...mirror mirror, what's inside me?.. (с)
«Сall all your friends, tell them I'm never coming back...»
Р. Калчински
Зачем электричкам нужны перерывы? Всегда интересовалась этим вопросом. Нет, ночные – понятно, всем надо спать, и электричкам с машинистами тоже… а вот дневные зачем? В выходные ведь прекрасно обходятся без них.
Иногда меня заносило на станцию во время этих перерывов, с одиннадцати до часу. Летом, когда идёшь гулять, самое милое дело: сесть на лавочку с бутылкой сока и какой-нибудь булкой, уткнуться в книжку, наслаждаться солнцем и ветреным шумом идущих мимо экспрессов. Я всегда любила смотреть на поезда, пусть даже просто проносящиеся вперёд – папа-машинист заразил. Ещё любила ловить промелькнувшие лица пассажиров и придумать, как они оказались в этом поезде, куда и зачем едут, с кем распрощались и кто их ждёт. И путешествовать поездами тоже любила. И слушать, как колёса выстукивают по рельсам разные слова: слышалось всегда разное – смотря в каком настроении слушать. А ещё смотреть в окно и ловить взглядом уносящиеся в «позади» деревья, дома, людей, наблюдающих за поездами, пусть даже просто проносящимися вперёд…
читать дальшеИногда мне думалось: а вдруг какой-нибудь экспресс вдруг возьмёт и остановится? Они периодически останавливаются, да, - так можно было быстро и с комфортом доехать до вокзала, - но не во время перерыва, конечно же. Что, если остановится тот, который не должен был этого делать? Двери его откроются, и поедет он в какие-нибудь волшебные края: куда же ещё может поехать экспресс, который не должен был остановиться. Так же, как трамвай, вдруг абсолютно бесшумно выезжающий из-за поворота глубокой ночью, так же, как старинный парусник с давно забытым флагом, вдруг показывающийся на морском горизонте…
Сколько историй про это было сочинено? Сколько ещё будет?
- Значит, собираешься навестить отца? – спросила меня бабушка утром одного из моих законных выходных, вытирая руки о фартук и поправляя очки.
Бабушка Валя самая что ни на есть бабушка из сказок: добрая-добрая, на все руки мастерица, печёт пирожки, вяжет свитера, плачет под сериалы и нещадно балует любимую внучку. Кто бы мог подумать, что я ей неродная.
- Ага. День рождения ведь, - я зашнуровывала кеды. – Потом ещё погуляю, наверное.
- Смотри только, к ужину не опоздай, а то Ваня опять будет ворчать.
- Буду как штык, - заверила я, чмокнув бабушку в щёчку, затянутую паутинкой морщин.
Пока спускалась по лестнице, думала о нашей семье. Мама, Валя и сын её Ваня… Ваня был хорошим отчимом. Только отца мне, как ни старался, заменить не смог. Впрочем, я никогда не осуждала маму: одной тяжело, это было понятно даже мне, пребывавшей в ершистом подростковом периоде. Когда мы остались вдвоём, мне было двенадцать, а за три года жизни одиночкой у мамы здорово сдали и нервы, и здоровье. В итоге мне ничего не оставалось, как признать, что человек, который заботится о ней и обеспечивает семью, нам нужен. Да ещё когда к нему прилагается такая мировецкая бабушка, как Валя.
Опавшие листья мокли в тёмных лужах. Серое небо щедро сыпало дождевую морось, обволакивая мелкой водяной пылью. В ушах меланхолично гнусавили волынки. Жаль людей, которые не любят альтернативу – они многого лишаются. У памятника Ленину носились дети и сплетничали их мамочки. Берёзовая роща тихо золотела, высаженные вдоль дороги голубые ели гордились своей неизменностью. Проходя мимо светящихся куполов церквушки на холме, сняла наушники и перекрестилась.
