Твёрдая печенюшка
Круг четвертый
Я проснулся от тишины. Глубокая, теплая, мягкая тишина лежала вокруг. Поезд стоял на какой-то мне неизвестной станции. Выглянув в окно, я не увидел ничего, кроме огромных хлопьев снега, ложившихся ровным слоем белой пелены на землю. Они падали строго вертикально; ветра, похоже, не было совсем.
Не помню, как я спустился со своей полки, уселся ближе к окну и начал смотреть на снег. Он полностью завладел моим вниманием. Не обращая внимания на пустоту вагона, я провожал взглядом вертикальное скольжение и не думал ни о чем, кроме снега. Снег был вокруг. Холодный в теплом молчании. Бесконечный. Я чувствовал себя слабой пульсирующей точкой во все не прекращающемся снегопаде.
Долго ли смотрел в окно, не знаю. С часами сверяться было бесполезно. Они по-прежнему показывали без четверти одиннадцать. Спрашивать у Аллы мне не хотелось. Мне думалось только о снеге и том, видит ли его та, ради кого я оказался здесь. Идет ли в ее городе снег? Ловит ли она его на тонкие ладошки? Ждет ли утра так же, как я? Собирают ли ее серые глаза свет этого первого почти зимнего снега? Так хочется сказать «да». Так скажи.
Алекс, ты неисправимый болван. Нашел, о чем думать сейчас. Ну и пусть. А снег всё идет. Может, потому и стоим? Мы стоим, а снег идет. Ему до нас вообще нет никакого дела. А кому вообще есть дело до того, что происходит в этом поезде? Кажется, я уснул с мыслью, что я сумасшедший. Может, и так, а может, и нет. Как странно. Может ли быть так, что кто-то поможет мне? Куда делся отец Дмитрий? И Егор... Вот теперь я оглянулся почти беспомощно. Тоже пропали. Стерлись вместе с моими снами. Может, все дело во снах, что я вижу? Или я не сны вижу. А что же это? Зажмурился, вдохнул поглубже - вот теперь можно открывать глаза и искать ответы.
- Привет. - Она улыбается и смотрит на меня так открыто, доверчиво.
- Привет. Ты как здесь?
- Я? Да просто выбегала на улицу. Красота такая, правда, Ал? - смахивает с темных кудрей снежинки, улыбается. - Ну, ты чего?
- Как ты здесь оказалась?
- Где? - недоуменно хлопает ресницами. Красива настолько, что хочется выдрать себе все зубы за то, что она настолько красива.
- В поезде.
- Ал, мы же вместе едем. - Стаскивает курточку, бросает на сиденье напротив, а сама садится рядом. Она никогда не садится напротив, всегда рядом. И смотрит не на меня, а прямо перед собой - и улыбается, теребя манжеты моих рубашек.
- Куда?
- Куда? А ты разве забыл? - у нее ладони удивительно прохладные, всегда, даже в июльскую жару. Почему-то мне хочется сравнить ее с лимонадом.
- Забыл.
- Ал, - она погрызла губу и вздохнула так тихо, что мне показалось, будто звоном этот вздох растекся по венам, - ты немножко заплутал, и я с тобой.
- А где мы?
- Мы? Где-то. - В ее голосе нет растерянности, сомнения или страха. Он только очень тихий, всегда тихий, поэтому иногда мне хочется её испугаться, но я не умею её бояться, умею только слушать этот всегда тихий голос.
- Объяснишь?
- Понимаешь, иногда приходит время, когда человеку нужно испытать себя. Твое время пришло, Ал. - Она никогда не использует прозвищ или каких-то иных форм моего имени, кроме этого «Ал». Из всей знакомой мне братии Александров так она называет лишь меня.
- И что же теперь?
- Теперь ты проходишь круг испытания, своего собственного, поставленного тобою же. - Она переводит взгляд в окно. Там всё еще снежно. Я смотрю на отражение снежинок в ее глазах, таких непривычно темных сейчас.
- Это я уже понял.
- Отец рассказал? - Я не сразу понимаю, что она о монахе, и киваю чуть запоздало, когда она уже продолжает. - Испытание у каждого свое, смысл у каждого свой, а поезд… Поезд есть всегда.
- Откуда ты знаешь это?
- Все знают. Кто-то помнит, кто-то нет. Кому-то только предстоит тут побывать. - Она умолкает и облизывает губы. Зачем-то я протянул ей чашку остывшего чая. Почему-то она отпила. Обычно она пьет только молоко.
- А ты?
- А я - это ты. Ты же знаешь. Только чуточку умнее. - Это ее любимая шутка. Почему-то я расслабляюсь мгновенно, просто сжимаю ее пальцы и смотрю на снег. А снегопад все не прекращается. Утягивает в темноту своего холода. Тишина почти оглушает. Я даже перестаю слышать наше дыхание.
