даже на балу? – юноша осторожно ощупал рану. – Тише, тише, не шипите…
- Ой!!
- Вот и всё, - он кинул за парапет хрустальный осколок. – Попробуйте согнуть. Легче?
- Ну… - Таша послушно чуть сжала кулак, - болит, но, похоже, там больше ничего нет.
- Собственно, как я и думал, - Алексас сосредоточенно ощупывал свои карманы. – Жаль, Джемино время на сегодня истекло, он бы это в два счёта вылечил… но после полуночи он к нам вернётся, а пока будем действовать по старинке, - он наконец нашёл, что искал: в руке юноши был белый кружевной платок. – Пожалуйте ещё на миг вашу руку… уж извините, что без сердца.
- И вы ещё говорите про якобы навязанный вам образ? – уточнила Таша – руку, впрочем, послушно пожаловав.
- Говорю. Впрочем, у святого отца были некоторые основания оклеветать меня в ваших глазах, дабы вы были осторожнее… и повод я давал, что уж там, - Алексас аккуратно затянул хитрый узелок. – Не туго?
- Вроде бы… - Таша согнула перевязанную ладонь, - нет. Спасибо.
- Всегда к вашим услугам, - юноша небрежно облокотился на парапет, и его пушистые, уже успевшие отрасти кудри взлохматил ветерок. – Почему вы ушли оттуда?
Девушка отвернулась:
- Не люблю толпу.
- Надо же, какое совпадение.
- Действительно интересно, какое, - Таша покосилась на него. – И всё-таки… значит, вы считаете это образом?
- Ну, чтобы уже окончательно развеять наше с вами некоторое недопонимание… - Алексас вздохнул. – Если бы я хотел, Таша, все баррикады вашей нравственности растаяли бы, как снег на летнем солнышке. Потому что я одарён неоспоримой привлекательностью в глазах женщин, и мою способность очаровывать… охмурять, простите мой просторечный, создания женского пола даже Учитель в своих целях использовал: порой близкое знакомство с чьей-либо служанкой весьма облегчало проникновение в чей-либо дом…
- Решили сразить меня наповал своей откровенностью?
- А почему бы и нет? Уж всяко лучше, чем каждый раз терпеть с вашей стороны явственную нерадость меня видеть… но вы дадите мне закончить?
Скрыв озадаченность недовольной гримаской, Таша кивнула.
- Благодарю. Итак, если бы я только хотел, то не преминул бы своей привлекательностью воспользоваться…
- А вы, стало быть, не хотели?
- Ваш папенька принял за определённый интерес простое желание быть учтивым. Впрочем, скорее даже не принял, а захотел, чтобы так приняли его вы… из осторожности, наверное. Не знаю его истинных мотивов, конечно. На деле же быть любезным с женщинами для меня естественно, как дышать. Впрочем, не скрою, что порой я чуточку переигрывал. Вы такая забавная, когда сердитесь, что не мог удержаться. О, тот поединок… да, у меня так и не было времени извиниться за тот мой переход на «ты», но я должен был убедительно сыграть роль Джеми. И не стану отрицать, что затеял поединок я отчасти потому, что мне хотелось увидеть в ваших глазах восхищение… Естественное желание каждого рыцаря. Но на то, чтобы отбить желание вас охмурять, нашлось сразу четыре причины.
- Изволите их перечислить?
- Как прикажете. Первая: место и время несколько неподходящие. Вторая: предпочитаю не заниматься развращением малолетних. Третья: кукольные блондинки не в моём вкусе. Ну, и четвёртая: любовь королевы – высочайшая честь, но эта самая честь создаёт рыцарю ещё и массу проблем, терзаний и метаний между чувством и моральным долгом, ибо между рыцарем и его королевой не может иметь место иная любовь, кроме восхищения и преклонения перед светлым и недостижимым идеалом… Не самое приятное сочетание, согласитесь.
- Рыцарю?
- Клятву произносил Джеми. Но уста у нас общие. И по всем вышеупомянутым причинам… да, мне самому не верится, что я это говорю, но… Таша-лэн, давайте останемся друзьями.
- Могли хотя бы в момент откровенности обойтись без издевки…
- Просите невозможного, ваше высочество.
С тихим стуком поставив туфли на каменные плиты, Таша приблизилась.
- Пока меня вполне устраивает стабильная неприязнь и взаимная игра на нервах, - она оперлась на парапет и взглянула вниз. – Впрочем, наше высочество рассмотрит ваше предложение дружбы… и будет следить за вашим поведением.
- Вы осчастливили меня, о великодушнейшая из королев.
- Рада за вас, о саркастичнейший из рыцарей.
Сад был далеко – но Таша ясно видела прямо под собой фонтан, накрытые столы на скошенных по такому случаю лужайках, яркие нити бумажных фонариков и гирлянд на розовых кустах. Судя по фонтану, они с Алексасом на крыше одной из башен восточного крыла…
А ещё Таша увидела оркестр, уже рассевшийся вокруг фонтана, и толпу, которая струилась по садовым дорожкам.
И что они все в саду делают? Ах, да – фейерверк…
Прищурившись, она разглядела, как маленькая фигурка в синем вскидывает руку.
Первый салют вспыхнул, казалось, прямо над ними: он рассыпался на сотни сверкающих искр, которые сложились в белоснежный, распустившийся прямо в небе цветок с шестью лепестками в изящном венчике. И тут же, словно в ответ, и над садом, и над крышей зажглись сотни волшебных звёздочек, вспыхнувших на фоне тёмного неба точно в промежутках между звёздами настоящими. Гирлянды распустились алыми, жёлтыми и белыми сияющими цветами, фонарики зажглись белым и мягким светом – будто маленькие отражения сиявшей в небе луны; из ниоткуда разноцветным дождём посыпались сверху яркие кружочки конфетти, оседая на одежде, путаясь в волосах…
- Может, чтобы уже до конца выдержать откровенность, - Таша смотрела на сияющую сеть, окутавшую сад, - вы заодно скажете, с чего так невзлюбили Арона?
Алексас задумчиво запрокинул голову, вглядываясь в узоры звёздной пыли:
- Взлюбливать таких, как он – дело рискованное, - заметил он. – Наверное, именно поэтому я и предпочёл его невзлюбить.
- Таких, как он? А чем он так отличается от остальных? Тем, что дэй, телепат и целитель в одном флаконе?
Алексас замер. Быстро выпрямился:
- Скажите мне, что вы шутите…
- С чего бы? – Таша нахмурилась. – Мне искренне интересно, почему вы не в первый раз говорите что-то о «таких, как он».
Музыканты ударили по струнам. К крыше, смешавшись с залпами салютов, ликующими криками, аплодисментами и хлопками откупориваемых винных бочонков, вознеслась радостная, почти волшебная в своей простоте музыка.
- Так, - наконец изрёк Алексас. На губах его играла какая-то нехорошая улыбка. – Подождите-подождите… и вы хотите сказать, что ваш «папенька» никогда и словом не обмолвился о том, что он – амадэй?
Слово прозвучало так значимо, несомненно подразумевая под собой понятие столь важное, что Таша не сразу решилась спросить:
- А кто это?
Алексас долго смотрел на неё. Потом вдруг рассмеялся:
- Да, видно, зря я в последние дни даже начал менять своё о нём мнение… Хотя это слово предано забвению, да… То есть он вообще ничего-ничего не рассказывал о том, кто он?
- Что он пастырь из деревеньки в Озёрной… Да что такое, вы мне можете сказать?
Алексас повернулся спиной к простиравшейся за парапетом пустоте:
- Вначале скажите мне, что значит слово «амадэй».
- Амадэй… м… «избранный Богиней»?
- Совершенно верно. Думаю, вы уже догадались, что это слово, равно как «лоридэй» и «эндэй», имеет особое значение?
- И кто такие эти амадэи?
Алексас помолчал, прикрыл глаза – и заговорил.
- Их всегда двое. Один – Зрящий: тот, кто видит всё, кому власть дана знать, что творится в умах и душах – тот, кто судит и дарит жизнь. Другой – Воин: тот, кто не ведает страха, кто повелевает силами тьмы, чья сила неоспорима – тот, кто карает и дарит смерть, - слова ронялись неторопливо и уверенно, будто цитируя. – Судья и Палач. Свет и Тьма. Друзья. Братья. Соратники. Каждый дополняет другого, каждый уравновешивает другого, на каждого не действует сила другого… но только один всегда защищает другого.
Наконец взглянул в её лицо, он добавил:
- Говоря привычным языком, один – целитель и телепат. Лучший телепат из всех, что когда-либо знал мир: он не просто читает чужие мысли, а может контролировать их. Изменять, заменять собственными, думать чужим разумом, смотреть чужими глазами… Второй – некромант и мечник. И его магическим силам позавидовал бы любой архимаг, а мечом он владеет наравне с лучшими альвийскими воинами. Впрочем, он и наделён нечеловеческой силой, скоростью, ловкостью… Оба амадэя не совсем люди – у них даже болевой порог выше простых смертных, - Алексас мельком оглянулся в тёмную пустоту. – Зрящий не может ни читать мысли, ни излечивать своего Воина. Заклятия Воина, в свою очередь, потеряют всякую силу, будучи направленными против Зрящего. И силы двух «братьев», как вы видите, неравны, ибо телепатия телепатией, но крепкая сталь вкупе с тёмной магией куда надёжнее… и потому издавна Воины были щитами Зрящих. Нет, последние, конечно, тоже далеко не лори белокрылые, особенно если забывают о том, что созданы воплощениями света и справедливости – но Воины всегда были сильнее.
- Почему так? – зачем-то спросила Таша.– Почему так, а не иначе?
- Почему Воины сильнее Зрящих? Хотя должно быть наоборот, потому что Зрящие есть добро, которое всегда побеждает зло? – Алексас задумчиво перебрал пальцами по камню парапета. – Свет не всегда добро, Таша. А зло всегда сильнее. Просто потому, что оно не утруждает себя наличием моральных принципов. Там, где добро предупредит, зло без раздумий перережет горло. Добро не может ненавидеть – а ведь сколько сил порой даёт ненависть…
- Почему я никогда не слышала об амадэях?
- О них сейчас почти никто не знает. Почти никто не помнит. Когда в Аллигране не было иных королей, кроме Королевы альвов и Короля гномов, амадэи правили людьми. Им, избранникам своим, завещала хранить род людской Кристаль Чудотворная. Тогда, в самом начале, только наметились Провинции, и людей было совсем мало, и больших людских городов было всего три, потому что амадэев было шесть – трое Зрящих и трое Воинов, и одна пара правила одним городом…
Отстранился от перил, тихо ступая подошвами сапог по камню, Алексас прошёлся от одного края крыши до другого:
- Тогда в Аллигране царила абсолютная справедливость. От Зрящего невозможно было ничего утаить, а приговоры его были всегда бесстрастны и суровы. Впрочем, он ведь не только судил: умирающих невинных он излечивал… а порой, как вы могли понять, и вырывал их из объятий смерти. Воин приводил приговоры в исполнение, и он не щадил никогда и никого… - он наконец обернулся, глядя на Ташу. – Для амадэев не было никаких законов, ибо они сами были – закон. Впрочем, нет, закон всё же был. Один-единственный закон: запрещающий любить.
- Почему?
- Таша, они – абсолютная справедливость. А абсолютная справедливость должна быть абсолютно беспристрастна. Уста Судьи могли изречь любимому человеку неверный приговор, а меч Палача – дрогнуть над шеей дорогого сердцу существа. Какова была расплата за нарушение этого закона, неизвестно, ибо за всё время владычества амадэев никто не помнит случая этого нарушения… а владычество их было долгим. Вот только все вещи, как известно, имеют свойство рано или поздно заканчиваться.
Они стояли на разных краях крыши, друг напротив друга. Таша не произносила ни слова, лишь смотрела на него – неверующе, ещё неверующе…
- Да, в конце концов в Аллигране настали иные времена. Людей стало гораздо больше, и они стали гораздо… умнее. А амадэи либо остались прежними, либо изменились не в лучшую сторону. В конце концов, они были людьми когда-то… И со временем их души заполнили людские, мелочные и низменные страсти. Приговоры стали выноситься порой не столь суровыми, наказание следовало не всегда, да и… амадэев куда больше, чем следовало, начал беспокоить презренный металл. А потом наступил конец тысячелетия, и настало Тёмное Время, и Ликбер Великий воззвал к людям, дабы свергли они погрязших в низменности амадэев и избрали себе Короля, как гномы и альвы. И народ, послушный воле того, кого они считали новым Чудотворцем, сверг прежних властителей, - Алексас поднял глаза, глядя на искрящиеся цветы фейерверков. – О, конечно же, амадэи сопротивлялись, но… как можно удерживать власть, когда против тебя вся страна? А кто-то и не сопротивлялся даже, понимая, что заслужил кары… Кто мог – сбежал. Как и где спрятались амадэи, неизвестно, - может, у тех же альвов или гномов, - но им это удалось. А люди избрали себе Короля, а Король избрал князей, а князья избрали герцогов, и Аллигран стал Королевством с той системой правления, которая и сохранилась до наших дней. Новоявленный Король велел подвергнуть забвению сами имена амадэев, даже летописи сжёг – но никто не сомневался, что летописи эти были просто утрачены. В том кошмаре, что в Тёмное Время творился, немудрено… А зачем уничтожил, понятно: дабы не было у потомков причин роптать против королевской власти. Ведь роптать против привычного и устоявшегося куда сложнее, чем против новоявленного. Собственно, на этом всём и основана легенда его нынешнего лиходейского величества: что якобы первым Королём был именно его, Шейлиреара Дарфула, далёкий предок, а Бьорки хитро его устранили и заняли освобождённый престол. И не проверишь ведь никак – летописей-то нет. Разве только к альвам обращаться, да они разве ж в свою Библиотеку, святая святых, пустят? Людям в их леса путь заказан…
Вздохнув, он опустил глаза на Ташу:
- Так или иначе, очень скоро после свержения амадэи стали лишь легендой. Потом и легенда забылась, и остались амадэи лишь в памяти альвов, которые видели их своими глазами, да в их летописях, до которых не смогли дотянуться руки людского Короля… Впрочем, что я говорю? Как выяснилось, не только. И некоторые из оставшихся живут и здравствуют… и даже не особо скрываются. Ведь люди даже не подозревают, с кем имеют дело. Может, альвы, которые знают и помнят, подозревают… а, может, иные амадэи до сих пор скрываются в их лесах. Но альвам нет никакого резона открывать Королю глаза на то, что персонажи легенд давно минувших дней и преданий старины глубокой разгуливают среди его народа.
- А вы-то откуда знаете?
- Мне как раз посчастливилось быть весьма близко знакомым с одним из Перворожденных. Он давно покинул родные леса и родной Атталиэн, стольный град альвов среди озера Ламанмир – но не нужно быть там, чтобы помнить предания, передававшиеся от отца к сыну, а от него к внуку, а от него к правнуку… Он рассказал нам с Джеми многое. Столь многое, что мы узнали, кто такой Арон Кармайкл, стоило ему увидеть в нашей голове нас обоих. Никто из магов-телепатов, даже самых могущественных, на это не способен. Только амадэй. Только Зрящий.
Таша смотрела куда-то на свои ладони, сами собой стиснувшиеся в кулаки.
- Почему вы не сказали мне… сразу?
- Потому что думал, что вы знаете, - Алексас досадливо скрестил руки на груди. – Я же думал, вы его дочь. И, если честно, наличие дочери… даже дочерей – у амадэя, не имеющего права привязываться ни к одному живому существу, меня удивило несказанно. С другой стороны, подумал я – раз он больше не Судья, то, быть может, уже и имеет? А потом выяснилось, что дочь вы ему всего несколько дней… впрочем, какая разница, сколько. Я бы не рассказал вам этого, если бы не заметил одной-единственной вещи.
- Какой же?
- Что вы думаете, что любите его. Вот только, похоже, сами не знаете: думаете или действительно любите, - взгляд тёмных глаз был непривычно мягок. – Быть может, это поможет вам понять. И… он Бессмертный, Таша. Истинный Бессмертный. А у таких весьма странные взгляды на мир и странные моральные принципы. Нам недоступные и непостижимые. Может, он и не считает неправильным ведение какой-то своей игры, которой ни мне, ни вам не дано понять…
Светлая макушка опустилась ещё ниже.
В долгой тишине отзвуки празднества были единственным, что звучало на крыше тёмной башни. Потом Ташина рука, чуть подрагивая, поднялась выше, коснувшись золотой цепочки.
- Быть может, - прошепталось одними губами, - как раз и дано…
Когда Таша подняла голову, глаза её были стальными. Сталь – сверкающая, жёсткая, сплошная. Непроницаемая.
Тихо и очень, очень спокойно она сказала Алексасу, что надо делать.
- Вам что-то неясно? – добавила Таша, заметив непонимание в его расширившихся глазах.
- Нет, но…
- В таком случае, Алексас Семпер, вы намерены ослушаться приказа своей королевы? – тихий высокий голос резанул льдом почти ощутимо.
Алексас опустил глаза, склонив голову, поднял футляр со скрипкой и безмолвно направился к лестнице. Таша не смотрела ему вслед, но, казалось, слушала эхо его шагов. Стоя у края ночной высоты, глядя прямо вперёд, на теряющийся в ночи горизонт. Где-то под ней радостно кричали и гудели люди – а перед ней тихо серебрились звёзды, мерцали волшебные огни, сыпали искры фейерверки, расцветая в океане небесной черноты, бросая цветные отблески на её лицо…
Таша отвернулась от света. Неслышно ступая босыми ногами по камню, подошла к люку и тенью скользнула в лестничную тьму.

В библиотеке было тихо. Здесь всегда было тихо. Казалось, сами бесконечные стеллажи и ровные ряды старинных фолиантов веяли тишиной и покоем. Сюда не доносились отзвуки людской жизни. Здесь не было людской суеты. Библиотека жила своей, спокойной, неторопливой и размеренной жизнью бессмертных чернильных строк.
В библиотеке жил запах пыли, вечности и старых книг. Воздух здесь был особым: сухим и тягучим. Иногда в него чуть примешивали свежесть порывы ветра из нежданно распахнувшегося окна или сквозняк, проникший сквозь приоткрытую дверь – но очень, очень редко.
Библиотека тонула во тьме. Здесь никогда не бывало светло: даже в самый погожий день солнечные лучи мягко просеивались сквозь высокие окна, не разгоняя сумрака. Сейчас лучи были лунными, и медленно танцующая в них книжная пыль казалась серебристой.
У одного из окон стоял письменный стол. Сидевший за ним мужчина сидел, подперев голову рукой, листая покоившийся на столешнице ветхий книжный том. Взгляд его бегло скользил по строкам – но порой вдруг надолго застывал на каком-то простом, ничего не значащем слове. Задумчиво, закрыто, тускло…
- Знаешь, - слово тихо звякнуло осколком металла, - а ты совсем не похож на бессмертного. Если не знать, и не подумаешь ведь…
Чуть вздрогнув, он обернулся.
Та, что вышла из тени в лунный свет, скользя кончиками пальцев по корешкам книг, была сама похожа на тень. Или призрака. Чернота платья сливалась с ночной тьмой, кожа казалась белее снега.
Лица обоих сейчас были масками. Застывшими, непроницаемыми.
Молчание длилось долго.
- Бессмертные существуют с начала времён, - его голос звучал ровно. – И в жизни каждого из нас наступает момент, когда начинаешь осознавать, что ты живёшь уже слишком долго, а тебе предстоит жить ещё столько же, и столько же, и ещё трижды столько же… Мир вокруг меняется, ты – нет. Ты смотришь, как сменяются поколения, ты наблюдаешь, как обращается в прах когда-то казавшееся незыблемым, ты видишь, как исчезают в смертной тени все, кого ты когда-то знал. Ты успеваешь увидеть всё, что хотел увидеть, а мир из века в век бежит по накатанному кругу, повторяя всё, как встарь, складывая одни и те же судьбы, одни и те же случаи, до жестокой насмешки, до дурной бесконечности… Осознание это становится для тебя невыносимым. И тогда ты можешь сделать лишь одно: забыть, как давно существуешь на этом свете. Забвение того, что мешает жить – единственный способ выдержать бессмертие.
- Вот как. Любопытно, - она прислонилась плечом к одному из дубовых стеллажей. – А где же твой Воин?
- Мы кое-что не поделили. В итоге эта вещь не досталась никому, а наша жизнь превратилась в сплошное сведение счётов.
- Понятно.
Мягко хлопнула закрывшаяся книга:
- Таша, ты понимаешь, что я не мог всего этого сказать?
- Почему?
Вопрос прозвучал без гнева, без упрёка, без любопытства. Равнодушно. Просто одно короткое слово.
- Если бы ты знала, то не смогла бы относиться ко мне, как к… человеку. Знание того, кто ты и кто я, встало бы между нами непреодолимым препятствием.
- Да. Ты просто забыл о том, что всё тайное рано или поздно становится явным. И рано или поздно препятствием между нами встанет твоя ложь.
- Я никогда не лгал тебе, Таша.
- Иные недоговорки куда лживее любой лжи. Особенно по отношению к тому, кого вроде бы любишь, - она всматривалась в его глаза. – Кто я для тебя, Арон?
Он ответил не сразу:
- Дочь, которой у меня никогда не было.
- Дочерям обычно доверяют, - мягко поправила она. – Дочерям сообщают, кто их отцы. А вот развлечению… девочке, с которой не скучно, игрушке…
- Таша, не надо.
- Но ведь это правда… Разве не так? – её губы растянулись в лёгкой улыбке. – Мне ведь ничего никогда не говорят – просто ведут за собой… Впрочем, оно и верно. Кто ты и кто я, говоришь? Да, ты прав. Ты амадэй. Ты Зрящий. Ты – Свет. Ты – абсолютная справедливость, избранный Богиней, король в изгнании. Бессмертный, мудрый, великий, почти святой. А я… всего лишь глупая, глупая, глупая девочка…
- Не смей! – в её взгляде мелькнуло удивление, когда с его губ сорвался крик. – Не смей, никогда не смей говорить это! Ты – солнце, ты – счастье, ты – истинный свет… и я полюбил тебя, Таша. Я правда тебя полюбил, - он встал, шагнув к ней. – Я столько пробыл на этом свете, что почти забыл, что такое жизнь. Ты напомнила мне об этом. Я смотрел на тебя и видел всё то прекрасное, чем должен жить человек. Я видел, что маленькая девочка может быть сильнее всех сил мрака, я видел, что…
- Он твой Воин. Тот, кто убил маму. Тот, кто сделал всё это с нами… со мной и с Лив.
Слова прозвучали тихо, но чётко и ясно. Остро, как лезвия ножей.
Он запнулся и вздрогнул, словно от пощёчины.
И это выдало его с головой.
Минутная тишина.
Она смотрела прямо на него, и лицо её оставалось бесстрастным.
- Как ты смеешь, - наконец едва слышно сказала она, - как ты смеешь говорить мне, что любишь, когда я для тебя – просто ещё одно очко в сведении счёта? Ты знал, ты с самого начала знал… Ты и помог мне поэтому: потому что увидел в моих воспоминаниях его.
Он не стал отрицать.
- Ты такой же, как он. Нет, ты хуже. Ты гораздо хуже. Он действительно никогда не притворялся тем, кем не является… да, я ненавижу его. Но тебя – презираю.
Он не сказал ни слова.
- Почему ты молчишь, Арон? А как же слова о том, что ты мне не лгал?
- Всё не так, Таша, - тихо сказал он. – Всё не так, как ты думаешь.
- А как же? Любовь с первого взгляда? И никаких личных причин?
- Нет, не с первого. Но любовь сама по себе – достаточно личная причина.
- Ты меня полюбил. Полюбил – потом. Я ведь помню…
Она отступила на шаг назад, во тьму:
- Я верила тебе, но теперь не знаю, была ли это моя вера. Я любила тебя, но теперь не знаю, была ли это моя любовь. И я думала, что ты любишь меня, потому что ты так говорил, и я знала, что мне ты никогда не солжёшь… но теперь я не знаю даже этого. Теперь, когда я знаю, кто ты на самом деле – я не знаю, кто ты для меня.
- Всё, что я делал с тех пор, как мы встретились, я делал ради тебя. Всё, что я совершил, я совершил ради твоей защиты.
- Я хотела бы тебе верить. Но не могу.
- Послушай сердце. Оно тебя не обманет.
Она не отводила взгляд.
Минута.
Другая.
- Что ж, как скажешь.
Повернулась и побежала во мрак.
- Таша, нет, СТОЙ!
Он рванул следом, выскочил из библиотеки, и сотня коридоров и сотня анфилад разбили его крик сотней отзвуков – но её уже не было видно.
Таша бежала вниз, вниз, вниз, босиком по холодным камням, перескакивая через ступени сквозной винтовой лестницы. Бежала так быстро, словно убегая от самой себя – так быстро, что встречный ветер сушил жгучие слёзы на её щеках.

Он мягко, как кошачьей лапкой опустил зеркальце на стол. Поднялся, шелестнув шёлком. Оставляя за спиной извивающиеся отблески огня, направился вглубь комнаты.
- Значит, пора, хозяин?
- Да, Альдрем, - он опустился на жёсткую кушетку. – Пора. Маски сброшены.
- Итог подведётся этой ночью?
- Промежуточный, - он откинул голову на подушку. – Но тем не менее.
- Значит, вот и всё… - Альдрем, казалось, никак не мог поверить своим словам. С усилием скривил губы в улыбке. – Надеюсь, мы будем праздновать полное торжество…
- Полное торжество выпадает крайне редко. Торжество, знаешь ли, часто ходит рука об руку с моральным поражением, - он чуть улыбнулся. – Младшенький меня не подвёл: только благодаря ему моя девочка жива, цела и невредима… впрочем, в нём я всегда уверен, как в самом себе.
- Но вот её душевный настрой уже целиком и полностью ваша заслуга.
- Что верно, то верно. И он то, что надо.
Он потянулся в предвкушении. Даже, пожалуй, в довольстве.
Игра на нервах требует очень большого мастерства. И когда подходят решающие ходы – настроены нервные струны должны быть очень точно.
Что ж, пока тончайшая стройная схема не дала ни единого сбоя. Люди… они так… предсказуемы. И братишку он знает гораздо, гораздо лучше, чем тот думает. Он действительно уверен в нём, как в самом себе – потому что за его ещё не принятые решения может поручиться, как за свои собственные. Точно зная, как и когда они будут приняты.
Младшенький всегда мечтал о стратегическом и логическом мышлении. Его всегда восхищала способность выстраивать грандиозные алгоритмы и невероятные последовательности, чистые, ясные, бесстрастные, как ледяной хрусталь. И дающие сбои один раз на миллион.
Но этот один раз всегда выпадает так невовремя…
- Пожелай мне удачи, Альдрем. Мне предстоит ответственное мероприятие.
Остаётся только надеяться, что сегодня его день. Или хотя бы не их.
- Удачи, хозяин.
Он скрестил руки на груди и закрыл глаза.
Пришла пора отправиться в далёкие края.
И проснуться.

@темы: Рианнон, Та, что гуляет сама по себе

---

[Rhiannon]

Глава пятнадцатая
Тётушка Лео из Заречной

Особняк спал.
В просторной комнате на одном из верхних этажей царила идиллическая тишина – её нарушало лишь мерное дыхание спящей хозяйки. Темнота тихо отливала разноцветьем: лунный свет искал лазейки сквозь витражное окно. Впрочем, не только он.
Надкроватный полог беспокойно шелохнулся. Пёстрые пятна лунно-витражного света дрогнули, уплывая в сторону, уступая место пролившемуся на ковёр чистому серебристому сиянию – следом за которым в комнату легко и неслышно скользнула чёрная тень.
Тень застыла у щели приоткрытого окна, и к мирным вдохам спящей девушки примешался другой вдох – осторожный, чуть свистящий… принюхивающийся?
А потом шелестящий шёпот неясного наговора потревожил тишину, и тень, - беззвучно и плавно, очень убедительно изображая просто беспокойный сгусток темноты, - двинулась к кровати. Застыла подле, раздвинула складки балдахина, нагнулась и…
…оттащилась от кровати рукой, соткавшейся вдруг из воздуха.
- А я думаю, не стоит этого делать… Камилла, - добавил Арон, проявляясь из ниоткуда, сталью сжимая пальцы на тонкой девичьей кисти.
Девушка обернулась. С бледного личика в обрамлении обсидиановых волос на дэя смотрели тёмные, большие, безмерно удивлённые глаза: застигнутая охотником врасплох лань, да и только.
- Попалась, которая кусалась, - мрачно изрёк Джеми из-за дэйской спины, многозначительно поигрывая кьором. Кольцо у него на пальце полыхало зловещим багрянцем. – Ну, сразу сознаешься-сдашься, госпожа герцогиня, или по-плохому дело решать будем?
Пару мгновений Камилла просто переводила взгляд с одного на другого, а затем заговорила – голосом чистым и нежным, как колокольчик из ледяного хрусталя:
- Я не понимаю, о чём вы… Что вы делаете в комнате моей племянницы? И кто… Ах, вы, наверное, отец Кармайкл? Вас легко узнать, хотя молва не передаёт и половины вашего истинного величия… А кто этот молодой человек? Верно, это ваш сын… Воистину достойный юноша. Впрочем, с таким отцом оно и немудрено.
Каждый звук веял мягко-вкрадчивым очарованием, как веет сладким ароматом надушенный платок. Понимание смысла произнесённых слов мгновенно ускользало куда-то, терялось и таяло – оставляя лишь чувство странного упоительного восторга.
- Я сожалею, что не смогла лично встретить вас, но мой муж такой страстный охотник, а в лесу объявился какой-то исключительных размеров кабан. Он не смог отказать себе в удовольствии столь славной охоты, и увёз меня с собой… но судьбе всё-таки угодно было, чтобы мы с вами встретились.
Странно, но даже во взятой паузе слышался шёпот… ворожащие отзвуки, музыка её голоса, остававшаяся в сознании, эхо, слышащееся ещё долго после того, как было произнесено последнее слово. Как чарующий напев, звучащий в памяти, хотя музыкант давно уже взял последний звук.
- Что вы делаете в комнате Лавиэлль… ночью?
Джеми не сразу осознал, что кьор бессильно притух в его руке – но куда больше его сейчас волновало то, что после волшебного голоса Камиллы его собственная речь казалась карканьем простуженного ворона.
- Я надеюсь, вы не забыли, что это, как-никак, мой особняк? – она переводила взгляд с истуканчиком застывшего мальчишки на Арона: сжимая запястье герцогини в своих пальцах, дэй как-то странно улыбался. – Хозяйка в своих владениях имеет право быть где хочет и когда хочет, не считаете?
- Но…
- Вот что вы здесь делаете, это вопрос. Хотя… забудем. Я так рада вас видеть, что даже не потребую от вас объяснений. Это не суть важно, в конце концов, не правда ли?
И отзвуки её голоса объясняли, уговаривали, нашептывали…
- Давайте просто покинем комнату моей племянницы и пройдёмся по саду. В лунном свете он ещё красивее, чем днём. Наконец поговорим всласть… - Камилла изогнула губы в ласковой улыбке. – Как вам моё предложение?
Чёрный бархат отделанного кружевом платья и тяжёлого плаща как нельзя лучше подчёркивал жемчужную белизну её кожи. В лунном свете герцогиня казалась выточенной из мрамора: волшебная работа каменных дел мастеров, ожившая безупречность, воплощение Богини. Один её взгляд уносил тебя куда-то в тёплых волнах блаженства: ободряюще-лукавый, многообещающий взгляд необыкновенных тёмных глаз…
Необыкновенных. Не формой. Не цветом. А… именно – взглядом. Он чаровал, он обещал, но где-то очень, очень глубоко было в нём нетерпение и… отчаяние?
Слишком приятный, слишком настойчивый, слишком…
Голодный.
- Так ты ещё и ворожить умеешь, святоша? – голос Камиллы скрежетнул холодом.
- Вам можно, герцогиня, а мне нельзя? – улыбка не сходила с губ Арона: жёсткая улыбка-насмешка. – Это не ворожба. Но и вам заворожить этого мальчика я не позволю… А вот такое намерение уже невежливо, - он даже тон не изменил – но прянувшая было вперёд девушка отшатнулась, будто от пощёчины. – Законы гостеприимства вменяют хозяевам не вредить гостям, а вы пока ещё хозяйка… пока. Нет, и сбежать не пробуйте. Я вас не отпускал.
Мертвенно бледная, с залегшей на лице тенью бессильного бешенства, она хотела бы вырваться, хотела бы напасть, хотела бы убить – и не могла. Стояла под этой насмешкой и смехом серых глаз, как загнанная волчица, и ярость искажала её лицо с безжалостностью кривого зеркала.
- Как вы смогли спрятаться? – прошипела Камилла. – Я не могла не услышать вас, не почуять…
- По счастью, в арсенале колдунов есть заклятия, позволяющие при желании скрыться даже от вампиров.
Дверь шатнулась на петлях.
- Лавиэлль, что случилось? Я услышал… - Леогран, в мятой рубашке и наспех натянутых штанах, застыл на пороге. – Тётя? Джеми? Что… что здесь происходит, святой отец?
- Леогран, помоги! Он…
- Спокойно, - тихий голос дэя заставил встрепенувшуюся было Камиллу вновь застыть мраморным изваянием. – Ну что, герцогиня, поведаете юному Леограну, как было дело, или мне рассказать самому?
Она молчала. Но если бы одним желанием можно было испепелять – под взглядом её тёмных глаз с проступившим где-то в глуби кровавым багрянцем Арон давно бы осыпался кучкой пепла.
- Ладно, - его улыбка стала ещё шире. – Я вас понял. Как пожелаете.

…она замерла напротив большого зеркала в резной деревянной раме. Пришлось долго петлять по коридорам, чтобы его найти, но теперь она здесь.
Девушка взглянула на своё отражение. Нет, просто – на отражение. Ведь зеркала, а тем более волшебные, всегда отказывались играть по общепринятым правилам. Они показывали не то, что видели все. Они показывали суть.
Светловолосая девушка коснулась барельефных деревянных ирисов на раме, сдвинула их чуть вбок и протянула свою ладонь навстречу другой ладони – которую тянула к ней из-за серебристой зеркальной грани синеглазая русоволосая женщина.
Их пальцы почти встретились, разделённые лишь тонким стеклом; а затем стекло дрогнуло, продавилось, пошло рябью, и вдруг одна рука оказалась продолжением другой…
Спустя пару мгновений в зеркале уже рябился опустевший коридор.

- Итак, Камилла Норман, в девичестве Дориэл, - с безжалостной улыбкой сказал Арон. – Конечно же, никакая вы не дочь лесничего, а родом вы из Непракила. И герцога вы впервые встретили вовсе не в лесу и не четыре года назад, а в Арпагене, за год до смерти его жены. Собственно, вы бы предпочли… нет, вы настаивали, чтобы смерть эта случилась гораздо раньше – но даже чары вампира не могли заставить Оррака убить любимую жену. Поэтому вы предпочли взять это дело в свои руки и наняли убийцу. Поскольку лишние разговоры вам были не нужны, вы предпочли подождать лишний год, прежде чем «встретить» Оррака официально – но, конечно же, в Броселиан вы перебрались одновременно с ним: вам нужно было часто видеть герцога, чтобы чары не развеялись. Впрочем, Оррак по вашему же наущению страстно полюбил охоту, а встречаться в лесу труда не составляло… Но, даже попав в замок, вы вновь предпочли потерять время, чтобы обезопасить себя. Потому и выжидали целых два года, прежде чем начать убивать свою новую семью.
Камилла хранила молчание. Леогран ухватился за дверной проём, чтобы не упасть: в зелени широко распахнутых глаз плескался ужас.
- Конечно же, первым следовало устранить Валдора. Он с самого начала отнёсся к вам крайне настороженно – хотя бы потому, что искренне любил Раксану, и не мог смириться с мыслью, что кто-то занял её место… тем более так быстро… тем более такая настораживающая особа, как вы. Способ убийства выбрали элементарный – яд. «Поцелуй Смерти», кажется? Да, вижу. Что ж, отличный выбор: ни вкуса, ни запаха, никаких побочных действий вроде судорог, тошноты или просто плохого самочувствия, а через два часа после приёма – спазм сердечной мышцы. На тот свет отправляешься с улыбкой на лице. Яд дорогой и сложный, его недаром называют «ядом королей», но в ваших руках были все оправдывающие цель средства. Ну, а после не стоило труда сживить со свету Диаманду, за пару месяцев обескровив безутешную вдову. Эта кончина даже не удивила никого: ясное дело, сгорела от горя… А следом, выждав для приличия год с лишним, вы проверенным методом взялись за Лавиэлль. Следующим был бы Леогран, а там и Оррак недолго бы задержался на этом свете. Герцог жил бы ровно до того момента, пока всё имущество Норманов не перешло бы законным образом к нему, как к младшему брату… чтобы потом быть унаследованным его вдовой. Конечно, вы не смогли бы убить всех за считанные месяцы. Нет, это заняло бы ещё не один год, но ждать вы умеете. Да и время для вас не имеет особого значения… а конечная цель оправдывала ожидание.
Дэй сделал паузу: ни то дать Камилле последнюю возможность сознаться, ни то для пущего эффекта следующего заключения.
- Но все многолетние старания пошли прахом, - наконец молвил он, - из-за бесплотного призрака несчастной Раксаны, не знавшей покоя и не дававшей его вам. В итоге вы не смогли побороть в себе желание избавиться от него, вызвав меня. А, подозревая, что слухи о том, будто я людей насквозь вижу, небезосновательны и не так уж фантастичны, предпочли спрятать себя и Оррака подальше на те два дня, пока я здесь. Но вот беда, недооценили, что, помимо способности видеть людей насквозь, я умею ещё и думать. Загадочная история дочери лесничего насторожила меня сразу, а потому я взял на себя смелость попросить Джеми открыть зачарованный замок в покои Лавиэлль (да, я это сделал, Леогран, без вашего ведома и позволения, потому что вы бы мне этого позволения не дали) и побыть здесь. Если бы вы не явились, пока мы не покинули замок – мы бы тайно проникли в него следующей ночью, и позаследующей, и так до тех пор, пока не застали бы на месте преступления того, кто с кровью высасывал жизнь из её юной светлости.
Джеми скромно кивнул : так, мол, всё оно и было. На Камиллу он не смотрел – а, впрочем, всё очарование с неё слетело, как маска из тумана на ветру. Леогран переводил ошалелый взгляд с герцогини на мальчишку, с него – на дэя, с Арона – обратно на девушку.
- И теперь у меня есть к госпоже герцогине лишь один вопрос, - Арон вскинул голову, взглянув на Камиллу сверху вниз. – Есть ли вам что сказать в своё оправдание?
Для полного соответствия образу не хватало лишь напудренного парика и молотка в руках.
Пару секунд Камилла молча смотрела на него – а затем растянула губы в хищной клыкастой улыбке.
- Вывел ты меня на чистую воду, святоша, - прошипела вампирша, - разоблачил. Похвально. А я тебе вот что скажу: убьёшь меня – за этими детьми придёт кто-нибудь другой. И тебя не будет рядом, а никто другой их не защитит, потому что они останутся одни. Потому что в одном из коридоров я заметила кое-кого… Одна глупая девочка решила поговорить с призраком. А ему только того и надо: ему нужно тело, потому что своими призрачными ручками он не сможет отомстить так, как хочет… и кому хочет.
Она шагнула к дэю, который смотрел на неё пристально, очень пристально – уже без улыбки. Привстала на цыпочки так, чтобы его глаза оказались прямо напротив:
- Не могу не признать, что ты поразительно догадлив, - нараспев произнесла Камилла, - но вот на понимание женщин, как видно, твоей догадливости не хватает. Ты думал, что, наказав меня, удовлетворишь желание Раксаны и освободишь её? Что ж, то, что ею движут чувства преданной женщины, ты прав… но, в конце концов, она же не знает всего того, что знаешь ты. Она даже не знает, кто я. Она не видела, кто убил Валдора и Диаманду. Она видела лишь то, что любимый муж сразу же после её кончины нашёл утешение в объятиях другой…
Она подалась вперёд, и, почти касаясь дыханием его лица, тягуче прошептала:
- А теперь подумай своими догадливыми святыми мозгами, Арон Кармайкл: кому в данной ситуации захочет отомстить Раксана Норман?