Хорошо иметь домик в деревне. Конечно, военный городок под Москвой не совсем деревня, но весьма похоже, надо признать.
На полпути до станции столкнулась с бывшей одноклассницей Иркой. Поздоровались, поулыбались и чуть замедлили шаг, болтая. Хорошая девчонка – с ней и в школе всегда поговорить было интересно. Жаль, что время развело куда-то так же, как и с другими друзьями школьных дней.
- Ты куда? – спросила я после краткого расспроса о подробностях жизни и учёбы.
- В институт, куда же ещё. Не у всех же два выходных в неделю, как у некоторых, - ответила Ирка, цокая каблучками по растрескавшемуся асфальту. – Халява этот ваш журфак, хоть и МГУ. А ты куда?
- Папу навестить. У него же день рождения сегодня.
- А… ясно.
- Что читаешь сейчас? – помолчав, поинтересовалась я. Ирка всегда читала что-то интересное и хорошее – собственно, поэтому с ней всегда и было интересно поговорить. Ещё мы с ней сходились в любви к сказкам и альтернативе…
Подруга по школьной парте сказала автора и название.
- Слышала, - подумав, кивнула я. Автор был более чем известен, а название я слышала не раз от однокурсников-фанатов. – О чём?
- Ну, грубо говоря, о человеке, который взял да и уехал на волшебном трамвайчике в волшебный мир.
- А, попаданец, - я мигом потеряла всякий интерес.
- Не, не надо пренебрежения! Это тебе не какая-нибудь второсортная фэнтезюшка, это оригинальное, философское…
Увлечённое размахивание рук прервал нужный Ирке поворот на шоссе и аккурат подъехавшая маршрутка.
- Ну, я побежала, - спохватилась она, на прощание клюя напомаженными губами воздух подле моей щеки. – Увидимся!
- Смотри, в волшебный трамвайчик случайно не сядь! – крикнула я вдогонку.
Ирка, засмеявшись, захлопнула дверь маршрутки, нетерпеливо фыркавшей выхлопом, и была такова.
Обе платформы были пусты. В этот день и в это время, впрочем, люди на станции всегда были редкими гостями, а продавцы многочисленных лавчонок, приткнувшихся по бокам, не спешили вылезать, оставляя своё хозяйство на произвол судьбы: то, что творится снаружи, их всегда не особо-то интересовало.
Достав из кармана мобильник и убедившись, что пара минут ещё есть, я неспешно побрела в сторону первого вагона. Экспресс не заставил себя ждать: появился на горизонте, перемигиваясь с солнцем жёлтым глазом фар, выстукивая колёсами «чу-дес-ный день» и воодушевлённо сигналя людям на переходе через пути. Ко мне он подъехал уже на последней стадии торможения – ослабевший ветер скорости и путешествий лишь слегка шевельнул мои волосы.
Зайдя в пустой вагон, я села у окна, вернула наушники, последние десять минут игравшие роль концептуального ожерелья, на их законное место и стала смотреть, как набирают скорость рдеющие деревья, вывески станционных лавчонок и столбы электропередач за окном. Тень вагона ползла по соседним путям. Промелькнула ностальгическими деревянными домишками и исчезла старенькая соседка нашего городка, деревня со съедобным названием Виноградово. Потом поезд замедлил ход, медленно вползая на хитрое переплетение пяти путей – экспресс, как и следовало ожидать, свернул куда-то вбок, оставив позади платформы очередной проигнорированной станции, бросив тень на возникший слева по борту ёловый подлесок. Когда тот расступился, взору предстали бескрайние лысеющие поля.
Провезя меня мимо медных лесов, сапфирных озёр и серебряных речушек, под куполом мягко-голубого неба с редкими рыхлыми облаками, озарённым червонным золотом осеннего солнца, поезд наконец въехал в город. Оставив позади милые провинциальные домики, - невысокие, кирпичные, с садиками подле каждого, - замедлил ход и наконец мягко затормозил у станции.