- Ты ведь… - Я проснулся с этими словами и долго молча смотрел вверх, не решаясь моргнуть. Тихий голос все еще дышал во мне, а вот я дышать боялся. Снизу послышалось более чем интеллигентное покашливание. Свесившись с полки, я столкнулся взглядом с глазами Егора.
- Дрыхнешь всё?
- А?
- «А», «э»… Люди, вы меня поражаете!
- Можно подумать… - Потянувшись и выпутавшись из одеяла, я спустился к столу с клеткой.
- Подумать, Алекс, иногда бывает просто здорово, знаешь ли. Вот я всегда думаю вместо утренней гимнастики.
- Может, гимнастика была бы для тебя полезнее?
- Ты что это, острословить вздумал?!
- Не кричи. Снег кончился, - я выглянул в окно. Поезд медленно трогался, оставляя за собой темноту и отправляясь в неизвестном мне уже направлении в такую же мглу. - Тут никого не было?
- Нет. Только я. Тоскливо у тебя…
- Что значит «у тебя»?
Егор постучал лапкой по своей голове:
- У-те-бя.
- Да не сказал бы… - Я был растерян и никак не мог перестать думать о ней. Почему именно она пришла в этот сон? Или как раз сейчас я во сне? Уснул, пока смотрел на снег… Проснись, Алекс, проснись! Проснись, черт возьми!
- Что за шум, а драки нет?
Скоморох? Определенно. В поезде. Привет, осознание моего безумия в полосатом красно-зеленом костюме, сапогах с изогнутыми носками и в шляпе с бубенчиками. Со стоном я кивнул скомороху, призывая садиться. Тот не замедлил воспользоваться приглашением, забросил ногу на ногу и с серьезнейшим лицом уставился на меня.
- Так чего бузим?
- Никто не бузит, - вздохнул я и допил оставшийся чай.
- Фи, какие мы гостеприимные! - Скоморох поморщился, но тут же расцвел улыбкой, глядя на хомяка: - Здорово живешь, Егорка! Как оно?
- Как видишь, здорово. - Мне показалось, или я уловил в голосе хомяка сожаление?
- У-у-у, ребятишечки, вижу, вы приуныли, а не рассказать ли вам сказочку?
- Про черную ручечку и девочку в красном платьице? - Егор фыркнул.
- Зачем же про ручечки? Ручечки, это не к обеду будет сказано, продукты гниения и дурной магии, они нам ни к чему. Вот, помню, иду я как-то по Невскому, а навстречу мне Елизаветта…
- Причем здесь английские короли?
- Во-первых, королевы, а во-вторых, сильно любила Елизаветта красные платья…
- Постойте, постойте, постойте же! - боги, как же хочется хоть что-то понимать! - Вы вообще кто?
- Я-то? Я - Скоморох, Скоморошка, Морошка, Мор, но это для самых близких.
- Язва сибирская. - Егор окинул Скомороха взглядом-цунами и забрался в домик.
- Может, и сибирская, может, и язва, но к вам пробегом, как водится у эпидемий.
- А?
- Друг мой, друг мой, веселее надо быть, веселее! - вскричал Скоморох. - Вот вы сидите, недоумеваете, пьете этот чай, спите, это же так скучно! Давайте я вам сказочку? Иду я, значит, по…
- Невскому?
- Нет! Причем тут Невский, это когда было!.. Иду я, стало быть, по внутреннему двору Лувра… Знаешь, там такая плитка симпатичная, умереть!
Я зачем-то кивнул и попытался продолжить:
- А навстречу тебе…
- Нет! За мной! За мной гнался палач с гильотиной.
- С гильотиной?
- Ага, та еще барышня, мы с ней не один день веселились на ярмарке, а потом она оказалась дочерью палача. Я окрестил лишь раз ее Гильотиной, а она почему-то обиделась и как заорет: «Père! Père!» И что мне оставалось делать?
- А как в Лувр-то попал?
- Как? Да какая разница?! Плитка там зашибенная, вот в чем соль!
- А перец?..
- А перец - это такая специя, вот, помню, раз в Италии…
- Послушай, ты здесь зачем? - у меня голова шла кругом, и хотелось кричать.
- Я-то? Так я и говорю, чтобы веселее было. Песню спеть, сказку рассказать…
- Только не из жизни… - Я смирился с балаболом, уверовав, что как только я проснусь - ну или усну, какая, по сути, разница?! - он исчезнет.
- О, из жизни - это не ко мне и не здесь, дражайший. - Кажется, Скоморох даже обиделся.