Охотничий домик терялся среди вековых сосен. Ночь окутывала его тихой тьмой скрывших луну облаков – пока одно из окон не озарилось вдруг изнутри бледной вспышкой, на пару мгновений померкшей, а затем обратившейся ровным свечным огоньком.
Герцог задул спичку и, взяв в руки бронзовый чашевидный подсвечник, оглядел полутёмную комнатку. Отражение в большом зеркале, висевшем за спиной, огляделось вместе с ним.
Он проснулся не так давно и, проснувшись, какое-то время лежал с открытыми глазами, пытаясь понять, что его разбудило. Привычное было на месте, непривычного не прибавилось. Лес безмолвствовал. В комнате не было посторонних. Жена не шумела за соседней стеной. Но что-то было не так.
Что-то послужило побудкой. Что-то… изменилось.
- Оррак…
- Кто здесь? – он резко обернулся, подняв свечу выше.
Никого. Ничего.
- Оррак…
Герцог вздрогнул, будто от порыва ледяного ветра. Пламя заплясало в его руке.
- Оррак!
За спиной чёрной дырой молчала пугающая пустота.
Медленно, медленно он обернулся к зеркалу, и отражение – которое было уже не его – чуть прищурило колкие синие глаза.
- Ты скучал по мне, любимый?
Огонёк свечи захлебнулся в лужице воска, плеснувшейся из подсвечника.

- Ну и? – Камилла с любопытством склонила голову набок. – Что дальше ты собираешься делать? Быстро убьёшь меня, чтобы попытаться спасти моего драгоценного муженька из смертельной хватки его бывшей?
С любопытством. И без малейшего страха.
Арон, не отстраняясь, смотрел в её глаза. Лицо дэя было непроницаемо.
- Нет, герцогиня, - тихо проговорил он, чеканя каждое слово, крепче сжав что-то в пальцах опущенной левой руки. – Судить мне дано, карать – но не казнить. Я вас не убью. Наказание для вас будет другим. И, возможно, кого-то оно убережёт от ваших лиходейств.
Он вскинул руку.
В следующий миг лба Камиллы коснулся серебряный крест.
- Нет, не надо, НЕТ!!! – серебро обожгло нежную кожу, как раскалённое железо. Она рванулась, крича пронзительно и отчаянно, срываясь на визг – бесполезно: стальной взгляд и железная хватка дэя были сильнее. Бесстрастно и безразлично он прижимал крест к её лбу, пока ноги девушки не подкосились и она не рухнула на пол, опустив голову, закрыв лицо волной обсидиановых волос, страшно, глухо рыдая. Тогда Арон кинул крест на пол, чуть нагнулся и, двумя пальцами взяв девушку за подбородок, заставил её вскинуть голову.
Даже Джеми судорожно выдохнул, когда увидел багряный крест, клеймом выженный на мраморной коже.
- Камилла Норман, в девичестве Дориэл: вы будете носить это клеймо до скончания дней своих, - выпрямившись, свысока, размеренно и ровно проговорил дэй, глядя Камилле в глаза. – Вы немедленно покинете Пвилл, чтобы никогда больше не вернуться сюда, и никогда больше не причините какого-либо вреда ни одному члену семьи Норманов. Таков приговор мой, Аронделя Патрика Кармайкла, справедливым судом за ваше содеянное зло и лиходейные помыслы. Ибо я есть справедливость. Ибо слово моё – закон.
Содрогаясь всем телом, всхлипывая, глотая слёзы, Камилла метнулась к окну и – прыгнула. Когда Джеми и Леогран, одновременно кинувшиеся следом, толкаясь, шире распахнули витражные створки и высунулись наружу – девушка бархатной погибелью скользила по воздуху, к затянувшей небо облачной черноте, прочь от особняка. Плащ летел за ней по ветру гигантскими крыльями.
- Свят, свят, - прошептал Леогран, судорожно крестясь, - Богиня, как же…
- Леогран!
На повелительный оклик Арона юный герцог обернулся так быстро, что рыжие волосы всплеснулись волной.
- Где зеркало, которое выводит из замка в охотничий домик?
Леогран изумлённо моргнул:
- Откуда вы…
- Нет времени на объяснения. Ведите нас к нему.
Леогран, судорожно сглотнув, покосился на спящую сестру:
- Почему Эль не…
- Её не разбудить до самого утра. Вампирьи чары, - дэй резко шагнул к нему. – Леогран, либо вы немедля ведёте нас к зеркалу, либо в скором времени вам с Лавиэлль придётся открывать двери фамильного склепа Норманов.
Юноша опрометью метнулся к двери.

Мелкими шажками, будто при каждом шаге прилипая ступнями к половицам, герцог приближался к зеркалу. С пустым и кротким взглядом завороженного удавом кролика, с плещущимся где-то глубоко-глубоко, на самом дне зрачков страхом.
Он замер перед самым серебристым стеклом, глядя в сапфирные глаза. Когда-то они были мягкой сумеречной синевы, а сейчас – её глаза светились в темноте…
Неотражённое отражение Раксаны Норман блаженно улыбнулось.
А потом появившиеся из зеркальной рамы руки заключили Оррака в свои объятия.
- Ракс…
Крик оборвался.
В колеблющейся серебряной глади темнела опустевшая комната.

- А что за зеркало? – пропыхтел Джеми, стараясь угнаться за дэем: тот вроде бы и не бежал, а просто быстро шёл, однако ничуть не отставал от сломя голову несущегося Леограна и на стабильный шаг опережал выбивающегося из сил Джеми.
- Чёрный ход.
- А, такой же, как…
- Да, такой же, как был в штаб-квартире Дир Жураг Нара.
Джеми покосился на дэя:
- Не знал, что у вас крест из гномьего серебра…
- Это не гномье серебро.
- Не гномье? Но… как?! Обычное серебро же вампирам не причиняет вреда!
- А я заставил её поверить в иное. В сущности, просто вернул её сознание в те старые добрые времена, когда вампиры не могли переступать пороги без приглашения, боялись святой воды и чеснока… и самого обычного серебра. На нижнюю ступень развития, так сказать.
Джеми, нервно сглотнув, издал некое науке неизвестное междометие.
- Оно активировано, - почти врезавшись в зеркальную раму со сдвинутыми барельефами, Леогран попытался отдышаться, - совсем недавно.
- Тогда времени терять не стоит.
Дэй, казалось, даже шаг не замедлил: как шёл по коридору, так и шагнул в зеркало, словно в открытую дверь. Спустя миг, коротко глотнув губами воздух, за ним последовал Леогран. Джеми, не затягивая, шагнул следом и, за пару шагов преодолев холодную, безвоздушную, будто водяную завесу, очутился в тёплом сухом мраке. Впрочем, осторожно вдохнуть он осмелился лишь тогда, когда услышал оклик дэя – а, поняв, что оклик состоит из слов «Джеми, свет!», вдохнул поглубже и не замедлил щёлкнуть пальцами.
Язычок пламени на его ладони озарил невысокие своды каменного тунелля. Правда, выглядел камень как-то странно: идеально чёрный, ровный и гладкий, но не освещающийся и ничего не отражающий. Будто кто-то решил вылепить из завесы мрака мраморные стены, но ни разу сам этот камень не видел, а потому забыл добавить несколько важных достоверных деталей. В итоге туннель чудился разросшимся рисунком из детской книжки.
Позади мерцала зыбким текучим перламутром зеркальная завеса. Точно такая же угадывалась впереди, аршинах в тридцати от того места, где стоял Джеми – и отчётливой тенью на её фоне выделялась фигурка, замершая у самой грани.
- Таша!
- Это не Таша.
В мгновения преодолев разделяющее две завесы расстояние, Арон резко толкнул в спину девушку – вытянутыми руками сосредоточенно удерживавшую что-то в перламутровом мерцании.

Некоторое время серебристая гладь отражала лишь темноту пустой комнаты, волнующуюся в беспокойных кругах, которые то и дело пробегали по зеркалу. Будто там, под ней, был кто-то, кто рвался наружу.
А потом из зеркала на деревянный пол выпала светловолосая девушка, герцог, пьющий воздух судорожно и жадно, как путник, наткнувшийся на оазис после двухмесячной затерянности в пустыне – и дэй, который вскочил как раз вовремя, чтобы успеть сгрести в охапку не-Ташу, рванувшую к скрючившемуся на полу Орраку.
- Раксана, ваш муж пал жертвой вампирьих чар, - Арон всматривался в светящиеся глаза девушки, обернувшейся через плечо. – Он любил вас и любит до сих пор. Он любил вас так, что сопротивлялся Камилле, сколько мог, но очарование вампира издавна брало верх над самой сильной волей. Не вините его… а та, кого следует винить, уже поплатилась за свои преступления.
Джеми и Леогран, выпрыгнувшие из зеркала за миг до того, изумлённо смотрели, как она смеётся: горько, зло и неизбывно печально. Голосом Таши, улыбкой Таши – которые были Ташиными и одновременно иными.
- Напрасно стараетесь, святой отец, - мотнула головой Раксана. – Я видела достаточно. Я слишком долго ждала, чтобы сейчас вы несколькими словами заставили меня свернуть. Отпустите меня и дайте сделать, что хочу. Иначе я так и не обрету покоя… а вы не обретёте вновь свою дочь.
- Ошибаетесь.
- Нет. Она сама впустила меня. Она сама уступила мне место. Всё законно. И я не уйду, пока не сделаю того, ради чего осталась.
- Уйдёте, - он не грозил, не предупреждал: он констатировал факт. – А если не сможете сами, я вас отпущу.
- Вернее сказать, прогоните?
- Отпущу, - повторил дэй, разжав руки. Взял лицо ни то не собирающейся, ни то не способной убегать девушки в свои ладони и заговорил тихо и певуче: голос его звучал мягко, и, хоть слова были неведомы никому из присутствующих, звучание их казалось близким и приятным каждому, как шелест листвы на рассветном ветру.
Это было похоже на музыку, звучащую в голосах вампиров… и бесконечно непохоже. Его голос не настаивал, не пробивался, не ломал стены разума – он звал за собой, будто открывая запертые двери, будто указывая путь в неведомые желанные дали. Голос, не становясь громче, рос и креп: казалось, он заполнил и переполнил маленькую комнатку, занял всё пространство меж землёй и облаками, повисшими над лесом – и неуверенный лунный свет пробился сквозь лёгкую рябь, пробежавшую по тучам от волн мелодики.
Позже Джеми и сам не мог понять, что заставило его обернуться. Странное ощущение: будто шепнул кто или за рукав дёрнул…
Но, так или иначе, он обернулся – на зеркало, невольно взглянув на комнату за серебристой гранью.
И на какой-то миг увидел…
…исчез куда-то мужчина в фортэнье, растворилась чернота его одежд, уступив место абсолютной белизне. И человек в белом стоял, излучая спокойное сияние, и свет, исходивший от его рук и лица, озарял тёмную комнату…
- Силой души своей, властью, данной мне, словом, что произнесено было до начала времён – я освобождаю тебя, - в наплыве сияющих звуков Джеми вдруг различил знакомый голос. – Иди и будь свободна!
Приблизив лицо, шепнул ей что-то на ухо одними губами, отпустил…
…и отстранился – человеком в чёрном.
Видение исчезло.
Она не сказала ни слова, лишь медленно оглядела комнату. Глаза её едва заметно отливали синеватым, а в лице не было больше ни гнева, ни боли, ни печали. Один только покой: спокойный, светлый, нездешний.
А потом Раксана закрыла глаза – и дэй с готовностью поддержал Ташу, которая начала медленно оседать на пол.
Спустя миг девушка взметнула ресницы вверх, открыв чистое серебро радужки.
- Опять ты?
- Не опять, а снова, - откликнулся дэй.
- И снова спас?
- Можно и так сказать.
«Может, кто-нибудь когда-нибудь мне объяснит, почему пробуждение в его объятиях уже входит у меня в привычку?»
«…а ещё неплохо было бы объяснить, почему тебе вечно больше всех надо…»
«Кхм… ладно, для начала было бы недурно выяснить, что произошло».
- Пф, - изрекла Таша, пытаясь встать на ноги. Получилось не особо: ноги разъезжались в стороны, как у тряпичной куклы. – Тогда мне даже становится интересно, в который раз ты это проделываешь за последнюю неделю…
- Я сбился со счёта, - он легко, точно ту самую куклу, подхватил её на руки. – Потерпи немного, ладно? Да, да, вернёмся в особняк, и получишь ответы на свои вопросы… глупая, глупая, глупая ты моя девочка.
- Если держать кипящий чайник в стеклянном колпаке – в конечном итоге разлетится либо чайник, либо колпак.
- При такой постановке вопроса колпак, конечно, предпочтительнее, - сказано было мягко и чуть печально. В глаза ей дэй заглянул осторожно. – Мир?
Таша взгляда не отвела.
Сомнения… Высказать? Его святая обязанность – их развеять… а, с другой стороны…
…это же так занятно, наверное: травить душу «игрушки» ядом подозрений. Когда она вдруг понимает, что не может верить никому, что она…
…одна.
Одна на всём свете. Одна во тьме. Как была той ночью, когда всё началось, стоя в саду под восходящей луной, так и осталась – и лишь прибавилась боль разбившихся иллюзий, что кому-то нужна. Что кому-то не всё равно. Что кто-то идёт рядом просто потому, что любит и хочет помочь…
Тихо, тихо. Пока ясно лишь то, что ничего не ясно. Да и с чего бы «кукловоду» вдруг нарушать правила и открывать ей глаза – даже намёком? Из чисто человеческого участия?
Сомнения…
Во всяком случае – не сейчас.
- Любовь и взаимопонимание, - сказала Таша.
Наверное, прозвучало искренне, потому что он улыбнулся: неожиданно светло, даже радостно…
- Дядя! – в этот самый миг Леогран наконец сообразил очнуться от столбняка и метнуться к Орраку. – Дядя, вы в порядке?
Оррак, в свою очередь сообразив вернуться в дееспособное состояние, неуверенно поднялся с колен:
- Вы… отец Кармайкл?
Взгляд его был неожиданно… живым. Совсем не таким, какой Таша видела на портрете.
- Совершенно верно, - Арон шагнул к зеркалу. – Ваша светлость, сейчас вы спросите, что произошло, но предлагаю отложить разговор до возвращения в особняк. Вы не против?
- Н… нет, - Оррак смущённо похватал со стула одежду, - только…
- Да-да, собирайтесь спокойно. Мы с детьми пойдём вперёд. Джеми?
Таша скосила глаза на покорно потопавшего к зеркалу «братишку» – и застыла, вглядываясь в заоконный лесной мрак:
- Арон, там…
- Да, - шёпотом ответил дэй, - это они.
Красные огоньки мелькали среди стволов – алыми щёлками глаз ночи.
- И, - Таша сглотнула, - долго…
- Всё это время.
- Да?!.. Но… почему…
- Потому что время, которого они ждут, ещё не пришло.
И дэй шагнул в серебристую гладь, оставляя позади охотничью избушку, тёмный лес и мортов – которые терпеливо выжидали чего-то в ночи.

- А почему Раксана объявила о себе только сейчас? Она же пять лет назад…
- Ну, знаешь ли, призраку ещё надо научиться объявлять о себе. Думаешь, это так просто? Может, кошки их и чуят сразу, но, чтобы стать видимым, нужны долгие годы упорных тренировок…
- Ты это серьёзно?
- А ты как думаешь? Полтергейстами тоже не с бухты-барахты заделываются. Ещё пять лет, и Раксана в теле уже не нуждалась бы: сил на то, чтобы взять в руки какой-нибудь острый предмет и явиться к муженьку в своём истинном облике, у неё хватило бы.
- Перспективка-то нерадостная… гм… А что всё-таки это за зеркало такое, через которое мы проходили? Ну, соединяющее особняк и охотничью сторожку?
- Чёрный ход. Помнишь, я рассказывал, что наш с Алексасом Учитель через такое спасся?.. Ну вот. Распространённая разновидность волшебных зеркал, - правда, весьма недешёвая, так что распространена она в основном среди знати. Такие всегда идут в паре: одно вешается где-нибудь в особняке или в замке, второе – в какой-нибудь сторожке далеко в лесу, и тогда в случае осады или восстания можно активировать проход и быстро и незаметно скрыться.
- А, да… кажется, слышала что-то. Значит, - несколько разочарованно уточнила Таша, - в сущности, тот же принцип «зазеркалки»?
- В принципе, да, а на деле – не совсем. Проход между такими зеркалами стабилен: это, так сказать, небольшая выделенная часть Зазеркалья, а потому затеряться там невозможно, проходить безопасно и далеко не так неприятно… и там есть воздух. А ещё для активации не нужен маг, что, согласись, весьма удобно. У порталов в зерконторах тот же принцип, только длина прохода там сведена к минимуму. Темноту лишь на миг увидеть успеваешь, как говорят. В общем, пройтись по «чёрному ходу» – всё равно что прогуляться по тихому мрачному туннелю… в чём ты имела возможность убедиться лично.
- Да уж, - мрачно подтвердила Таша, взглянув в окно. Внизу, в саду, дрожала дубовая листва и склонялись перед холодным ветром ирисы. Вверху хмурилось вот-вот готовое разрыдаться небо.
- Не больно-то хорошая погодка в дорогу, - с надеждой изрёк Джеми, - может, переждём?
- Если бы нас пригласили… - удручённо вздохнула Таша.
Джеми повесил голову.
На их последний завтрак в особняке Норманов мальчишка брёл, как на казнь: вчера ночью, вернувшись в особняк, Леогран таки растолкал сестру, дабы та выслушала вместе с дядей рассказ о подвигах «охотников за привидениями», а Арон торжественно заявил, что почти всю работу по поимке «гнусной кровопийцы» проделал его дорогой сын, поминутно рискуя жизнью ради спасения юной герцогини. Ясное дело, юная герцогиня соизволила присмотреться к своему спасителю повнимательнее и даже изъявила «своему дорогому Джеми-энтаро» безграничную благодарность. Голос её при этом звучал довольно-таки малообещающе, - Таша даже сказала бы, чрезвычайно мало обещающе, - но Джеми и этого хватило, чтобы воспарить на седьмое небо… ну, по крайней мере третье.
- А тебе не кажется, - вдруг задумчиво заметил Джеми, - что как-то подозрительно легко нам всё даётся?
- Ты что имеешь в виду?
- Ну… - он пощёлкал пальцами, - как-то слишком быстро и безболезненно мы выпутываемся из всех этих передряг. Щёлкаем, как орешки, дела, из которых целые баллады раздуть можно. Вот обнаружился призрак, а мы невзначай так злого гения семьи Норманов на чистую воду вывели…
- Увы, не вывели.
- Ха-ха. Очень смешно.
- А я не шучу. Арон мне сказал… Он же заглянул в мысли Камиллы. Только герцога пока тревожить не хочет – обещал позже сообщить.
Джеми уставился на неё:
- И что же…
- Она не для себя старалась. Ей даже не сказали, зачем надо прибрать к рукам имущество Норманов: просто сказали, что надо. Предусмотрительные, однако, попались нам нехорошие люди… извиняюсь, вампиры. Именно поэтому Арон не знает, какую цель преследовал истинный зодчий, Камиллин дружок-вампир. Имя у него какое-то заковыристое… Анду, Анду… Андукар, что ли? Угу, по-моему, так его зовут.
- И что же, выходит… к Норманам ещё вернутся?
- Не сразу, думаю. Пока нехорошие вампиры будут осторожнее, а там… - Таша пожала плечами, - посмотрим.
Джеми с самым угрюмым видом кивнул.
- Ну, во всяком случае, мы много из чего определённо безболезненно выпутались, - бодренько продолжил он минуту спустя. – Погнались за нами морты, а мы их быстренько с носом оставили; напал на нас висп, а мы его быстренько прикончили; стала ты мейлерой, а тебе разум быстренько вернули; умерла ты, а тебя быстренько с того света вытащили…
- Мою смерть ты тоже именуешь «безболезненным выпутыванием из передряги»?
- Да разве это смерть… - Джеми скучающе зевнул. – Какая ж это смерть, когда тебя так легко воскрешают? Было бы твоё возвращение хоть единичным случаем, так нет же, святой отец это по два раза на неделе проделывает! Нет, так положительно неинтересно… Даже несерьёзно как-то. Из этого и приличную балладу не сделаешь! Вот была бы у тебя славная кончина с благородным пожертвованием собой ради нас – слушатели на этом месте непременно прослезились бы и выпили ещё по чарке от чуйвств, а так…
- Потерпи немного, - усмехнулась Таша, - может, до моей славной кончины не так далеко, как ты думаешь. Главная передряга нам только предстоит.
Джеми, воздержавшись от комментариев, опустил глаза. Скользя взглядом по каменным плитам пола, Таша вскинула руку, на миг коснувшись тёплой золотой цепочки.
«И, судя по всему, предстоит эта передряга уже очень скоро…»
Игра подходила к концу. Так или иначе, но скоро все маски будут сброшены… А так хотелось остаться. Отстрочить момент… хотя бы пока морты чего-то там выжидают…
Не спорю, подумала Таша, узнать, кто же всё-таки есть кто, я не жажду. Но… остаться их ведь никто не просит.
В двери столовой, услужливо распахнутые Мором, парочка прошла молча.
- А, вот все и в сборе! – Оррак поприветствовал их тёплой улыбкой. – Мы со святым отцом и моими племянниками как раз улаживаем одно дело… которое без вашего согласия, впрочем, никак уладиться не может.
Таша взглянула на Арона, загадочно улыбавшегося по правую руку герцога; на Леограна и Лавиэлль, тихо пристроившихся рядом; на герцога, поразительно милого и жизнерадостного – и удивлённо вскинула бровь:
«Это Оррака мы с Джеми ночью оставили в полном раздрае?..»
Выслушав поведанную Ароном историю, Оррак не произнёс ни слова: лишь повесил голову и закрыл лицо руками, подозрительно вздрагивая. Дэй отправил «детишек» спать раньше, чем герцог смог произнести хоть что-то членораздельное, а сейчас – вот он, Оррак, сидит и так легко улыбается, да ещё с такими ясными, живыми и молодыми глазами… Будто не старше, а то и младше своего племянника. Даже морщинистые сеточки, казалось, разгладились.
Может, размышляла Таша, сброшенное бремя вампирьих чар дало такой… омолаживающий эффект? Но горе-то и чувство вины так просто не убрать…
Или…
Она подозрительно взглянула на дэя – и его безмятежная улыбка усилила подозрения:
«Опять всякие телепатические фокусы?!»
- Дело в том, что… впрочем, - герцог откинулся на спинку стула, - пускай Леогран сам скажет.
Леогран послушно встал и, приблизившись к Таше, кашлянул в кулак:
- Таша-лэн, - с самым торжественным видом промолвил юноша, - видите ли, у дяди Оррака через три дня юбилей. Сорок лет.
- О, - неуверенно кивнула девушка, - поздравляю! Эм… хотя заранее не поздравляют, да…
- Благодарю, - учтиво откликнулся юный герцог. – Так вот, мы очень хотели бы…
«…а, может, всё-таки попросят?..»
- …чтобы вы присутствовали там…
- Мы будем очень рады!!! – выпалили «детишки», не утруждая себя дослушиванием.
- …в качестве моей невесты.
Однако дослушать определённо стоило.
Таша уставилась на Леограна – абсолютно серьёзного и искренне волнующегося. Перевела взгляд на Арона, наблюдавшего за ней с самой непроницаемой улыбчивостью.
«Нет, я определённо чего-то не понимаю… Ведь…
Не может же это быть так, как я это понимаю!!»
- Невесты? В смысле… это та, которая должна будет потом стать вашей женой? – уточнила Таша.
- Ну конечно, - Леогран удивлённо взметнул брови, - кто же ещё!
- И что… вы все… пришли к соглашению?
- Ну, святой отец изъявил своё согласие, так что… дело только за вами, - он молитвенно сложил ладони. – Надеюсь, вы не откажете мне в этой маленькой услуге?
Маленькой услуге?!
«Да что этот святой, с позволения сказать, отец о себе возомнил?! Решил радикальным способом отомстить за… бунт на корабле?!!»
«…а с чего ты взяла, что это месть? Тебе так не нравится перспектива стать невестой молодого, богатого и симпатичного герцога?»
«Заткнись, а?!»
- Видите ли, - промямлила Таша, - вообще-то… я вас совсем не знаю… и это так… неожиданно…
- Для меня тоже, - поспешил заверить её Леогран, - я и не помышлял о таком счастливом избавлении от Лилу!
- Избавлении от… - настал черёд Таши удивлённо вскидывать брови, - что ещё за Лилу?
- Лилу Дурнимдан, - Леогран скривился так, будто у него разом заныли все зубы. – Моя невеста.
- Ещё одна?! Вы что, гарем собираете?!!
- Упаси Богиня!!! – Леогран в ужасе отшатнулся. – Я как раз хочу избавиться от всех невест! То есть не от всех, а от одной… но вы же тоже не… в общем!! – он решительно выдохнул. – Вы сыграете роль моей невесты, ясно?
- Зачем?
- Чтобы Лилу поняла, что она не сможет быть моей женой, потому что я люблю другую!
- А… а!
Некоторое время молчание каменных сводов нарушало лишь дыхание присутствующих – а потом Таша вкрадчиво уточнила:
- Значит, вы с ней обручены?
- Ей был год, когда наши отцы заключили брачный договор.
- А сейчас ей сколько?
- Пятнадцать.
- А она вас любит?
- В том-то и проблема.
Таша хмуро скрестила руки на груди:
- Значит, - подвела черту она, - вы хотите, чтобы я помогла вам обмануть влюблённую в вас девушку, которая выросла с осознанием своего предназначения – быть вашей женой?
- Рад, что вы меня поняли, - легко кивнул Леогран.
«Интересно – законченный эгоист, самовлюблённый болван или попросту идиот?»
- Таша-лэн, - Оррак поднялся из-за стола, - я осознаю, как это выглядит со стороны, но дело вот в чём, - герцог подошёл к ней, опершись ладонью на спинку ближайшего к Таше стула. – Брачный договор подписывал мой брат, свет ему небесный… А у Валдора к браку было несколько специфическое отношение. Сам он обручился с Диамандой в возрасте восьми лет, до свадьбы в двадцать невесту ни разу не видел, а после свадьбы любви, увы, так и не изведал. Впрочем, равно как и Диаманда, небо ей в память. Моего брата и его жену связывала дружба и взаимоуважение… и осознание того факта, что они должны подарить наследников двум старинным богатым родам. А потому он считал, что его сын будет ничуть не несчастливее в таком же дипломатическом браке. Да только Леогран-то не Валдор… К счастью или к горю, не могу знать. Он встретился с Лилу, и, как это ни прискорбно, невеста успела произвести на него отталкивающее впечатление…
Подумал, кивнул каким-то своим мыслям и вздохнул:
- Но Лилу не посчастливилось родиться на редкость романтичной особой с настойчивой мечтой о прекрасном принце, а Леогран, как оказалось, для неё явился живым воплощением этой мечты. И когда после смерти отца, произошедшей три месяца назад, её мать пожелала расторгнуть договор (её светлость Дурнимдан изначально была против этого брака, ибо не хотела, чтобы «её жемчужинку отсылали в глухомань»), и я дал своё согласие – помешала Лилу, которая заявила, что умрёт без «своего принца». А интересы дочери, конечно же, стоят для её светлости выше собственных… как, впрочем, и для меня прежде всего стоят интересы Леограна. И тогда, - Оррак смотрел на свою руку, неторопливо перебирающую пальцами по спинке стула, будто по невидимым клавишам, - мне пришлось сказать, что мой племянник встретил ту, которая пробудила в его сердце любовь.
- Но это… нечестно!
- Более того – низко. Знаю, - Оррак печально усмехнулся. – К тому, чтобы сделать это, меня толкнули несколько умоизмышлений. Поскольку мне, как младшему сыну, дозволено было выбрать невесту по любви, а не по положению, я знаю, что такое настоящие узы брака, а не цепи, приковывающие тебя к обручальному кольцу супруга. И желаю своему племяннику того же счастья, какое выпало мне. Что я точно могу сказать – Леогран никогда не сможет сломать себя и полюбить нелюбимую, а вот свою настоящую любовь, надеюсь, он когда-нибудь действительно встретит. И… я представляю, каково будет Лилу, когда она узнает, что её прекрасный принц полюбил другую. Она знает, что Леогран не испытывает к ней нежных чувств, но искренне надеется, что «принц» ответит ей взаимностью, узнав её получше… да, она говорила об этом матери, а её светлость сказала это мне, когда мы обсуждали разрыв помолвки. А теперь представьте себе, Таша-лэн: что случится с бедной девочкой, когда спустя пару месяцев брака она поймёт, что её принц не испытывает к ней ничего, кроме раздражения?
- Так-то оно так, но…
«Почему я должна исполнять нелестную роль разлучницы?!»
«…потому что ты же хочешь задержаться здесь, верно?»
«А просто так нас не задержат? Да мы помимо выполненной работы по устранению призрака ещё и вампира раскрыли-убрали! Перевыполнили план, оказали услугу две-в-одной! Да, и… всё-таки мне очень интересно – что такое стряслось с герцогом, что он, ночью и слова неспособный вымолвить, сейчас так спокойно поминает свою семью, убитую его кровососущей бывшей…»
- Но зачем нужно всё это, хотели вы сказать? – спросил Оррак, домыслив за неё. – Лилу сказала, что она не верит. И что она хочет увидеть соперницу лично. Убедиться, что та лучше неё и больше достойна любви Леограна. Если это действительно так – она отступится.
- А если нет?
- Тогда она докажет своему избраннику, что заслужила его любви… будучи верной любящей женой.
Таша покосилась на Леограна, зевающего в сторонке.
«Я не видела Лилу, конечно – но не оценить такого… хотя чего ещё ожидать от этих, которые все поголовно супруги педестрианок, да-да».
- Так вы согласны?
Таша ответила герцогу самым хмурым взглядом из имеющихся у неё в арсенале:
- Почему именно я? – вымолвила она. – Вы ведь могли бы взять любую девушку города. Думаю, она бы не…
- Могли бы, конечно, - подала скучающий голос Лавиэлль. – Любая девушка действительно не смогла бы уклониться от приказа герцога… и среди них есть парочка довольно сносных на вид. Но деревенщину не обтесать до благородной дамы, а Лилу ведь не только красива, но и начитана, и прекрасно воспитана. К тому же дело не в одной Лилу: мы не имеем права уронить честь нашего рода в глазах двора. На бал в честь дядюшкиного юбилея, помимо Дурминданов, приглашены представители всех светлейших семейств Равнинной, и они будут очень зорко присматриваться ко всему, что смогут здесь увидеть. И если расторгнутая по обоюдному желанию сторон помолвка – одно, то «недостойная» невеста наследного герцога – другое.
- А что же вы собирались предпринять до того, как появилась я? Кого предполагали на эту роль?
- Никого. Хотели просто потянуть время, не предъявляя «избранницу» под благовидными причинами её болезней или других дел – пока брат не встретит действительно достойную девушку или Лилу не одумается… Но потом Лео увидел вас и подумал, что вы весьма подошли бы на эту роль. А там и святой отец предложил нам вашу помощь, уверив, что ваши душевные и умственные качества соответствуют вашей внешности… - сказано было так саркастично, что у Таши не осталось сомнений по поводу мнения юной герцогини относительно этой самой внешности, - … и что вы согласитесь.
«Арон?!»
- Арон, ты…
- Если этот брак состоится, - вздохнул дэй, наблюдая за бурей эмоций в её глазах, небрежно откинувшись на спинку, - он сломает две судьбы, только и всего. Да, наше маленькое представление неизбежно ранит Лилу, но я не думаю, что это любовь. Детское чувство, восхищение образом… Она молода, и она полюбит ещё. Кого-то, кто достоин быть с ней.
Таша скептически склонила голову:
- Интересно, а…
- Таша, я хочу сделать ещё одно доброе дело, подарив двум молодым людям более счастливое будущее, чем пока им открывается. Помоги мне… прошу.
Он мягко вглядывался в её лицо. Зачаровывает или нет? Но зеркало ведь на ней…
Ксаш ногу сломит, разбираясь в этих эмоциях. Вроде и тумана нет, а тебе всё равно спокойно и светло, когда он рядом…
И, что бы ни случилось – хочется ему помочь.
- Но я…
«…а почему бы и нет?»
- Я…
«…кто тебе эта девчонка? А так ты разом получаешь законную отсрочку…
…ты же сама этого хотела, вспомни…»
«Но я буду лгать, лицемерить, обманывать… и это… это же нехорошо!»
«…ты бы себя со стороны слышала…»
Да, Таша никогда не была в ладах со своей Ташей внутренней – но сейчас она была слишком противоречивой. Слишком разумной. Слишком… посторонней?
Она подсказывала, как легче, но…
«Не всегда правильно то, что легко».
И Таша знала это. Знала всегда.
Вот только самым главным и самым паршивым было то, что она чувствовала: под доводами этой новой Таши внутренней воля Таши внешней плавится, словно масло на раскаленной сковороде.
«…только представь – себя, на балу, рядом с герцогом…
…на своём законном месте…
…там, где тебя мечтала увидеть мама».
Таша медленно опустила голову.
- Хорошо.
- Вот и славно. А теперь, - дэй с улыбкой взглянул на герцога, - мы удостоимся сегодня чести позавтракать с вашей светлостью или нет?