Папа ждал под каменным козырьком, сунув руки в карман куртки, улыбаясь не столько даже губами, сколько глазами. Сероглазый король как он есть.
Он тоже любил наблюдать за экспрессами, пусть даже проходящими мимо – а потому я знала, что всегда найду его на станции.
- Привет, пап! – я подлетела к отцу, звонко чмокнув его в щёку. – С днём рождения!
- Привет, фантазёр! – в ответ я удостоилась объятий и поцелуя в макушку. – Спасибо!
Одновременно обернувшись, мы проводили взглядами уходящий экспресс.
- Красавец, - одобрительно заметил папа.
- Как твоё ничего? – спросила я, подхватив его под руку.
- Ничегошничает. Пойдём лебедей кормить, они по тебе соскучились.
- А за булочками зайдём?
- Всё, что пожелаешь.
Сойдя с платформы по потрескавшимся ступенькам, мы принялись петлять по узким солнечным улочкам вдоль трамвайных путей. По городу разливалась солнечная осенняя дымка. Тёплый ветер бабьего лета путал в волосах рыжие октябрьские листья и раздувал полы расстёгнутой ветровки. Было совсем не холодно, но когда папа заметил, что я шмыгаю носом, - заработала насморк пару дней назад, промочив ноги, - то решительно снял куртку, накинув мне на плечи. Для него она была курткой, а на мне повисла безразмерным кожаным плащом, но я не стала спорить. Куртка, конечно, не последняя рубашка, но всегда приятно, когда кто-то готов пожертвовать ею для тебя.
По пути говорили об учёбе, жизни и маме. Ещё о Ване и о бабушке.
- Ну, вот тебе и очевидный плюс нового папы, - бодро сказал отец, когда мы подходили к прудам. – У старого мамы уже не было.
- Зато старый папа был моим папой, - вздохнула я, потянув его в булочную.
Оттуда вышли с пакетом, полным слоек, плие и тарталеток, а также большим батоном восхитительно свежего, ещё горяченького белого хлеба. Немедленно отломив по куску и выев мякиш, мы прошли по зелёной аллее скверика мимо парочек, целующихся на лавках, и спустились к берегу пруда. Владыки вод, - два лебедя, чёрный и белый, - скользили по глади отражённого неба, удостаивая пришельцев царственно-любопытными взглядами. Мы сели на выложенный гранитом бережок, кинули поломанные на мелкие куски горбушки в воду и затихли. Спустя какое-то время лебеди, подозрительно косясь, таки изволили подплыть поближе и, изящно изгибая и без того изящнейшие шеи, принялись выуживать из воды разбухший, уже тонущий хлеб.
- Эх, хорошо у тебя тут, - вздохнула я, любуясь лебедями. Напротив нас белел лепниной павильон – из открытых окон расположившегося в нём ресторана вытекала и разливалась над водой музыка. Было слышно, как в дальнем конце сквера резвятся вездесущие дети: одни гоняются друг за дружкой вокруг памятника старому баснописцу, другие носятся на детской площадке.
- А я вот всё жду, когда тебе надоест приезжать, - папа стряхнул с рук хлебные крошки. – Когда ты вырастешь и научишься обходиться без меня.
- А я никогда не повзрослею, пап. Я же сказочница. У нас врождённый синдром Питера Пэна.
- Ах, да. Чтобы писать для детей, нужно самому оставаться ребёнком?
- Как-то так, - кивнула я. – Я никогда не смогу захлопнуть дверцу в сказку. Это же я её создала.
Отец вздохнул:
- Эх, а я-то так надеялся скоро переехать куда-нибудь к морю…
- Когда-нибудь переедем вместе, - заверила я его. – Я тогда буду старая и дряхлая, и мне будет жизненно необходимо греть косточки.