- Любую. Валяй. - Я закрыл глаза и постарался думать о своем, вот только голос болтуна резко изменился, скатившись к полушепоту, а интонации стали схожими с… наставительными? Не вслушиваться в подобный тембр было просто невозможно.
- Жила-была Смерть. Была она не самой обычной смертью. Она любила людей, которых не любила жизнь. Жизнь вечно придумывала для этих несчастных испытания, страдания, болезни, а Смерть очень хотела, чтобы людям везло чуточку больше - не так уж долго они живут, в сущности, чтобы не радоваться. За подобные настроения прочие смерти от нашей героини отвернулись и даже изгнали ее, но Смерть была стойкой - и выдумщицей, к тому же. Она решила, что так просто не позволит прочим смертям забирать людей, которых решила обидеть жизнь. Смерть долго размышляла над тем, как же помочь обреченным, и создала линию для тех, кто оказался на грани. Стоит ступить в правильном направлении - и никаким смертям до срока к тебе не подобраться, но уж коли сглупил - поминай как звали. Со временем линия изменялась под влиянием душ людей, что попадали к ней, превращаясь - во что бы вы думали? - в поезд. Уже много-много лет возит этот поезд тех, кто стремится жить, но на станции сходят далеко не все, а те, кто сходит, часто не похожи на самих себя, да и что есть «я»? Кому, как не смерти, знать об этом…
Кажется, мое сердце перестало биться еще в середине этой сказки. Я вряд ли дышал и медлил с тем, чтобы открыть глаза, еще долго после того, как была произнесена последняя фраза. Никто не окликал меня. Перестук колес уносил обрывки образов и мыслей. Подняв веки, я обнаружил, что оказался в полном одиночестве. Ни Скомороха, ни клетки с Егором, ни даже стакана не было рядом. На столике лежал конверт без марок. Нет, Алекс, это не сон. Совсем не сон. Я вынул из конверта лист. Мои руки больше не дрожали.
Не из-за таких ли пробуждений, когда может и понимаешь, что сон - то вовсе и не сон, но так же не уверен, хочешь проснуться, или нет.
Время точно нелинейное.
Я слегка потерялся, сколько он уже едет по времени в этом поезде. Иногда кажется, что несколько часов, а иногда - пару-тройку дней.
Это ощущение именно из снов и из-за снов. В них всегда время теряется, словно не имеет там своей власти.
Автор добрый, автор нас побаловал романтичной линией. Проблеском таковой.
И придавил все это дело лапой Скомороха. Отнюдь не мягкой.
Такое вот получилось утро... последние абзацы ушатом холодной воды. Просыпаюсь.
Кому, как не смерти знать об этом…
А дальше?
После этой главы безумно не хватает снега. Тяжёлого, большими хлопьями опускающегося на землю, успокаивая.
Интересно, все те, с кем говорит Алекс, это другие люди, также севшие когда-то на этот поезд, или - грани его души? Образы создаются очень чёткие, яркие, так и остающиеся перед глазами. И все они - разные, такие крайности, что хочется склонить перед автором голову.
И, не смотря на все тревоги Алекса, не страшно. Не тревожно. Словно разом верится, что "судьбы нет, есть только предопределённость" с вариациями на тему и небольшим пространством для человеческой инициативы.
Кажется, когда Алекс осознает всё, поезд остановится. Не просто на безымянной станции, а вообще закончится эта поездка.
Будем ждать.
Романтика никому не помешает, верно, нужно же разбавить немного атмосферу легкостью?
Чтобы потом только острее - побег от палачи с Гильотиной))...
... Спасибо. И приятного пробуждения.
Я как-нибудь выспрошу тебя о разбавлениях и твоем понимании легкости.)
Должно быть, поэтому получается всегда неожиданно для читателя, что и для автора - неожиданность весь этот сюжет.)
Спасибо за интерес.
А иллюстрации?Иллюстрации - как вытащу себя из ворда, где обитаю со вчера.
А что там, в ворде? *любопытный*
В ворде - Эл. И трава.
Испытание у каждого свое, смысл у каждого свой, а поезд… Поезд есть всегда.
Вспомнила.
У Роберта Янга есть рассказ "На реке". Там есть фраза: "Река была всегда. Была и будет еще долго после нас".
Поезд напомнил мне эту реку. Я не знаю, знаешь ли ты сюжет этого рассказа. но пересказывать кратко я не умею. В общем. если знаешь, то поймешь.