@темы: Рианнон, Та, что гуляет сама по себе

---

Та, что гуляет сама по себе

[Rhiannon]

Глава четырнадцатая
Есть в герцоговском парке чёрный пруд…

- М! Альвийская работа, - Таша придирчиво оглядела ближайший гобелен, запечатливший, судя по всему, танец дриад в Ночь Середины Лета. – Века эдак седьмого нашей эпохи…
- Она даже не обращала на меня внимания, - трагически возвестил Джеми.
- Да, у Норманов явно золота… призраки не клюют… Если ты о Лавиэлль – почему же, очень даже обращала. Когда они с Леограном рассказывали тебе историю своей семьи, разве нет?
- Это не то внимание, что мне нужно! И потом… потом они же дорассказали, и тогда уже можно было обратить на меня другое внимание!
Занятные настенные гобелены трепыхали бахромушками на сквозняке. Звякали кольцами лёгкие кольчужки, красовавшиеся на выстроивших в ряд статуях славных предков Леограна и Лавиэлль. Тяжёлые бархатные портьеры скрывали высокие окна – впрочем, когда парочка проходила мимо, портьеры меланхолично помахивали вычурными кистями и раздвигались, пропуская в коридор косые лучи лунного света.
А ещё была пыль. Очень много пыли. И паутины с древними пауками, видимо, пылью питавшимися, так как мухам здесь поживиться было определённо нечем.
А ещё где-то внизу остались подвалы. О, эти подвалы… Таша вздрогнула, стоило только о них вспомнить. Гигантские, сырые, кишащие крысами – и невероятно, сверхъестественно тёмные. Правда, пробыли ребята там недолго: в теории всякой нечисти и нежити подобает коротать дни как раз в подобных подвалах, но на практике ни одно уважающее себя привидение не станет прозябать в подобной дыре, не говоря уже о вампирах. Так что и охотникам за нечистью там делать было определённо нечего.
В общем и в целом, для рыцарской истории с привидениями особняк Норманов являл собой самую подходящую декорацию.
Сейчас Джеми и Таша вышагивали по очередному бесконечному коридору: Таша – с энтузиазмом озирая окрестности, периодически пытаясь свериться с планом замка, щедро выданным им Леограном, её рыцарь – освещая путь огоньком белого пламени, плясавшим на его ладони. Параллельно второй упорно ныл о превратностях неразделённой любви, а первая стоически вздыхала.
- Это сколько же вниманий у неё должно быть? И потом, согласись, что обращать на тебя внимание, будучи в обмороке, не очень-то просто, - девушка задержалась подле занятной вазы: в Ташу высотой, с запечатлённым росписью на фарфоровых стенках балом-маскарадом – судя по размаху рисунка, в Королевском дворце Альденвейтсе, не иначе. – А Арон с этим вампиром темнит, темнит… Так и не сказал, кого подозревает, хотя подозревает кого-то явно. Интересно, он загадками говорит специально, чтобы окружающие больше практиковались в мыслительной деятельности? Ты что думаешь об этой истории?
- Ничего я не думаю, - в досаде на весь мир буркнул Джеми.
Таша, приглядевшись к своему отражению в приткнувшемся на стене зеркале, безнадёжно заправила за ухо выбившуюся светлую прядь.
«…лучшей идеей, пожалуй, будет не сыпать ему на рану всяческих специй, а просто помолчать».
Девушка мельком оглядела зеркальную раму. Основным элементом искусной резьбы по дереву составляли ирисы: парочка барельефных цветков венчала раму сверху и снизу, в лунном свете отливая серебром.
Полнолуние… Вопреки общераспространённому мнению, никакой тревожности, особого прилива сил или каких бы то ни было непривычных явлений в полнолуние у оборотней не было. Если уж на то пошло, ни от луны, ни от времени суток они никак не зависели. И перекидываться ночью предпочитали исключительно из эстетических или безопасных соображений.
Сейчас Таша куда с большей охотой подежурила бы у спальни Лавиэлль, - да и Джеми, думается, к такому предложению отнёсся бы с большим энтузиазмом, - но Арон загадочно обмолвился, что «ближайшие пару часов она будет спать спокойно». И отправил «детишек» патрулировать западное крыло в надежде встретить призрака и перемолвиться с ним словечком…
Что, как выяснилось, было явно не самой лучшей идеей.
Они уже часа три бродили по этому самому крылу, с этажа на этаж, по хитросплетению зал и коридоров – хоть хлебными крошками дорогу помечай. Ухитрились как-то занестись на крышу (причём, если верить плану, там и лестницы быть не должно было). Постояли на обнесённой зубцами площадке, подышали свежим воздухом, полюбовались чудесным видом лесов, полей и спящего Пвилла. Спустились вниз, оказавшись почему-то совсем не в том коридоре, из которого поднимались. Без особого успеха попытались найти тот. Помыкались с часик, надеясь найти хоть один обозначенный на плане объект. А затем, мужественно признав, что безнадёжно заблудились, покаялись в своём топографическом кретинизме – и побрели куда глаза глядят, надеясь, что ноги в итоге сами вынесут в восточное крыло, к Арону.
Или к Леограну.
Или…
«…помяни ксаш, называется!»
Таша, ухватив Джеми за шиворот, втащила его в укромную нишу в стене, потеснив стоявшую там громоздкую золотую вазу. Ваза, испуганно вздрогнув, некоторое время пребывала в раздумьях, не упасть ли ей подальше от супостатов, нагло оккупировавших её убежище – но затем смирилась со своей участью и осталась на месте.
- Эй, ты что…
- Тс! – Таша зажала ему рот, вжимая мальчишку в камень стены. – Молчи, просто молчи! И убери этот ксашев огонь!!
Джеми, послушно смолкнув, смял язычок пламени в руке, как бумажный клочок. Перед глазами белело кружево его рубашки – а по спине мурашками пробегалась жуть. Таше не нужно было видеть, чтобы знать…
Оно здесь.
Она стиснула в ладони деревянный крестик, который ей дал Арон. Кресты он взял с собой из дома госпожи Ингрид: сам вырезал сегодня утром. Два, ей и Джеми.
Почему-то от осознания того простого факта, что крест от него, становилось чуть спокойнее.
«Тихо, Таша, тихо. Это всего-навсего привидение. Оно тебе ничего не сможет сделать… ну, напугает чуть-чуть, и всё…»
«…ну, чуть-чуть покалечит…»
Жуть была подсознательной. Жуть зверя, который живёт по обе стороны реальности.
Когда кошки становились пособниками ведьм, это происходило по стечению обстоятельств, а не по причине их якобы ксашевской натуры. Но кое в чём люди были правы: кошки, как и ведьмы, всегда видели то, чего людям было увидеть не дано…
…а ещё они чувствовали. То, чего не было дано почувствовать даже ведьмам.
И колдунам.
По тому, как Джеми, вздрогнув, медленно заключил её в защитное кольцо своих рук, Таша поняла, когда призрак попал в поле его зрения. Вскинула голову – и в ореховых глазах мальчишки увидела, как скользит привидение в оконных стёклах. Из окна в окно, пропадая на тот краткий миг, когда стёкла разделялись камнем стены: бесформенное серебристое пятно сгущённого света, светившееся, но ничего не освещавшее…
Для всех, кроме них двоих.
Таша обернулась.
Невысокая женщина с тяжёлой русой косой застыла в окне напротив. Отражённые складки длинного платья тёмного бархата волновались пугающе реально.
Глаза девушки-кошки и призрака встретились.
«Помоги мне».
И призрак скользнул вперёд, отдаляясь, сливаясь с лунными бликами на стекле, всё зыбче, всё призрачнее, растворяясь в серебристом сиянии…
Таша не сразу поняла, что волосы у неё на макушке уже не топорщатся, как шерсть испуганной кошки, тело не сковывает льдом бездействия ужас – и в голове не звучит голос той, что когда-то жила.
- Что же это за… - девушка наконец позволила себе выдохнуть. – Джеми, она ушла. Так что меня можно уже и отпустить, если ты, конечно, не планируешь оборвать жизнь своей госпожи посредством удушения её в объятиях.
- А мне понравилось.
- Что понравилось?
- То, как мы от него прятались. Может, повторим, если повезёт ещё разок повстречаться?
Таша подозрительно вскинула голову.
- Алексас?! – рывком отстранившись, она отскочила к противоположной стене коридора, - ты… вы…
- Добрая ночь, Таша-лэн.
- Да как вы посмели?!
- Вот и вся благодарность за заботу об испуганной девушке, - удручился Алексас, выступая из ниши и стряхивая пыль с кружевных манжет. – И что, весь шум из-за того, что вы минуту побыли в объятиях не своего святого отца?
- А вам завидно, я погляжу!
- Не волнуйтесь, ручаюсь – сцен ревности он вам устраивать не будет. Это выше его достоинства.
- Вы… безнравственный моральноразложенческий гуманоидоподобный субъект!
- Позвольте с вами не согласиться. Не я один считаю себя вполне состоявшейся личностью, - наконец удовлетворившись состоянием своей рубашки, юноша безмятежно ей улыбнулся. – А я рад наконец обмолвиться с вами словом, Таша-лэн… в отличие от вас, как вижу.
- А я считала, что вы не унизитесь до использования чьей-либо беспомощности!
- Ничего подобного. Просто Джемино время вышло в самый неподходящий момент. Впрочем, учитывая, что до полуночи остаётся час – вскоре он к вам вернётся, если вы этого так хотите, - с затаённым ядом заметил Алексас. – А вот у меня возникает справедливый вопрос: зачем, встретив призрака, вы потащили нас в нишу, когда всё это время мы бродили по особняку в надежде встретить его и… поговорить?
- Рефлекс, - казалось, ещё немного, и от светлой макушки повалит пар. – Возможность поговорить у нас была, но особого красноречия от вас я не пронаблюдала!
- Я от вас тоже.
- Кошки издавна не в ладах с призраками!
- Простые смертные, знаете ли, их тоже не особо жалуют. Завести разговор с нечтом, напоминающим неотражённое отражение шаровой молнии, не так-то легко.
- Ах да, я и забыла, что вы не можете их видеть… в отличие от нас, - не преминула съязвить Таша. – И почему ваше время всегда наступает так невовремя? Уверена, будь на вашем месте Джеми…
- Однако на его месте я, и с этим ничего не поделаешь. Равно как и с тем, что призрака мы упустили, - Алексас небрежно взлохматил кудри. – План дальнейших действий?
Таша смотрела, как бархатными волнами колышутся портьеры на ночном сквозняке. Деревянный крестик колол ладонь.
Она просто прошла мимо… и попросила о помощи. Почему?
«…потому что вы её видели».
Таша взглянула в растекшийся по коридору лунный серебристый полумрак.
Она задала загадку. Разрешить её им предстоит самим.
- И, кажется, я знаю, что надо делать, - вслух сказала Таша.
- И что же?
- Для начала неплохо было бы найти этот ксашев проход в это ксашево восточное крыло.

- Портретная галерея, - с интонацией бывалого экскурсовода объявил Леогран.
- Не думаете перейти на мыслеграфии? – невзначай поинтересовалась Таша.
- Увы, семейные и аристократические традиции, необходимые в поддерживании, - вздохнул Леогран. – Но всё же – почему…
- Просто одним дано право видеть призраков, а другим – нет, - невозмутимо откликнулся Арон, - и с этим ничего не поделаешь.
- Что очень жаль, - Леогран несколько досадливо взглянул на Ташу, - имей мы возможность сами поговорить… или хотя бы увидеть…
- Ну, потому мы и здесь, что вы этого не можете, верно? – чуть усмехнулась Таша в ответ.
Алексас, как Таше не хотелось это признавать, оказался весьма толковым провожатым: молча отобрал у девушки план особняка, изучил, осмотрелся, повёл по клубком сплетённым коридорам и заловым анфиладам – и спустя минут десять уже вывел к спальне Леограна. Сам Леогран себя ждать не заставил: объявился вместе с Ароном, освещая путь резным фонариком и ведя с дэем по пути разлюбезную светскую беседу о дядином юбилее, ожидающемся на той неделе. С призраком они благополучно разминулись, а потому известие, что Таше и её «братишке» повезло больше, дэя крайне заинтересовало. Выспросив подробности, Арон задумчиво прошёлся по коридору – а затем, сделав одному ему известный вывод, попросил Леограна показать портреты почивших родителей и тёти.
- Да, род Норманов воистину благороден своей древностью, - с едва уловимой ноткой сарказма заметил Алексас, взглядом оценивая длину галереи.
- Уверяю вас, нашему роду есть чем похвастаться помимо этого, - сдержанно ответил Леогран. Отблески заключённой в стекло его фонаря свечи плясали тенями на мелких трещинах старых красок.
Пару минут коридор оглашался лишь двойным эхом шагов юношей.
- Вот и они, - Леогран вскинул тонкопалую руку, светом фонарика выхватывая холст из мрака. – Наши родители. Портрет десятилетней давности.
Присутствующие дружно вгляделись. Тонкоусый рыжеволосый мужчина насмешливо взглянул на них в ответ. Покойный герцог явно был франтом: чёрные с серебром одеяния его светлости были вычурными донельзя, однако как нельзя лучше подчёркивали молодцеватую фигуру и горделивую аристократическую выправку. Рядом с ним мечтательно улыбалась миловидная женщина в светлом платье – море тончайших кремовых кружев, делающих хозяйку походящей на некое произведение кондитерского искусства.
Таша едва заметно качнула головой – одновременно с Ароном. Не она.
«Но, если я правильно поняла объяснения Джеми, то…»
«…да, ты уже знаешь, кого вы повстречали».
- А вот наш дядя Оррак, - фонарь отвёлся чуть в сторону, осветив соседний портрет, - и его супруга… нынешняя – Камилла.
Особого различия между братьями Норманами Таша, как ни старалась, разглядеть не смогла. Разве что камзол на Орраке был жемчужно-серый, да взгляд не искрился самоуверенной саркастичной хитрецой, а был спокоен до апатичности. Зато живописное изображение герцогини удостоилось от Таши восхищённого вздоха: тяжёлые локоны обсидиановой черноты, обрамлённые пушистыми ресницами тёмные глаза, фарфоровая бледность кожи, аккуратный носик и губы – алые, пухлые, с капризным и безупречно красивым изгибом. Отороченное кружевом чёрное платье обтягивало точёную фигурку, как вторая кожа.
«…ничего себе такая дочь лесничего, а?»
- И её светлость Раксана, - Леогран шагнул вперёд. – Парный портрет сняли после новой женитьбы Оррака, сами понимаете… но все члены семьи Норманов должны быть здесь.
Ещё до того, как портрет озарил золотистый свет, Таша знала, что она увидит: строгое продолговатое лицо, толстую русую косу и глаза цвета сумеречного неба. Алексас, - и временно пребывающий на задворках его сознания Джеми, - вопросительно взглянул на неё. Девушка едва заметно кивнула в ответ.
- Так кто наш ночной гость? – словно бы равнодушно бросил Леогран.
Арон некоторое время безмолвно созерцал портрет. Перевёл взгляд на Камиллу. Затем обратно на Раксану. На миг задумчиво сжал губы – а затем коротко бросил:
- Леогран, проводите Ташу в её комнату. Джеми – со мной.
- Эй, эй, постойте, вы куда?!
- Тот же вопрос, - нахмурился Леогран.
- Настала пора кое-что сделать, но… мы сделаем это одни. Джеми, план у вас? Замечательно. Главное, не потеряемся, а больше нам ничего не грозит. Во всяком случае, этой ночью.
Повернулся на каблуках и, сопровождаемый скептически хмыкнувшим Алексасом, прошествовал по портретной галерее дальше – к выходу.
- Он всегда такой… необъяснимый? – вскинул бровь Леогран.
- Во всяком случае, мне он что-либо объясняет очень редко, - вздохнула Таша, направляясь в противоположную сторону. – Тут либо привыкаешь, либо нет.
- А вы привыкли?
- Пришлось.
Они неспешно мерили шагами галерею, ступая по гулкому камню: один тихо, другая – неслышно. И оба, как спустя некоторое время с улыбкой заметила Таша, старательно перешагивали междуплитные щели.
- В Пвилле его чуть ли не святым считают, - Леогран задумчиво качнул фонарём. – И почитают так же. Наш пастырь, когда отец Кармайкл приезжает, первым изъявить своё почтение бежит…
- Я вообще не представляю себе существа, которое, зная Арона, могло бы его не любить, - пожала плечами Таша. – Или это должно быть очень озлобленное существо.
- Ну да, ну да… однако есть ещё большая разница между знанием и иллюзией знания. А некоторые люди очень хорошо умеют создавать эту самую иллюзию, - заметил Леогран. – Когда вам кажется, что вы такого человека знаете – на самом деле вы знаете только маску. Хотя, если подумать, мы всегда знаем лишь маску. То, что снаружи. Даже если нам кажется, что мы знаем человека, как самого себя, всегда найдётся потаённый уголок его души, где он будет прятать мысли, чувства, воспоминания… вещи, которые он хотел бы скрыть даже от самого себя. Недаром говорят, что чужая душа – потёмки…
- К чему вы это?
Юноша чуть улыбнулся. Таша запоздало поняла, что вопрос её прозвучал чуть более резко, чем можно было ожидать.
- Ни к чему особо, - Леогран учтиво распахнул перед ней дверь в гостевую башню, - только почему-то у меня возникло ощущение, что отец Кармайкл не из тех людей, которые дают себя узнать.
- С чего бы?
- Вы же сами сказали, что он необъяснимый. Просто вы к этому привыкли… а я – нет. И поэтому могу судить здраво.
«Они с Алексасом сговорились, что ли?»
«…или они всего-навсего видят то, чего не видишь ты».
- Думаю, дальше я дойду одна, - сказала Таша.
- Таша-лэн, на лестнице темно, - напомнил Леогран. – Тогда возьмите фонарь.
- Я прекрасно вижу…
- Я тоже неплохо. Но я знаю каждую неровную ступеньку, а вы – нет. К тому же вы гостья, и я должен соблюдать законы гостеприимства. Возьмите, я настаиваю.
Таша, вздохнув, приняла из его руки тонкую фонарную дужку.
- Спасибо, - она склонила голову. – Спокойной ночи… ваша светлость.
Девушка метнулась вверх по винтовой лесенке.
Когда далёким отзвуком хлопнула дверь наверху, Леогран, слушавший шелест её шагов, задумчиво подкрутил ус. Качнул головой в такт своим мыслям.
А потом тихо и аккуратно закрыл тяжёлую башенную дверь.

Фонарик оказался весьма кстати: лампадки уже не горели, а загораться упорно не собирались. Таша, поставив фонарик к окну, оперлась ладонями на каменный подоконник, глядя в бархатистую небесную мглу с рассыпанным по ней звёздным крошевом.
«Я не понимаю… не понимаю. С чего они… и господин Риикон, и Алексас, и Леогран…»
«…не понимаешь или не хочешь понимать?
…ты закрылась в своей вере в него, как в скорлупе – потому что другого тебе не оставалось, кроме как довериться ему. Но теперь…
…ты даже и не пытаешься увидеть то, что, быть может, очевидно…»
«Но это значит нарушить доверие – подозревать его… а в чём? Что их всех смущает? Загадочность? Подумаешь… мало ли на свете загадочных личностей. Это их, хм… шарм».
«…но что ты знаешь о нём? Что он – пастырь в деревеньке у озера Лариэт, что он обладает множеством интересных способностей и полезных навыков… и что когда-то у него была возлюбленная по имени Лора. А всё остальное – мрак. Тайна. Не слишком ли неравно соотношение знания и незнания?»
«Хватит! Я не позволю себе в нём сомневаться! После того, сколько он для меня сделал…»
«…на это он, думается, и рассчитывает».
«Всё, потом!»
«…опять потом?»
Таша, вздохнув, склонила голову, чтобы задуть плачущую воском свечу – и замерла, глядя на золотистый лепесток каплевидного пламени, ровно тянувшегося к потолку…
…и его отражение в тёмном зеркале оконного стекла – которое вдруг метнулось на неведомом ветру.
Таша моргнула. На всякий случай щипнула себя за руку: щипок обжёг кожу болью весьма убедительно.
- Что за…
В колебании пламени явно присутствовал некий ритм. Точно его сбивало чьё-то дыхание.
Таша медленно наклонилась ближе, вглядываясь в тёмное застеколье: в отражение беспокойного пламени, оправы фонарика, опущенной дужки, своего бледного лица…
Своего – почти. Это лицо пристально смотрело на Ташу глазами мягкой осенней синевы.
Таша отшатнулась, ещё успев увидеть, как её отражённые губы разомкнулись, шепнув два слова. Обе свечи, здесь и там, рванулись пламенем в сторону и, зашипев, погасли.
Дыша тяжело и порывисто, точно пару верст пробежав без остановки, девушка взглянула на змеившуюся от фитиля тонкую белую дымку. Упала на кровать, разметав светлые волосы по одеялу, глядя в темнобалочный потолок. Нахмурилась, припоминая что-то.
Таша никогда не практиковалась читать по губам – но почему сейчас она так уверена, что не-её-отражение проговорило…
«Пусти меня»?

- Твоя настойка, милый.
Комнату с бревенчатыми стенами озаряло неровное пламя свечи. Обычная комнатка в охотничьем домике, с отсутствием изысков до аскетизма: обстановку составляли лишь кровать, тумбочка, шкаф да пара стульев.
Всплеснув волной обсидиановых волос, Камилла Норман подошла к кровати и исполненным изящества движением протянула мужу гранёный стакан. Герцогиня была совсем юной и до того красивой, что дух захватывало – портрет с оригиналом ни в какое сравнение не шёл. Герцог развалился на кровати: рыжеволосый мужчина в длинной белой рубахе, с посеребренными сединой висками и сеточкой морщин в уголках тусклых глаз. Меж бровей залегла угрюмая складка. Лицо прямо-таки источало мрачное равнодушие.
В общем и в целом, как резюмировала бы Таша, супруги Норманы являли собой ожившую иллюстрацию из легенд про неравный брак.
Герцог молча протянул руку, в пару глотков осушил стакан и с тихим стуком поставил на тумбочку.
- Спокойной ночи, милый.
Оррак поднял взгляд – и сквозь апатию в этом взгляде на миг пробилось что-то живое, но до того жуткое…
- Милый?
Хрусталь её голоса прозвучал чуть удивлённо.
…и – будто на миг приоткрывшийся занавес вновь сомкнулся.
- Спокойной ночи, - глядя на жену неживым взглядом, тихо сказал Оррак.
Камилла, склонившись к нему с поцелуем, с достоинством истинной королевы удалилась в соседнюю комнату, герцог, коротко дунув на свечу, отвернулся к стенке – и в комнате воцарилась тишь и тьма.

- Может, всё-таки расскажешь, как вчера всё прошло… и что вообще прошло? – в десятый раз за день невзначай спросила Таша.
- Я хотел бы… - Джеми удручённо коснулся рукой воды, отчего водяное стекло пошло рябью.
Таша, фыркнув, презрительно поболтала в воде босыми ногами – стараясь, однако, не поднять брызг и не замочить страниц талмуда «Аллигран: сказки и реальность». Дремавшие до сего момента на прозрачной глади лилии удивлённо качнулись над пробежавшей волной.
Они сидели в особняковом парке, на широком черномраморном бортике круглого бассейна, где под водяными лилиями нарезали ленивые круги золотые рыбки. Вокруг было не менее поэтично: вековые дубы бросали закатные тени на плиточные дорожки, бурно разросшиеся розовые кусты покачивали цветами на лёгком ветерке. Этот самый ветерок доносил до Таши и Джеми пьяняще-сладкий аромат и водяную пыль: в двадцати шагах от них рассыпал водяной веер фонтан – простой высокий конус тёмного мрамора, звенящими пенными струями опадавший в чёрный бассейн. Немного в стороне мечтательно шелестела сирень (как жаль, огорчалась Таша, что сиренник уже кончился), вдалеке, у ограды, сияли золотыми цветами липы, а здесь и там выглядывали из высокой травы ирисы. Крапчато-голубые, жёлтые, сиреневые, синевато-лиловые и даже чёрные – хоть ботанический сад устраивай.
Сад явно был хронически неухоженным, но от этого в Ташиных глазах только выигрывал. Она не любила стерильную искусственность скошенных газонов и постриженных кустов, которыми щеголяли городские парки. А вот такие заросшие старые сады… они были настоящими.
«В прежние времена была на свете Школа Чернокнижия. Обучали там колдовству и всяким древним наукам. Находилась эта школа в прочном подземном доме, поэтому окон там не было и всегда царил мрак. Учителей в школе Чернокнижия тоже не было, а все науки изучались по книгам, написанным огненными буквами, и читать их можно было только в темноте. Учение длилось от трёх до семи лет, и за это время ученики ни разу не поднимались на землю и не видели дневного света. Каждый день серая лохматая лапа высовывалась из стены и давала им пищу. И ещё одно правило всегда соблюдалось в этой школе: когда ученики покидали её, учитель, некий господин Оррак, оставлял у себя того, кто выходил последним».
- Забавно, - заметила Таша, - учителя Школы Чернокнижия зовут так же, как и герцога…
- То личное имя, а это родовое. Не понимаю я всё-таки такой любви к сказкам, - Джеми с самым вороватым видом стащил яблоко из стоявшей на траве плетёной корзинки. – Ладно бы у нас в жизни магов, альвов, рыцарей да всяческих чудес на каждом углу не было, но когда они есть…
- Людям порой хочется забыть о реалиях жизни, от которых и так спасу нет. Побывать там, где все маги добрые, а злые чародеи-отступники обязательно оказываются повержены, где рыцари благородны и отважны, а прекрасные дамы всегда дожидаются их… где нечисть вроде вампиров и оборотней однобоко зла и не испытывает ничего похожего на человеческие чувства. И уж тем более не блистает поголовно нечеловеческой привлекательностью, - поразмыслив, Таша всё-таки извлекла из корзинки ещё одно яблоко. – И люди… обычные люди… странно, но мне кажется, они никогда не привыкнут к волшебству. Или к волшебным существам, которые им встречаются на каждом шагу. Даже то, как они отнеслись к двусторонним зеркалам… поначалу-то, когда они только стали достоянием общественности, боялись, «игрушками Мрак» называли, а сейчас – редкий дом, где хотя бы одной пары нет.
- Люди не любят тех, кто отличается от них, и не принимают того, чего не могут понять, - Джеми горестно вздохнул. – Да что там оборотней – нас, магов, почитают, уважают, берегут, но… сторонятся. Мы лошадки тёмные, непонятные. В сущности, лучше нечисти только тем, что в хозяйстве пригождаемся. Только поэтому на вампиров и оборотней охотятся, а нас приглашают. Только поэтому их истребляют, а нас с поклонами выпроваживают куда подальше.
- Откуда ты знаешь? Ты же нигде, кроме как в Камнестольном, не был. Или гномы такие же?
- Ну, Найж рассказывал. И опекун наш, и учитель… Они много где побывали, - кажется, Джеми смутился – наверное, потому и решил сменить тему, - а вот почему вампирам и оборотням дают такой великий дар, как красота? Людей тянет к ним, они не в силах устоять… но потом мышеловка защёлкивается, и в качестве сыра оказываются они сами.
- Потому и дают, наверное. Мы же охотники, Джеми. Пение антилопы шадхавар тоже красиво. Но горе тем зверькам и пичужкам, которые осмелятся подойти к ней слишком близко.
Он поморщился:
- Не надо «мы». Ты не такая.
Таша, усмехнувшись, опустила взгляд.
«Учились однажды в Школе Чернокнижия три брата – Хальв, Гирен и Кауль из семьи Эйнмари. Договорились они, что выйдут в дверь одновременно, но та оказалась слишком узка. Тогда Хальв, старший, сказал братьям, что пойдёт последним. Когда Хальв поднялся по лестнице и ступил за порог, солнце стояло так, что тень его упала на стену. Только господин Оррак приготовился его схватить, как Хальв сказал, что не последний он, ещё один за ним идёт, и показал на тень. Господин Оррак принял тень за человека и схватил её, и Хальв вырвался на свободу, но с тех пор жил он без тени, потому что господин Оррак оставил её у себя».
- А оборотнями действительно только рождаются? То есть укус ничего?..
- Равно как укус мага не обратит тебя в мага, а укус вампира никак не поспособствует вечной жизни. Ты либо рождаешься в Ночь Середины Зимы, пока часы двенадцать бьют, и тогда тебя… - Таша закатила глаза, - «проклинают оборотничеством Богини», либо рождаешься от оборотня. Но второе не так… хм… надёжно: к примеру, я унаследовала дар, а Лив человеком вышла… А в первом случае рождаться опасно. Почти всех младенцев убивают сразу после рождения.
- Кроме как в случаях с наследниками престола.
- Неизвестно, что было бы лучше для самих наследников, - пробормотала Таша. Продолжила уже в голос, - а раз уж зашла речь о наших расовых особенностях, то я давно хотела спросить… хотя, может, ты и не больше моего знаешь… Я просто всё хотела узнать у какого-нибудь мага – почему считают, что вас так мало?
- В смысле?
- Ну вот… я точно не знаю, сколько вас, магов, это скрывается, но вроде бы как несколько тысяч всего. Определённое число. И всегда одинаковое. Ни больше, ни меньше…
- Совершенно верно, - Джеми утвердительно хрустнул яблоком. – Великое равновесие. С тех пор, как Кристаль Чудотворная наделила нас Даром, он никогда не уходит в пустоту. Пока маги с магичками не передадут свой дар, они и умереть не могут. Если некому передать, будут мучиться на смертном одре до тех пор, пока не найдётся преемник. Поэтому обычно они находят себе ученика заранее, потихоньку учат его, а потом, как чувствуют, что пора пришла, - а они всегда это чувствуют, - передают ему свой дар и уходят… А если кто-то умирает насильственной смертью, то его дар переходит к новорожденному, издавшему в тот миг первый крик.
- Да это я знаю, я другого не могу понять… почему только вы считаетесь магами? Вампиры ведь тоже колдуют… и альвы…
- У вампиров и альвов это в крови. Для них быть лишёнными магического дара – нонсенс, и это мы их зовём магами, а они себя таковыми отнюдь не считают. К тому же у вампиров этот дар… узкой направленности: несколько врождённых способностей, не более. Заклятия они могут хоть сутки напролёт бесцельно выкрикивать, - Джеми почесал затылок – рукой с зажатым в ней яблочным огрызком. – Альвы вообще заклятиями не пользуются, их магия иного рода, целиком и полностью основана на единении с природой… Я же говорю о людях, которые Даром выделяются из остальных. Гномы с магией как-то не дружат, да и оборотни-маги никогда не встречались, так что они всегда люди… Точнее, были ими до принятия Дара. Маги и магички же не совсем уже люди – им и срок жизни отмерен гораздо дольше людского. И со времён ухода Кристали обладателей Дара было… определённое число. Столько и осталось до наших дней.
«Миф о Школе Чернокнижия рождён народом по слухам о Камнестольнской Школе Чародеев. Действительно: Школа находится под Лонгорнскими горами, срок обучения – семь лет, и основателя её звали Ферли Орраком. В отличие от строгих правил Адамантской Школы, известной также как Школа Волшебников, в Камнестольнскую школу берут всех без исключения, невзирая на возраст, без какого-либо вступительного экзамена. Зачем понадобилось воздвигать Школу в Подгорной, среди народа, обделённого Даром, неясно, но потенциальных студентов перспектива семи лет без солнечного света, похоже, не пугает. А что пугает (но определённый контингент, напротив, и притягивает), так это возможные к изучению тёмные искусства, вплоть до некромагии. При поступлении заключается договор, включающий в себя тринадцать пунктов. Согласно последнему пункту, один из выпускников по окончании школы должен ещё на некоторый срок остаться при учителе в качестве ассистента, а учитель, в свою очередь, по окончании оговоренного срока обязуется обеспечить его работой – вот и истоки мифа о зловещем правиле Школы Чернокнижия. Адамантская и Камнестольнская Школы издавна соперничают, и именно поэтому слова «волшебник» и «чародей», - казалось бы, равнозначные понятия, - принципиально различаются по смыслу. Лишь колдуна-самоучку, ни в одной Школе не бывавшего, можно назвать и тем, и другим словом, равно как и общим «маг» – хотя на деле их предпочитают кликать именно «колдунами»…»
Таша зевнула, вдоволь насладившись свежим цветочным воздухом. Отложила книгу на бортик и положила подбородок на сложенные домиком ладони, задумчиво глядя на червонную монетку заходящего солнца.
- Сложно у вас это всё как-то…
«А ведь я что-то должна была у Джеми спросить.
Хотела…
Что-то важное…»
Мальчишка присоединился к Таше не так давно: свой день в ожидании темноты он скоротал в библиотеке, за чтением. Таша же, направляясь с утра в столовую, - по дороге с упорством палача пытая Джеми и Арона многочисленными вопросами, - выглянула в окно, наконец хорошенько разглядела окружающее особняк великолепие и поняла, что в пронизанном солнечным ветром саду куда уютнее, чем в особняке, который с рассветом менее мрачным не стал. А потому даже не особо сокрушалась, когда Арон сразу после завтрака, велев напоследок «детишкам» чувствовать себя в особняке, как дома, отправился в город по своим святым делам. Рассудив, что собственных свежекупленных «Легенд и мифов» ей хватит разве что на пару часов, Таша потребовала у Леограна «какую-нибудь книжку» (получив в результате неограниченный доступ в Нормановскую библиотеку), набрала с десяток талмудов в ветхих позолоченных переплётах (а чего мелочиться, в этих старых книгах всегда шрифт такой крупный, что за час прочитываешь) и, облюбовав этот самый бассейный бортик, провела весь день за чтением. Прервалась лишь раз, на обед – впрочем, и этого перерыва при желании можно было не делать: помимо книг её щедро снабдили корзинкой тех самых яблок, которые они сейчас и грызли на пару с Джеми. Кроваво-алых, сладких, крепких, душистых.
Периодически в сад заглядывал Леогран. Осведомлялся, не нужно ли чего Таше-лэн, обменивался с ней парой ничего не значащих фраз и, учтиво откланявшись, удалялся. Раз павой выплыла Лавиэлль, сопровождаемая дворецким, несшим обручи и шпаги для игры в «кольца», - любимая игра аристократов, где двое игроков с помощью деревянных шпаг перекидывались берёзовыми обручами, - и где-то с час отвлекала Ташу своими азартными воплями. Впрочем, Таша и сама к ним прислушивалась, ибо надеялась услышать хоть слово из уст дворецкого, - но тот упорно хранил гробовое молчание, чем в итоге вызвал у Таши серьёзные подозрения по поводу его и без того сомнительной непринадлежности к расе упырей. Впрочем, разыгравшуюся было фантазию осекло воспоминание о том, что Арон его видел, и уж наверняка не оставил бы без внимания упыриные мысли, будь таковые в дворецкой голове. К тому же от него вполне благонадёжно пахло человеком – никакого привкуса тлена Таша в его запахе, как ни принюхивалась, не уловила.
- Таша, - Джеми осторожно отложил свой огрызок к уже высившейся на бортике горке таких же, - я долго откладывал этот разговор…
«Начало многообещающее».
- …но, думаю, я всё-таки имею право знать…
«Мне уже страшно…»
- …как твой рыцарь…
«Да говори ты уже, ей-Неба!!»
- …кто всё-таки является нашим потенциальным убийцей?
Таша, даже облегчённо хмыкнув, уточнила:
- Ты кого именно имеешь в виду? В последнее время в нашу жизнь вмешивается поразительно много опасных личностей… и существ.
- Я не проявлял любопытства. Как и Алексас. Думал, что вы нам сами расскажете, - он старательно чертил кончиками пальцев круги на воде. – Но вижу, что моё молчание вас устраивает… а нас – нет. Всё-таки хочется знать, из-за чего мы рискуем жизнью. Зачем ты нужна этому магу? Это из-за твоего происхождения? И кто он?
Тихо дрожали на ветру листья дубов, шепча что-то скользящему мимо ветерку – а тот передавал их шёпот высокой траве и печально покачивающим головками ирисам. Пел свою прозрачную песнь фонтан, рисуя водяной пылью по воздуху, и закатные лучи играли медными отблесками в хрустале водяного купола.
Таша легонько коснулась ладонью бассейной глади. Провела пальцем по бортику, очертив водяным перламутром на чёрном мраморе контуры трёх лепестков.
- Он тёмный маг. Он убил мою мать и похитил мою сестру, - она заговорила ровно, без эмоций. Слова падали хрустальными шариками. – Он и ещё двое наёмников. Это всё, что нам известно. Мы с Ароном нагнали их в трактире Заречной и выкрали Лив, - но, как оказалось, с наложенным на неё заклятием… что вы, впрочем, знаете.
- Гм… похоже, версия с происхождением отпадает, - лицо Джеми выражало целую гамму чувств… восходящую гамму. От нижней ноты – болезненной печали, до верхней – изумления. – Но с чего ему сдалась твоя сестра?
- Меня терзал тот же вопрос. Но только я не сразу сообразила, что что-то тут не так… и не сразу отмела версию с происхождением. Решила, что им нужна была королевская дочь… - Таша, заново обмакнув палец в воду, мельком подняла взгляд. – В тот момент мне нужно было какое-то объяснение. Я уцепилась за это.
- Но ведь законная наследница престола именно ты! И если бы они выследили твою мать, то как? Да и вряд ли они бы повезли потенциальную угрозу королевской власти в Заречную – скорее прямиком в Адамант, на допрос и всё такое… да и морты охотятся за тобой, а не за твоей сестрой.
- Согласна, глупо, - она склонила голову, придирчиво оглядывая водяной ирис, - потихоньку тающий, безжалостно сушимый нагретым мрамором и тёплым липниковским воздухом. – Но я не знала, зачем ещё мы могли ему понадобиться. А потом Арон мою версию опроверг в пользу своей.
- Это какой же?
Таша упрямо обрисовывала цветок по уже едва видным контурам, отдаляя миг исчезновения своего творения: такого зыбкого, такого мгновенного…
- Что он просто… играет, - слова бросились равнодушно, словно пустой, посторонний, ничего не значащий факт. – Ему скучно… может, однообразие бессмертия надоело… и он играет. Мной.
Джеми, мягко отодвинув её руку, склонился над рисунком, легонько подышал на недолговечные водяные линии – и, пробежавшись пальцами по застывшей на мраморе тонкой стеклянной вязи, удовлетворённо выпрямился:
- А почему бы и нет? Эти некроманты так развлекаются, что простым смертным юмора вовек не понять. Взять хотя бы ту королевну, которая уже сто лет как мирно почила… конечно, придворный маг расстарался и соорудил ей хрустальный склеп с дырой во времени, - время там шло, но его разрушительные последствия в склепе напрочь отсутствовали, - да только разве смог бы нормальный человек влюбиться в труп? И не просто влюбиться, а поцеловать… да после поцелуя пожелать оживить… в общем, больные они на всю голову, - он вздохнул. – В общем, эта версия и мне кажется убедительнее.
«…интересно, а Норманы будут не против художественного приукрашивания их бассейна?»
- К тому же святому отцу виднее…
- Почему ему виднее? – рассеянно спросила Таша.
«…кажется, ты наконец вспомнила, что же хотела у него спросить?»
- Ну, насчёт скучающих бессмертных. Уж побольше нашего с тобой прожил.
- А, ну да…
«…а тебе не кажется, что в этих словах есть что-то…»
«Потом!»
- Джеми, - словно невзначай сказала Таша, - а я хотела у тебя кое-что уточнить.
- М?
- Вот ты говоришь, что призраки могут занимать чужие тела, потеснив разум владельца… сломав его. Так?
- Правильно.
- А может человек… сам… пустить призрака в себя?
Джеми озадаченно моргнул:
- Теоретически – да. Но, понимаешь ли, мало кто хочет этого делать, ибо что призрак сотворит в это время твоим телом, науке неизвестно… К тому же…
- Но в этом случае разум владельца не ломается, поскольку он отступил добровольно, так? И когда призрак уходит, то разум владельца безболезненно возвращается?
- Так-то оно так, но…
- О, так вы ещё здесь?
С самым разлюбезным видом к ним направлялся Леогран, небрежно перекидывая из руки в руки довольно-таки пафосную шпагу, - одни только мелкие колючие бриллианты на эфесе достаточно впечатляли. За юным хозяином неизменной тенью следовал дворецкий с воистину похоронным выражением на лице и ещё одним, - совсем простеньким, - клинком в руке.
- Так вы ещё и фехтуете, ваша светлость? – спросила Таша.
- Меня обучал отец, потом дядя… А сейчас я, как всегда, немного поупражняюсь перед ужином. Обычно со мной фехтует дядя, но он, как видите, ещё не вернулся…
- Что-то он не спешит.
- От него сегодня прибывал слуга. Попросил передать, что его светлость вернётся завтра.
«Завтра? Когда с призраком будет покончено, или когда он уйдёт до следующего месяца…»
«…или когда вы, вне зависимости от исхода – уедете?»
«Странно это как-то, ой странно…»
- Так что, - со вздохом продолжил Леогран, - придётся упражняться с Мором. Фехтовальщик из него, конечно… нет-нет, он не обижается, не смотрите на меня так, Таша-лэн. Это не обида, а констатация факта.
- Да я не… - Таша скрыла улыбку.
«Мор?»
«…ему явно подходит».
- Упражняться в фехтовании со слабым противником – пустая затея. Но, если вы только захотите, я могу составить вам компанию.
Таша скосила глаза – на Алексаса, который оглядывал Леограна с лёгкой улыбкой льва, завидевшего неподалёку конкурента на территорию.
- Вы? – изумлённо спросил Леогран.
- Ваша светлость, неужели вы всерьёз думали, что я саблю для красоты ношу? – едва уловимое движение, багряный блеск – и Леогран отпрянул: лезвие клинка, будто самого прыгнувшего из ножен в руку Алексаса, описало стремительную дугу в дюйме от носа юного герцога. – Впрочем, надеюсь, ваш дворецкий одолжит мне шпагу для поединка? Разница техник, сами понимаете…
- Мор, будь добр, - коротко кивнул Леогран и добавил, - к тому же эта шпага затуплена… чисто тренировочная. Вторая должна быть под стать.
Алексас, кивнув, с залихватским свистом загнал саблю в ножны и, отстегнув, оставил их на бассейном бортике. Неслышно поднялся, принял шпагу из рук хранившего старательное безмолвие дворецкого. Крутанул в ладони, прикинул что-то – и, кончиком клинка эффектно расчеркнув воздух, с нагловатым изяществом поклонился. Леогран склонил голову в ответ:
- Весь к вашим услугам.
- Всего вас мне, предположим, не надо, - небрежно заметил Алексас, - а вот ваша шпага на ближайшие пару минут, пожалуй, мне пригодится.
- Не слишком ли вы самоуверенны? – Леогран с какой-то нехорошей задумчивостью подкрутил ус.
- Я уверен в себе ровно настолько, насколько нужно.
- Что ж, тогда примите к сведению, что мне не раз и не два удавалось обезоружить моего дядю, а он – один из лучших фехтовальщиков в Долине.
- Обязательно приму, - заверил его Алексас, с лёгкой улыбкой оборачиваясь к Таше. – Не благословишь ли своего брата на победу?
Девушка вздёрнула носик:
- Думаю, в… ты и без моего благословения прекрасно справишься!
- И так всегда, - вздохнул юноша, - и за что я тебя люблю, кто мне объяснит?
И, насвистывая что-то, пошёл к вымощенной камнем площадке вокруг фонтана, оставив остолбеневшую Ташу рыбкой хватать губами воздух.
- Таша-лэн, - ласково произнёс Леогран, прежде чем направиться следом, - я очень надеюсь, что вы не будете возражать, если я уложу вашего брата одной левой.
Наконец обретя дар речи, Таша жалобно пискнула ему в спину:
- Может, не надо?..
- Но только так я буду удовлетворён, - бросил через плечо герцог. – Правой будет слишком быстро. Не волнуйтесь, Кармайкл-лэн – это будет безболезненно… но в меру поучительно.
«…хватит квохтать над ними, как кура. Волнуешься, что ли? За кого?»
«Ни за кого я не волнуюсь, я просто не люблю конфликты!»
«…а это не конфликт – это лёгкое недружеское измерение собственных сил».
Таша, сердито вытащив ноги из воды, обняла руками колени. Мор мрачно застыл неподалёку склеповой статуей.
«Будь здесь Арон, он бы их живо на место поставил! Вот обязательно надо им чем-нибудь помериться!»
«…мальчишки, что с них взять…
…но ты не Арон, а потому советую расслабиться и насладиться зрелищем…»
«Если будет чем наслаждаться».
Лезвия шпаг почти соприкасались. Водяная пыль в закатных лучах оседала на волосах юношей искрящейся пудрой.
- Готовы? – заняв позицию, любезно осведомился Алексас. Леогран коротко кивнул. Его противник благосклонно улыбнулся. – Нападайте.
Опущенная шпага герцога не замедлила взметнуться вверх багряной вспышкой.
Алексас парировал легко и непринуждённо: казалось, даже рукой не шевелил, одной кистью. Впрочем, Леогран его атаку отразил тоже без какого-либо видимого усилия – лишь отступил ближе к фонтану. Но поспешил компенсировать отступление, потеснив противника к окружавшим площадку розовым зарослям.
- Используете защиту Норлета? – спустя пару минут дуэли, которая как-то не спешила выявлять чьё-либо превосходство, прокомментировал герцог.
- Думаю, что она подходит для подобного случая, - с самым любезным видом откликнулся Алексас.
- Точно… думаю, что вы ожидаете моей атаки Нарро-Делло?
- Вы правы. Но, думаю, защита Кармина противостоит вашей атаке, - его стремительные выпады Алексас отразил с прежней беззаботностью – лишь отставил в сторону правую руку, до того небрежно заложенную за спину, - не так ли?
- Если только враг не изучил Дармендела… как я!
Леогран уже распалился: атаковал агрессивно, яростно, резко наскакивая. Алексас к этому отнёсся восхитительно равнодушно, - сохраняя на лице чуть скучающее выражение, отбрасывая шпагу герцога в сторону, точно надоедливую муху. Будто не дрался, а танцевал, кружась в рыцарском вальсе со шпагой в руке.
«Конечно, я ни ксаши не понимаю в фехтовании…»
«…но до чего красиво смотрится, а?»
- Вы великолепны, - с расцветающей на губах ехидной улыбкой признал Леогран.
- Спасибо, я над этим работал, - откликнулся Алексас.
- Признаю, что вы лучше меня.
- Так почему вы улыбаетесь?
- Знаю то, чего вы не знаете.
- И что же это?
- Я не левша!
И, перехватив шпагу правой рукой, Леогран ринулся в лобовую атаку. Звенящий ритм скрещивающихся клинков из вальса обратился в галоп – и под натиском герцога Алексас стал отступать к фонтану. Всё ближе и ближе, пока почти не упёрся в бассейный бортик и ничтоже сумняшеся не вспрыгнул на него, а Леогран, не оставшись в долгу, перенёс место дуэли на узкий круг скользкого мрамора. Шпаги молниями сияли в водяном крошеве.
«…а дополнительные эффекты, конечно же, являются необходимыми атрибутами боя?»
- Вы молодец, - невозмутимо заметил Алексас, вынужденный уйти в глухую оборону.
- Благодарю. С семи лет, как-никак, учусь, - Леогран вдруг скакнул вперёд, резко сократив дистанцию, но, когда Алексас успешно блокировал удар, не отстранился, а, усилив нажим, принялся гнуть вражескую шпагу книзу. Что, впрочем, оказалось осуществить далеко не так просто, как он думал.
- Ваша светлость, - по истечении пары минут великого стояния со скрещёнными клинками процедил Алексас, - позволите мне кое-что сказать?
- Говорите, - выдохнул Леогран.
- Я тоже не левша.
Резким толчком эфеса он вынудил герцога отшатнуться, перекинул шпагу из руки в руку – и атаковал, небрежно уперев левую руку в бок, танцуя на мраморном бортике, лезвием шпаги выписывая в воздухе сверкающие пируэты. Звонкая серебряная песнь скрещивающихся лезвий, удар, ещё удар – и клинок Леограна полетел в воду.
Герцог скакнул в фонтан, не раздумывая. Поскользнулся, упал, тут же перекатнулся и вскочил, мокрый от носков замшевых сапог до светловолосой макушки, но со шпагой в руке. Алексас на миг вскинул глаза на Ташу, улыбнувшись, небрежно метнул свою шпагу в трещину между мраморными плитами, - та застыла меж двух фонтанных струй, маятником покачиваясь у его ног, - и прыгнул следом, легко крутанув в воздухе сальто, приземлившись точно на обе ноги, взметнув фейерверк хрустальных брызг.
Когда юноша, с бесконечным изяществом выпрямившись, положил руку на эфес своей шпаги, освобождая клинок из плена междуплитья – даже герцог смотрел на него с идиотски-зачарованным видом.
- Кто вы? – выдохнул Леогран.
- Вы же знаете.
- А на самом деле?
- Это неважно.
- Я должен знать!
- Вы разочаруетесь.
Леогран вздохнул.
И, склонив голову, швырнул свой клинок себе под ноги.
- Вы лучший фехтовальщик, которого я когда-либо видел, - с торжественной серьёзностью промолвил герцог, - и, клянусь честью, я уверен: близок тот день, когда вы станете лучшим фехтовальщиком, которого когда-либо знала наша Долина. Я прошу прощения за мой скепсис. Теперь я вижу, что вы уверены в себе настолько, насколько вы этого достойны… а я в сравнении с вами недостоин даже права изучать высокое искусство владения шпагой.
Алексас нахмурился всего на один миг.
А затем поднял шпагу Леограна и, перехватив за лезвие, протянул её герцогу рукоятью вперёд:
- А вы – один из лучших противников, которые у меня когда-либо были. Хоть я не могу вернуть обидные для вас слова, сорвавшиеся с моих губ, я прошу за них прощения. И говорю вам, что если такой мастер, как вы, не будет и дальше изучать это высокое искусство – я буду чувствовать себя святотатцем, разбившим витраж.
Губы Леограна тронула улыбка:
- Что ж, думаю, извинения приняты обоюдно, - сказал он, принимая клинок из рук юноши. – Джеми Кармайкл, позволите ли вы мне считать нас с этого момента связанными узами дружбы?
Алексас задумчиво взглянул на герцога сквозь разделявшее их водное стекло.
- Как вам будет угодно, ваша светлость, - наконец сказал он, протянув Леограну ладонь.
Таша смотрела, как юноши с самым умиротворённым видом пожимают друг другу руки:
- Кажется, они неплохо поладили, да? – бросила она через плечо.
- Вроде бы, - Арон, неслышно стоявший за её спиной, шагнул вперёд. – И, кажется, во всех трёх участниках этих событий открылись новые стороны.
- Трёх?
- Алексасе, Леогране – и тебе, конечно же.
- А во мне-то что?
Арон протянул ей руку, помогая встать:
- Ну, - подледенив улыбку лёгкой иронией, сказал дэй, - до сегодняшнего дня у тебя ведь не было возможности проявить тягу к мастерам в своих делах, верно?
Таша промолчала. Лишь мельком оглянулась на парочку мокрых до нитки фехтовальщиков, вылезающих из фонтана, чей беззаботный смех вплетался в звенящую капель фонтана, шелестящий разговор дубовых крон и тихий шёпот закатного ветра.