- Нет, думаю, сюда ты приедешь женщиной в самом расцвете сил, но погреть косточки всё равно не откажешься, - папа отломил ещё одну горбушку. – Мама… так и не простила?..
- Нет. И в церкви с тех пор не была, - я последовала его примеру и теперь катала белый мякиш между пальцами. – Она как тогда прокляла всё на свете… когда ты ушёл… Так с тех пор и не смирится.
- А ты говорила ей, что она неправа?
- Говорила. Она не слушала и не хочет, - я метнула готовый шарик в воду. – Только говорит, что это хорошо, что я другой человек.
- Ясно, - папа достал из пакета грушевую тарталетку. – Ну, может, когда-нибудь я сам ей объясню.
- Думаешь, вы всё-таки встретитесь… когда-нибудь?
- Когда-нибудь? Уверен.
- А как же Ваня?
- Не знаю, не знаю. Но, думаю, даже если она не сможет жить на два дома, то вполне способна будет заходить иногда в гости.
- Когда-нибудь?
- Когда-нибудь…
Лебеди, расправив крылья, снисходительно оглянулись на нас в последний раз и поплыли прочь – к другим жаждущим их покормить.
Разделив по-братски оставшийся хлеб, мы откинулись спинами на зелёную травку, поросшую по крутым бережкам пруда. Долго болтали на уже не столь грустные темы, попутно глядя в небо и лихо разделываясь со сладким.
- Всё, не могу больше, - я решительно отказалась от очередной слойки. – Лучше угости бабушку с дедушкой.
- А ты не зайдёшь?
- В следующий раз, наверное, - я посмотрела наверх, на солнце, просеивавшееся сквозь осеннюю листву: в его свете падавшие листья казались солнечными лепестками. – Обратный экспресс уже скоро… Не хочу потом бежать.
- Да, это верно. Ну ничего, в следующий раз сразу домой пойдём, - папа встал на ноги. Протянул мне руки, помогая подняться. – Когда тебя ждать?
- Не знаю. А если бы знала, то не сказала бы.
- Ну да, ты же так любишь сюрпризы, - папа потрепал меня по макушке. – Фантазёр.
Взобравшись по крутому бережку обратно в скверик, мы, не торопясь, побрели обратно. Я, размахивая пакетом с булками, оживлённо вещала про наших профессоров, феномен новомодных фантастов и прелести альтернативы. Папа со мной соглашался. Он всегда со мной соглашался – не поддакивая, а просто потому, что сам считал так же. В отличие от мамы и кого бы то ни было ещё.
Когда мы поднялись на платформу, фары поезда как раз мигнули из-за дальнего поворота.
- Держи. Спасибо, - я отдала ему куртку. Тяжёлая же, однако! – Она жутко тёплая, кстати.
- Вот и думай о преимуществах натуральной кожи перед всякими новомодными финтифлюшками, - заметил папа.
- Подумаю-подумаю, - пообещала я.
Экспресс уже тормозил, на ходу распахивая гостеприимные двери.
- Передал бы маме привет, но, боюсь, она не поймёт, - папа улыбнулся. – А ты давай не болей! И улыбайся. Улыбаться полезно.
Я послушно улыбнулась. Обняла его в последний раз – и, прыгнув в поезд как раз перед отправлением, из окон тамбура смеялась отцу, бежавшему наперегонки с разгоняющимся вагоном. Вот кончилась платформа, вот он замер, улыбнулся, помахал мне рукой – и пропал, оставшись в решительном «позади».
Я раздвинула двери, села в вагон и надела наушники.
Странно, но обратный путь всегда был короче. Вроде бы ещё и пяти песен не прослушала, а экспресс уже тормозил у пустынной станции. Выйдя, я проводила взглядом поезд, со звонким гуденьем уносящийся за горизонт – а потом, развернувшись, сошла с платформы и зашагала в центр города.