Если серьезно. У тебя в каждой главе появляется новая отличная и неожиданная находка. А то и несколько. Здесь - и Скоморох, просто прелесть; и внезапное тревожащее появление девушки героя - последнее ли? - и конечно, «сказка о Смерти». Как и все твои сказки - совершенно простая по форме и довольно глубоко уводящая по сути... *кстати, слово «совершенно» тут применимо в обоих смыслах ))
Я проснулся от тишины. Глубокая, теплая, мягкая тишина лежала вокруг
Не обращая внимания на пустоту вагона, я провожал взглядом вертикальное скольжение и не думал ни о чем, кроме снега
вздохнула так тихо, что мне показалось, будто звоном этот вздох растекся по венам
Он только очень тихий, всегда тихий, поэтому иногда мне хочется её испугаться
Привет, осознание моего безумия в полосатом красно-зеленом костюме, сапогах с изогнутыми носками и в шляпе с бубенчиками.
Была она не самой обычной смертью. Она любила людей, которых не любила жизнь.
уже много-много лет возит этот поезд тех, кто стремится жить, но на станции сходят далеко не все, а те, кто сходит, часто не похожи на самих себя, да и что есть «я»? Кому, как не смерти, знать об этом…
Из того, что ты пишешь, сами выхватываются фразы... не знаю, что в них такого особенного; ты знаешь? Но замечаются, западают... Очень рельефные образы. И всегда - ощущение, что ты загадываешь загадки... или одну главную загадку - этими странно цепляющими фразами, кажущейся алогичностью происходящего... Но твой абсурд полон какого-то удивительного смысла.
Сорри - ну не умею я писать тебе нечто вразумительное )
Вкусно же до ужаса... ням! ))
И к вопросу о вечных поездах, знаешь, Скоморохи и фантазии могут говорить, что угодно - им за это ничего не будет,
потому что сказка всегда остается только сказкой...
RhiSh, спасибо...)) Как-то оно само собой получается - загадки загадывать,
отгадки, конечно, искать сложнее, но у меня целый табун мудрых хомячков в голове...)
Няя ))
Master Fi, и каково жить с головой, где обитает табун мудрых хомячков? )))
Кстати... именно на 181-м поезде... Хм, всё чудесатее и чудесатее... случайная случайность? )
Хотя какой это из Геометров - вот тут уже остается теряться в догадках ))
С ложечками, далее переплавляемыми в циркули, и неизменным чаем? )))
Безумно понравилась остановка. Снег... И она. Какой-то светлый-светлый, такой тёплый эпизод... Очень хороший след в душе от него. Правда. Лучик света в царстве тьмы и полубреда, царящего эти дни в моём переполненном мешаниной из музыки, гармонических периодов, своих и чужих книжных образов... Мда, ладно, что-то я о себе )
Однако дальше мой полубред заботливо подкрепляют...
- А навстречу тебе…
- Нет! За мной! За мной гнался палач с гильотиной.
- С гильотиной?
- Ага, та еще барышня, мы с ней не один день веселились на ярмарке, а потом она оказалась дочерью палача. Я окрестил лишь раз ее Гильотиной, а она почему-то обиделась и как заорет: «Père! Père!» И что мне оставалось делать?
- А как в Лувр-то попал?
- Как? Да какая разница?! Плитка там зашибенная, вот в чем соль!
- А перец?..
- А перец - это такая специя, вот, помню, раз в Италии…
Гениальный диалог. Правда. Театр абсурда. Автор, после такого я способна только на безумное няканье...
Уже много-много лет возит этот поезд тех, кто стремится жить, но на станции сходят далеко не все, а те, кто сходит, часто не похожи на самих себя, да и что есть «я»? Кому, как не смерти, знать об этом…
А вот наконец и брезжит впереди конечная станция... По крайней мере, догадка - где. И зачем вообще - здесь? Может, и перевернётся всё потом, и окажется, что всё совсем не так, и не раз, но пока... В общем, дайте читателю гордо подумать "ага, а я знаю, знаю, к чему это, какой я догадливый и умный!"
А если серьёзно - нет, ну мысль-то какая, а... Задумка... Милосердная смерть, которая в итоге, я бы даже сказала - не совсем смерть выходит... Сказка в сказке. А какая философия - и в данной, маленькой сказке, и во всей Сказке... По крайней мере, пока именно так думает наивный читатель...)
Что же в следующей записке?..
Ждём. Ждём, подпрыгивая на одной ножке от нетерпения.
Теперь я думаю, не получится ли, случаем, так, что замысел сказки, который я вот уже три года как замыслила, в итоге выскажешь ты... Будет крайне забавно. Что ж, ничего не поделаешь, в таком случае придётся плагиатить...)
И желаю удачи в твоем творчестве.)
И вот оно, наконец-то рассеивается туман... Только странно он рассеивается, сгущаясь еще больше. Говорить честно и без обиняков - замечательно. Запихиваю бумажку в принтер, дабы утащить в лицей, и радоваться и там. Очень для меня редкий вид литературы получился: который я готова перечитывать.
Да, мало. Да, я не знаю, что писать. Ибо пятый круг еще не прочитан!!!! *испарилась читать*