Ужин прошёл в непринуждённой дружелюбной обстановке: настолько непринуждённой, что Таша засомневалась, помнит ли её «семейка» о том, что они здесь не в гостях, а по делу, притом не самому приятному. Однако, поднявшись из-за стола, Арон развеял её сомнения заверением Леограна и Лавиэлль, что их присутствие в борьбе с призраком ничего не решит, и отправкой юных Норманов в их покои. Как и Ташу – в её.
- И на каком это основании я должна отсиживаться в стороне в решающую ночь?! – возмущалась девушка, пока Арон почти тащил её в башню. – Да ни за что!!
- Как раз есть за что, - заявил мудро шедший в сторонке Джеми, - ловить вампира – это тебе не в игрушки играть!
- Ах, так значит, вы этой ночью будете ловить вампира? Значит, вы будете в не игрушки не играть, а я должна в это время мирно дрыхнуть наверху?!
- Именно, - хором подтвердили представители «сильного потолка».
«Спелись, называется!»
- А как же призрак? – с надеждой напомнила Таша. – Кто-то же должен…
- Если я не ошибаюсь – а ошибаюсь я редко, - невозмутимо ответил дэй, - и если всё пойдёт по нашей задумке, то… этой ночью мы убьём сразу двух зайцев.
- И это, как я понимаю, почти не фигурально.
- Хотелось бы обойтись без кровопролития, - уклончиво ответил Арон, распахивая башенную дверь. – Таша, я нисколько не сомневаюсь в неоценимости твоей помощи, но, поверь – прецедентов для предоставления этой самой помощи у нас ещё будет предостаточно.
И что-то подсказывало Таше, что в данном случае дэй настроен серьёзно.
«Помощь им моя не нужна, как же! Да они… они же даже не могут её видеть!!»
«…но, впрочем, есть такой вариант, при котором тебе и не надо с ними идти, верно?..»
«Не надо. Я ещё не решила. Всё-таки в этом варианте очень много но».
«…но есть везде. Целые букеты но. И везде их можно найти очень много. Всякое действие если уже не имеет, так рождает кучу противодействий…»
«Но в этом варианте но действительно очень много».
- Что ж, придётся ждать в башне пленной принцессой, - фыркнула Таша, взбегая вверх. – Желаю удачи.
- Таша!
Она обернулась уже у самого изгиба лестницы. Дэй задумчиво смотрел на неё снизу вверх:
- Ты же не наделаешь глупостей, правда? – мягко спросил он. – Ты же действительно будешь просто ждать нас?
Взгляд светлых глаз был проницательным, чуть усталым – и бесконечно тёплым. Искрящимся добротой. Взгляд отца, терпеливо уговаривающего горячо любимую дочь. И пусть эта упрямая девчонка так глупо капризничает, но…
- Конечно, - кротко кивнула девушка.
- Чудесно, - дэй светло улыбнулся. – Спокойной ночи, Таша.
Поднимаясь по лестнице, она слушала, как закрывается башенная дверь, как удаляются по коридору шаги Джеми. Конечно же, ей не стоит делать глупостей… даже нелепо, как эти мысли пришли ей в голову. Арон всегда желает ей только добра. Почему она упирается? Ведь так действительно будет безопаснее…
Таша закрыла дверь. Оглядев комнату, задержалась взглядом на сумке, мирно лежащей на полу подле кровати. После секундного колебания подошла ближе, опустилась на корточки и за цепочку вытянула из кармашка зеркальце.
Тихий щелчок.
Таша, опустившись на кровать, посмотрела в глаза своему отражению. Гм… Ну что, пойти по принципу «всё гениальное – просто»?
- Свет мой зеркальце… покажи мне Лив. Пожалуйста.
Кончики пальцев ощутили тепло нагревающихся рун, зеркальную гладь затянул серебристый туман – а когда он рассеялся, Таша увидела мирно спящую сестру.
Всё так же спящую.
«…а сколько прошло времени? Арон тогда сказал – четыре дня…
…почти уже…»
Она вглядывалась по сторону зеркала, - во мрак маленькой комнаты, рассеиваемый бликами уличных фонарей, - но, помимо тоскливого разочарования, ощущала удовлетворение.
Значит, у неё в руках волшебное зеркало… и она даже знает, как с ним обращаться…
«…а знаешь ли?»
- Покажи мне… дом.
Зазеркальная картинка дрогнула и, рябнув, пропала. На Ташу вновь смотрели её собственные глаза. Выждав пару секунд, чтобы удостовериться, она добавила «пожалуйста» - и, глядя на затягивающую стекло туманную дымку, кивнула. Хоть в этом точно разобрались…
В комнатной тиши послышался шелест яблоневой листвы на ночном ветру. Вроде бы говорят, что все деревья шелестят одинаково, но кто бы что ни говорил – шелест своих яблонь Таша узнала бы всегда. Пятнадцать лет они шептали ей колыбельные за окном.
Она долго сидела, глядя на маленький белый дом, тёмные окна которого слепли в ночной мгле.
- Пожалуйста, покажи мне… Арона, - наконец тихо сказала Таша.
Серебряная дымка с готовностью затянула стекло, однако на сей раз рассеиваться не спешила.
- Пожалуйста!
Бесполезно. Порой сквозь пелену стремились прорваться смутные очертания – но лишь на доли мига.
«…может, он, как телепат, от этого защищён?..»
Таша задумчиво стукнула ногтем по тихо откликнувшейся золочёной крышке. В сознание вдруг постучалась робкая идея. Идея, весьма сомнительно способная увенчаться успехом… но, с другой стороны – попытка же вроде не пытка?
- Свет мой зеркальце…
Тонкие пальцы сжали зеркальце чуть крепче.
- …покажи мне твоего настоящего владельца.
Серебристый туман застыл в замешательстве лишь на миг – и расступился, чтобы открыть взгляду липкий и непроницаемый мрак.
Тот же, что когда-то в трактирной комнатке, тот же, что когда-то во сне…
«А ты рискнула сделать это быстрее, чем я думал».
…кошмар, обернувшийся явью.
Отшвырнутое зеркало обиженно запрыгало по ковру.
«Зачем же так нервничать?»
- Нет, НЕТ!! – Таша судорожно обхватила голову руками, зажав уши: зная, что бесполезно, зная, что слова звучат в сознании, но не в силах слышать этот голос – чуть ироничный, такой мягкий, такой спокойный…
«Крики редко когда делу помогают».
- Прочь, сгинь, изыди!!!
«Ты гораздо приятнее, когда молчишь. Боюсь, ничего у тебя не выйдет, девочка».
Зажмурившись, она калачиком свернулась на кровати. Нет, этого не может быть, не может – это просто кошмар, просто сон, она просто спит, как и раньше…
«Вот здесь, если честно, я ожидал от тебя большего. Истерики с недоверием собственному разуму контрпродуктивны».
Её ресницы взметнулись вверх:
- Кто ты?
«Вот так-то лучше. У меня много имён, но ни одно из них я тебе сообщить не могу… до поры до времени».
- Что тебе нужно?
«От тебя – ничего».
- Что…
«Тебе не приходило в голову, что играть могут тобой, но не с тобой? Потому что с тобой затевать подобные игры не за что?»
Стало слышно, как где-то за окном шелестят, танцуя с ветром, дубовые листы.
«Мне очень жаль, девочка, но ты – лишь разменная монета в чужой игре, а твоя сестра – ниточка, за которую можно эту монету тянуть. Я не хотел убивать твою мать, но иначе не вышло. Искренне сожалею, что причинил тебе столько боли. Искренне сочувствую, поверь».
Тени танцевали на стенах.
«Есть вопросы – задавай. Я отвечу».
Таша разомкнула губы:
- Убирайся.
«Я тебе не желаю зла. И не притворялся тем, кем не являюсь… в отличие от некоторых. Во всём, что я сделал, не было ничего личного».
- Убирайся, слышишь?
«Хотя для тебя это было очень личным, понимаю…»
- УБИРАЙСЯ!!!
Высокий, пронзительный, почти птичий крик разбился звоном об оконное стекло.
«Как скажешь. Когда станешь достаточно адекватной для разговора – ты знаешь, как меня позвать. До скорой встречи, девочка… моя».
Тишина зазвенела в ушах.
Таша лежала, не шевелясь, не моргая, - и лишь отражение ровного огонька свечи странно дрожало и плыло в серебре её глаз.
Наконец она медленно слезла с кровати, подошла к лежащему на полу зеркалу и нагнулась – когда дверь распахнулась так резко, что ударилась о стену:
- Кажется, я уже говорил, чтобы ты избавилась от этого предмета?
Таша, не торопясь, выпрямилась, глядя в залитый луной чёрный бархат ночи, расстилавшийся за окном.
- Ты пыталась его использовать?
- Я видела в нём Лив, - на дэя она не смотрела, но Арон сам взял её за плечи и повернул к себе:
- Таша, волшебные зеркала – не игрушки. А тем более полученные таким путём… и от таких, мягко говоря, сомнительных персон. С Лив всё будет в порядке и без твоего наблюдения, поверь.
Крепко сжимая зеркальце в соединённых ладонях, Таша смотрела в его глаза. Эти глаза…
- Избавься от него сейчас, пока не поздно. Прямо сейчас… выброси в окно. Прошу тебя.
…они сияли мягким и грустным светом. Как всегда. И свет… он был…
Заразительным. Он заполонял собой все мысли, затягивая их радужной пеленой, обволакивая дурманящим светлым туманом, твердя «всё хорошо, всё будет хорошо…»
Дэй моргнул – изумлённо?..
- Да, иногда это бывает трудно… подобные вещи не так просто расстаются со своими владельцами, пусть даже и временными. Что ж, тогда отдай его мне.
Туман… он был всегда. Но только сейчас Таша почему-то смогла его заметить – осознать разумом, который отчего-то не заволокло безмятежным доверием, который будто съёжился в островке ясной прохладной тени посреди этой лучистой пелены…
- Таша, отдай его мне. Ты же знаешь, я тебе зла не желаю.
«Я тебе не желаю зла…»
«…а ты просто шла за этими лучистыми глазами, как крыса за волшебной дудочкой – почти без вопросов, почти без сомнений…
…ну что ж, это вполне естественно. Ты же всего-навсего глупая маленькая девочка, а он… Хотя даже забавно: иметь такую власть над тобой, когда он даже не удосуживается посвятить тебя в свои планы…
…когда он ведёт тебя туда, куда вздумается ему, ничего не объясняя…
…и когда он называет это – доверием…»
- Нет.
Таша чувствовала себя во сне. А, может, наоборот – только проснувшись?..
Но две вещи она осознавала ясно.
Первую – что быть разменной монетой можно лишь в игре между двумя людьми.
Вторую – что слишком многие говорили что-то о масках и притворствах, чтобы можно было и дальше к этому не прислушиваться.
- Нет, - её голос звучал осколками льда. – Я сама решу, что с ним делать. Мне надоело, что ты всё решаешь за меня и без меня.
Наверное, впервые она увидела в его глазах удивление.
- Это зеркало… - дэй даже отступил на шаг, - оно как-то влияет на тебя… неужели ты не видишь? Не чувствуешь?
Таша задумчиво разомкнула ладони, посмотрев на мерцающие золотистые отблески:
- Если ты имеешь в виду то, что оно мешает тебе влиять на меня – да, чувствую.
А она-то думала: почему ей так спокойно, когда он рядом, почему всё меняется, стоит ему уйти?
Но ведь так легко принять голос, нашептывающий тебе «ты в безопасности», за свой внутренний…
- И это ты называешь доверием, Арон? Внушая мне те мысли и решения, которые нужны тебе, ты говоришь о каком-то доверии? Внушая спокойствие и… о, Богиня, - Таша вдруг рассмеялась. – Так вот почему я не вспоминала о маме. И о Лив. Я ведь почти не помнила о них… и сейчас не помню. Ты сделал их… неважными. Ты сделал что-то с моими воспоминаниями, да?
- Это было необходимо, - в его голосе звучала боль. – Я бы не стал, если б…
- Как я могу тебе доверять, если не знаю, моё ли это доверие? – серебро её радужек отливало металлом. – Знаешь, мне мнится, что ты совсем не такой, каким кажешься… или не такой, каким хочешь казаться. Маска? А под ней ещё одна и ещё? Но есть ли под маской лицо? Как мне узнать, Арон – кто ты на самом деле? Такой ли ты, каким тебя вижу я?
- Думаю, ты никогда этого не узнаешь, - в его глазах светилась непроницаемая серость. – Ведь я не знаю, каким ты меня видишь.
Напряжение меж скрещёнными взглядами было не меньшим, чем напряжение скрещённых мечей.
- Значит, не отдашь?..
Таша крепче сомкнула пальцы на тёплом металле.
- Что ж… Рано или поздно ты сама всё поймёшь, - он чуть склонил голову, и в голосе его прозвучала странная обречённость. – Но лучше бы это случилось рано.
Таша смотрела ему вслед, пока вдали не стих одежный шелест. Потом, держа зеркальце в опущенной руке, другой рукой нащупала на груди кулон-александрит. Сжала в пальцах, дёрнула. Некоторое время задумчиво и отстранённо разглядывала отливающий багрянцем камень; наклонив ладонь, позволила маминому подарку золотистой змейкой соскользнуть с ладони в открытую сумку – и, накинув на шею другую золотую цепочку, заправила зеркальце-кулон под платье.
Пальцы не подрагивали предательски. Не было и капли волнения, сожаления или сомнения: она действовала уверенно, неторопливо, будто впервые зная, что делает. Сознание казалось ясным, как никогда.
Нет, игра ещё не кончилась, - но свои ходы в этой игре она отныне будет делать сама.
Таша подняла глаза, взглянув в окно: в бархатистую ночную мглу, завораживающую, успокаивающую… и чуть склонила голову набок, когда что-то мелькнуло в оконном стекле.
Снова? Значит, не случайно? Хотя случайности, похоже, вообще довольно редкое явление…
- Ладно, может, это и глупо, - Таша подошла ближе, - но это – моё решение.
И, опустив ресницы, прислонилась лбом к оконному стеклу.

---

Пришелец.

[Elertain]

Доброго времени суток всем!
Хочу представить вам небольшую зарисовку о взаимоотношениях офисных сотрудников.

Пришелец.

Офис. Раннее утро. Денис сам не знал, почему пришёл так рано. Пришёл и пришёл. Без десяти восемь явится Алиса и опять начнёт над ним подтрунивать: работяга, пунктуальный ты наш, внимание-внимание, любимчик шефа выслуживается, и т.д. и т.п. Тяжко вздохнув, Денис вытер ладонью запотевшее стекло и упёрся в него лбом. В этой позе он простоял вплоть до того, как хлопнула входная дверь, возвещая о прибытии очередного сотрудника.
- Доброго утра! По чём медитируешь?
Виктор Петрович. Вообще-то шефа звали Виктор Андреевич, Белкин, но Денису нравилось звать его Виктор Петрович - ему шло.
- Жду Алису.
- Ты мазохист?
- Нет. А с чего вы взяли...
- Ты приходишь в половину восьмого в офис и ждёшь Алису. Зная её отношение к тебе, можно предположить, что ты мазохист.
Произнося речь, Виктор Петрович старательно стряхивал с пальто снег на купленную Игорем ковровую дорожку, и Игорем же ревностно охраняемую. Денис молча созерцал осквернение дорожки.
Хлопнула входная дверь.
- Ой, кто пришёл! - Алиса не смогла не заметить куртку Дениса на вешалке. - А чего так рано!!! ... Ой! Здравствуйте, Виктор Андреевич.
- Доброго утра!
- Вам кофе? - к слову, Алиса являлась секретаршей шефа.
- Спасибо, меня позавтракали. - и все поняли, что вернулась жена.
Ровно в три минуты девятого хлопнула входная дверь, и в офис ввалился Игорь. Скорбно посмотрев на осквернённую ковровую дорожку, он направился к своему рабочему месту.
Если шеф дожидался прибытия Игоря, на то была веская причина.
- Ребята, сегодня к нам приходит новый сотрудник. Я вас прошу, хотя бы сегодня поизображайте адекватных людей. - посмотрев на каждого умоляющим взглядом, Виктор Петрович скрылся за дверью личных аппартаментов - так называл кабинет шефа Игорь. Ещё Игорь называл шефа жлобом и втайне надеялся, что тот его когда-нибудь уволит.
Алиса шефа если не боготворила, то очень им гордилась. На такой почве между ними с Игорем то и дело происходили конфликты. Во время конфликтов по офису производилась беготня, кидание скрепками и другой канцелярской техникой. Алиса демонстративно топтала каблучками священную дорожку, а Игорь скармливал шредеру очередное произведение любовного жанра, старательно распечатанное Алисой служебным принтером на служебной же бумаге. Но все противоречия разом испарялись, если на столе Дениса предательски вздрагивал горшок с кактусом, который Денис оберегал, как Игорь свою дорожку.
Денис занимал в офисном социуме пост наблюдателя и должность шефовского любимчика, естесственно, пока дело не касалось любимого кактуса.
И вот, в этот тесный мирок должен вломиться кто-то совершенно левый, и совершенно непонятно - почему. Игорь высказал предположение, что ему на замену.
- Мечтать не вредно! Определённо положительный момент - то, что это сотрудник, а не сотрудница, следовательно, никакой конкуренции мне.
Алиса и Игорь посмотрели на хмурого Дениса, мол, чего скажешь.
- Если он тронет мой кактус, я его из окна выкину.
Ближе к середине дня, когда на лестнице чёрного хода слышалась возня за банку-пепельницу, дверь офиса впустила молодого мужчину. Нерешительно потоптавшись на дорожке, вошедший решил привлечь к себе внимание. Не успел. По обыкновению предававшийся послеобеденной работе Денис уже заметил его.
- Виктор Петрович у себя, - мышью ткнул в сторону шефовой двери Денис.
Боком-боком, пришелец двинулся к кабинету начальства.
Спустя часа полтора, мужчина вернулся в помещение офиса, где был встречен обитателями в полном составе.
- Я ваш новый коллега - Артём Листьев. - и подал Алисе какие-то документы.
- Алиса. Секретарь.
- Денис. Любимчик шефа.
- Игорь Белкин. Младший племянник. Ты натоптал на дорожке?
- Э-э-э. Да... - и получил по спине веником.
- Никогда не топчи на ней! Веник в каморке за вешалкой.
Артём поспешно отступил, опасно приблизившись к столу Дениса, и резко обернулся на голос.
- Тронешь мой кактус - я тебя в окно выкину, - как можно более хмурым голосом произнёс Денис, но почему-то улыбнулся. Не смог не улыбнуться. Поднявшийся было в глазах Артёма испуг исчез.
- Не обращай внимания! Это они болтают! Кофе хочешь?
- Не отказался бы...
Через некоторое время все разбрелись по делам. Пока не привезут ещё один компьютер, Артём был назначен мальчиком на побегушках. Он не возражал. Нужно было время, чтобы всё обдумать, понять и проанализировать.
Буквально за неделю Артём разобрался в отношениях в офисе: Алиса - прекрасный ничегонеделающий секретарь и отлично готовит кофе даже в кофеварке; Денис любимчик шефа потому, что единственный из этой шайки работает; Игорь регулярно опаздывает, ненавидит шефа тихой ненавистью и постоянно упаршивает мать позволить её брату его уволить (мать слушается плохо).
Ещё Артём решил последовать примеру Дениса, и занял наблюдательную позицию по отношению к происходящему.
Что примечательно, Денис, обычно шипящий на Игоря и игнорирующий Алису, довольно дружелюбно общался с Артёмом. Они даже пришли к взаимопониманию в отношении нового проекта.
Так прошло два месяца.
- А не кажется ли вам, коллеги, что в мощной стене нашей обороны образовалась неслабая трещина? - Артём в этот день отбыл вместе с шефом на какое-то заседание.
- Какой сотрудник - такая и трещина.
Денис демонстративно просыпал на дорожку сахар, за что получил блокнотом в лоб.
- Мальчики, не ругайтесь! Мы его, типа, приняли, или ещё нет?
- Мне всё равно. В определённом смысле, конечно.
- По крайней мере, с ним приятнее работать, чем с блюстителем ковровой дорожки.
- В принципе, я согласен с кактусовладельцем, с этим парнем работать приятнее, чем со мной. Сам в шоке. Пойду покурю.
Вечером Артёму сообщили, что его приняли в коллектив, и откупорили по этому поводу бутылку газировки и пачку печенья.
Начало апреля выдалось на редкость тёплым и было решено всем офисом выехать на пикничок. Поехали: Виктор Петрович с женой, его сестра, Игорь, Алиса, Денис и Артём с сестрой. Старшие женщины взяли на себя обязанность приготовления стола, младшие женщины собирали цветы и развлекали компанию. Игорь вызвался помогать и, одновременно, внушал матери, почему уволить его - хорошая идея. Дениса и Артёма отправили за дровами. Чем занимался Виктор Петрович доподлинно не известно.
- Забавный у вас коллектив.
- Так отношения сложились, сами собой. Точно знаю, что и Виктор Петрович, и Игорь, и Алиса - вполне нормальные, адекватные люди. А то, что так себя ведем - просто дурачимся.
- Я раньше в компании работал, где одни бабы были - вот где ад.
- Да, женщин должно быть в меру. Бывает и десяти мало, а бывает и одной много.
- Знаешь, я поначалу подумал, что попал в какой-то психушник. А сейчас ничего, привык вроде.
- Мы уже лет семь вместе работаем - знаем друг друга, привыкли друг к другу. А новый сотрудник - это всегда испытание коллектива на прочность... и дружелюбность, что-ли.
- А про кактус - это ты серьёзно? Пятый этаж всё-таки.
- Ещё в начале работы нас таки четверо было. Не прижился один паренёк. Хамил, не прислушивался к советам. Я его натурально в окно вышвырнул. Офис у нас тогда на первом этаже был, с клумбой под окном. Его потом сразу уволили.
- Его! Не тебя!
- А за что меня? Игорь свидетелем был: я его предупредил, и Алисе он тогда ещё нагрубил, - он не послушал. Как результат - наказание.
- Да, мораль. А мне нравится у вас работать...
- Этол ты Виктору Петровичу скажи - он такие песни любит.
- Обязательно!
Воспоминаний о пикнике хватило всем. Пока дровосеки где-то шлялись вдвоём, Алиса и Кристина успели столкнуть Игоря в близтекущую реку, откуда он вылез весь в тине и лягушках. Опять же Игорь, настолько надоел своей матери, что она его отхлестала веником из каких-то колючек. Виктору Петровичу тоже досталось, ибо он осмелился ржать, ни больше ни меньше, над этим действом. В итоге Алиса вступилась за Игоря, а София - за мужа, и вышла массовая драка вениками. И ещё много всего.
Спустя некоторое время Игоря всё-таки уволили. Торжественно со всеми распрощавшись, он свернул свою ковровую дорожку и отбыл в неизвестном направлении. С тех пор о нём напоминают лишь редкие звонки и открытки по большим праздникам.
И вот однажды...
- Ребята, сегодня к нам приходит новый сотрудник. Я вас прошу, хотя бы сегодня поизображайте адекватных людей. - дверь кабинета мягко закрылась за Виктором Петровичем.
- Сотрудник - это удачно!
- Алиса, шеф тебя дуже ценит, и никогда не позволит себе нанять сотрудницу.
Алиса и Артём посмотрели на хмурого Дениса, мол, чего скажешь.
- Если он тронет мой кактус, я его из окна выкину.
- Дэн, одиннадцатый этаж, не переигрывай.
Все трое разразились дружным хохотом.