По дороге заглянула в цветочный магазинчик, купив букет гвоздик. Осенняя серость и дождевая пыль окутывали дома, машины, прохожих и прочий антураж полупровинциального городка. Центральную улочка забила пробка – я представляла, как уныло гнусавят автомобильные гудки. Хорошо, что наушники защищают меня от этого…
Путь до кладбища занял минут пятнадцать. Зонт я не взяла, но промокнуть не успела – лишь пришлось застегнуть ветровку, когда свитер стал влажным.
У могилы меня ждали.
- Привет, - чуть улыбнулся Ваня, стоявший у ограды с дипломатом в руках.
- Привет, - я удивлённо вскинула бровь. – Чего не на работе?
- Проверил своих бестолковых подчинённых да решил домой вернуться. Вале надо помочь соленья закрывать, а у тебя же учёба, я знаю, - он кинул взгляд на букет красных роз у памятника. – Она сказала, что ты будешь здесь. Я решил тебя забрать, раз по пути.
Я кивнула. Отвернувшись от отчима, зашла за ограду. Опустилась на колени, положив букет белых гвоздик рядом с розами. Какое-то время сидела, глядя на цветы. Потом подняла взгляд на фотографию совсем ещё молодого мужчины – он не улыбался, но даже на кладбищенском памятнике в сером взгляде светилась улыбка.
Красные розы… Значит, мама зашла по пути на работу.
«Жаль королеву, такой молодой», - вспомнилось почему-то.
Мне с двенадцати лет часто вспоминается этот стих. Даже несмотря на то, что тело отца нашли не у старого дуба, а в искореженной кабине машиниста сошедшего с рельс поезда.
Я встала и вышла за ограду. В осеннем воздухе разливался трезвон, возвещая об окончании литургии.
Покров Богородицы…
- Поехали? – спросил Ваня.
- Поехали.
В последний раз посмотрев на фотографию, я улыбнулась чему-то и вслед за отчимом направилась к кладбищенским воротам.
Зачем электричкам нужны перерывы? Всегда интересовалась этим вопросом. Иногда меня заносило на платформу во время дневных перерывов, с одиннадцати до часу. Летом, когда идёшь гулять, самое милое дело: сесть на лавочку с бутылкой сока и какой-нибудь булкой, уткнуться в книжку, наслаждаться солнцем и ветреным шумом идущих мимо экспрессов. Я всегда любила смотреть на поезда, пусть даже просто проносящиеся вперёд – папа-машинист заразил.
Иногда мне думалось: а вдруг какой-нибудь экспресс вдруг возьмёт и остановится? Двери его откроются, и поедет он в какие-нибудь волшебные края: куда же ещё может поехать экспресс, который не должен был остановиться…
Но мысли материальны, как известно. И однажды, ровно в полдень, один экспресс взял да и остановился. А я, недолго думая, запрыгнула внутрь – и приехала на тихую светлую станцию, где ждал кого-то человек, который тоже всегда любил смотреть на поезда.
Конечно, любой скажет мне, что такого не может быть. Что невозможно просто взять и съездить в гости к тем, кого уже нет. Что экспрессы никогда не останавливаются в перерывах. Что на самом деле я просто посмотрела на экспресс, пронесшийся мимо, и осталась сидеть на перроне, думая о том, что могло бы быть, если бы он остановился.
Может, так оно и было.
Я знаю, что я ничего не знаю. Честно. Я знаю только, что не надо отчаиваться, когда кто-то уходит от нас туда, где мы не можем его догнать. Пока мы помним и любим, всегда найдётся полуденный экспресс, который отвезёт нас на залитую солнцем станцию, где кто-то всегда будет ждать подъезжающих поездов. Пусть даже станция эта есть лишь в нашей памяти – или чём-то более эфемерном, но не менее важном, чем память.
Ведь где-то всегда есть место, где помнят и любят нас они. Помнят, любят – и ждут.