@темы: Проза, юмор

---

Та, что гуляет сама по себе

[Rhiannon]

Глава тринадцатая
Охотники за привидениями

- Без страха и упрёка! – Таша жестом фокусника подкинула Джеми тёмного паладина.
- Бабочка, - доложил тот, выкидывая влюблённую королевну.
- Бабочка! – Таша подкинула крещёную королевну.
- Его высочество! – буркнул тот, побивая королевну козырным принцем.
- Для тебя ничего не жалко! Его высочество! – Таша щедро выложила тёмного принца.
Джеми тяжело вздохнул, косясь на своего козырного влюблённого короля. Более королей, равно как и козырей, не наблюдалось. Брать или не брать, вот в чём вопрос… Не хочется, ой не хочется, но короля жалко… Да и карты все вроде хорошие, картинки, а у Таши ещё четыре…
- Моё, - мужественно сказал он, пригребая немаленькую стопку к себе.
- И никакого обмана, - констатировала Таша, эффектным веером кидая на одеяло четыре восьмёрки.
- Откуда??? – взвыл мальчишка.
- Забыл, как сам мне их всучил пять-шесть конов назад? Ну вот, а я их заботливо приберегла для тебя, хе-хе… И ты опять в болванах, - девушка, жмурясь, потянулась. Довольно зевнула. Потом покосилась на понурое лицо Джеми – и ободряюще похлопала своего рыцаря по плечу, - ну, фигурально в болванах. Ты же вообще жутко умный, всё-все знаешь! Только в картах не везёт… А яд виспа точно был только в крови? В щупальце его не было?
- Если бы был, я бы об этом уже узнал, - проворчал явно польщённый Джеми. – Ещё разок?
- Не-а. Не хочу терзаться совестью, обыграв тебя в десятый раз, - Таша зевнула. – А вдруг яд замедленного действия? Кто его знает, этого виспа…
- Если даже меня сейчас травит неизвестный науке яд, - что весьма сомнительно, учитывая, что моя рана целиком и полностью зажила, - то противоядие науке тоже неизвестно, - Джеми положил аккуратно сложенную колоду на стол, - а потому мне остаётся лишь смириться со своей горестной судьбиношкой умереть в цвете сил…
Звякала на кухне посуда, посвистывал чайник: Маля и Габриэль мыли посуду перед вечерним чаем. Во дворе отстукивал бодрый маршевый ритм топор: Таль рубил дрова. Где-то в хлеве гнусаво блеяли козы-педестрианки (да-да, те самые болотные козы, славящиеся обилием молока, чьи супруги увековечились в великом аллигранском языке благодаря на редкость вздорному нраву). Таша и Джеми сидели на раскладушке и до сего момента самозабвенно резались в болванчика. На стульчике пристроилась Кира, якобы читая, а на деле подглядывая-подслушивая. И если девочка в детской находилась по праву владелицы, а Таша лишь потому, что Арон второй день не позволял ей вставать с раскладушки дольше, чем на десять-двадцать минут, то Джеми самым позорным образом прятался. От Габриэль.
О своём чудесном колечке мальчишка вспомнил, лишь благополучно оправившись от происшествий последней пары дней, - то есть на следующее утро после прогулки его спутников в мир иной. А, выяснив, что рядом с Габриэль кольцо расцветает весёлой зеленью, Джеми поспешил ретироваться в детскую, мышкой вышмыгивая оттуда лишь в случае крайней нужды. Алексасу приходилось не слаще: учитывая, что окружающим не стоило знать о раздвоении личности милого Ташиного братца, время Алексаса решили целиком и полностью тратить на сон. Что, естественно, не прибавляло тому расположения духа.
В общем, пребывание в доме семейства Ингрид братьям по душе явно не приходилось.
- Вышел бы, Таша в который раз попыталась урезонить своего рыцаря. – Не думаю, что ты привлекаешь госпожу Ингрид в качестве потенциального обеда.
- Зато она меня привлекает, - буркнул Джеми в ответ, - в качестве потенциального объекта для подвигов из разряда «избавление мира от многоликого чудища».
- Джеми, это глупо – ненавидеть любого оборотня. Передай мне чашку с чаем, пожалуйста… ага, спасибо. Ну так вот… Что тебе сделала Габриэль? Тут уместнее вопрос, чего она не сделала, чтобы нам помочь. Лично я ей по гроб жизни буду благодарна.
- Она оборотень.
- Но я же тоже оборотень. И мы с тобой, кажется, уже пришли к выводу, что оборотень оборотню рознь… А если бы Кира пошла в бабушку, - потенциально это было очень даже возможно, - она тоже сейчас для тебя была бы «потенциальным объектом»?
Потенциальный «потенциальный объект», наблюдавший со стульчика, как раз ослепительно улыбнулся во весь свой беззубый рот.
- Маленькие – все хорошенькие, - отрезал Джеми. – Истинные борцы с нечистью не щадят никого, потому что знают: милые волчата вырастают в злых матёрых волков. Чем меньше крови они успеют пролить, тем лучше.
- Вот болван! – Таша, не сдержавшись, отвесила ему подзатыльник. Джеми только фыркнул. – Я уже и забыла, каким ты бываешь идиотом… Не понимаю такой жажды подвигов, при которой можно женщину или маленького ребёнка прирезать, - девушка сердито тряхнула ушибленной ладонью и отхлебнула чай, опасно взволновавшийся в кружке. – Или ты только кажешься вменяемым человеком?
Джеми взъерошил приглаженные её ударом кудряшки.
- А ещё ты не понимаешь того, - вдруг тихо сказал он, - что я воспитывался со знанием: оборотни – нелюди. Нечисть. Звери, дикие и хищные. То, что в человеческой шкуре они разумны, дела не меняет. Я же не говорил с ними, не видел никого из них… И не я один такой. Почти все презирают их, многие ненавидят. А теперь скажи: как ты думаешь, пятнадцать лет прожив с этой гаммой знаний и чувств – можно забыть о ней в два дня?
Таша, не торопясь, маленькими глотками допивала чай.
- Весь вопрос в том, - наконец сказала она, - хочешь ли ты о ней забыть.
Джеми, вертя кольцо на пальце, промолчал.
Глухо хлопнула входная дверь. Минуту спустя щёлкнула круглая дверная ручка.
- Добрый вечер всем.
- Добрый! – радостно откликнулся Джеми. – Что нового, святой отец?
Арон, скрестив руки на груди, прислонился спиной к стене:
- Кира, тебя бабушка зовёт, - дождался, пока девочка жизнерадостно выпрыгает из комнаты, и наконец ответил, - да так, мало чего интересного.
- Что, неужели больше некого выручать из передряг, лечить и воскресать? – несказанно удивилась Таша. Дэй улыбнулся – видно, вспомнил вчерашний разговор. Не мог не вспомнить.
«Можно подумать, у тебя девиз по жизни – «пришёл, увидел, воскресил», - фыркнула Таша, когда вечером они сидели в комнате.
«На самом деле это случается не так часто, как можно подумать», - ответил Арон.
«Два воскрешения за три дня – не так часто?»
«Необычайная концентрация смертей хороших людей за последнюю семидневку».
«Да ещё и Кира…»
«Ну, а она уж точно ни при чём».
«Как это?»
«Вовсе не обязательно следовать за человеком за грань, чтобы он продолжил жить. Чаще всего достаточно искусственного дыхания, или удара кулаком по правильному месту, или шлепка по спине, выталкивающему кусок пищи, который попал не в то горло… или вовремя распутанной пуповины, чтобы младенец наконец смог вдохнуть».
«Так она не родилась мёртвой?»
«Нет, хотя казалась таковой весьма убедительно. Будь я не таким упорным, я бы даже в это поверил. Маленькие дети цепляются за жизнь упорнее, чем мы думаем – недаром только их кости не ломаются, а гнутся по принципу юной зелёной веточки».
- Похоже, Джеми, - посерьёзнев, сказал дэй, - нам с вами предстоит поработать охотниками за привидениями.
Парнишка изумлённо моргнул:
- В смысле?
- Прогуливаясь по посёлку, я по счастливой случайности встретил юную племянницу герцога, которая как раз искала меня.
- Зачем это ты понадобился племяннице герцога? – невзначай поинтересовалась Таша.
Узнав, что в маленьком Пвилле находится усадьба самого настоящего герцога, Таша сильно удивилась. Герцоги-то были третьими по важности управляющими персонами в Королевстве: первой являлся, естественно, Его Величество, заседавший в Адаманте, вторыми – князья, наместники короля, управляющие Провинциями, а третьими – собственно герцоги, наместники уже князей, управляющие округами Провинций. Так что Таша очень заинтриговалась загадкой, что герцог Броселианского округа делает в Пвилле, и решила узнать побольше об этом удивительном явлении от Мали. Что и осуществила вчера вечером, подвязавшись помочь ей лепить пельмени и невзначай заведя разговор.
«Каким ветром герцога в наш городишко занесло, говоришь? Так летняя резиденция у них здесь, - ловко заворачивая пельмешки, охотно ответила Маля. – Её ещё прапрапрапрадед нынешнего герцога отгрохал – род-то у них знаешь какой древний? Ого-го! Но нынешний герцог, его светлость Оррак Норман, здесь вот уже третий год живёт постоянно с женой и племянниками. В юности-то он в Адаманте жил, столице провинции нашей, и вроде бы как даже неплохо там обустроился, а потом, как жену у него убили, он перебрался сюда… Угу, угу, убили, свет ей небесный. В то время господин Оррак ещё и герцогом-то не был, герцогствовал брат его старший, Валдор. Да только умер, свет ему небесный… а потом и жена его тоже умерла, свет небесный… и дети их сиротами остались – вот и взял младший брат опеку над племянниками. И почему он сюда перебрался? Ну, это ты не меня спрашивай, мы в герцоговский круг общения невходящие. А если б и входящие были, навряд ли б он нам рассказал…»
- Ну, - ответил дэй, - я часто проездом бывал в Пвилле, и успел так или иначе помочь многим его жителям. И, как оказалось, эти многие меня помнят до сих пор… А когда узнали, что я вновь здесь, то посоветовали герцогу обратиться за помощью в борьбе с беспокойным призраком именно ко мне.
В глазах Джеми загорелся прямо-таки нездоровый азарт:
- Кто, где, когда?
- Он приходит в усадьбу герцога каждое полнолуние. Четыре ночи подряд. Откуда – неизвестно. Служанка заметила его четыре месяца назад, как-то ночью встав в уборную: сияющий силуэт, отражавшийся в оконном стекле, будто сгущённое лунное сияние. Девушка заорала так, что перебудила весь дом. И хорошо, что перебудила – с такой раной она бы не дотянула до утра.
- Призрак её ранил?
- Услышав крик, он исчез. А потом девушка услышала в своей голове голос… и почувствовала, что кто-то пытается проникнуть в её разум. Она заметалась, сшибла стоявшие у стены рыцарские доспехи прадеда герцога, и те рухнули на неё. К несчастью, для пущей реалистичности герцог решил вложить в латную перчатку предка его любимый кинжал. Без ножен.
- Но она жива? – забеспокоилась Таша.
- Жива, - кивнул Арон. – Только заикой осталась, а так – ничего серьёзного… Следующей ночью герцог и его племянник Леогран решили устроить призраку очную ставку. И тот, охотно на неё явившись, сходу предпринял попытку занять тело достопочтимого господина Оррака, однако по какой-то причине не смог этого сделать, как и в случае с юным Леограном. Тогда призрак исчез, напоследок полыхнув такой яркой вспышкой, что герцог с неделю ничего не видел.
- На герцоге и его племяннике были кресты, - скорее констатировал, чем уточнил Джеми.
- Совершенно верно.
- А служанка креста не носила, за что и поплатилась, - парнишка сосредоточенно кусал заусеницы. – Хотя на самом деле ей крупно повезло, что всё закончилось подобным образом: после того, как такой призрак покидает временное тело, сломленный им разум истинного теловладельца чаще всего восстановлению не подлежит…
- Такой призрак? Ты знаешь, какой?
- Дух без полтергейстского потенциала. Задержавшаяся на этом свете душа. Либо тело не упокоено, либо незавершённое дело осталось, - веско заявил парнишка. – Главный признак – видимость исключительно в отражениях и в свете полной луны. Собственно, и силы у этих духов появляются только в полнолуние… Они могут на время занимать тела живых, потеснив их разум, но обычно пытаются договориться полюбовно – чтобы разыскали тело и похоронили, как подобает, или завершили то самое незавершённое дело. Ну, а дальше что?
- На лунный месяц призрак исчез. Обитатели особняка решили, что он оставил их в покое, но в следующее полнолуние призрак опять заявился в особняк. Встречаться с ним герцог и его домочадцы уже не рискнули, а в витражных окнах их покоев призрак почему-то отразиться не мог. Так что он ограничивался тем, что скользил по коридорам – исходящий от него свет проникал в дверные щели и замочные скважины. Проведённый местным пастырем обряд изгнания нечистых сил посредством освящения каждого помещения особняка результата не дал. Когда же дэй попытался встретиться с призраком лицом к лицу, дух повторил свой ослепляющий маневр, а в пылу отчитки святому отцу не повезло отступить к лестнице, а когда призрак вспыхнул, он рефлекторно отшатнулся, и…
- Но он жив?
- Жив, Таша, жив. Хотя похрамывать, наверное, до конца жизни будет… В общем, герцогу больше не на кого надеяться.
- Кроме как на тебя, известного целителя и чудотворца?
- Ну, не столь уж и известного. Разве что в очень узком кругу.
- Прямо-таки очень?
- Ладно, просто узком.
Джеми между тем беспокойно расхаживал по комнате:
- Он должен быть тесно связан с герцогом. Или с кем-то из домашних. Или с домом. Он должен быть чьим-то родственником… и, скорее всего, состоявшим в не очень хороших отношениях с роднёй. Поэтому и договориться с живыми не имеет возможности, - мальчишка решительно вскинул голову. – Я должен поговорить с герцогом!
- Конечно, поговорите. Вчера призрак опять объявился в особняке, а завтра герцог ждёт нас к ужину. И на ночь, - а, быть может, и на две, - мы задержимся в фамильном жилище Норманов, чтобы указать их беспокойному гостю на дверь… вернее, на тот свет.
- Нас – троих? – Таша внимательно взглянула на дэя. Тот вздохнул:
- Увы, но да. Оставить тебя здесь я не могу.
- Привет от наших чёрных друзей?..
Арон кивнул.
- Морты бродят вокруг посёлка, в лесу, - добавил он. – Я слышал мысли зверей и птиц – они боятся.
- Морты… здесь? Но почему…
- …они не нападают? Потому что нет такого приказа. Видимо, «хозяина» пока устраивает, что мы здесь.
- Выходит, мы играем по его правилам? – Джеми нахмурился. – Что-то меня такое положение дел не особо устраивает.
- Меня тоже, поверьте. Но мы пока живы, и это главное.
- Слово «пока» безусловно радует, - выщипывая шерсть с одеяла, мрачно заметила Таша.
Арон устало пригладил волосы – тщательно зачёсанные в день их встречи, с каждым днём они растрёпывались всё больше, грозя в итоге превратиться в непослушный мальчишеский шухер.
- Нам дают передышку, - негромко сказал дэй. – И я знаю, что за этой передышкой последует. Стоит нам выехать из Пвилла…
- А кто сказал, что мы будем выезжать? – Джеми самодовольно улыбнулся. – Я могу перенести нас с Ташей куда угодно, а поскольку охотятся они за ней…
- То найдут вас, куда бы вы ни перенеслись, - оборвал его Арон. – Поймите, Джеми, тот, с кем мы имеем дело – не отступится.
- Гм, - парнишка в явной недовольственности пощёлкал пальцами. – Значит, правила игры устанавливает он? А ставка в этой игре – жизнь?
- И близятся решающие ходы. Нашим будет выезд из Пвилла. Его ответ настигнет нас по дороге… куда бы то ни было.
- Вы думаете?
- Знаю. И чем скорее мы сыграем по его правилам, тем скорее всё закончится. Так или иначе, но закончится.
- Не будет никаких «иначе», святой отец! – вскинул подбородок Джеми. – Мы победим!
Мужчина взглянул на него неожиданно пристально. Неожиданно печально.
- Всё гораздо серьёзнее, чем вы думаете. Я не берусь обещать, что все мы выживем, - тихо и очень просто сказал дэй. – Но рано или поздно мы должны будем принять этот бой. И лучше, чтобы мы приняли его сейчас, с высоко поднятыми головами, по собственной воле, чем рано или поздно всё равно вступить в него, но будучи загнанными в угол. Вступить лишь потому, что нам не оставят другого выбора.
- Как будто сейчас у нас выбор есть, - Таша стиснула краешек одеяла в кулаке. – Хорош выбор: умереть сейчас или пробегав ещё пару недель…
- Даже иллюзия выбора значит очень много, - серьёзно ответил Арон. – Во всяком случае, для морального настроя – точно. А от морального настроя зависит куда больше, чем вы оба думаете.
Скрипнула дверь. В комнату на одной ножке радостно пропрыгала Кира:
- Буся говолит, что мне пола спать, а вы, дядя Джеми, и вы, святой папа, идите пить вечерний чай!
Каждый раз, заслышав искреннее и очень уверенное «святой папа», Таша хихикала в ладошку, а Джеми так вообще открыто улыбался до ушей. Один Арон помнил о том, как важно быть серьёзным (хотя смех в глазах выдавал его с головой). Попытки объяснить девочке, что говорить «святой папа» неправильно, ни к чему не привели: Кира хлопала ресницами, делала большие глаза и спрашивала – почему? Ведь она же папу зовёт папой, а не отцом! Это такое слово противное – отец… А Арон же тоже её папа, только святой. Так почему нельзя?
- Вот и Таше пора спать, - неумолимо сказал дэй. – Джеми – идёмте.
- Я с этой чай пить не буду! – торопливо отрезал мальчишка.
- Никто и не заставляет. Но вам в любом случае пора перебираться на террасу.
Джеми, вздохнув, пожелал Таше спокойной ночи и шмыгнул за дверь. Полминуты спустя скрипнули террасные половицы: парнишка короткими перебежками добрался до своего законного соломенного тюфячка.
- Хороших снов, Таша. Постарайся выспаться – спокойных ночей нам осталось совсем немного.
- Мрр… Спокойной ночи.
Он вышел, а она – забралась под одеяло, глядя, как Кира опускает полог над своей кроваткой. Свет не выключали: Кира боялась темноты. Тоже.
Таша смотрела в потолок, считая древесные трещины на балках.
«Я не берусь обещать, что все мы выживем…»
Она не боялась смерти. В конце концов, она уже умирала раз, и это не было так уж страшно.
Но одна лишь мысль о том, что умрёт не она…
Шумно протопали в спальню Маля и Таль. На кухне позвякивала о край чашки ложечка – Арон размешивал свои обычные два куска сахара.
«Как я смогу жить дальше, если… Как это можно – всегда помнить, что кто-то мог жить, но из-за тебя…»
«…а как жила мама?»
Таша с силой провела рукой по волосам, ото лба до затылка, запуская пальцы в светлые пряди, рассеянно задержав на макушке – да так и оставив за головой:
«Но ведь… это же глупо, такие мысли. Глупо об этом думать. Ведь всё будет хорошо… верно?..»
Она лежала, слушая тоненькое посапывание спящей Киры, скрип террасных половиц под ворочающимся Джеми, тишину от притихшей ложечки…
- А симпатичные у тебя дети…
Тишину – в которой особенно чётко слышались голоса.
- Не могу поспорить.
- Особенно Таша, - госпожа Ингрид говорила очень тихо: Джеми едва расслышал бы отзвук её голоса.
- Да, она хорошая девочка, - Арон тихо звякнул об стол опущенной чашкой.
- А в глазах видна кошка… - тихий звук сдвинутого табурета. Лёгкие, словно шорох, шаги. Остановились… Наверное, подошла к окну. – Смотрю, ты к ней очень привязан.
- Она ведь моя дочь, - скрип. Качнулся на стуле? – А у тебя всё-таки до невозможного счастливая семья.
- Таль да Маль, Маль да Таль… Хорошая пара. И Кира замечательной девочкой вышла. Жаль только, что не оборотни… с одной стороны. Но тут уже моя вина.
- Люди – совсем неплохие существа. Особенно такие, как твоя семья.
- Это да, но… когда-то я их потеряю.
- Да. И ты будешь жить дальше. И помнить счастливую жизнь, которую провела с ними, и воспитывать уже правнуков и праправнуков.
- Вечная бабушка, да уж… Всё-таки не смогла я выбрать правильного спутника жизни. Любить смертного… помимо сладости, невыносимая мука.
- И ты не бессмертна.
- Но уже живу в два раза дольше отмеренного ему срока. Полжизни – вдовой. А ведь по нашим меркам цветущий возраст… - вздох. – А каким образом эти дети к тебе попали?
- Ты же знаешь.
- И ты думаешь, я поверила тому, что узнала?
- Назови мне причину, по которой ты не можешь этому поверить.
- Я просто знаю.
- Причина неубедительна.
Перебор тонких пальцев по столу:
- Я думала, когда-нибудь ты будешь мне доверять…
- Я доверяю.
- Но не так, как мне хотелось бы.
- Далеко не всегда наши желания можно соизмерить с возможностями.
- Твоя логика невыносима, - тихий перестук оборвался. – Ты можешь хоть когда-нибудь поступиться ей… хоть раз поступить, как велит тебе сердце?
- Я поступаю так изо дня в день.
- Ты прекрасно знаешь, о чём я.
Тишина – такая, что Таша могла расслышать их дыхание.
- Габриэль, - тихо сказал он, - я не могу дать тебе того, что ты ищешь.
- Почему? – в её голосе звучало упрямство ребёнка.
- Потому что единственная женщина, которую я могу любить – Неба.
Таша почти видела её изящные руки с тонкими кистями, скрещивающиеся на груди. Почти следила за её губами, кривящимися в горькой усмешке.
- Можешь или хочешь?
- Должен.
Его ответы словно высекались на невидимых скрижалях: и пытаться не стоило что-то изменить, оспорить, опровергнуть…
- Ты не должна больше заговаривать об этом. Ты не должна думать об этом. Потому что это причиняет тебе боль, а я не смогу быть рядом с тем, кому причиняет боль одно моё присутствие.
Её молчание хлестнуло отчаянием, как плетью.
- Не буду, - наконец едва слышно ответила Габриэль.
- Хорошо, - Арон встал. Наверное, достал из-за диванчика за кухонным столом подушку и плед. – Спасибо за чай, очень вкусно.
- Не стоит благодарности.
- Стоит. Хороших снов.
- Спокойной ночи, святой отец.
Десяток быстрых шагов, лёгкий хлопок дверью – и дом приняла в свои объятия сонная тишина.
Предоставив Таше хоть всю ночь, как сейчас, широко открытыми глазами смотреть в потолок.

- А как Габриэль удаётся так спокойно жить? Почему её никто не трогает?
- Она давным-давно отреклась от оборотничества и зареклась перекидываться, и за неё поручился её муж. А ещё здесь оказались удивительно рассудительные люди и здравомыслящий пастырь. Кто-то косится недоброжелательно, конечно, но в общем и в целом просто не обращают внимания.
- А ты откуда знаешь? Поболтали разок о своём, об оборотничьем?
- Догадайся с трёх раз, а… Арон рассказал, конечно.
Пвилл оказался весьма симпатичным городком, примыкавшим к светлому сосновому лесу. Пять-шесть десятков невысоких домов кругами расходились от центральной площади, на которой жались друг к другу рыночные лотки и палаточки – и по которой сейчас Джеми с Ташей и вышагивали.
«Мне не нравится, что вы такая скучная, Таша, - ближе к обеду заявил Алексас. – Я хочу вас развлечь».
«Скорее уж себя, а меня – в качестве подкупа во избежание доноса, - девушка нахмурилась, несказанно удивлённая, что старший братец таки решился отобрать у Джеми контроль. Впрочем, в детской на тот момент они были одни. – И как же вы намерены… развлекаться?»
«Нам определённо надо пойти развеяться».
«Арон велел оставаться здесь и ждать его…»
«Пока сам он весьма неплохо проводит время, прогуливаясь по посёлку, - Алексас зевнул. – Таша, я же вижу, что роль затворницы вас не устраивает».
«Зато вечером мы пройдёмся до особняка».
«О да, и следующие два дня проведём, будучи затворниками там. Ну же, Таша. Давайте прогуляемся, посмотрим город, зайдём на рынок… Он же сам сказал, что в городе нам ничего не грозит. И я буду хорошо себя вести, обещаю, - заметив, что она колеблется, Алексас молитвенно сложил ладони. – Ну пожалуйста! Позвольте мне встать на путь исправления, доставив вам хоть пару приятных минут…»
Таша вздохнула:
«А Габриэль выпустит нас из дома?»
Юноша подошёл к окну и нарочито широко распахнул створки:
«А её кто-нибудь спросит?» - мирно улыбнулся он.
- Маленький рыночек какой-то, - заметил Джеми, оглядываясь по сторонам. Торговали в основном снедью, готовым платьем и тканями. Кое-где Таша заметила аптекарские ларьки и оружейные лавки. Ряды были кольцевыми, по периметру площади, постепенно сужаясь к центру.
- Не такой уж и маленький… хотя в сравнении с Камнестольным – конечно. А ты же только там и бывал, верно?
- Это не повод считать меня невеждой!
- Конечно, конечно, - фыркнула Таша.
Джеми надулся. Впрочем, минуту спустя, задрав голову, он уже как ни в чём не бывало интересовался:
- А там что?
- Где? А, это… - Таша сощурилась, разглядывая верхушку чёрного обелиска, возвышавшуюся над палаточными крышами. – Ну, памятное изваяние какое-нибудь. Вода журчит… фонтан, наверное.
- Пойдём, посмотрим?
- Мы и идём, Джеми. Идём к центру, медленно, но верно. Только не торопи меня, - Таша остановилась, придирчиво разглядывая груши на ближайшем лотке. В результате недолгих раздумий и выдачи медяка одна перекочевала к ней в руки – но этих недолгих раздумий оказалось достаточно, чтобы Джеми самым таинственным образом исчез.
«Вот понесло его куда-то… меня не мог дождаться, что ли?»
«…ничего, найдётся. Не маленький. И он что-то говорил про обелиск, если память не изменяет?..»
Таша, вздохнув, сунула грушу в сумку и двинулась вперёд, не особо торопясь. Пёстрая толпа свободно струилась мимо. На рынке было удивительно многолюдно для небольшого городка. Хотя, может, как раз и не очень удивительно.
«Кажется, поход на рынок – способ развлечься не только для нас двоих…»
Таша задумчиво постучала пальцем по ближайшему ящику-витрине. Десятки Таш с той стороны постучали по стеклу в ответ. Каких только зеркал на прилавке не было – и в простеньких берестяных оплётках, и в деревянных рамках, и в золоте-серебре, драгоценными камнями усыпанные…
Купить бы двусторонние зеркала им троим. Мало ли – даже в такой ситуации, как сейчас, пригодились бы. При подобных обстоятельствах возможность срочно друг с другом связаться никогда не лишняя… но, с другой стороны – мало ли кто ещё с ними сможет через эти зеркала связаться. Или в них заглянуть.
Тем более когда кто-то оставляет тебе волшебное зеркало.
- Чем-нибудь помочь, госпожа? – расплылся в улыбке торговец.
- Нет, спасибо. Я просто смотрю, - отворачиваясь от отражённых себя, Таша кинула случайный взгляд в зеркало, висевшее по ту сторону витрины – и, заметив кое-что, круто повернулась.
На другой стороне ряда манил запахом свежей бумаги книжный ларёк.
А вот от этого я действительно не откажусь, улыбнулась Таша, спустя десяток минут самозабвенного копания в многочисленных стопках извлекая из-под низу пухлый томик. Пожилая продавщица, - прямо-таки воплощение достопочтенной матроны, взрастившей детей-внуков-правнуков, - зорко следила за ней из-за толстенных стёкол круглых очков. Охранные руны на обложке покалывали пальцы: книги сразу после печати зачаровывались, и тот, кто пробовал отдалить неоплаченный томик от ключа-амулета, всегда хранившегося в кармане у продавцов, очень сильно об этом жалел.
- Сколько? – спросила Таша.
- Десять серебрушек.
Прижав книгу к груди, Таша полезла в сумку за кошелем. Спустя несколько мгновений, без особых церемоний плюхнув томик на прилавок, уже встревожено стала перерывать немногочисленный скарб:
- Я же точно брала, - её бросило в жар, сразу же – в холод, - Богиня, неужели…
- А теперь я очень прошу тебя вручить кошель прекрасной лэн и извиниться, - проникновенно изрёк кто-то позади.
Таша обернулась: рослый, крепкого сложения молодой человек держал за выкрученную руку юркого патлатого пацана с бегающими глазками. Пацан, в свою очередь, судорожно сжимал в руке кожаный кошель. Подозрительно знакомый.
- Ксаш попутала, госпожа, чесслово, - заскулил воришка, тыча Таше в руку её кошельком, - у меня мама дома больная…
- И как же твоя больная мама, - Таша вырвала кошель у него из рук, - относится к профессии сына, интересно узнать?!
- Он больше не будет. И маму расстраивать тоже не будет, - заверил её молодой человек. – Не будешь, правда ведь?
- Ааай, нет, не буду, правдААА, - завопил мальчишка, - не буду, сказал же!!!
- Отпустите его! – взъерошилась Таша.
Юноша покосился на неё:
- Он украл ваш кошель, лэн…
- Ему же больно!
- Во времена Бьорков за такое отрубали руки… Что, совсем отпустить? И к стражникам не обращаться для продолжительной беседы и препровождения в темницу?
- Мало ли… - Таша вздохнула, - вдруг у него и в самом деле больная мама. Нет, не надо.
- Ну, слово дамы для меня – закон, - молодой человек шутливо вскинул руки вверх, и пацан поспешил ретироваться, мгновенно шмыгнув куда-то за ларёк. – А вы что стоите, уважаемые? Расходимся, расходимся, ничего интересного, обычное дело.
Зеваки, не успев толком столпиться, разочарованно расползлись в стороны.
- Вы мой спаситель! Здесь всё, что у меня есть! – Таша, выложив на прилавок серебряную десятку и сунув кошель в потайной карман, прижала сумку к себе. – И как он только… Но как вы узнали?
- О, я просто увидел, как он лезет к вам в сумку. Он воспользовался вашей увлечённостью книгами, ну а я воспользовался его уверенностью, что за ним никто не следит, - улыбнулся юноша. Поклонился. – Бардэри Орглид к вашим услугам. Впрочем, для таких очаровательных особ просто Бадди.
У него было открытое, доброжелательное и очень симпатичное лицо. Светлые волосы небрежно взъерошены, поверх рубашки наброшена кожаная куртка, на поясе ножны с мечом. И клеймо на рукояти альвийское, подметила Таша. А ещё у него была очень приятная улыбка и очень честные голубые глаза.
И именно абсолютная внешняя доброжелательность Ташу и насторожила.
- Таша Кармайкл, - дождавшись, пока продавщица чиркнет амулетом по руне, мгновенно мигнувшей и истаявшей сизым дымком, девушка взяла книгу. – Рада знакомству и безмерно благодарна.
- А как я рад… - новый знакомый изогнул бровь. – Сказки?
- Легенды и мифы, - улыбнулась Таша, сунув томик в сумку. – Увлекаюсь фольклором.
- Сказки ложь, да в них намёк? А мне больше по душе фольклор в стихотворных формах.
- Ну, каждому своё. Хотя по сути особой разницы между песнями и прозаическими рассказами нет, истоки их в одних легендах. Всё дело лишь в изложении.
- Не могу с вами не согласиться. Позволите вас проводить?
Тревога била в маленький, но очень звонкий колокольчик.
- Эм… вообще-то… не стоит. Я иду всего-навсего до обелиска, и меня там должен встретить… друг.
- Невероятно! Думаю, вы мне не поверите, но я тоже направлялся к обелиску и тоже должен был встретиться там с другом, - воскликнул Бадди. Хитро прищурился, - очевидно, это судьба. Разрешите сопроводить вас до обелиска? Впрочем, если вы чего-то опасаетесь, не буду назойливым… В скольких аршинах за вами разрешите идти?
Таша хихикнула. Даже самый внимательный слушатель не различил бы в её смешке нервозности.
«…брось, он же такой милый, вокруг столько народу, а он спас твои деньги и заслужил маленькую награду. Ну что может случиться?»
- Что ж, так и быть, разрешаю вам сопровождать меня рядом, - милостиво кивнула Таша, вышагивая вперёд по брусчатке. – Вы из Пвилла, Орглид-энтаро?
- Бардэри-энтаро, умоляю. Можно и Бадди. Я привык, что Орглид-энтаро – это мой отец, и когда так именуют меня, сразу ощущаю себя старым пнём, - рассмеялся юноша. – К сожалению, я нездешний, но многое знаю об этом чудесном городке.
- А каким ветром вас сюда занесло, если не секрет?
- Проездом. По делам. Встречный вопрос – а вас, Кармайкл-лэн?
- У моего отца здесь… знакомые. Так что совмещаем дела с досугом и приятное с полезным, - Таша качнула головкой. – Ну, если уж вы многое знаете о Пвилле, может, поведаете мне что-нибудь об обелиске?
- Думаю, что мне стоит упомянуть лишь о том, что это Камень Силы. Тот самый… а остальное большая любительница фольклора должна знать сама, верно?
- Камень Силы? Воздвигнутый Ликбером Великим? – Таша недоверчиво покосилась на верхушку обелиска, зеркалом отражавшую солнечные лучи. – Вы не шутите?
- Разве я позволил бы себе шутить с дамой, - с укоризной заметил Бадди. – И многое вы знаете о Камне Силы?
- Ликбер Великий воздвиг Камень подле самого уязвимого места нашего мира, там, где могли прорваться демоны из преисподней… хотя в последнее время предпочитают более «научное» название – Нижнемирье.
- И однажды они прорвались.
- Да, это было тысячу лет назад и едва не стало концом нашего бренного мира. Но Ликбер запечатал проход ценой собственной жизни, и с этого пошёл отчёт третьей эпохи нашего мира.
- Почти тысячу лет назад. Через два года мы как раз будем отмечать тысячелетнюю годовщину этого счастливого события… Любите эту легенду?
- В детстве до дыр зачитывала «Сказания Аллиграна» Дарианы Артерид. А уж главу «Последний подвиг Ликбера» наизусть заучила.
- М… - Бадди, щурясь, вскинул глаза к небу. – Он прошёл через страшные опасности и невыразимые страдания. Он прошёл через свои страхи и кошмары. Он прошёл через пространство и время, через жизнь и смерть. Он прошёл все препятствия, которые расставили на его пути. И никому не дано его остановить. Пусть на стороне Врага силы… нет, ксаш, не то. Или там сразу «он сильнее Врага»?
- «Его воля», - подсказала Таша.
- «Столь же сильна, сколь и Врага», - быстро подхватил Бадди. – Пусть на стороне Врага силы, которыми он повелевать не может – тот не сможет одолеть его. И пусть Враг – владыка тьмы, и пусть могущество его во сто крат больше, и пусть… эм…
- «И пусть Враг видел то, что не может привидеться в самом жутком кошмаре…»
- …тому не дано победить. Он сильнее Врага. Потому что его душа – свет. И чистая душа имеет силу, какую зло не может даже представить.
- «У Врага нет власти над ним», - задумчиво закончила Таша. – Вроде бы Камень должен хранить нас от новых проникновений, и, насколько мне известно, пока с этой задачей он успешно справляется. Значит, он в Пвилле? Вот этого не знала. Я много читала о Камне, но только в легендах, а что касается фактов… О его местонахождении отчего-то повсеместно не провозглашают.
- Немудрено, что не знали. В песнях об этом не поётся, ведь Пвилл возник гораздо позже. Он оживал уже вокруг Камня, - сворачивая в узкий проход между лотками, Бадди галантно пропустил её вперёд. – А не провозглашают из суеверия. Вы же знаете этих волшебников, у них суеверие на суеверии… А вот, собственно, и пресловутый Камень. Желаете взглянуть поближе?
Камень был идеально-чёрным, издали казавшимся бархатистым. Поверхность его была испещрена рунными знаками, из ровной горизонтальной трещины у вершины бойким водопадиком струилась вода, заполняя небольшой бассейн с невысокими бортами. В данный момент на этих бортах щёлкали семечки скучающие мамочки, у их ног ворковали голуби, а вокруг бассейна с шумным гамом носились дети – за голубями, друг за другом или просто потому, что весело было нестись куда-то.
Даже притом, что почти вся главная площадь была занята рынком, незанятый им участок вокруг Камня вполне сам мог быть главной площадью в какой-нибудь деревеньке.
- Рунные знаки ещё никто не смог разгадать, - продолжил Бадди. – И откуда в камне берётся вода, неизвестно. Выяснено лишь, что она волшебная, дарит очищение, исцеление…
И вокруг одной из величайших святынь Аллиграна коротают время гуляющие с детьми мамашки, плюющиеся шелухой, с сарказмом подумала Таша. Символично, однако.
- И куда же уходит из бассейна вся эта волшебная вода? – на всякий случай Таша огляделась ещё раз. Впрочем, ей и с первого раза стало ясно, что Джеми здесь нет. Кого-либо, устремляющегося к ним с распростёртыми объятиями и подходящего на роль Баддиного друга – тоже.
«Ой, не нравится мне всё это…»
- Вроде бы её выводят под городом куда-то в лес, - услужливо сообщил Бадди. – Там бьёт источник, а оттуда ручей уходит в болото.
- Какая жалость… ну, тогда думаю, что я не особо её испорчу, сполоснув грушу, - невинно улыбнулась Таша, присаживаясь на бортик. – И где же ваш друг?
- Запаздывает, похоже. Как и ваш, впрочем. Позволите? – юноша непринуждённо опустился рядом. – Очевидно, между нами куда больше общего, чем можно подумать.
- Ой ли?
- Например, одинаково запаздывающие друзья.
Таша засмеялась. Сосредоточенно надкусила тщательно вымытую грушу.
Интересно, чудится или в том затенённом проходе действительно кто-то стоит, старательно вжимаясь в стенку?..
- Бадди!
- А, вот и первый запаздывающий! – Бадди, вскинув голову, весело помахал рукой показавшемуся на площади товарищу. – Что так долго, Дори?
- Не мог кое-кого найти. Зато ты, похоже, кое-кого нашёл? – приблизившись, юноша дружелюбно воззрился на Ташу. – Дориал Лэнгори, к вашим услугам.
Ему было лет двадцать, наверное. Русоволосый, долговязый, взъерошенный, смахивающий на воробья-переростка…
…куртка наглухо застёгнута, хоть на улице далеко не холодно…
…и на рукаве нашит чёрный дракон в окружении белых цветов…
…и его сопровождал звук.
Наверное, его можно было и не услышать. Но позвякиванье кольчуги Таша различила бы всегда, и в сочетании с гербом Его Величества вывод мог напроситься только один.
КЕАР.
Медленно, очень медленно Таша догрызла грушу.
Всё-таки светловолосая особа – это диагноз.
Если кто-то смог проследить, как из твоей сумки вытаскивают кошелёк, вполне логично было бы предположить, что этот кто-то внимательно следил за тобой. Очень внимательно.
- Судя по всему, Кармайкл-лэн о чём-то задумалась, - Бадди улыбнулся мягкой улыбкой сытого кота, - познакомься с Ташей-лэн, Дори.
Спорол нашивку? Снял кольчугу? Чтобы она не заподозрила?
- Представляешь, она тоже должна была встретиться здесь с другом, но он почему-то запаздывает…
Как их выследили?
- Нехорошо бросать даму в одиночестве…
Зачем они здесь? Чего хотят?
- Наверное, нам стоит вместе его дождаться, верно?
- Верно, - Дори присел на бортик. – Дама ведь заскучает. Стоит занять беседой её ожидание… Вы ведь не против, Кармайкл-лэн?
«Если я встану и уйду, они последуют за мной. Я не могу привести их к дому Ингридов… а куда мне ещё идти? Сразу в особняк герцога? Но Арон с ума сойдёт, не зная, где я, да и ждут там не меня, а его… и ждут только вечером… и…»
Она сидела между двумя КЕАРовцами, отчаянно стараясь сохранить на лице маску беззаботности.
«Ксаш, что же делать, что же…»
- А, вот ты где! – чёрная тень заслонила солнце. – А я тебя везде ищу.
- Мы же договаривались на центральной площади, - с неимоверным облегчением выдохнула Таша, принимая предложенную руку и поднимаясь с бортика, - забыл?
- Но центральная площадь, как выяснилось, довольно-таки большая, не правда ли? – Арон с лёгкой улыбкой смерил КЕАРовцев взглядом. – Твои новые друзья? Не представитесь, молодые люди?
- О, это Бадди и Дори, и Бадди меня спас! Представляешь, какой-то паршивец вытащил у меня из сумки кошель, а он это заметил, обезвредил злодея и вернул мне мои сокровища, - бойко затараторила Таша, искренне надеясь, что спектакль «безмятежная блондинка» имеет успех, - я у него в неоплатном долгу!
- Благодарен за помощь моей дочери, господа, - с лёгкой улыбкой откликнулся дэй. – Однако, верно, она и так вас порядочно задержала?
КЕАРовцы синхронно встали. Лица их были невозмутимо дружелюбны.
- О, что вы, мы всегда счастливы помочь, святой отец, - заверил его Бадди. – И мы ничуть не задержались. Мы как раз гадали, как скоротать такой чудесный денёк…
- Что ж, рад, что вам осталось коротать его немного меньше. А сейчас, увы, позвольте откланяться, - Арон направился к одному из проходов, увлекая Ташу за руку. – Всего наилучшего, господа.
- И вам приятного дня, святой отец… Таша-лэн?
Таша оглянулась: Бадди задумчиво смотрел ей вслед.
- Значит, ваш отец и тот непунктуальный друг – одно и то же лицо? – уточнил он. Тут же расплылся в улыбке. – Ну что ж, до встречи, Кармайкл-лэн. Надеюсь, скорой.
«А вот я искренне не надеюсь».
Таша только кивнула – прежде чем скрыться в тени прохода, оставляя КЕАРовцев за спиной.
- От ментальных атак они защищены лучше, чем я предполагал… И о чём вы только думаете, интересно узнать? – сдержанно спросил Арон у юноши, отлепившегося от стены и не замедлившего увязаться за ними.
- А вам разве не лучше знать, святой отец?
- Это не шутки, Алексас. За вами следят. Вы подвергаете опасности Ташу.
- Таша сама себя с успехом подвергает опасности. А заодно меня и вас. Одной опасностью больше, одной меньше – какая разница? – Алексас усмехнулся. – В нашем случае уж точно не важно. Мне больше интересно, как они нас выследили.
- Вы же знаете, кому они служат. Уверен, он и не такое может.
- Быть может, быть может. Значит, Таша, вы уже успешно обзавелись знакомыми из КЕАР? Похвально. Я видел лишь финал, но, кажется, вам удалось произвести на них впечатление…
- Какой ксаши вы меня там бросили?! – наконец взорвалась Таша. – Куда вы делись?!
- Ну, первоначально Джеми пошёл к Камню, но потом, хвала мне, я заметил подозрительного молодого человека, шествующего нам навстречу, и мы решили переждать в тенёчке. Мне же и в голову не могло прийти, что вы времени зря не теряете и активно любезничаете с командиром отряда.
- Командиром отряда?
- Хоть в этом Алексас прав, - Арон вёл их куда-то узкими городскими улочками. – Бадди главный.
- А где третий? – Таша нахмурилась. – Господин Ридлаг говорил, к нему заходили трое…
- Патрулирует рынок. Как и ещё трое.
- Ещё?! То есть их всего…
- Шестеро. Верно.
«О, Богиня…»
Наконец достигнув пункта назначения, Арон выпустил Ташину руку – и отмотал повод Звёздочки, глубокомысленно пощипывающей травку подле плетня одного из окраинных домов. Серогривка созерцал окрестности рядом.
- Ваши вещи я собрал, - дэй указал на притороченные к седлу сумки. – Ингриды очень жалели, что не могут с вами попрощаться. Вам приветы, пожелания всего наилучшего и заветы заезжать в гости даже без папеньки.
- Куда мы?
- Туда, куда КЕАР сунуться не рискнёт, - дэй, вспрыгнув в седло, протянул девушке руку. – Наш визит герцогу придётся нанести раньше времени. Впрочем, дело к вечеру, да и на дорогу с полчаса точно уйдёт, так что… быть может, нам всем ещё удастся проявить пунктуальность.
Алексас, фыркнув, подстегнул Серогривку.

- Ничего сложного. У нас есть две ночи, но будем надеяться, что всё решится уже сегодня. Мы с вами, Джеми, дежурим в коридоре, а ты, Таша, остаёшься в комнате.
- Ага, бегу, лечу и мчусь в ней оставаться, - хмыкнула девушка.
- Рад, что в тебе наконец проснулось послушание.
- Хм. Вообще-то это не было изъявлением покорности судьбе…
- Я знаю. Но если иметь соответствующее воображение, любому слову собеседника можно придать нужный тебе эмоциональный оттенок.
Тихо рысящие кони вымеривали шагами пыль просёлочной дороги.
- Я буду с вами!
- Нет.
- Поверь, мы как-нибудь и без тебя справимся, - ехидно добавил Джеми.
- Видела я, как вы без меня на Белой Топи справились, - не замедлила плеснуть ядом в ответ Таша.
Удар по мужскому самолюбию определённо пришёлся обоим ниже пояса: дэй опустил голову, Джеми же беспомощно пожевал губами воздух.
«Вот и нечего тут носы задирать. Нашли слабый пол, тоже мне, сильные потолки!»
Черепичные крыши пылали алым в мягких волнах закатного света. Таша знала, что рядом с Пвиллом располагались залежи глин – как обычных красных, так и ценного каолина с бентолитом: сразу за лесом, в стороне от дороги, начинались карьеры. Логично, что Пвилл издавна славился своими гончарами и всевозможными гончарными изделиями. Вот и глиняные черепицы словно сошли с картинок-иллюстраций к легендам о волшебных городах, где всем без исключения живётся весело и беззаботно.
Рядом с лесом, на высоченном холме, - скорее напоминавшим небольшую гору, - высился особняк герцога, - скорее напоминавший не такой уж небольшой замок. Замок принцессы, которой не посчастливилось повстречаться со злым колдуном: темнокаменные башенки тянули шпили к облакам с явно кровожадными намерениями, ворота грозились подъёмными решётками, чёрные стены скалились зубцами.
Сейчас троице открывался самый изумительный вид как на особняк, так и на Пвилл – по той простой причине, что по истечении часа пути по обернувшейся кольцами вкруг холма тропке они как раз достигли её середины.
Серогривка горестно повесил голову. Звёздочка фыркнула с несколько страдальческим оттенком.
- Ну, большая часть пути позади, - ободряюще заметил Арон.
- Вообще-то нам ещё столько же, - уныло откликнулся Джеми.
- По холму – да, но мы ещё шли по городку, так что позади всё-таки большая.
Таша промолчала. Лишь, вздохнув, закрыла глаза и передала Звёздочке очередную порцию мыслеобразов.
При воспоминании, что где-то в сосняке затаился, выжидая скорых сумерек, мрак на четырёх когтистых лапах, у той сразу случился прилив сил.

Джеми успел отбить все кулаки, прежде чем понял, что открывать ворота никто не собирается. Когда мальчишка, сплюнув, предложил подпалить что-нибудь, дабы привлечь внимание негостеприимных хозяев небольшим пожарчиком – за их спинами кто-то вежливо кашлянул.
При обороте и рассмотрении «кто-то» оказался юношей лет двадцати: интересная бледность породистого лица, залихватски закрученные усики, яркие глаза оттенка весенней зелени. Волосы цвета красной меди прихвачены лентой в низкий хвост, одет изысканно и богато – белая рубашка с кружевным воротником, шёлковая жилетка до середины бедра, штаны тонкого сукна и высокие сапоги мягкой светлой замши.
- Добрый вечер, - юноша склонился в изящном поклоне. – Леогран Норман, племянник его светлости, к вашим услугам. Отец Кармайкл?
- Он самый. А это мои приёмные дети, друзья и соратники – Джеми и Таша.
- Очень приятно, - Леогран учтиво улыбнулся. – Идёмте, ужин сейчас подадут. Оставьте лошадей у ворот, конюший сейчас подойдёт.
И, жестом велев следовать за ним, провёл чуть-чуть подальше – где дожидалась приоткрытой неприметная дверка, приткнувшаяся в причудливом изгибе каменной стены.
«…а симпатичный, ничего не скажешь…»
«Не в моём вкусе. Никогда не нравились рыжие. И не люблю усатых. И вообще мне немного не до кокетничания».
«…а почему бы и не пококетничать немного? Привлекательные племянники герцогов на дорогах не валяются…»
«Ну да, ассортимент валяющихся на дороге вьюношей ограничен колдунами-недоучками с раздвоением личности».
Облицованный пошарпанным чёрным мрамором холл гулко бурчал вслед каждому шагу. Посредине взгромоздилась изгибающаяся в два лестничных пролёта лестница – до того широченная, что будто из королевского дворца умыкнутая. По ней поднялись на второй этаж, а там, минут десять пропетляв по коридорам, наконец вышли в столовую.
Со шкур на стенах скалились волчьи головы. Для разглядывания вычурной люстры на потолке приходилось задирать голову так, что затылок чуть не касался спины. Впрочем, свечи на люстре не разжигали, высокие окна занавесили, и лишь потрескивал камин да обтекали воском пять-шесть канделябров по всей длине стола, мерцая отблесками в золотых тарелках, кубках и столовых приборах. За столом, кажется, могла с комфортом разместиться армия Его Величества. Сам Его Величество взирал на присутствующих, будучи повешенным над камином – повешенным, конечно же, фигурально, и взирающим с собственного портрета.
Догадаться, что это король, было несложно. И не по пышным королевским одеждам: в отличие от своих предшественников Шейлиреар Первый предпочитал простые, но изысканные одеяния преимущественно чёрного цвета – вот и на портрете стоял в обычном чёрном сюртуке. И если предшественники на своих официальных портретах либо с самым воинственным видом опирались на мечи, либо залихватски гарцевали на конях, либо блаженно улыбались зрителям, надеясь убедить их в своей исключительной благодушности – нынешний король сидел за заваленным бумагами письменным столом.
Таша на картинках повидала много королей. И, как Мариэль ни культивировала в дочери нелюбовь к настоящему монарху, в итоге ещё маленькая Таша решила: лицо человека, стоящего у абсолютной власти, должно быть именно таким. Спокойным, приятным, с чертами столь чёткими, что будто по мрамору вырезаны – и светлыми, живыми, чрезвычайно умными глазами. Король казался удивительно молодым, - больше тридцати и не дашь, пожалуй, - но вот глаза выдавали истинный возраст. Даже на портрете, слава живописцу.
И его я должна ненавидеть, подумала Таша. И ему я должна желать смерти. И против него я должна бороться, отвоёвывая трон, по праву принадлежащий мне.
Сколько легенд начинаются с того, что короля либо нет и надо его найти, либо король – тиран и деспот, и надо свергнуть его и найти другого… Да вот только одна неувязочка выходит. Такая, что король есть. И на злого короля из сказок он походит весьма отдалённо.
Таша всегда знала, конечно, что к трону Шейлиреар в самом буквальном смысле прошёл по головам, и знала, что мама его ненавидит, и знала от мамы, что он убил Ташиных бабушку с дедушкой, но… тех бабушку и дедушку она не знала. Если честно, она всегда была склонна считать, что в этих слухах насчёт Кровеснежной ночи что-то преувеличивали – нельзя же просто взять и убить столько невинных людей! Может, Шейлиреар пытался их просто обезвредить, а они стали сопротивляться, а он, раз маг, стал плести какое-то заклятие и случайно ошибся в паре букв. Нельзя же быть таким мудрым и справедливым правителем и при этом убивать людей…
А потом она узнала один любопытный факт. Тот, что на руках Шейлиреара не было ни капли крови. В Кровеснежную Ночь он не взял в руки меч, не произнёс ни одного заклятия – и не отдал ни единого приказа до того момента, как толпа провозгласила «король убит, да здравствует король!»
Резню устроил народ.
Да, король был. И вовсе не тиран – правда, насчёт королевской доброты никто и не брался ничего утверждать, и это оставалось вопросом интересным, но что жилось при нём очень даже припеваючи, было неоспоримо. И любимый почти всем народом – а теми, кем не любимый, признаваемый бесспорно удобным. И что в таком случае прикажете делать законной принцессе?
- А, это вы, святой отец! – с в меру отдалённого от дверей стула поднялась невысокая девица в лёгком фисташковом платье. – Что ж, добро пожаловать в нашу скромную обитель.
Девица была хрупкой до того, что, кажется, тронь пальцем – сломается. Платье, бесспорно, оттеняло цвет глаз, - зеленоватого, как у брата, оттенка, - но ещё и очень светлую кожу, нездоровым снежным тоном которой девушка могла дать любому вампиру сто очков вперёд. Рыжие волосы уложили в перевитое лентами произведение парикмахерского искусства – но упорно выбивающимися кудряшками оно скорее напоминало замысловатую хроническую нерасчёсанность.
- Моя сестра-близнец Лавиэлль, - представил Леогран. – Элль, с отцом Кармайклом ты уже знакома, а это его приёмная дочь…
- Таша, - представилась девушка.
- И его приёмный сын…
Когда брат с сестрой уже начали недоумённо переглядываться – Таша, ткнув своего рыцаря локтем, поспешила прервать затянувшееся молчание:
- Его Джеми зовут.
- Ум, - невнятным бульканьем подтвердил тот.
- Очень приятно, - вежливо ответила девица и, отвернувшись, указала Арону на стул. – Садитесь, святой отец.
- А после ужина выясните у нас всё, что вам надо выяснить, - добавил Леогран, учтиво отодвигая перед Ташей стул.
«Хорошо, что не стали рассаживать за разные концы стола, как подобает этикет. Пришлось бы перекрикиваться».
- Благодарю, - Арон присел. – Но я хотел бы первым делом поговорить с его светлостью.
- Дядя и тётя сегодня уехали на охоту, - ответила Лавиэлль.
«Тётя? Так герцогиня же вроде…»
- Сегодня? – Арон вскинул бровь. – Пригласив нас, они… уехали?
- Да… они любят охотиться, - девушка махнула рукой на стены, завешанные шкурами. – Но вы можете узнать у нас всё, что вам нужно. Если же мы чего-то не знаем – завтра они обещали вернуться.
- Ясно, - дэй, задумчиво перебрав пальцами по столу, вскинул голову, - ну что ж, тогда приступим к трапезе, чтобы скорей приступить к делу.
Четырёхпеременный ужин прошёл в абсолютнейшей тишине, в которой слышался лишь гулкий стук каблуков молчаливого дворецкого. Дворецкий, помимо того, что так и не произнёс ни слова, ещё и выглядел сущим упырём – затянутый в чёрное, с реденькой седой косичкой, бледнющий, тощий и высоченный. Эдакая жердь в обёртке.
Наконец Леогран встал из-за стола с предложением проводить гостей в их комнаты, где они и поговорят. Гости поторопились согласиться, и молодые хозяева повели их по бесконечным коридорам куда-то в конец крыла.
- Челюсть подбери, не то слюнки закапают, - иронично шепнула Таша, проследив за зачарованным взглядом Джеми, устремлённым на рыжую макушку. – Она для тебя старовата, не считаешь?
- А сколько ей лет?
- Ну… брату около двадцати, значит, ей тоже.
- Так и мне около двадцати!
- Да, но тебе явно немножко меньше около двадцати, чем ей…
- Возраст – не помеха любви! – пылко прошептал Джеми.
«Такое ощущение, что в нём проснулся Алексас…»
«…все особи мужского пола во влюблённом состоянии деградируют одинаково».
- И потом, я отнюдь не считаю её… староватой для себя! – патетическим шёпотом провозгласил мальчишка.
- О да. Зато она вполне может счесть тебя молодоватым.
Джеми, смолкнув, лишь тоскливо вздыхал всё время, пока они поднимались по узкой винтовой лестнице в гостевую башню.
Комната оказалась полукруглой и, вопреки Ташиным опасениям – уютной. Тихо сияли лампадки на стенах, озаряя желтоватым светом резное кресло, гардероб красного дерева с вычурными завитушками и громадную пафосную кровать с пологом. На подоконниках отдыхали стопки книг, в кресле свернулся полосатый шерстяной плед.
- А вот и вторая, смежная с этой, - Леогран толкнул толстую дубовую дверь. – Камины разжигать не стали: комнаты маленькие, а на улице жара… Таша-лэн будет в одной спальне, а вы с сыном, святой отец – в смежной. Надеюсь, вам будет комфортно?
- Вполне, - дэй опустился в кресло, жестом предложив молодым хозяевам присесть на кровать. – Итак, Джеми?
Мальчишка прокашлялся:
- Хоть моя просьба и покажется вам нетактичной, - изрёк он, - но я попрошу вас рассказать обо всех членах вашей семьи, умерших в течение последних пяти лет.
Брат с сестрой переглянулись. Синхронно вздохнули. Синхронно кивнули.
- Да, именно за последние пять лет нас покинули многие Норманы, - печально промолвил Леогран, прежде чем завести рассказ.
Новоявленные охотники за привидениями внимательно слушали во все шесть ушей.
Леогран и Лавиэлль помнили деда с бабкой лишь по семейному портрету: герцог Вальниб и герцогиня Лина скончались девятнадцать лет назад, когда их внукам исполнилось всего по три года…
«…мда, Джеми точно не светит… ну ладно, ладно, всё, уже не отвлекаемся».
Род Норманов продолжили их сыновья – старший Валдор, отец Леограна и Лавиэлль, и младший Оррак. По традиции титул герцога наследовал старший сын, а Оррак, не пожелав сидеть на шее у брата, к тому времени уже обзаведшегося семьёй, отправился попытать счастья в столицу. Спустя некоторое время он написал брату, что устроился подмастерьем к оружейных дел мастеру. Ещё спустя год – что встретил милую девушку Раксану и собирается жениться. По требованию старшего брата Оррак привёз невесту в Броселиан, Раксана выдержала «смотрины» с блеском, и там их и обвенчали. Вскоре молодая семья уехала обратно в столицу, где прожила вместе тринадцать счастливых лет. Богиня не дала им детей, но они были отличной парой: Оррак, очень скоро пробившийся в ряды первых оружейников вначале города, а потом и Провинции, - и Раксана, любящая и мудрая сподвижница мужа во всём. Валдор с женой Диамандой тоже жили душа в душу. Леогран и Лавиэлль росли умницами, радуя родителей. В общем, идиллия.
Видимо, все свои удары судьба заботливо приберегала до того года, когда наследникам рода Норманов исполнилось по семнадцать лет.
От ножа бандита, возвращаясь вечером с рынка, погибла Раксана. Убийцу так и не нашли. Валдор поспешил пригласить брата к себе, но Оррак, несмотря на всю любовь, которой его постарался окружить брат и его семья, так и не оправился от удара. Он вдруг заделался страстным охотником – видимо, вымещая на лесных хищниках свою озлобленность на весь мир. Охотясь в окрестных лесах Броселиана, Оррак и повстречал Камиллу, юную обворожительную дочь лесничего. Скорее всего, именно отчаяние и безысходность нынешнего существования толкнули младшего Нормана в объятия девушки вдвое моложе его.
Когда Оррак объявил, что Камилла вскоре будет носить фамилию Норман, старший брат не стал препятствовать браку. В конце концов, со смертью жены не стоит и себя хоронить заживо…
А два года назад Валдор умер. Ночью, в своей постели, во сне. Просто остановилось сердце. Диаманда тоже недолго задержалась на этом свете: смерть мужа подкосила её, и за считанные месяцы женщина сгорела, как свечка.
Так молодые люди остались одни. С дядей Орраком, - взявшимся опекать племянников до вступления в права владения всем наследием рода Норманов, по завету основателя династии наступавшего в двадцать пять лет, - и его молоденькой женой. Сразу после похорон матери они перебрались на постоянное поселение в летнюю резиденцию – оставаться в доме, где умерли Валдор с Диамандой, было тяжело как самим близнецам, так и Орраку…
- Ужас, - искренне шмыгнула носом Таша.
- Не стоит. Мы давно уже смирились с потерей, - мужественно произнёс Леогран. Его сестра, однако, подобного мужества не проявила – вдруг пару раз всхлипнула, закатила глаза и бесчувственно откинулась на одеяло.
- Элль… - Леогран встревожено склонился над сестрой, чуть смущённо пояснив, - натура очень чувствительная, тонкая, ранимая…
«…что-то мне так не показалось…»
- …к тому же в последнее время ей нездоровится.
- Нездоровится? – Арон внимательно смотрел на юношу. – А поподробнее?
- Ну… постоянные головные боли, головокружения, слабость, озноб…
- И как долго это продолжается?
- Пару месяцев. Но знахарка сказала, это естественно – душа слишком долго не желает мириться с потерей близких, а тело…
- Taed’ium v’itae? – дэй чуть склонил голову набок. – Могу я осмотреть её?
Брови Леограна взлетели вверх.
- Если хотите – пожалуйста, - он встал, - но, право же, ничего серьёзного…
- Как знать, - сказал дэй, присаживаясь на краешек кровати. Прощупал пульс на тонкой, болезненно худой девичьей руке. Тыльной стороной ладони коснулся лба девушки, внимательно осмотрел лицо с бледными губами и резко очерченными скулами. Зачем-то взял это лицо в свои ладони, осторожно повернув голову Элль в одну и в другую стороны. Коснулся кончиками пальцев лилейной шейки.
- Ей не помешали бы укрепляющие настойки, но – действительно, она ничем не болеет, - дэй встал. – А теперь нам пора готовиться к охоте за призраком.
- Но, - запротестовал Джеми, - святой отец, я ещё…
- Итак, где он обычно появляется? – не обратив на «сыночка» ни малейшего внимания, продолжил дэй. – И где расположены ваши с сестрой комнаты?
- Вы сами не найдёте и не поймёте, - усмехнулся Леогран, подхватывая сестру на руки. – Усадьба – лабиринт. Давайте я вас…
- Тогда встретимся у подножия лестницы через час, - предложил дэй. – Нам с детьми нужно обсудить… план действий.
- Как скажете, - кивнул юный герцог и, бережно прижимая к себе словно бы невесомую сестру, вышел из комнаты. Спустя мгновение его шаги зазвучали удаляющимися отзвуками ступенек.
- Святой отец, я же ещё так много хотел спросить! – сердито воскликнул Джеми.
- Зачем?
- Как зачем?! Как я могу охотиться за призраком, когда мне почти ничего о нём неясно?!
- Зато мне всё ясно. Вполне.
- Может, тогда поделишься своими ясными соображениями с нами? – не выдержала Таша.
- Непременно поделюсь, - невозмутимо ответил Арон, - когда получу доказательства. Но доказательства одного моего соображения у меня уже есть.
- И какого же?
Дэй медленно опустился в кресло. Сомкнул руки в изящном переплетении пальцев.
- Что, помимо охотников за привидениями, - сказал он, - нам придётся поработать охотниками за вампиром.

@темы: Рианнон, Та, что гуляет сама по себе

---

Та, что гуляет сама по себе

[Rhiannon]

Глава двенадцатая
По ту сторону жизни

- Вставай-вставай! Нас ждут великие дела!
- Не мешай спать, изверг… ещё пять минут…
- Ты десять минут назад то же самое говорила!
- У меня голова болит…
- А у меня нога, и что дальше?
- А то, что ты изверг…
Таша, жмурясь, сонно зарывалась лицом в подушки, не отпуская блаженную дремоту – а Джеми, негодующе фыркая, сосредоточенно зудел у неё над ухом вместо будильника:
- Святой отец сказал, пора трогаться дальше!
- Да не спеши дальше… ты и так давно уже тронулся…
- Чего?! Ах так?!
- Шучу-шучу… Ай! А ну верни мне одеяло, холодно!!
- Лето на дворе!
- Мне спросонья всегда холодно!
Вцепившись в одеяло, парочка некоторое время в самом что ни на есть неметафорическом смысле тянула его на себя – до тех пор, пока многострадальное одеяло не взмолилось о пощаде тканевым треском, заставив опомнившуюся молодёжь ослабить хватку.
Победил в итоге Джеми, решительно сдёрнув одеяло на пол:
- Всё, вставай!
- Не могу… - Таша обхватила себя руками, ёжась от забегавших по коже мурашек, - мне правда холодно… и руки-ноги крутит…
- Крутит?
- Больно… Как при гриппе…
- С чего бы это?
- Действительно, с чего бы… не из меня же ночью отбивную делали…
Джеми озадаченно щёлкнул пальцами, зажигая фонарик на тумбочке, почти витражным разноцветьем разогнавший полумрак.
- Ой, - зажмурилась Таша.
- Что?
- Убери… глаза режет…
Джеми, схватив её за плечи, решительно повернул к себе. Девушка с крайней неохотой приоткрыла веки щёлочками.
«…и чего это он так уставился?»
- Святой отец! – заорал разом побледневший мальчишка.
Шёлковая тень на миг закрыла свет лампадки в гостиной, просачивающийся сквозь дверной проём.
- С добрым утром, Таша.
- Добрым… И чего так орать, Джеми?
- У него уважительная причина, - Арон шагнул ближе – и застыл, вглядываясь в её лицо.
- Да что с вами всеми такое?!
- Ничего… Ничего особенного, - в голосе дэя не было ни капли волнения. – Просто пытаемся понять, что могут означать… подобные симптомы.
- Какие симптомы?
Джеми безмолвно сунул ей извлечённое невесть откуда зеркальце, позволив Таше хорошенько наглядеться на свою скромную персону: с белой до прозрачности кожей, остро очертившимися скулами и залёгшими под глазами полукружьями синяков.
«Воистину в гроб краше кладут…»
- Мда, - наконец протянула Таша, - и где я летом умудрилась грипп подцепить?
- Да уж, не повезло, - дэй прикосновеньем притушил свет фонарика и, укутав Ташу в законно возвращённое ей одеяло, коснулся прохладной ладонью её лба. – Жар… Что это может быть, Джеми?
Мальчишка шумно сглотнул. Зачем-то покрутил левой лодыжкой. Пощупал свой лоб.
- Свидетельство того, что виспа можно отнести к классу рейтов, - пробормотал он наконец.
- Если понятнее?
- Класс рейтов включает в себя нежить, не прошедшую через естественную смерть.
- А если ещё понятнее?
- Кровь рейтов…
- Ясно, - голос дэя резанул кромкой льда. – Что нужно для исцеляющего зелья?
- Эм… вообще-то я… мы его проходили, но никогда не…
- Джеми, - взгляд серых глаз резанул уже не льдом, а сталью. – Что. Вам. Нужно?
- Я… поищу… в сундуке, там были какие-то порошки, - беспомощно пробормотал паренёк.
- Вот и славно, - мягко улыбнулся Арон. – А я поищу необходимые травы. Заодно и горячий чай сделаю, хорошо, Таша?
- Э… да. Очень хорошо. А что…
- Ничего особенного, но грипп – довольно-таки опасная штука. С ним лучше не шутить. И, Джеми, - дэй говорил до того тихо и до того спокойно, что Таша вжалась в подушку, - больного человека лучше не утруждать пустыми разговорами. Надеюсь, вы это понимаете?
- Ага, - бормотнул мальчишка, опустившись на одно колено и вытягивая за медные ручки сундук из-под кровати. – Да-да, святой отец. Прекрасно понимаю.
- Очень хорошо, - дэй, сдержанно кивнув, вышел из комнаты.
Таша смотрела, как Джеми вытаскивает из сундука резной дубовый ларец внушительных размеров, прикрытый чёрной тканью, покоившийся сверху аккуратно сложенных рубах.
- Джеми, а серьёзно – что…
- Велено тебя не тревожить, - буркнул мальчишка, как отрезал – и Таше, свернувшись калачиком, оставалось только слушать, как скрипит крышка ларца и шуршат перебираемые бумажные пакетики с аккуратно подклеенными ярлычками.
Шёлковый шелест вскоре возвестил о возвращении Арона. Высунув нос из-под одеяла, Таша взяла у него чашку с ароматной дымкой, скользившей над светлой поверхностью травяного чая. Пить не спешила – грела руки о восхитительно тёплые глиняные стенки.
Хлопнула крышка ларца:
- Что у вас, святой отец?
- Буквица, ноготки, горлец, анжелика, пятилистник, фенхель, розмарин, чабрец и физалис. Лежат на столе.
- Уф, хоть из трав всё, что нужно…
- Значит, из порошков не всё?
Джеми потряс кипой бумажных пакетиков:
- Я нашёл измельчённый янтарь, тёртую мандрагору, мышиные кости, порошок сухой крови дракона…
- В общем, всё, кроме тёртого рога единорога и… ещё одного?
- И сушёного мизинца мертвеца, да.
Таша поперхнулась чаем:
- Вы меня травить собрались??!
- Самые сильные зелья всегда готовятся из самых неудобоваримых ингредиентов, - дэй, казалось, с трудом сдерживается, чтобы не отвесить Джеми подзатыльник. – Просто лекари умалчивают о составе. И продают свои настойки в бутылочках тёмного стекла, чтобы этот состав невозможно было угадать.
- Какая это микстура от гриппа включает в состав палец мертвеца??
- Зато выздоровеешь в момент. Джеми, есть идеи?
Мальчишка сосредоточенно кусал заусеницы.
- Есть, - наконец сказал он. – Но я не смогу эмпенить нас троих, да ещё с лошадьми.
- Эмпе… - Таша недоумённо моргнула, - чего-чего?
- Эмпе – сокращённо от эмпевепэ, а это сокращение от «мгновенного перемещения в пространстве», - снисходительно пояснил Джеми. – Спец-жаргон магов. Всё гениальное просто.
- А я думала, это называется портализацией…
- Один из видов – да. А видов этих множество. И в данном случае, учитывая, что мне неизвестен пункт назначения, - да, я ни разу не был в Пвилле, а что? – нам остаётся зазеркалка.
- А это ещё что такое?
- Перемещение через Зазеркалье, естественно!
- А, как в зерконторах?
- Увидишь, - Джеми кидал пакеты в прихваченный из сундука кожаный мешочек, - мало времени на объяснения.
- И зачем нам… зазеркалиться?
- Нужно найти недостающие ингредиенты и приготовить зелье в два часа. До ближайшего населённого пункта этих часов конным ходом – девять. Смекаешь?
- Угу. А к чему такая спешка?
- К тому, - тон Арона возражений не терпел. – Джеми, а двоих выдержите?
- Да.
- Тогда берите Ташу и отправляйтесь в Пвилл. А я и конным ходом…
- Что? – Таша мгновенно взъерошилась. – Нет, мы тебя здесь одного не бросим!
- Бросите, - уверенно сказал дэй. – Джеми, идите. Собирайтесь. Ташину сумку не забудьте… и деньги. Мой кошель тоже из сумки возьмите, чтобы точно хватило.
- Я мигом, - заверил Джеми. Закрыл сундук, задвинул его обратно под кровать – и мышью шмыгнул в гостиную.
- Арон, хватит! И ты отправишься один, безоружный, мимо Топи, в которой неизвестно какие монстры ещё водятся, когда где-то на горизонте маячат морты? Нет уж! Мне больше не нужна эта нервотрёпка с гаданием, когда же ты наконец приедешь и приедешь ли! Я…
- Таша, позволь мне прервать твою речь, дабы иметь возможность наивно надеяться, что ты беспокоишься обо мне, а не о своих нервах.
- Мне плевать, на что ты будешь надеяться, но если я тебя оставлю, я себе этого не прощу!
- А если ты меня не оставишь, то я тебе этого не прощу. А опыт непрощенья у меня побольше твоего, поверь.
«…и почему этот святоша всегда всё решает за тебя?»
Таша вздёрнула подбородок:
- Всё, хватит! Я сознательный и самостоятельный чело… тьфу, оборотень! Я сама могу принимать решения!
- А я думал, что сознательные и самостоятельные люди прислушиваются к хорошим советам.
- Я… я… а я останусь с тобой, так и знай! Вот что хочешь делай, что хочешь говори, но останусь!
Скрипнула дверь в ванную:
- Таша, вставай, - крикнул Джеми, - мне только гептограмму начертить осталось! Вещи твои я взял!
- Никуда я не пойду!
- Как не пойдёшь?!
- Пойдёт. Вставай, - Арон почти приказывал.
- Ни за что!
- Вставай!
- И не подумаю!
Дэй коротко выдохнул.
- Нет, ты будешь меня слушаться! – и, не особо церемонясь, подхватил её на руки вместе с одеялом.
- Пусти! – руки у Таши оказались прижаты к телу, так что ей оставалось только брыкаться – добившись того, что Арон вскинул её на плечо, головой вниз. – Не хочу, не трогай меня!!!
- Джеми, открывайте проход, мы сейчас подойдём!
- Никуда мы не подойдём!!! Я всё равно останусь с тобой, я всё равно…
- Нет, ты бросишь меня, хочешь ты этого или нет! – дэй втащил отчаянно извивающуюся Ташу в ванную, озарённую странным перламутровым светом.
- Помочь, святой отец?
- Не… надо!
- А, по-моему, надо, - сопроводив слова щелчком пальцев, заключил Джеми.
…колючий холодок по спине…
Когда девушка поняла, что скована ледяным оцепенением с макушки до пят – на её протестующее мычание и корова восхищённо отозвалась бы «верю!»
«Педестрианы!! Оба!!!»
- Тише-тише. Всё исключительно для твоего же блага, в конце концов. Джеми, в следующий раз просьба обойтись без таких… радикальных мер, - мягко пожурил мальчишку дэй.
- Но вообще «спасибо», да? – закончил тот.
Арон промолчал. Осторожно опустил Ташу со своего плеча, выкутал её из одеяла и подхватил на руки уже по-человечески – позволив наконец увидеть источник неведомого перламутрового света.
Зеркало. Чуть выше человеческого роста, в резной раме, стоявшее у стены ванной.
- Вы были в Пвилле, святой отец?
- Не раз.
- Тогда настроите проход, - Джеми отступил в сторону. – Знаете конкретный пункт назначения?
- Да.
- Тогда сосредоточьтесь на визуальном образе и…
- Понятно.
Некоторое время дэй задумчиво смотрел на сияющую гладь, казалось, легонько колышущуюся – а затем сияние померкло, и…
…ничего не произошло.
- Всё правильно, Джеми?
Вместо ответа мальчишка протянул руку, коснувшись кончиками пальцев зеркальной поверхности… нет. Погрузив кончики пальцев в неё.
Потревоженное стекло рябнуло, разбегаясь кругами.
- Отлично! – Джеми просиял и поправил перекинутую через плечо Ташину сумку. – Ну что, тогда… мы пойдём?
- Удачи. Уверен, у вас всё получится. В конце концов, ведь другого выхода вам и не остаётся, правда?
Встретить колючий взгляд Арона Джеми не решился. Потупился, кивнул, перехватил из рук дэя безвольной игрушкой обвисшую Ташу, - только глаза горят по-кошачьему, ярко и яростно, - и повернулся к нему спиной.
- Берегите вас обоих. И… тем, кого скоро встретите – передайте привет от меня.
На миг Таша увидела лицо Арона: невыразительное, застывшее, до того напряжённое, что будто из камня выточено…
А потом Джеми шагнул вперёд.
Одновременно с тем, как парочку приняла в свои вкрадчивые объятия абсолютная тьма, возникло малоприятное ощущение, будто они барахтаются в холодной, липкой, вязкой массе неизвестного происхождения. Тьма, впрочем, вскоре расступилась, обратившись в серость – а затем прямо перед ними запоздало вспыхнул прямоугольник света.
Как будто…
«…открытая дверь?»
Джеми кинулся вперёд, к выходу. Впрочем, кинулся – это сильно сказано: вперёд они продвигались еле-еле, точно сквозь глину. А вот воздух в лёгких кончался куда быстрее.
«Не приведи Богиня скончаться, влипнув в зеркало…»
«…но, кажется, именно к этому она и ведёт».
Перед глазами у Таши уже радостно прыгали зловещие зелёные пятна.
«…а, может быть, оставить тщетные попытки отсюда выбраться и мирно, с достоинством почить, сложив ручки на груди?..»
«Идея обладает некоторой привлекательностью, не спорю, но вся проблема в том, что сложить ручки на груди я не могу… а потому давай поживём ещё немного, а?»
И Зазеркалье, расступившись, бесцеремонно выпихнуло их наружу.
Ослеплённые внезапным светом глаза, краткое падение…
- Ммм… - Таша, скуля, схватилась за голову – ещё прежде, чем осознала, что оцепенение благополучно самоликвидировалось. Кровь колотила затылок изнутри, с каждым ударом словно раскалённые гвозди в виски ввинчивая. Тело ломило так, будто в Зазеркалье его кто-то хорошенько отпинал.
- Ооо… - Джеми сдавленно застонал – под ней: падая, парень умудрился развернуться спиной вперёд, заботливо приняв удар об пол на себя.
- ААА! – истошно заорал кто-то в стороне. Тяжеловесный топот основательно сотряс дощатый пол.
Таша открыла глаза как раз вовремя, чтобы, ухватив Джеми за плечи, вместе с ним кубарем откатиться в сторону – от удара по шее здоровенным топором.
- Эй-эй, полегче! – парень щёлкнул пальцами, и бородатому рыжему мужику в полосатых портянках, с воинственным воплем попытавшемуся повторить попытку гильотинирования, пришлось поумерить свой пыл: ещё бы не поумерить, когда при попытке приблизиться к осуждённым тебя на манер вертикального батута отбрасывает назад пружинистая невидимая стена. – Мы не воры и не разбойники, честное слово! Это госпожа Тариша Морли, а я – её рыцарь! Нам срочно нужен лекарь!
- Джеми, - хрипло выдавила Таша, - а ты не мог бы объяснить это, не лёжа на мне?
- Ой, прости, - мальчишка, спохватившись, скатился на пол, утёр кровь под носом и, вскочив, помог ей встать. – Эй, ну успокойтесь же! Биться головой об стену – уж точно не самая лучшая идея!
Таша, кое-как устояв на ногах, мельком оглядела комнату: потрёпанный ковёр кирпичного цвета, одёжный шкаф, большое круглое зеркало, - из которого они и выпали, - и широкая постель, где проникновенно выла русоволосая тётка в белой ночнушке.
- А ну вон из моего дома!!! – взревел мужик. Видимо, ему наконец надоело играть роль психованного мячика: во всяком случае, он с шумным пыхтением отступил на пару шагов назад. – Лекарь им нужен!!! Вон, кровопийцы ксашевы, чтоб вас…
- Таша, можешь растыкать уши. Ну зачем так нервничать, уважаемый? – вежливо вопросил Джеми, терпеливо выслушав вдохновенную мужицкую ораторию из пары десятков непечатных глаголов. – С чего вы взяли, что мы «кровопийцы», под коими, думаю, вы подразумеваете вампиров?
- А кто ж ещё, прилично вроде одетый, посреди ночи в чужой дом врывается? – Мужик даже возмущённо взмахнул топором. – И госпожа твоя явно кровушки давно не пила, вон какая бледнющая!
- Во-первых, уже под утро, а во-вторых, Таша больна! Я же, кажется, всеобщим языком говорю, что нам лекарь нужен!
- Так я вам и поверил, ха-ха! Вам стоит только из-за стенки этой выйти, тут вы и… - топор озадаченно застыл в полузамахе: его обладатель наконец сообразил, что «кровопийцы ксашевы» стенку воздвигли сами, ушли за неё добровольно, а высовываться, чтобы устроить обитателям дома «тут вы и», как-то не спешат.
Немая сцена (на диво непрерывно-монотонный вой тётки в ночнушке смело можно было считать фоновым звуком) длилась довольно долго – и прервалась донёсшимся откуда-то со стороны тихим чеканным:
- И что здесь творится?
С порога спальни, скрестив руки на груди, на место действия довольно-таки скептически взирала женщина: высокая, изящная, точёная, как статуэтка драконьей кости. Волосы даже в робкой рассветной мгле отблескивают золотом, в глазах будто лепестки незабудок растаяли. Таша, прищурившись, различила серебринки седины на висках – может, лет сорок? Хотя, если бы не это, больше тридцати под страхом смертной казни не дать…
Фоновый вой мгновенно оборвался: его источник предпочёл торопливо захлопнуть рот.
- Да вот… - мужик, разом притихнув, робко опустил топор, - ввалились невесть откуда и уверяют, что не вампиры. Лекарь им, мол, нужен… Так они вампиры или кто? Им верить можно, а, мам?
«Мам?!»
Незабудочный взгляд наконец удостоил ребят своим безраздельным вниманием. Скользнул по Джеми, задержался на Таше. Потом – на её глазах.
А потом женщина кивнула ей как-то… понимающе, что ли? Так, неожиданно встретившись за сотни миль от дома, приветствуют друг друга земляки. Так приветствуют своих.
Своих оборотни узнавали всегда: если не по запаху, то по глазам.
«Люди, гномы, альвы – они могут счесть тебя человеком, - слова матери всплыли утопленниками памяти. – Но оборотень всегда увидит кошку в твоих глазах».
- Не знаю, как насчёт «верить», но то, что они не вампиры – это точно. Обычные люди… почти. Отложи топор, Таль, так и зашибиться ненароком недолго. И как… и зачем вы к нам пожаловали, ребятки?
Хоть сказано было почти ласково, не ответить рискнул бы только самоубийца.
- Мы… это… в общем, пришли через зеркало, - смущённо отрапортовал Джеми. – Нам срочно нужно было в Пвилл попасть.
- Вот как, - чуть изогнулась тонкая бровь. – Откуда и почему именно сюда?
- Из Белой Топи… мы сами не знали, что сюда попадём, нас сюда направили!
- Кто направил?
- Отец Кармайкл!
Судя по тому, что скептицизма в незабудочном взгляде меньше не стало, это имя хозяйке дома мало что говорило.
- Арон Кармайкл, - прошептала Таша, до сей минуты виснувшая на Джеминой руке по причине ватной слабости в ногах и норовящих уплыть куда-то в странном мареве окрестностей. – Дэй. Целитель по совместительству. Велел вам привет передать.
- Добрый, мудрый, справедливый, - решил помочь Джеми, - и вообще почти в прямом смысле святой отец.
«Она в лице изменилась или мне показалось?..»
- Гм, - изрекла женщина.
- Волосы тёмные, - Джеми решил зайти с другой стороны, - глаза светлые…
- Цвет меняют, - прошелестела Таша. – Лицо приятное.
- Ему где-то лет сорок. Такой… э… стройный. Ростом выше среднего.
Женщина в задумчивости провела указательным пальцем снизу вверх по переносице:
- Красивый?
Джеми растерялся. Таша кивнула.
- Прямо не мужчина, а леденец на палочке выходит… - хозяйка дома усмехнулась со странным удовлетворением. – Да, помню. Прекрасно помню.
- Ещё б не помнить! – вдруг встрял Таль, и в голосе его просквозило внезапное благоговение. – Да мы с Малькой на него до конца дней своих молиться будем! Верно говорю, Маль?
- Как есть верно! – сидящая в кровати Маля торжественно перекрестилась.
«Что-то это мне напоминает…»
- Если б не он, лежать бы нашей Кирочке сейчас в земле сырой… - Таль прочувственно грохнул топор на пол под кроватью. – У ней пуповинка при родах вокруг шейки трижды обернулась. Бабка повивальная только руками развела…
- У, стерва старая! – взъярилась Маля. – Ещё и вякнула «хорошо хоть родилась мёртвой, не пришлось некрещеной умирать, грешной душой к Мрак отправляться»!
- Мы-то с Малькой в слёзы, а мама, слава Богине, сказала «не желаю мириться со смертью внучки своей, что-нибудь да можно сделать», за лекарем побежала, а святой отец в ту пору, слава Богине, проездом в Пвилле был, и, слава Богине, случайно ей по дороге встретился…
«…так, значит, наш пострел и здесь поспел? Мне даже интересно, есть ли такой уголок Долины, где он ещё не делал добрых дел?»
Мать Таля в задумчивости накручивала на палец прядь медовых волос:
- Как он меня убедил, что сможет помочь, до сих пор понять не могу…
«Не вы одна, думается…»
- Но по сей день Богиню благодарю, что убедил. У него на руках наша Кирочка первый крик и издала, - женщина чуть улыбнулась. – Что ж, будем знакомы: госпожа Габриэль Ингрид. Моего сына и невестку представлять не надо, как я понимаю. Вас как величать, молодые люди?
Молодые люди послушно представились, умно добавив после «Таши» и «Джеми» фамилию «Кармайкл».
- Значит, - госпожа Габриэль прищурилась, - вы его…
- Дети, - хором подтвердили «дети», решив не посвящать госпожу Ингрид в тонкости неродственных связей их дружной компании.
- То есть…
- Да, он нас усыно…
- …доче…
- …рил.
- Давно? – вдруг жалостливо полюбопытствовала Маля.
Они переглянулись.
- Нет, - решился Джеми, - отец Арон нас совсем недавно…
«…нашёл, ага».
- …приютил.
- Бедненькие! А что с вашими родителями случилось?
Дети вновь переглянулись:
- Они, увы, скончались… э… от…
- Утонули, - шелестнула Таша. – Они в Предвесенний Карнавал поехали за город на санях кататься, а мы… мы…
- Мы…
- Пошли на танцы.
- Именно! Да, мы пошли на танцы, а они…
- …поехали через озеро.
- Да.
- Лёд треснул…
- …и они утонули.
«О Неба…»
Гвозди боли в висках заворочались так активно, что навернувшиеся на глаза слёзы немедленно пробежались вниз по щекам.
- Не плачь, сестрёнка, не плачь, - Джеми с отеческой заботой погладил Ташу по головке, - они сейчас в лучшем мире, чем наш. Но они всегда с нами… ведь только тела их умерли, а дух их будет жить вечно… в наших сердцах… и сейчас, я знаю, они там, высоко, и смотрят на нас оттуда… и мы ещё встретимся, обязательно…
Маля и Таль, не сговариваясь, с завидной синхронностью утёрли умильные слёзы.
- А что вы тут про каких-то рыцарей да госпожей городили? – миг спустя вспомнил Таль. – Ну, когда только явились?
- Игра у нас такая, что я её верный рыцарь. Я потакаю желаниям любимой сестры, что поделаешь, - Джеми в панике подхватил под мышки оседающую на пол Ташу. – Так можно мы у вас побудем, пока отец не… подъедет?
- Арон тоже прибудет сюда? – вскинула голову госпожа Габриэль.
- Должен, если не будет осложнений по дороге.
Женщина кивнула – со странной улыбкой, вдруг мелькнувшей и на миг словно солнышком озарившей её лицо.
- Таль, постели девочке в детской, - к сыну госпожа Габриэль обернулась уже без всякой улыбки. – Джеми, я сейчас же лично провожу вас к лекарю.
- Мам, а сейчас же рано… Илька же наверняка…
- Ничего, проснётся.
«…не прошло и двух часов…»
Таша, смежив веки, со спокойной душой провалилась во тьму бессознательности.