Р. Калчински
Полуденный экспресс
Зачем электричкам нужны перерывы? Всегда интересовалась этим вопросом. Нет, ночные – понятно, всем надо спать, и электричкам с машинистами тоже… а вот дневные зачем? В выходные ведь прекрасно обходятся без них.
Иногда меня заносило на станцию во время этих перерывов, с одиннадцати до часу. Летом, когда идёшь гулять, самое милое дело: сесть на лавочку с бутылкой сока и какой-нибудь булкой, уткнуться в книжку, наслаждаться солнцем и ветреным шумом идущих мимо экспрессов. Я всегда любила смотреть на поезда, пусть даже просто проносящиеся вперёд – папа-машинист заразил. Ещё любила ловить промелькнувшие лица пассажиров и придумать, как они оказались в этом поезде, куда и зачем едут, с кем распрощались и кто их ждёт. И путешествовать поездами тоже любила. И слушать, как колёса выстукивают по рельсам разные слова: слышалось всегда разное – смотря в каком настроении слушать. А ещё смотреть в окно и ловить взглядом уносящиеся в «позади» деревья, дома, людей, наблюдающих за поездами, пусть даже просто проносящимися вперёд…
читать дальшеИногда мне думалось: а вдруг какой-нибудь экспресс вдруг возьмёт и остановится? Они периодически останавливаются, да, - так можно было быстро и с комфортом доехать до вокзала, - но не во время перерыва, конечно же. Что, если остановится тот, который не должен был этого делать? Двери его откроются, и поедет он в какие-нибудь волшебные края: куда же ещё может поехать экспресс, который не должен был остановиться. Так же, как трамвай, вдруг абсолютно бесшумно выезжающий из-за поворота глубокой ночью, так же, как старинный парусник с давно забытым флагом, вдруг показывающийся на морском горизонте…
Сколько историй про это было сочинено? Сколько ещё будет?
- Значит, собираешься навестить отца? – спросила меня бабушка утром одного из моих законных выходных, вытирая руки о фартук и поправляя очки.
Бабушка Валя самая что ни на есть бабушка из сказок: добрая-добрая, на все руки мастерица, печёт пирожки, вяжет свитера, плачет под сериалы и нещадно балует любимую внучку. Кто бы мог подумать, что я ей неродная.
- Ага. День рождения ведь, - я зашнуровывала кеды. – Потом ещё погуляю, наверное.
- Смотри только, к ужину не опоздай, а то Ваня опять будет ворчать.
- Буду как штык, - заверила я, чмокнув бабушку в щёчку, затянутую паутинкой морщин.
Пока спускалась по лестнице, думала о нашей семье. Мама, Валя и сын её Ваня… Ваня был хорошим отчимом. Только отца мне, как ни старался, заменить не смог. Впрочем, я никогда не осуждала маму: одной тяжело, это было понятно даже мне, пребывавшей в ершистом подростковом периоде. Когда мы остались вдвоём, мне было двенадцать, а за три года жизни одиночкой у мамы здорово сдали и нервы, и здоровье. В итоге мне ничего не оставалось, как признать, что человек, который заботится о ней и обеспечивает семью, нам нужен. Да ещё когда к нему прилагается такая мировецкая бабушка, как Валя.
Опавшие листья мокли в тёмных лужах. Серое небо щедро сыпало дождевую морось, обволакивая мелкой водяной пылью. В ушах меланхолично гнусавили волынки. Жаль людей, которые не любят альтернативу – они многого лишаются. У памятника Ленину носились дети и сплетничали их мамочки. Берёзовая роща тихо золотела, высаженные вдоль дороги голубые ели гордились своей неизменностью. Проходя мимо светящихся куполов церквушки на холме, сняла наушники и перекрестилась.
Хорошо иметь домик в деревне. Конечно, военный городок под Москвой не совсем деревня, но весьма похоже, надо признать.
На полпути до станции столкнулась с бывшей одноклассницей Иркой. Поздоровались, поулыбались и чуть замедлили шаг, болтая. Хорошая девчонка – с ней и в школе всегда поговорить было интересно. Жаль, что время развело куда-то так же, как и с другими друзьями школьных дней.
- Ты куда? – спросила я после краткого расспроса о подробностях жизни и учёбы.
- В институт, куда же ещё. Не у всех же два выходных в неделю, как у некоторых, - ответила Ирка, цокая каблучками по растрескавшемуся асфальту. – Халява этот ваш журфак, хоть и МГУ. А ты куда?
- Папу навестить. У него же день рождения сегодня.
- А… ясно.
- Что читаешь сейчас? – помолчав, поинтересовалась я. Ирка всегда читала что-то интересное и хорошее – собственно, поэтому с ней всегда и было интересно поговорить. Ещё мы с ней сходились в любви к сказкам и альтернативе…
Подруга по школьной парте сказала автора и название.
- Слышала, - подумав, кивнула я. Автор был более чем известен, а название я слышала не раз от однокурсников-фанатов. – О чём?
- Ну, грубо говоря, о человеке, который взял да и уехал на волшебном трамвайчике в волшебный мир.
- А, попаданец, - я мигом потеряла всякий интерес.
- Не, не надо пренебрежения! Это тебе не какая-нибудь второсортная фэнтезюшка, это оригинальное, философское…
Увлечённое размахивание рук прервал нужный Ирке поворот на шоссе и аккурат подъехавшая маршрутка.
- Ну, я побежала, - спохватилась она, на прощание клюя напомаженными губами воздух подле моей щеки. – Увидимся!
- Смотри, в волшебный трамвайчик случайно не сядь! – крикнула я вдогонку.
Ирка, засмеявшись, захлопнула дверь маршрутки, нетерпеливо фыркавшей выхлопом, и была такова.
Обе платформы были пусты. В этот день и в это время, впрочем, люди на станции всегда были редкими гостями, а продавцы многочисленных лавчонок, приткнувшихся по бокам, не спешили вылезать, оставляя своё хозяйство на произвол судьбы: то, что творится снаружи, их всегда не особо-то интересовало.
Достав из кармана мобильник и убедившись, что пара минут ещё есть, я неспешно побрела в сторону первого вагона. Экспресс не заставил себя ждать: появился на горизонте, перемигиваясь с солнцем жёлтым глазом фар, выстукивая колёсами «чу-дес-ный день» и воодушевлённо сигналя людям на переходе через пути. Ко мне он подъехал уже на последней стадии торможения – ослабевший ветер скорости и путешествий лишь слегка шевельнул мои волосы.
Зайдя в пустой вагон, я села у окна, вернула наушники, последние десять минут игравшие роль концептуального ожерелья, на их законное место и стала смотреть, как набирают скорость рдеющие деревья, вывески станционных лавчонок и столбы электропередач за окном. Тень вагона ползла по соседним путям. Промелькнула ностальгическими деревянными домишками и исчезла старенькая соседка нашего городка, деревня со съедобным названием Виноградово. Потом поезд замедлил ход, медленно вползая на хитрое переплетение пяти путей – экспресс, как и следовало ожидать, свернул куда-то вбок, оставив позади платформы очередной проигнорированной станции, бросив тень на возникший слева по борту ёловый подлесок. Когда тот расступился, взору предстали бескрайние лысеющие поля.
Провезя меня мимо медных лесов, сапфирных озёр и серебряных речушек, под куполом мягко-голубого неба с редкими рыхлыми облаками, озарённым червонным золотом осеннего солнца, поезд наконец въехал в город. Оставив позади милые провинциальные домики, - невысокие, кирпичные, с садиками подле каждого, - замедлил ход и наконец мягко затормозил у станции.
Папа ждал под каменным козырьком, сунув руки в карман куртки, улыбаясь не столько даже губами, сколько глазами. Сероглазый король как он есть.