…кап…
…кап.
Темно. Холодно.
Она одна во тьме, сидит на краю обрыва в никуда, и с кончиков её пальцев капает вода, слезами срываясь во мглу.
Кап…
…я же не вижу дна, я не могу слышать удар…
Кап.
Где-то внизу ударяясь о воздух, вода разбивается с мелодичным звоном.
…откуда она? Ведь нет дождя, нет воды…
…откуда?
Кап. Кап.
Она поднимает руку.
Она смотрит на свою ладонь.
Она смотрит сквозь свою кожу, обращённую льдом, сквозь прозрачную плоть и кости во вкрадчивый, всепоглощающий мрак – и лёд тает, тает…
Кончики пальцев уже исчезли, обращённые в водяную пыль. Где-то там, внизу, далеко…
- Таша!
…ты растаешь, девочка…
…и всё закончится…
- Таша, проснись!
…всё…
…навсегда…
…в черноте…
- НЕТ!

Таша рывком села, судорожно глотая губами воздух – и чуть не боднула лбом нос Джеми, с беспокойством нависшего над ней.
- Эй, тише-тише, - он, отшатнувшись, успокаивающе поднял руку с большой глиняной кружкой, исходящейся паром. – Спокойствие, только спокойствие. Сон плохой?
Каждое движение ни то что головы – глаз отзывалось тупой ноющей болью в затылке.
Таша моргнула. Почти неосознанно подняла руку. Взглянула.
И что-то…
«Да нет, что за?.. Это сон, всего лишь сон, кошмар…»
Таша оглядела маленькую комнатку в светлых тонах – кроватка с тюлевым балдахином, шкаф, стол. Раскладушка, на которой лежит она. Светильник цветного стекла поодаль на тумбочке, - почти такой же, как остался в комнате за посудным шкафчиком, там, на болоте.
- Таша, что с тобой? Что тебе снилось?
Не отвечая, она отвела руку чуть в сторону, так, чтобы свет был за её ладонью. Чуть опустила голову. Всмотрелась.
Зрачки её расширились в ошеломлении.
«К-с-а-ш…»
Она увидела разноцветные стёклышки, оплетённые бронзовой оправой – сквозь свою ладонь.
Не опуская руки, Таша медленно повернула голову. Она успела заметить взгляд Джеми, прежде чем тот отвёл глаза: затравленный взгляд провинившегося щенка.
- Грипп, значит, - очень тихо сказала девушка. – Грипп. С которым лучше не шутить. И больной человек, которого лучше не утруждать пустыми разговорами.
Джеми убито молчал, плотнее стискивая кружку в ладонях.
- А, может, всё-таки скажешь мне правду?
Он довольно-таки понуро вскинул голову:
- Ладно, ты же сама увидела и сама узнала. Значит, уже можно… - Джеми судорожно выдохнул. – Висп, как мы выяснили, относится к классу рейтов. Основная характеристика всех рейтов: в их крови, - а также когтях и клыках, если они есть, - содержится редкий, не имеющий аналогов и возможностей получения искусственным путём яд. С момента попадания в кровь жертвы до наступления развязки проходит не более семнадцати часов.
- А развязка – смерть?
- Нет… Хуже, - Джеми сглотнул. – Жертву затягивает… на ту сторону… и она становится… таким же рейтом, как и тварь, отравившая её.
«Висп?..»
Таша, не моргая, смотрела на него.
«Я… Нет… нет, нет! Что за бред?!»
- И я… стану?
- Нет, конечно, нет! – парень, видимо, ожидал более бурной реакции: во всяком случае, пока он впихивал ей в руки кружку, опаска в его взгляде сменялась явным облегчением. – Ведь я приготовил противоядие, я успел!
Таша вдохнула исходящий от напитка пар.
Рвотную потугу она сдержала с трудом.
- И это мне нужно выпить? – вдохнув ртом, выдавила Таша. – Если оно так пахнет…
- На вкус оно ещё хуже, чем на запах, - мрачно признался Джеми.
«…а чего ещё ты ожидала от пойла с входящим в состав пальцем мертвеца?»
«Богиня, меня и без того тошнит…»
Таша выдохнула, зажав двумя пальцами нос, поднесла кружку к губам и сделала глоток.
«О, ксаш!!!»
Торопливо проглоченная дрянь так и не дошла до желудка, миг спустя вернувшись в горло.
- Не смей!!! – Джеми с воплем зажал ей рот. – Глотай, живо!!! Ты должна выпить всё до капли, а не то…
Кривясь, Таша опять проглотила. На сей раз сдержала рвоту, убедилась, что пойло таки достигло пункта назначения, и только затем жадно вдохнула:
- Не пробовала, конечно, но почему-то кажется, что коровьи экскременты на вкус приятнее… - её передёрнуло. – Сплюнуть хоть можно?
- А толку-то? Ещё вон сколько, - философски заметил Джеми. – Мой совет: оставшееся постарайся выпить залпом.
- Очень дельный, нечего сказать…
Конечно, Таша понимала – кружка повинна лишь в том, что гончар сделал её довольно-таки большой. Но это не мешало ей смотреть на несчастное глиняное изделие с ненавистью.
«…гурманка, чтоб тебя! А ну живо пей!! Или мы такие нежные, что предпочтём умереть, но не глотать всякую бяку?»
«Хуже, чем умереть…»
- Пей, - решительно сказал Джеми, - потом сладеньким запить принесу.
И Таша выпила. В три присеста, ибо залпом такой объём можно было проглотить, лишь захлебнувшись. Давясь, сквозь невыносимую тошноту, костеря последними словами питьё, Джеми, виспа и всё на свете, но выпила. Когда девушка откинулась на подушки, дыша мерно и глубоко, - Богиня, только бы не стошнило, молила она, - Джеми торопливо выбежал из комнаты с пустой кружкой. Минуту спустя вернулся с полной, со словами «на сладенькое, как обещал» протянул её Таше – однако при взгляде на её трясущиеся пальцы вздохнул и предпочёл сам влить «сладенькое» девушке в рот.
- Теперь мы с тобой квиты… - Таша жадно сглотнула последние капли мятой отдающего напитка. Вкусный… – Что это?
- Да так… чай. С настойкой сон-травы.
Дурнота, поднявшаяся от желудка, будто расползалась по всему телу. Веки слипались.
- Зачем?.. - язык ворочался еле-еле.
- Следующие несколько часов будут не самыми приятными в твоей жизни, - Джеми заботливо поправил ей одеяло. – Будет лучше, если ты проведёшь их в бессознательном состоянии.
«Только проснулась ведь…»
Темнота.

…превращение уже входило в привычку. Надо было просто сосредоточиться. Труднее всего осадить зверя, который в первые мгновения особенно норовит захватить контроль – но и с этим она уже справлялась без особого труда. А неприятные ощущения… почти не замечались. Ну, щекотно слегка. В общем и в целом – как чихнуть, только всем телом.
Удостоверившись, что одежда надёжно спрятана под кроватью, - нельзя же просто оставлять в шкафу, мало ли, папа проверит, - вспрыгнуть в форточку, оттуда на карниз. Поразмыслить, маятником качнуть хвост.
А ещё после перекидки всегда сосало в желудке. Мама говорит, временно, в связи с большими затратами энергии, но, как бы там ни было…
Белая кошечка прыгнула на соседний подоконник и, юркнув в щель приоткрытого окна, скакнула на стол. Там дожидалась папу солонина, заботливо нарезанная Ташей ещё пару часов назад – но, думается, он не обессудит, если она возьмёт кусочек…
Дыхание она расслышала слишком поздно. Лишь за миг до того, как услышала шаги.
И этого мига было явно недостаточно.
Альмон, зачем-то застывший у порога, - наверное, через открытую дверь детской вглядывался в колыбель, - толкнул дверь; и на застывшую посреди стола кошку с куском солонины в пасти он среагировал куда быстрее, чем Таша могла ожидать.
Она почти добралась до подоконника – ей не хватило того самого мига. И поэтому её схватили за хвост, а потом перехватили за шкирку, дико тряхнув:
- Моё мясо воруешь, Мраково отродье? Моё мясо?! Я тебе покажу, как воровать, тварь! Ты у меня больше никогда по чужим кухням лазить не будешь!
Невзирая на жалобный мяв, её поволокли на улицу. Ай, больно-то как… пусть за шкирку, но кожа-то тянется, да и ногтями впился…
Куда её несут? Дурацкая ситуация… и перекинуться она не может – никто ведь не должен знать, даже папа, мама же ясно… О, знакомые запахи. Старое дерево, ржавое железо, разложившаяся в сарае солома, гнильё, разруха…
Изба старухи Шеры. Давно опустевшая, но ещё довольно крепкая – когда-то, наверное, опрятный чистенький домик с каменным колодцем рядом. И зачем, интересно, её сюда…
…колодец.
Нет, нет, неужели…
Дико брыкнуться, пытаясь оцарапать держащую её руку – но круглая деревянная крышка уже сдвинулась в сторону:
- Приятного аппетита!
Пальцы на её загривке разжались.
Она же не может лететь так долго, - всего-то аршинов семь, наверное, - но почему полёт затягивается в вечность, и эхо зеркалит кошачий крик, и темнота вокруг смыкается, и…
Её окутал холод – казалось, она рухнула в жидкий лёд.
Таша среагировала почти неосознанно.
…раз, два…
Тьма была повсюду. Тьма и ненормальный, дикий холод.
Девочка отчаянно царапала окружающие её со всех сторон стены. Где же поверхность, Богиня, где…
А потом, вспомнив что-то, она замерла – и позволила воде вытолкнуть её наверх.
Таша жадно вдохнула. Моргнула, позволив глазам привыкнуть к серости. Вскинула голову – свет… слабый контур круга над головой. Свет дня, прокрадывающийся в щель меж стенками и крышкой колодца. Будто во многих верстах от неё.
Узкая шахта колодца была куда глубже, чем можно было подумать. И дно было куда дальше.
Она рванулась к стене, пытаясь ухватиться за неё, но камень был склизким и гладким, слишком склизким, слишком гладким…
Холодно. Вода в бывшем ведьминском колодце не замерзала самыми суровыми зимами, - наложенные заклятия препятствовали, - но вот подогревать её Шера не собиралась.
Губы уже разомкнулись, чтобы крикнуть, позвать – но вдруг крик замер.
Если кто-то услышит…
…если кто-то найдёт её в колодце без одежды…
…если приведут домой, к папе…
Никто не должен знать. Никто. Мама ведь говорила.
Даже папа не должен знать, кто они на самом деле. Даже Лив.
С тихим плеском Таша барахталась в ледяной воде, широко открытыми глазами вглядываясь в недосягаемый свет.
Пожалуй, зря она решила прогуляться…

Из марева сна Таша вынырнула внезапно.
Что-то было не так. Что-то…
…изменилось.
Таша, не моргая, смотрела в потолок. Пыталась прислушаться, осмыслить, понять…
- А вы плоснулись, да?
Девушка скосила глаза – на стульчике, с книжкой сказок в руках сидела светловолосая девчушка в простом белом платьице. Лет шести, наверное. Бровки домиком, губки бантиком, носик пуговкой. Кукольно-круглые голубые глаза с любопытством её рассматривают.
- Ты… Кира? – почему-то вышел хриплый шёпот.
Девочка весело кивнула.
- Дядя Джеми велел мне следить, когда вы плоснётесь, - важно добавила она, не утруждая себя попытками выговорить букву «р». – Он сказал бусе, что вы весь день будете спать, а когда плоснётесь, то он надеялся, что святой папа уже плиедет. И вот весь день почти плошёл, и вы действительны плоснулись!
- Бусе?
- Моей бусе Габлиэль. А вы её не видели?
- Видела… Ты на неё похожа.
- Плавда? Вот и буся так говолит, - Кира радостно улыбнулась трогательной беззубой улыбкой. – А она у меня класивая, как кололевишна, да? – она расправила оборочки на юбке и вздохнула. – И муся класивая… Только не как кололевишна, а по-длугому.
- И ты ещё на кое-кого похожа… - Таша слабо улыбнулась, - у меня есть младшая сестра, вот когда ей шесть лет было…
«…сестра?»
Воспоминание о Лив всплыло будто бы неохотно. Будто сквозь туман, сквозь белёсую дымку…
…ни тоски, ни боли…
…никаких чувств… ничего.
Мысли путались, мельтешили, мешались…
- И я на вашу сестлу похожа, да? – девочка задумчиво смотрела на её лицо. – Тётя, а вы ведь не умлёте?
Таша вздрогнула:
- Почему… почему ты так говоришь?
- А дядя Джеми так сказал. Они с бусей лазговаливали, пока вы спали, и думали, что я тоже сплю, а я не спала, - Кира поболтала ножками. – Буся сплосила его, что с вами, а он сказал, что вы должны были стать кем-то, я забыла, кем, а тепель не станете, но плотивоядие помогает только от того, чтобы вы им не стали, а от смелти – нет!
Ничего не болело. Наоборот, во всём теле была какая-то необыкновенная лёгкость. Необыкновенная…
Ненормальная.
«Джеми, ты солгал…»
- Но я ему не велю. Вы ведь не умлёте. Всё будет холошо, плавда?
Не было ни страха, ни удивления. Лишь какая-то светлая туманная мгла.
- Арон…
«Где он?»
Мгла, мягко и вкрадчиво обволакивающая её осознание.
«Почему не здесь?»
Окутывающая, манящая…
Недобрая мгла.
- Арон!
Она падала куда-то, падала. Вверх или вниз – уже неважно. Скользила в белую мглу по золотому лучу, сплетающемуся со светом, лучащимся сквозь цветные стёклышки – в пустоту, завораживающую, затягивающую…
- Арон…
…закрой глаза, спи…
…спи, ведь так будет легче…
«Он не пришёл».
…спи, и ты забудешь о нём…
…просто закрой глаза…
…просто усни…
- Таша, нет, нет, только не уходи!
Кто-то окликнул её по имени – далёкий голос, очень далёкий, словно бы из прошлой жизни, из другого мира…
- Таша, смотри на меня, смотри на меня, слышишь?
…поздно…
…мгла не расстанется с ней…
…не отпустит её…
…никогда.
И стала тьма.

Где-то в маленькой детской тоненькая светловолосая девушка обмякла на руках мужчины в чёрных одеждах. Безжизненно откинула голову, разметав кончики волос по деревянному полу.
Свет лампадки разноцветьем разбился в тусклом серебре её неподвижных глаз.

…тьма.
Бархатисто-чёрная, беззвёздная, без разделений земли или неба. В них не было необходимости. Здесь не существовало пространства и не существовало времени.
Она стояла во тьме… и не боялась. В этой тьме ничего не таилось. Она не была зловещей – в ней не существовало зла или добра, она была выше этих понятий.
«…а ты когда-то боялась темноты?»
Она ничего не боялась. Здесь не было страхов. Здесь не было памяти.
Здесь был только покой.
А впереди сиял чистый, ослепительно белый свет. Не холодный, не тёплый. Не рассеивающий тьму, лишь струящийся мимо. Она видела его на своих руках, чувствовала, как он играет странными потусторонними бликами в её зрачках – и, сколько ни смотрела на этот свет, глаза к нему не привыкали.
Свет сиял в зеркале. Может, это было и не зеркало вовсе, но ей проще было думать, что это зеркало. Прямоугольное, чуть выше человеческого роста, как дверной проём.
«Свет в конце туннеля?»
Это место не могло быть реальным… но оно было таковым. Оно было куда более реальным, чем сама жизнь.
…иди ко мне…
«Кто здесь?»
…иди…
Голоса. Зовущие – из света.
…иди к нам…
…иди, и больше никогда не будет боли…
Множество голосов, сливающихся в один.
…никакой боли, никакой печали, никаких тревог…
Она не чувствовала, что двигается – но она двигалась. Вперёд. К свету.
…лишь покой, один лишь покой…
…навсегда…
Почти у самой грани, у самой черты тьмы и света…
И вдруг – чья-то ладонь, удержавшая её за руку.
- Таша, стой.
Голос – незнакомый…
- Таша, не надо. Не уходи. Останься.
Или забытый?
…не слушай его, не слушай…
…не его дело…
- Нет, моё.
Свет тянул её за рукава.
…какое тебе дело до неё и её жизни, человек?
- Я никому её не отдам. Даже тебе.
…она заслужила покой…
- Она видела слишком мало, чтобы уходить.
…но как ты можешь знать, что лучше для неё?
- Я знаю её лучше, чем ты думаешь.
…ей было бы легче уйти сейчас…
- Не всегда правильно то, что легко.
…она видела столько боли…
- Да.
…и по твоей вине тоже…
- Да.
…ты не мог её уберечь…
- Да.
…а сейчас или через несколько лет – итог ведь будет один, так не всё ли равно…
- Нет. Смерть есть плата. Наша плата за жизнь. Как и боль есть плата за право быть людьми, быть – живыми. Это сделка с тем, кто выше нас. Да, за смертью боли нет, и нет чувств, что ранят. Но там нет ничего.
…цена слишком высока…
- Нет. За наши слёзы и нашу боль нам сторицей воздаётся. Мы живём, порой страдая, но живём, и с радостью отдаём часть себя тем, кого любим. Отдаём любовью, и получаем в ответ любовь. И боль наша – от любви. Потому что теряем. И умирая, мы помним жизнь, которую прожили, и жизнь, которую подарили другим. Мы не всегда можем это понять, но, как бы дорога ни казалась цена – получаем мы всегда больше.
Голоса шумели взволнованным прибоем темноты.
…время…
- Делать выбор.
Он разжал пальцы.
…свет или тьма…
- Жизнь или смерть.
…или покой…
…выбирай…
- Выбирай, девочка.
Ослепительный свет плескался перед ней.
Она оглянулась. Совсем чуть-чуть – лишь чтобы увидеть, кто…
Тьма растворяла черноту его одежд, скрывала черты, размывала лицо. Лишь сияли небесной ясностью глаза… Отражённый свет? Должно быть. Не может ведь быть иначе…
- Ради того, что связывает нас, - тихие слова поднимались из тьмы, подобно пушинкам тёплого сияния, - останься. Идём со мной. Прошу.
Он стоял с опущенными руками и смотрел на неё. Ждал.
Время узнать, чего ты хочешь на самом деле…
Она отвела взгляд от человека за своей спиной и повернулась лицом к белому сиянию. Свет затягивал, как зыбучий песок, так близко, так заманчиво близко…
Она приняла решение. Она выбрала.
Ещё миг она смотрела на свет, впитывающийся в её зрачки.
А потом сделала шаг назад.
…всего шаг – но почему свет тут же отдалился, так быстро, так стремительно, превратившись в крошечную далёкую точку…
Исчезнув. Оставив их висеть в абсолютной тьме, в высшей степени тишины.
Она оказалась в кольце прохладных надёжных рук, прижавшись спиной к нему, широко распахнутыми глазами вглядываясь во мрак. Двигаться куда-то было бессмысленно: понятия «куда-то» просто не стало.
Сколько они висели так, в безпространстве и беззвучье – неизвестно. Но по прошествии этой неизвестности они услышали голос.
- О чём молить тебя, чего просить у тебя…
Не бесплотную и вкрадчивую часть многоголосья.
- Ты ведь всё видишь, знаешь сама…
Чуть дрожащий, ломкий.
- Посмотри мне в душу и дай ей то, что ей нужно…
Снизу?
- Ты, всё претерпевшая, премогшая – всё поймёшь…
Снизу. Из темноты, вдруг обернувшейся бездной.
- Ты одна знаешь всю высоту радости, весь гнёт горя…
Они стояли на краю воздуха.
- Услышь же меня, Пресветлая, в час нужды…
Но зато… появилось хоть какое-то направление, верно?
- Готова? – спросил он.
Она кивнула, поняв без слов – и шагнула вперёд.
И полетела вниз, вниз, не то падая, не то паря, теряя ощущение своего тела; не переворачиваясь, не кувыркаясь, не чувствуя биения ветра по лицу. Стоя, абсолютно вертикально – а он не выпускал её из спокойных, ненапряжённых рук.
А потом она поняла, что смотрит на виднеющийся впереди свет. Не белый, как от зеркала, а мягкий, золотистый, тёплый…
Свет, наполняющий солнечными лучами надежды.
Свет был совсем близко. Ещё мгновение – и они пролетят сквозь него…
Вот сейчас…
Свет вдруг дрогнул, мигнул, уменьшился в размерах, из всеобъемлющего став странной формы – слепяще-яркий квадрат с размытым вокруг разноцветным сиянием.
А потом Таша вдруг поняла, что уже никуда не летит, а лежит и смотрит на просачивающийся сквозь жёлтое стёклышко огонёк светильника на тумбочке.
Осознание, что ей не хватает воздуха, пришло малость с запозданием – заставив Ташу вдохнуть так глубоко и жадно, как никогда в жизни, наверное.
Молитвенный шёпот осёкся на полуслове:
- Вернулись!!! – вопль Джеми, заскакавшего вокруг них, Таша услышала где-то на краю слуха. Не вставая, она повернула голову – и, оставаясь в руках дэя, снизу вверх смотрела, как жизнь возвращается в его глаза.
Наконец он моргнул – раз, другой. Опущенный на неё взгляд стал осмысленным:
- Ты в порядке?
- Да.
- Точно? Всё хорошо? Ты можешь двигаться?
- Двигаться… - улыбка тронула её губы. Она была здесь, здесь, живая, и он тоже… Казалось, если бы она только захотела – могла бы полететь.
Какое-то время он, не моргая, всматривался в Ташины глаза.
А потом, прижав к себе, тихо коснулся губами её макушки:
- Ты вспомнила?..
- Нет.
Огонёк светильника мерцал, плыл в странном радужном мареве.
«…ну с чего, с чего ты радуешься и плачешь, как дура?»
- Тогда почему ты шагнула назад?
Таша сморгнула. Крепче обвила его шею руками и глубоко, судорожно вздохнула:
- Потому, - прошептала она, - что за таким, как ты, я бы пошла на край света.

Он бросил зеркальце на стол, и эхо исказило огласившие комнату звонкие хлопки.
- Браво, браво, - изрёк он, лениво аплодируя. – Право же, как трогательно. Я почти готов прослезиться.
- Это было очень рискованно, хозяин, - в голосе Альдрема слышался даже не намёк на осуждение – призрак намёка. – Она ведь действительно могла умереть. Она уже умерла.
- Ну извини, извини. Висп вышел экспромтом, но я бы не особо за неё волновался. Она же не одна… Кое-кто всегда готов прийти ей на помощь.
Альдрем, вздохнув, едва заметно шевельнул кистью, и к ещё не утихшим отзвукам эха примешался звон наливающегося бокала.
- Думаете, игра выгорит? – невзначай заметил слуга. – Ей же и шагу не дают без разрешения ступить…
- О, да. Всю её жизнь кто-то решал за неё. Ей не позволяли делать самостоятельных шагов. И она настолько к этому привыкла, что охотно позволяет себе быть ведомой, но… Но.
Пригубив бренди, он улыбнулся своим мыслям.
Он уже даже успел забыть, как это пьянит… игра. Помимо основных шагов, просчитанных и рассчитанных, костяка, так сказать, есть ещё и маленькие решения самих игрушек. И отношения между ними. И вот тут-то – азарт, непредсказуемость…
Сотни лет он определённо скучал по всему этому. Просто благополучно забыл. Вернее, не считал таким уж существенным.
И это удовольствие определённо оправдывает все средства.
- Интересно, как там моя наёмная четвёрка, - произнёс он вслух. – В компании мортов, конечно, не особо заскучаешь, но…
- Думаю, им не очень нравится безвылазно сидеть в съёмной квартирке в Пвилле, - закончил Альдрем.
- Они должны быть рядом, когда начнёт закручиваться финал. И наготове. Да и не так уж безвылазно они сидят – вылазки до таверны определённо несколько компенсируют моральный ущерб…
- Равно как и пятьдесят золотых авансом плюс сто по окончании дела. На такие деньги можно год каждодневно кутить… если бы они остались живы, чтобы их получить, конечно, - Альдрем почти нахмурился.
- Может, я их и не уберу, - он пожал плечами. – Посмотрю. По настроению.
- А неужели этот… кое-кто – не заметит, что они в городе?
- Конечно же, заметит. Но этой троице уже некуда бежать… во всяком случае, пока. Наш кое-кто прекрасно понимает, к чему приведёт побег – вернее, что за ним последует. И он будет тянуть до последнего. Забыв о том, что не он один может принимать решения.
Он отставил бокал. Протянул руку и снятой с подставки кочергой пощекотал угли.
- В конце концов она взбунтуется, Альдрем. И тогда, собственно, появлюсь я, - он смотрел, как от чугунных прикосновений головёшки заливаются золотистым румянцем. – Первый же самостоятельный шаг её погубит.
- И вы уверены, что она захочет бунтовать?
Он задумчиво крутанул кочергу в пальцах:
- Захочет. Уже хочет, просто не понимает. А когда будет готова понять… - его губы раздвинулись в мягкой улыбке, - что ж, я ей помогу.

@темы: Рианнон, Та, что гуляет сама по себе

---

Та, что гуляет сама по себе

[Rhiannon]

Глава одиннадцатая
Как упоительны на Топи вечера

«С виду почти мальчик, он стоял перед исчадием преисподней, перед тварью из самых изощрённых кошмаров. Ликбер стоял перед лицом смерти – и не боялся её.
Дракон, сильнейший демон Нижнемирья. Воплощение тьмы, сама тьма. Ничего светлого, ничего человечного. Внутренний свет, который живёт в душах самых жестоких убийц просто потому, что они – люди, потому что некогда этот свет, свет их душ был дарован им свыше вместе с правом на жизнь – Драконам он дан не был.
Дракона нельзя убить. Дракон не живёт, он существует; он есть столько же, сколько есть зло, и убить его нельзя, ибо убийство – его же монета, его же оружие. И оружие Дракона не изменит своему создателю: оно обернётся против того, кто его держит. Против тебя самого.
Тьму не изгонишь тьмой. Рассеять мрак можно только светом.
Ликбер отсчитывал мгновения.
Он прошёл через страшные опасности и невыразимые страдания. Он прошёл через свои страхи и кошмары. Он прошёл через пространство и время, через жизнь и смерть. Он прошёл все препятствия, которые расставили на его пути. И никому не дано его остановить.
Его воля столь же сильна, сколь и Врага. Пусть на стороне Врага силы, которыми он повелевать не может – тот не сможет одолеть его. И пусть Враг – владыка тьмы, и пусть могущество его во сто крат больше, и пусть Враг видел то, что не может привидеться в самом жутком кошмаре – тому не дано победить. Он сильнее Врага. Потому что его душа – свет. И чистая душа имеет силу, какую зло не может даже представить.
У Врага нет власти над ним.
«Прости меня, Лина. Прости, пожалуйста. Я не вернусь домой…»
Ликбер улыбнулся.
А потом воздел руки и произнёс всего одно слово.
- Закройся».
Таша поправила книгу на подставке и украдкой пролистнула пару страниц – посмотреть, сколько осталось. Потом взглянула на часы: пять… когда же мама вернётся? Вчера же вечером уехала… Хотя до Нордвуда путь неблизкий, верно.
Ну, в любом случае – наверное, не стоит дожидаться её взаперти…
Позади послышалось тихое хныканье.
- Что случилось? – Таша встревожено подскочила к колыбельке.
- Стлашно! – размазывая кулачками слёзы, всхлипнула Лив.
- Страшный сон?
- Да! Монстлы…
- Это только сон, стрекоза, - Таша потянулась за платком. – Их нет на самом деле. Нет монстров и чудовищ.
- Да?
- Правда-правда.
Всего лишь маленькая невинная ложь для успокоения ребёнка.
- Давай я тебе лучше сказку расскажу, - Таша скомкала в ладони мокрый платок. – Про что хочешь?
Лив ткнула пухлым пальчиком в раскрытые «Сказания Аллиграна»:
- Пло лошадку!
Таша мельком оглянулась:
- Просто про лошадку или именно про эту?
- Эту!
Мда, конечно, вряд ли сказочка про антилопу шадхавар поспособствует здоровому сну: недаром в честь этой зверушки названы самые гиблые болота Долины…
- Ну ладно. Только ты ложись и глазки закрывай, хорошо?
Лив кротко откинулась на подушку, натянув одеяло по подбородок и вытянув руки поверх.
- Жила-была… жил-был единорог, - Таша тихонько покачивала колыбель. – Жил он в светлом и уютном лесу, и было у него много друзей. Ну, мишки там, белки всякие… и вот однажды решили они отправиться в гости к единорогам, которые жили в заповедной альвийской роще. Собрались они и отправились в путь. Долго ли шли, коротко ли, не знаю, но в конце концов пришли они в Лесную Провинцию. Встретили их единороги радостно, и…
Таша смолкла. Прислушалась к мерному посапыванию сестрёнки, неслышно отступила от колыбели и вышла из детской, чуть прикрыв дверь.
Если честно, она не знала, как закончить эту сказку. И даже как её рассказывать.
Антилопа шадхавар относилась к семейству единорогов – только её рог разветвлялся пустотелыми отростками, звучащими на ветру. На волшебные переливы слетались пичужки, сбегались звери, зачарованно слушая, обступая антилопу всё теснее, а потом…
А потом они узнавали один-единственный и последний в их жизни факт.
Тот, что антилопа шадхавар была плотоядной.
Лёгкими шагами Таша выбежала на террасу. Промозглость мартовского ветра не замедлила прокрасться под рубашку. Ноздри щекотнул запах весны и талого снега.
- Пап!
Он выглянул из сарая, отирая пот со лба. Взгляд из-под косматых бровей был вопросительным.
- Я погуляю немножко, ты скоро закончишь? За Лив надо присмотреть…
- Иди. Присмотрю.
- Спасибо, пап!
Таша побежала обратно в дом – одеваться. Ну, во всяком случае, как подумает папа…

- Святой отец, вон он, вон! Я же говорил!!
- Джеми, тише, умоляю. Вы разбудите Ташу.
Значит, она заснула в кресле? О, Неба, хорошо же сейчас будет…
Однако ожидаемого ощущения затёкшести конечностей не последовало – по той простой причине, что окончательно проснувшаяся Таша обнаружила себя лежащей в кровати с заботливо подоткнутым одеяльцем.
- Уже, - зевнула девушка, выходя из спальни. – Впрочем, такой вопль и мёртвого разбудил бы.
Дэй и свежеиспечённый рыцарь стояли у входной двери. Заслышав Ташин голос, они одновременно обернулись: Джеми – сверх меры взбудораженный, Арон – сама невозмутимость.
- Твоё высказывание недалеко от истины, - с каким-то мрачным юмором откликнулся дэй, посторонившись. – Взгляни.
Таша осторожно выглянула за порог.
Сироп желтоватого света лампадки расплывался на земле, растворяясь в ночном мраке. Сквозь дыры в перекошенном частоколе угадывалась белизна Топи – в ночи пушица, казалось, мерцала…
Не казалось.
Таша не сразу поняла, что ей не мерещится зеленоватый огонёк в белоснежной глади: будто спокойное пламя свечи, но холодное, не дающее тепла, скорее леденящее…
В белоснежной глади? Нет… нет.
Над ней.
- Арон, это…
- Да. Это висп.
Огонёк мигнул – спустя миг загоревшись чуть в стороне.
- Но… я думала, что его нет… или уже нет… В легендах говорится о стародавних временах… а сейчас путники часто ездят мимо Белой Топи, и ничего… Все давным-давно признали, что висп либо сгинул, либо не существовал вовсе, что он лишь чудище из сказок!
- Ты даже не представляешь, сколько древних тварей оставили наш мир в покое лишь по той простой причине, что устали, - подал голос Джеми, - и тысячи лет назад погрузились в спячку. Забились в самые тёмные ущелья самых высоких гор, в самые глубокие расселины самых глубоких озёр… в самые непроходимые болота. И там уснули. Но порой кто-то случайно, - а иногда и намеренно, - будит их. Эти твари зачастую очень чувствительны к магии, к любой – они её… слышат. Как колокольный звон, - мальчишка беспокойно откашлялся – его кольцо слабо поблескивало фиалковым светом. – А, проснувшись, вновь уснуть они могут лишь очень нескоро… и просыпаются всегда злыми… и голодными.
«…да, место для ночёвки вы подыскали отменное… Бесспорно, для любителей экстремальных развлечений это райский уголок!»
- Но пока мы не пойдём туда, нам ничего не грозит, - дрогнувшим голосом уточнила Таша, - а мы ведь туда ни за что не пойдём… Да?
- Несомненно, - дэй осторожно закрыл дверь. – Но лучше не искушать судьбу. Кто знает, на что способен висп… даже если просто видеть его.
- Святой отец, я не думаю, что…
- Джеми, пресветлейший магистр целебной волшбы тоже знал, что здесь ему ничто не грозит. Однако… результат нам известен.
- Вы думаете, это был висп?
- Учитывая, что именно висп прославлен в легендах, вряд ли он уступит право первой ночи другой нечисти, если она здесь и есть.
- А кто… что он вообще такое, этот висп? – спросила Таша.
- Это, увы, один из самых малоизученных видов нечисти, - провозгласил Джеми, - и малоизученность его связана с тем, что никто из отправившихся его изучать не вернулся. А после второго десятка пропавших без вести магов количество желающих положить свою жизнь во благо науки, как ты понимаешь, резко поубавилось… Остаётся опираться на слухи и легенды, которые утверждают, что виспы – это души умерших, не обретшие покоя. Некоторые ещё добавляют, что виспы стерегут некие спрятанные в болоте сокровища, но даже если это так… какие уж тут сокровища – ноги бы унести…
- А зачем ему люди?
- Ну, может, ему удовольствие доставляет их топить. Но, скорее всего, он их это… того… - Джеми с самым мрачным выражением лица клацнул зубами, - кушать-то всем хочется…
- В любом случае, встреча с ним не обещает ничего хорошего, - подвёл черту Арон, удостоверившись, что дверь заперта. – Джеми, на печь. Таша, в кровать.
- А ты куда?
- Таша, ехидство здесь неуместно. Нам предстоит ранний подъём и долгий путь. Я отдохнул, теперь вам надо отоспаться.
- Вот Джеми пусть и отсыпается, а я не позволю тебе вести ночные бдения в одиночку, - заявила Таша, опускаясь в кресло с нагло-решительным видом в духе «не подходи – поцарапаю».
Джеми послушно полез на печь, Арон, безнадёжно махнув рукой, занял позицию на ближайшем стуле, - а Таша, поняв, что победа за ней, удовлетворённо свернулась калачиком под пледом. Вскоре ритм маятником уже дробил на вдохи-выдохи ровное сопение Джеми.
«Не спать», - поймав свои глаза на желании слипнуться, строго подумала Таша.
- А отчего твоё отношение к обоим братьям изменилось?
Она скосила на дэя чуть удивлённый взгляд.
- Хм… Наверное, потому что Джеми оказался неожиданно полезным, - наконец сформулировала Таша, - и когда он не вредничает, то очень даже мил.
- Алексас тоже… мил, - Арон встал и подошёл к печи.
- Угу, - Таша смотрела, как дэй снимает что-то с полки – осторожно и тихо, чтобы не разбудить Джеми, - когда не настраивает меня против тебя.
Лёгким касанием притушив светильник, Арон накрыл его сверху тем самым «чем-то», оказавшимся жестяным фигурным колпаком-абажуром, бережно закрепил, щёлкнул – и тот медленно стал проворачиваться. По стене, просеивая ночной мрак, сквозь тени поплыли колючие золотистые звёзды, искрящиеся лучами солнца, тонкие юные месяцы…
- Ты похожа на свет, вспыхивающий во тьме, - вдруг сказал Арон, - не ослепляющий, но яркий, не обжигающий, но тёплый. Свет этот исходит от тебя постоянно. Ровный, сияющий даже в самую тёмную ночь. И пусть иногда он меркнет – я не вижу существа, человека, ситуации… силы, которая способна была бы его погасить. Только та сила, которая когда-нибудь сольёт тебя со светом небесным. Но это будет ещё очень нескоро. А пока ты здесь, ты светишь тем, кто способен увидеть этот свет.
Таша подняла непонимающий взгляд:
- Зачем ты мне это говоришь?
- Отвечая, почему всё-таки я тебе помог, - дэя стоял, опершись на стол. На его лице лежала тень. – Я увидел маленькое солнце. Маленькое и беззащитное солнце, которое светит всем, кто рядом. Я попросил тебя о помощи, будучи для тебя никем. Я был незнакомцем, который мог обернуться кем угодно – и ты показала мне, что значит быть великодушным, что значит быть милосердным. Ты поверила мне, ты позволила возникнуть между нами доверию. Величайшая вещь на свете, доверие… Без него не может быть ни-че-го. На нём должны основываться любые отношения. Ты подарила мне своё доверие и свой свет, и только в этом свете я понял: когда-то я что-то забыл, а теперь – вспомнил. И я поверил тебе. С первого мига, как увидел твоё лицо.
Таша опустила взгляд. По пледу тихо плыл узорный свет золотистого солнышка. Она повернула руку ладонью вверх – и поняла, что мир с его страхом, болью и холодным мраком исчез. Время замерло, и мир сузился до размеров одной комнатки, где плыли сквозь мягкую темноту звёзды и можно было держать солнце в руке.
- Но я ведь не сразу тебе доверилась… - она подняла лицо. – Только после того, как ты стал помогать мне. Это же…
- Нет. Я знаю, - его глаза сейчас были васильковыми. – И обещаю, что оправдаю твоё доверие. Я никогда не брошу тебя. Я буду с тобой, пока буду нужен тебе. И уйду лишь тогда, когда ты захочешь.
- Обещаешь?
- Клянусь.
Они смотрели, как просеянное сквозь резьбу абажура солнце уплывает во тьму.
…и с кукушкой, вдруг прокричавшей «три часа ночных», в маленький мир ворвалось время – растягивая его, расширяя, и затягивая туда ночь, необычный, нелетний холод, болото, виспа, бродящего где-то за гранью видимого…
…и Джеми, лежащего на печи – который вдруг перестал сопеть, повернулся и вскочил с негромким ойком.
- Что?
Мальчишка сидел, свесив ноги, напряжённо вслушиваясь во что-то:
- Там…
- Джеми, что вы делаете?
- Кричит… неужели вы не слышите?
- Я ничего не слышу.
Соскользнув с печи, паренёк неуверенно подошёл к двери – однако Арон уже с мягкой непреклонностью опускал ладонь на его плечо:
- Джеми, вам явно не стоит этого делать.
- Но он зовёт меня!
- Кто?
Джеми стоял, дрожа, расширенными до грани радужки зрачками глядя куда-то за дверь.
- Отец Шейнгран… Мой наставник…
- Что?! – Таша вскочила. – Как он нас…
- Джеми, его убили, - очень спокойно, размеренно роняя слова, сказал Арон. – И вы это знаете. Его убили. У вас на глазах.
- Что?!
Мальчишка не ответил, даже не обратил внимания на Ташин вскрик – но дрожащая ладонь, на которой сиял фиолетовым ободок кольца, потянулась к дверной ручке.
- Джеми, туда нельзя! – Арон сгрёб его в охапку. – Это висп, нежить, понимаете?
- Я иду, иду! – Джеми вырывался, жадно вслушиваясь в тишину. – Пустите!!
- Не пущу! Нет, Таша, назад, назад!
И девушка, отпрянув, смотрела, как Арон держит мальчишку крепко, словно в тисках – а тот кричал, изворачивался, пытался ударить, потом вдруг заплакал, моля отпустить, потом снова стал вырываться, молотя кулаками, кусаясь, царапаясь…
- Нет, Джеми, ДЖЕМИ!
Крик Арона, белая вспышка, металлический грохот…
…и Таша увидела, что дэй вскакивает с пола, дверь, сиротливо скрипя, по инерции распахивается настежь – а Джеми бежит сквозь ночь к воротам, контуры которых обрисовывает потусторонняя, странная, страшная световая зелень…
- Таша, заклинаю, стой, где стоишь, - Арон, сощурившись, смотрел в спину мальчишки так пристально, будто дыру прожечь собрался. Тот протянул руку к засову – но за миг до того, как пальцы коснулись дерева, вдруг запнулся, обмяк и без вскрика рухнул наземь.
Свечение не замедлило дрогнуть, померкнуть и плавно сойти на нет.
- И… всё? – Таша вздрогнула от звучания собственного голоса.
Арон, не ответив, размашисто перешагнул порог, быстро пересёк двор и вздёрнул Джеми за плечи.
Зеленоватый свет отчётливо обрисовал его тень на холодно-росистой траве.
- Арон!
Дэй поволок мальчишку к домику, но вдруг, вздрогнув, замер.
Медленно обернулся:
- Ты…
- Арон!!
Дэй марионеткой повернулся к воротам.
- АРОН!
Его руки разжались, казалось, сами по себе.
Оставляя за спиной сползшего наземь Джеми, дэй сделал шаг и положил ладонь на засов.
«Ксаш!!!»
Радостно звякая, запрыгал по полу отшвырнутый перстень. Скинутое через голову платье полетело в дальний угол.
Три удара сердца. Пара мгновений, в которые два облика проходят друг сквозь друга. Никаких судорог и воя, никаких жутких метаморфоз, трещащих костей или бурлящих под кожей мышц. Просто лёгкая перламутрово-серебристая дымка, которая окутывает человека – и из которой появляется зверь.
Раз…
«…ну же…»
…два…
…три!
И со всех лап, быстрее, быстрее, - туда, где уже распахивались створки ворот, казалось, ждавшие, когда их подтолкнут навстречу мертвенному сиянию…
В сверкающем овале света шевелилась некая фигура: размытая меж реальным и призрачным, между небом и землёй, с сияющим в лодочкой сложенных ладонях изумрудным огнём. И, ведомый голосом, звавшим его за собой, голосом, слышимым ему одному, Арон протягивал к ней дрожащую руку:
- Лора…
…и на миг увидеть его взгляд, в котором – и нежность, и страсть, и мольба, и восхитительный, какой-то благоговейный трепет, и на один краткий миг увидеть его лицо – просветлевшее, с сияющей улыбкой, такое доверчивое…
А потом, с клокочущим в глубине горла рычанием, прыгнуть вперёд, между Ароном и существом, притворившимся тем, кем быть не могло.
…рычанием?
Стригнуть воздух короткими острыми ушами; шевельнуть гладким длинным хвостом; ощутить, как перекатываются мускулы под бархатистой светлой шкурой…
…и, вытянув когти мейлеры, уже прочувственно, старательно, более чем недвусмысленно рыкнуть в лицо виспу.
«…что ты делаешь?! Богиня, что ты делаешь?! Что ты можешь сделать – ему?? Тебе что, жизнь не дорога??? Тебе не страшно…»
«Страшно. Ты даже не представляешь, как.
А теперь не пойти бы тебе к ксаше, а?!»
Тварь отступила, нет – отплыла чуть назад. Свет в её ладонях померк до искры в левой руке, но Таше только лучше стали видны полупризрачные черты, длинное белое платье, волосы цвета ночного неба…
- Малыш, ну всё, - тёмные глаза за зеленоватыми отблесками сверкнули знакомыми тёплыми лучиками. – Пошалила и хватит.
«Нет, этого не может быть, не может…»
«…она мертва, Таша, мертва!»
А сходство было пронзительным до боли. Это была сама Мариэль, но… как? Какие силы могли вернуть её? Таша ведь сама видела, сама…
«…это висп, Таша! Нежить, не-жить!! Она прикидывается, притворяется, только и ждёт, что ты потеряешь бдительность…»
- Таша, ну хватит, а то обижусь.
Она сама не понимала, почему – но уши виновато прижались.
«…это! Не! Твоя!! Мать!!!»
Она пыталась вновь оскалиться – тщетно.
«Я не могу, не могу, я физически не могу навредить маме!!»
«…тогда доверься мейлере».
- Как ты можешь рычать на маму?
Сознание будто паутиной обволакивало.
Оглянуться, чтобы увидеть, как оседает на землю Арон, чтобы различить его взгляд – в никуда…
«…отпусти разум. Доверься инстинктам. Без страха, без предрассудков, без знаний. Зверя не обманешь личиной, он увидит лишь суть…
…отпусти».
«Нельзя!»
«…а иначе не сможешь. Умрёшь… и, умерев – убьёшь и их».
Чарующая вкрадчивая паутина, затягивающая за кромку здравомыслия…
«…хватит хныкать. Выбирай.
…у тебя всего пара секунд. Выбирай…
…ВЫБИРАЙ».
Мейлера прикрыла серебряные глаза…
…и открыла – янтарно-жёлтые.
В следующий миг она взвилась в прыжке, и секундное промедление не ожидавшей этого твари позволило мейлере обрушиться на виспа, повалить на землю, вонзив когти до самых подушечек лап. Мейлера сомкнула челюсти на горле, оказавшимся очень даже материальным – и холодная зелень пламени померкла. В светлых лапах корчился непроницаемо-чёрный, словно из болотной тьмы сотканный монстр, и лишь лицо ещё сохраняло человеческие черты: резкие, неправильные, страшные…
Тварь, вскинув щупальце сгущённой тьмы с сияющей где-то в глубине зелёной искрой, вцепилась в шкуру мейлеры чуть выше правого плеча.
Мир для той взорвался жгучей болью.
Мейлера застыла, не в силах сопротивляться, не в силах высвободиться, вдохнуть, взвизгнуть – когда так больно, не можешь кричать…
И лишь стиснула клыки, сжимая челюсти ещё сильнее, и жмурила затуманенные глаза, и сквозь острую, ослепляющую боль, пульсом ударяясь в висках, пробивалось лишь одно желание – убить. Не отпускать, ни за что, и пусть ценой своей жизни, но убить.
А боль становилось всё острее, изнуряя, выжигая огнём изнутри. Хрустнула кость, кровь алым окрасила светлую шерсть…
Сияющий ослепительной белизной шар взорвался у самой головы твари. Висп на миг ослабил хватку, отступившая боль вернула силы – и мейлера резко рванула морду вверх.
Хриплый низкий полурёв-полукрик рассёк ночную тьму.
- Таша, в сторону!! – Джеми с воплем вскочил с колен. – Я боюсь тебя задеть, в сторону, я её прикончу!!!
Но мейлера либо не слышала слов, либо не понимала смысла. Словно забыв о боли, вцепившись когтями намертво, она рвала и рвала клыками плоть монстра, извивавшегося в её лапах – и в какой-то миг тот вдруг зашёлся в судороге, обмяк, ослаб…
Ещё чуть-чуть…
Чёрное щупальце, извильнувшись, хлестнуло мейлеру по глазам. Та, зажмурившись, отпрянула – а в следующий миг её отшвырнуло с такой силой, что, упав, она ещё пару метров кубарем катилась по траве. Попыталась встать, но не смогла.
Изломанная, скрюченная тварь из последних сил двинулась, отползая назад, туда, откуда пришла, в болото, но тьму рассекла вспышка: точно в цель метнутый кьор взорвался, окутав виспа белым пламенем.
- Ну как, нравится? – другой кьор уже сгущался в ладонях Джеми. – Как тебе это, ты, мерзкая…
Невесть как удлинившееся щупальце, незаметно протянувшись средь высокой травы, обвило его щиколотку и, дёрнув, подсекло. Закричав, мальчишка рухнул наземь, кьор, вырвавшись из его рук, метнулся в сторону и взорвался среди пушицы – а та, полыхнув пламенным светом, ярко озарила виспа, уползающего в болото, волочащего за собой Джеми: он визжал от невыносимой боли, но отчаянно пытался уцепиться за сфагнум, вырывая его с корнем, царапая ногтями землю…
Мейлера прыгнула плавно, стремительно, бесшумно, как тень.
И, обрушившись на спину виспа, одним движением перекусила ему щупальце.
Вопль твари был таким низким, что скорее чувствовался, чем слышался – казалось, это сама земля рокочет, и рокот этот отдавался эхом в траве, дрожью в костях, ноющей болью барабанных перепонок…
А потом зелёное сияние пронзило ночь, и волна света, словно взрывная, швырнула мейлеру назад, кубарем пронесла по земле, ударила спиной о стену дома; волна слепящего света, выжигающая глаза, опаляющая лицо ледяным пламенем, которая спустя секунды вдруг, вмиг – померкла.
Джеми с трудом поднял голову.
В ровном свете полыхающей поодаль пушицы смутным силуэтом чернел выжженный сфагнум – контуром очертив то место, где нашёл свой конец вилл-о-висп из Белой Топи.

Мальчишка промокнул рукавом кровь под носом:
- Славная ночка выдалась, ничего не скажешь…
Взглянул на кольцо, на котором острое фиолетовое сияние уступило место мягкому зеленоватому свечению – и, вспомнив что-то, обернулся.
Мейлера сломанной игрушкой белела у стены дома.
- Таша!
Он вскочил, шагнул вперёд, тут же, вскрикнув, рухнул, вскочил вновь – и, отчаянно хромая, едва касаясь земли раненой ногой, бегом заковылял вперёд:
- Таша!!!
Мейлера, ударив по земле длинным хвостом, подняла голову. Моргнула. Тряхнула ушами.
- Уф… - Джеми облегчённо перевёл дух. Огляделся, шагнул к Арону и осторожно тронул того за плечо:
- Святой отец?
Мужчина стоял на коленях – руки опущены, лицо бессмысленно, потускневшие глаза пусты.
- Святой отец!
Вдохнув горьковатого дыма для пущей храбрости, мальчишка потряс дэя за плечи.
Никакой реакции.
- Что делать-то, а?..
Пауза.
- А ты точно?..
Молчание.
- Ладно, ладно, верю, - Джеми устало опустил ресницы.
- А зря, - сказал взметнувший их Алексас.
Он взглянул на мейлеру, которая встала, пошатываясь. Вновь перевёл взгляд на дэя.
- А ещё легендарный всемогущий телепат, мать его…
Удар кулаком по челюсти вышел такой силы, что мужчина рухнул на траву лицом вниз.
- Прости, Джеми, - юноша потёр ушибленные костяшки. – Я обещал его разбудить? Ещё нет, но очнётся. Ага. А по-другому не вышло бы… Ладно, ладно! Да, без личного не обошлось. Да, я мечтал об этом с того момента, как увидел его приторную улыбочку и общее выражение патокой истекающей… лица. Нет, а вот тут ты неправ. Если бы не вынуждающие обстоятельства, я бы непременно… Ну, что я говорил? Очнулся, красавец.
С самым мрачным видом Алексас смотрел, как дэй поднимает непонимающий взгляд:
- Изволили наконец вернуться к нам, наше святейшество?
Тот держался за разбитую губу:
- Что…
- А вы взгляните, - юноша сам с ядовитой усмешкой посмотрел в глаза дэю, с каким-то жестоким удовлетворением наблюдая, как зрачки мужчины ширятся от ужаса.
- Таша, - прошептал Арон и обернулся – чтобы увидеть, как мейлера, не ступая на израненную лапу, заносясь, задевая плечом о дверной косяк, скрывается в комнате.
- Да не спешите вы так, святой отец! – крикнул Алексас, хромая за метнувшимся к двери дэем. – Не волнуйтесь! Ей уже никто не угрожает!
Арон влетел в дом, когда кончик белого хвоста скрывался за посудным шкафчиком. Скользнув следом, оглядел пустую комнату – и, подойдя к кровати, опустился на одно колено.
- Таша… - он протянул руку, но добился лишь того, что мейлера, рыча, забилась в самый дальний угол, меж стоявших под кроватью двух сундуков. Невыносимо жалобно рыча.
- Тише, тише, - кончики его пальцев чуть дрогнули, но не отпрянули. – Это же я, девочка. Я.
Мейлера пыталась зализать рану, но лишь больше её растравливала.
Она вновь повернула морду к дэю – некогда белую, а сейчас выпачканную в крови: дёготно-чёрной – виспа, и своей – искрящейся золотистыми искрами. Светлый хвост бил по полу. В янтарных глазах стыла боль и молчаливый укор.
…я тебя защитила. Ты не мог сделать этого сам, и это сделала я. Чего ещё ты от меня хочешь?
Оставь меня в покое, человек…
- Что там? – наконец подковыляв к порогу, спросил Джеми.
- Пытаюсь её вернуть.
- А она…
- Да.
Джеми ошеломлённо прислонился к посудному шкафчику:
- Но… но… святой отец… тогда осторожно… она сейчас опасна, она…
- Она меня помнит.
- Помнит?
- Да.
- Но это же… это же опровергает все знания об оборотнях! Значит, забыв о человеческом, они, тем не менее, не теряют память… сразу, по крайней мере… а, значит, те легенды, в которых говорится об оборотнях, в животном обличье убивших близких людей, врут! Но это же меняет очень многое! – в глазах Джеми искорками разгорался азарт. – Выходит, что того же Харта Бьорка обвинили незаслуженно… а, учитывая, что он уже ничего не мог рассказать, то, быть может, его подставили! Точно, брат же стал королём вместо него! Вот кому это было выгодно! И тогда…
- Джеми, помолчите, ради Богини.
Дэй, не мигая, смотрел в глаза зверю. Мейлера взгляда не отводила.
Спустя какое-то время хвост, опустившись на дощатый пол, не взметнулся вновь.
А потом мейлера тихо-тихо подползла ближе, поддев мордой протянутую руку.
- Вот так. Хорошо, - дэй осторожно положил ладонь на её лоб. – Всё будет хорошо, девочка.
Он вскинул глаза к небу за бревенчатой крышей. Пальцы его лежали на шелковистой светлой шерсти, и дэй продолжал говорить что-то тихо, успокаивающе, размеренно роняя слова сверкающими каплями, сплетая их в незримое кружево – а мейлера смотрела в его лицо и слушала. Веки её медленно смеживались.
Когда слова истаяли, дэй отнял руку и мягко позвал:
- Таша…
На мейлеру он при этом не смотрел. Выждал, пока померкнет серебристая дымка, стащил с кровати одеяло – и, нагнувшись, накрыл им дрожащую девушку, свернувшуюся калачиком, обняв себя руками.
«Богиня, как же больно…»
Словно в тумане, где все воспоминания – урывками…
- Тихо, тихо, - обхватив Ташу за талию, дэй бережно вытащил её из-под кровати и, укутав получше, подхватил на руки. – Потерпи немного, хорошо?
Она подавила крик, когда он задел раненое плечо, - лишь застонала сдавленно. Золотая оправа выбившегося наружу александрита сейчас цветом почти сравнялась с багряным камнем. Кровь была алой, ярко-алой, искрящейся золотыми искрами на свету.
У охотников за нечистью никогда не было проблем с изобличением оборотней. Достаточно было просто их ранить.
- Прости, девочка, прости, - Арон, почти в нитку сжимая губы, опустил её на постель, - не уберёг…
Таша вскинула глаза, светлым серебром горевшие на перепачканном лице.
- Ксаш, - выдавила она, - как тяжело возвращаться, оказывается…
- А о чём ты вообще думала, когда отпускала разум?! – Джеми, - предположив, видимо, что срок действия его молчания истёк, - сходу взвился кострами. – Ты вообще не должна была вернуться!! Этому тебя тоже не учили?!
- Учили… - она, кашляя, повернула голову и сплюнула на пол – кровью. Ей-Неба, лучше б висп меня убил, подумала Таша. Хоть не мучилась бы. – Что он со мной сделал?
- Плечо рассечено до кости. И, похоже, ключица сломана, - Арон осторожно положил ладонь на рану. – Потерпишь ещё немного?
…боль взорвалась в плече раскалённым свинцом.
- Нет, не надо!! – Таша вцепилась пальцами в простынь, закричала, забилась – но дэй вдавил её в матрац:
- По-другому нельзя!
- Не хочу, не надо!!! – она почти визжала. – Отпусти!!!
- Ещё немного, Таша. Ещё чуть-чуть…
Боль исчезла так же мгновенно, как и появилась – и Таша скрючилась на кровати, глотая слёзы, тщетно пытаясь отдышаться.
- Всё, всё позади, - дэй коснулся рукой её макушки. – Прости, я… мне пришлось…
- Нет… нет, - Таша, ещё тяжело дыша, ощупала ключицу, где тонкой линией пересёк кожу длинный белый шрам. Плечо не болело, лишь саднило немного. – Это ты прости. Что я как… как…
«…истеричка?»
«На тебя бы посмотрела!»
- А… откуда у тебя кровь?
Дэй смотрел на неё. Нижняя губа разбита, верхняя – искусана.
- Когда ты перекидывалась, - тихо сказал Арон, - ты уже знала, что сможешь стать мейлерой?
Тихо стукнула входная дверь, вдруг закрывшись сама собой.
- Нет, - наконец качнула головой Таша. – Просто забыла о том, что не смогу ей стать.
- А почему отпустила?..
- Потому, - Таша ответила даже удивлённо. – Иначе мы бы погибли.
- Глупая… Неужели ты не понимала, на что идёшь?
- Понимала. Только не отпустить не могла. А, может, помнила, что у меня есть ты…
Но в ответ на её слабую улыбку он не улыбнулся.
- Кхм… значит, - наконец решился застенчиво кашлянуть Джеми, - уязвимым местом виспа было это… щупальце?
- Получается, так.
- А как ты это поняла?
- Так же, как и ты. Когда он сдох.
- ??
- Ну, в тот момент я всего лишь хотела не дать ему утащить тебя. А оно вон как обернулось, - Таша села на краю кровати, касаясь босыми ступнями пола, придерживая одеяло на груди. – Хотя сейчас понимаю, что искра-то неспроста в этом самом щупальце была.
- Да, пожалуй… - Джеми задумчиво почесал в затылке, - а, может, эта искра у него как бы… сердце?
- Ты у нас всемогущий маг. Вот и думай.
Таша потёрлась лбом о плечо Арона. Дэй сидел, сгорбившись, скрестив на коленях руки с безжизненно опущенными пальцами.
«Только не надо реквием по себе-никчёмному отпевать, а?»
- А может ли у него быть сердце? Эта тварь, похоже, не из плоти и крови была, а из… а кстати, - оживился Джеми, - как она… эм… на вкус?
- Пустить её на жаркое решился бы только обладатель весьма специфического вкуса. Мерзость, - Таша скривилась. – Как… прогорклая вата, пропитанная солёными маслянистыми чернилами.
Видимо, воображение Джеми тоже практиковалось в губительстве своего владельца. Во всяком случае, передёрнуло его – будто ошпарился.
- Мне даже интересно, - миг спустя задумчиво изрёк мальчишка, - сколько протянул пресветлейший магистр, если для нас первая же ночь окончилась весьма плачевно…
- И как висп не показал себя во всей красе ещё во время постройки дома… Вот и мне интересно, - не дождавшись какой-либо реакции дэя, Таша резко встала. Прошествовала в гостиную, подняла закатившийся под стол перстень и, подхватив своё платье, направилась в ванную. – И было бы совсем неплохо, если бы кое-кто вышел из оцепенения и сделал что-нибудь с твоей лодыжкой, Джеми.

Когда Таша вышла из ванны, - одетая и хорошенько отмытая бесконечной водой из зачарованного умывальника, - Джеми ждал её в кресле.
- И что скажешь хорошего? – оценив его вид, - довольный, как у пса, закрытого на ночь в мясной лавке, - вопросила Таша.
- Ну, во-первых, святой отец залечил мне ногу, - мальчишка радостно покрутил лодыжкой. – А во-вторых – я понял, в чём фокус виспа!
- С чего бы это?
- Ну, я залез в те сундуки, которые стояли под кроватью, и…
- Ты залез в сундуки почившего владельца дома??
- Ну знаю, знаю, что неэтично! Зато я нашёл там разгадку!
Таша, сложив пальцы щепоткой, молча коснулась склонённого лба – потревоженную память мёртвых нужно чтить. Между тем бесконечно гордый собой Джеми демонстрировал ей небольшую мыслеграфию, с которой приветливо улыбалась темноволосая женщина лет сорока:
- Это было в одном из сундуков. Вместе с платьями, побрякушками и прочими женскими вещичками… А в другом, с вещами мужскими, лежало вот это.
«Вот это» оказалось также мыслеграфией, но чуть большего формата, где лицо знакомой уже женщины соседствовало с мужским: немолодым, приятным, светлоглазым, с высоким лбом, на который вдохновенно спадали русые кудри.
- Думаешь, это и есть пресветлейший магистр?
- Руку готов дать на отсечение!
- И так верю, - вздохнула Таша. – А почему мыслеграфия женщины в чёрной рамке?
- Вот в этом-то всё и дело! Конечно, всё это лишь догадки, но… готов дать ещё одну прядь, что женщина – жена нашего магистра. И, как можно догадаться по рамке – безвременно почившая.
«…вот и разгадка, почему уединенное жилище отшельника вовсе таковое не напоминает».
- И в чём же дальше заключается твоё «всё дело»? – помолчав, уточнила Таша.
- Дальше опять одни догадки, но… - Джеми отложил мыслеграфии на стол. – Эта тварь, как мы имели возможность выяснить, каждому видится тем, кого он любил и потерял, так?
- Похоже на то.
- И в последние столетия ничего о ней слышно не было, и она успела превратиться в легенду.
- Верно.
Джеми встал, прошедшись туда-сюда по комнате:
- Смею предположить, что некогда висп таки впал в спячку, - подбадривая себя оживлённым жестикулированием, сказал он. – И что жена пресветлейшего магистра почила не так давно.
- И как эти факты связаны друг с другом?
- Ты видела где-нибудь поблизости могилу?
- Нет… нет, - Таша удивлённо моргнула, - кстати, странно…
- А вот здесь я как раз ничего странного не вижу. Многие ушедшие на покой маги селились в уединенных местах, а болото – уж куда уединеннее. И хоронить себя эти маги всегда завещали в этом самом болоте.
- Где?
- В болоте, - повторил Джеми. – А что? После смерти сливаешься с природой, никакое зверьё не доберётся, а ещё болото, как известно, обладает отличным мумифицирующим действием – лучше только стеклянные гробы, которые некоторые некроманты использовали… Кхе. Ладно, не будем об этом… К слову, уезжая в место своего уединения, маг всегда оставлял какому-нибудь своему другу в городе нож-смертник. А, ты не знаешь? Ну это такой нож… Маг его всегда сам куёт и лично в руки новому владельцу отдаёт, а владелец всегда должен нож на видном месте держать. Если лезвие зелёным налётом покроется – значит, «кузнец» в беду попал, выручать надо, а если заржавеет – значит, выручать уже некого… Слышала?
- Да, в легендах о таких говорилось. А почему хоронить должен именно маг?
- Во-первых, традиция, во-вторых – так тело же надо подальше занести! А в топь простой смертный точно не сунется. Вот друг-маг, заговаривая себя на невесомость, и совершает погребальный обряд, ступая по непроходимой трясине, аки посуху.
- А какое отношение всё это имеет к виспу?
- А ты ещё не поняла? Пресветлейший магистр похоронил свою жену в Белой Топи, - торжественно изрёк Джеми. – Дальше сама догадаешься или как?
Таша задумчиво встряхнула одеяло, которое держала в руках:
- Он применил заклятие, зашёл поглубже… висп, спавший где-то в Топи, услышал магию… и спустя пару дней, окончательно проснувшись, принял облик его жены, чтобы выманить несчастного магистра из дому?
- С чем и справился успешно. А заговоренная дверь, как мы имели возможность убедиться, через какое-то время захлопывается сама – вот и разгадка открытых ворот, но запертой двери… Ну что ж, рад, что… - он вдруг запнулся.
- Что «что»?
- Нет, мне нельзя, - потупившись, пробормотал мальчишка.
- Что нельзя? – вконец запуталась Таша.
- Ехидничать! – выпалил Джеми. – Я же твой рыцарь, а рыцарь не может со своей госпожой… так…
Она внимательно взглянула на его унылую мордашку.
- А я разрешаю тебе ехидничать, - вдруг сказала Таша.
Мальчишка поднял глаза – видимо, с недоверием отнесшись к собственным ушам:
- Что, серьёзно?..
- Серьёзно. Ибо твоей госпоже, чувствуется, скоро наскучит слышать от тебя одни лишь учтивости и любезности, а вот перепалки с тобой поддерживают её в тонусе… Иди-ка спать, рыцарь ты мой. Пара часов у нас вполне есть, - Таша направилась в комнату за посудным шкафчиком. – И да – я тоже рада, что моё светловолосое мышление справилось со столь сложной умственной задачей.
- Как ты догадалась?! – вырвалось у Джеми.
- Не знаю. Дедукция?

Фонарик на тумбе сиял приглушённым разноцветом. Дэй всё также безжизненно сидел на краю кровати. Таша, опустив одеяло в изножье, опустилась с другой стороны, поджав под себя озябшие ноги, пару ударов маятника задумчиво смотрела на Арона – а потом подвинулась ближе и, сидя за спиной, обвила его шею руками:
- Не будь жадиной, - тихо сказала она, - ты мне жизнь спасал столько раз… дай возможность хоть раз отплатить тебе тем же.
Дэй долго молчал.
- Я думал, что смогу защитить тебя от всего, - он закрыл лицо руками, и в жесте этом сквозила усталость и горечь, - но я забыл, что не был рождён защитником.
- А защитниками и не рождаются.
- Не в моём случае.
- Ну, когда-нибудь все да ошибаются. Думаю, шанс сделать работу над этой ошибкой тебе представится ещё не раз, - Таша принялась тихонько покачивать его из стороны в сторону, как ребёнка. – Хотя на ошибки каждый имеет право.
- Это так, - он неохотно, но поддался, - да только я этого права не имею.
- Арон, эта тварь владела какими-то чарами… искусством влезать в головы, вопреки чувствам, вопреки логике, вопреки всему. И у неё были тысячи лет, чтобы усовершенствовать… своё мастерство. Никто бы не справился. Даже ты.
- Но ты справилась.
- Не я. Зверь во мне.
«…детка, оставь его в покое! Разве неясно, что в нём говорит уязвлённое самолюбие?..»
«Заткнись по-хорошему, а?»
- Таша, я не имею права на ошибку. Не в том, что касается тебя, - он вздохнул. – Ты ребёнок, я – взрослый. Я взял за тебя ответственность и должен её нести.
- Арон…
- И больше никаких бдений со мной, - мягко разжав её переплетённые руки, он встал. – Тебе пора спать.
- Побудь со мной.
Дэй оглянулся. Таша смотрела на него снизу вверх:
- Останься. Побудь рядом, - тихо попросила она. – Этой ночью мне уже не заснуть.
Наверное, с минуту он, чуть прищурившись, всматривался в её лицо.
А потом, вздохнув, потянулся за лежавшим в изножье одеялом:
- Ну что ж, заодно проявлю себя заботливым отцом… - Арон встряхнул одеяло, расправляя. – Ложись.
Таша охотно откинулась на подушку. Пуховое одеяло накрыло её с головой.
- Сейчас, - дэй откинул верхний край рукой и заботливо подоткнул боковые. – Так нормально?
- Хорошо, - она мирно сложила руки поверх одеяла и улыбнулась. – Мур.
- Неплохо получается.
- Ну, я же кошка.
Арон осторожно опустился на краешек кровати:
- Пообещай мне кое-что, - его глаза отливали весенней зеленью.
- Смотря что.
- Если такое когда-нибудь повторится – оставь меня. Не вмешивайся.
Таша скрыла фырк широким зевком:
- И не подума… аааах… ю! А ещё раз об этом заикнёшься – решу, что облучение зелёным светом не прошло бесследно для твоей психики.
- Таша, я не шучу.
- Я тоже, - она смотрела на дэя очень серьёзно. – Тех, кого любят, не оставляют. Никогда. И хватит об этом, ладно? Лучше… расскажи мне сказку.
- Сказку?
- Ага. Или спой колыбельную. Ну, раз уж ты решил проявить себя заботливым отцом.
«…ну наконец-то оттаял, мальчик равнодушный!»
- Ладно, будь по-твоему, - в его взгляде искрились смешинки. – Только должен предупредить, что у меня нет надлежащего опыта.
- Учиться никогда не поздно, - глубокомысленно заявила Таша. – Неужели ты никогда никому не пел колыбельные?
- Детям – нет. И то, что пел… Слишком уж личные колыбельные получались.
Таша притихла. Его взгляд не закрылся, нет – просто стал очень, очень задумчивым.
- Да, - вдруг сказал Арон.
- Что?..
- Раз при всём богатстве выбора другой альтернативы нет, придётся петь такую. Кто знает, может, и вправду тебя убаюкаю…
- И не надейся!
- Посмотрим.
Он не стал прокашливаться или усаживаться поудобнее. Просто некоторое время смотрел на свет, зеркально сиявший в его глазах, а потом запел мягким, тихим лирическим баритоном.

Тихо искрится небесная синь,
Залиты лунным сияньем равнины.
Где-то в кольце светломглистых вершин
Дышат покоем ночные долины.

Тая зеркально в сапфирах озёр,
Лунная нить сплетена над водою.
Ждёт тебя тихий зазвёздный простор –
Только меня не зови за собою.

«Интересно, вспоминает или придумывает? Почему-то кажется…»
«…а Неба его знает…»
Таша вдруг поняла, что глаза её закрыты и открываться не особо хотят.
«Я действительно хочу спать?..»

Стань лунным ветром, стань светом в ночи –
Там, среди звёзд, что смеются так звонко,
Там, где, сплетя ломкой тропкой лучи,
Месяц скользит посеребренной лодкой.

Он на руках тебя будет качать,
Тихо баюкая звёздным прибоем,
И, улыбаясь, о чём-то молчать…
Только меня не зови за собою.

Голос был окутан дымкой предсонья.
«Посмотрим»…
И почему-то вдруг вспомнить его лицо и взгляд, обращённый к той, которую он когда-то баюкал – той, что давно стала призраком, но и сейчас, как тогда, - и всегда, наверное, - любима…
И на один краткий миг, прежде чем провалиться в сонную черноту, со странным, неясным самой себе чувством – понять…
«…он никогда не будет смотреть на тебя так, как смотрел на неё».

Мне не забыть о печальной земле,
Места мне нет на небесных просторах:
Я разучился полётам во сне,
Я потерялся в иных небосклонах.

Нет, не зови, не зови за собой,
И, уходя по дороге зазвёздной –
Стань моей самой далёкой мечтой,
Самой короткой и сладостной грёзой…

@темы: Рианнон, Та, что гуляет сама по себе