Он тоже любил наблюдать за экспрессами, пусть даже проходящими мимо – а потому я знала, что всегда найду его на станции.
- Привет, пап! – я подлетела к отцу, звонко чмокнув его в щёку. – С днём рождения!
- Привет, фантазёр! – в ответ я удостоилась объятий и поцелуя в макушку. – Спасибо!
Одновременно обернувшись, мы проводили взглядами уходящий экспресс.
- Красавец, - одобрительно заметил папа.
- Как твоё ничего? – спросила я, подхватив его под руку.
- Ничегошничает. Пойдём лебедей кормить, они по тебе соскучились.
- А за булочками зайдём?
- Всё, что пожелаешь.
Сойдя с платформы по потрескавшимся ступенькам, мы принялись петлять по узким солнечным улочкам вдоль трамвайных путей. По городу разливалась солнечная осенняя дымка. Тёплый ветер бабьего лета путал в волосах рыжие октябрьские листья и раздувал полы расстёгнутой ветровки. Было совсем не холодно, но когда папа заметил, что я шмыгаю носом, - заработала насморк пару дней назад, промочив ноги, - то решительно снял куртку, накинув мне на плечи. Для него она была курткой, а на мне повисла безразмерным кожаным плащом, но я не стала спорить. Куртка, конечно, не последняя рубашка, но всегда приятно, когда кто-то готов пожертвовать ею для тебя.
По пути говорили об учёбе, жизни и маме. Ещё о Ване и о бабушке.
- Ну, вот тебе и очевидный плюс нового папы, - бодро сказал отец, когда мы подходили к прудам. – У старого мамы уже не было.
- Зато старый папа был моим папой, - вздохнула я, потянув его в булочную.
Оттуда вышли с пакетом, полным слоек, плие и тарталеток, а также большим батоном восхитительно свежего, ещё горяченького белого хлеба. Немедленно отломив по куску и выев мякиш, мы прошли по зелёной аллее скверика мимо парочек, целующихся на лавках, и спустились к берегу пруда. Владыки вод, - два лебедя, чёрный и белый, - скользили по глади отражённого неба, удостаивая пришельцев царственно-любопытными взглядами. Мы сели на выложенный гранитом бережок, кинули поломанные на мелкие куски горбушки в воду и затихли. Спустя какое-то время лебеди, подозрительно косясь, таки изволили подплыть поближе и, изящно изгибая и без того изящнейшие шеи, принялись выуживать из воды разбухший, уже тонущий хлеб.
- Эх, хорошо у тебя тут, - вздохнула я, любуясь лебедями. Напротив нас белел лепниной павильон – из открытых окон расположившегося в нём ресторана вытекала и разливалась над водой музыка. Было слышно, как в дальнем конце сквера резвятся вездесущие дети: одни гоняются друг за дружкой вокруг памятника старому баснописцу, другие носятся на детской площадке.
- А я вот всё жду, когда тебе надоест приезжать, - папа стряхнул с рук хлебные крошки. – Когда ты вырастешь и научишься обходиться без меня.
- А я никогда не повзрослею, пап. Я же сказочница. У нас врождённый синдром Питера Пэна.
- Ах, да. Чтобы писать для детей, нужно самому оставаться ребёнком?
- Как-то так, - кивнула я. – Я никогда не смогу захлопнуть дверцу в сказку. Это же я её создала.
Отец вздохнул:
- Эх, а я-то так надеялся скоро переехать куда-нибудь к морю…
- Когда-нибудь переедем вместе, - заверила я его. – Я тогда буду старая и дряхлая, и мне будет жизненно необходимо греть косточки.
- Нет, думаю, сюда ты приедешь женщиной в самом расцвете сил, но погреть косточки всё равно не откажешься, - папа отломил ещё одну горбушку. – Мама… так и не простила?..
- Нет. И в церкви с тех пор не была, - я последовала его примеру и теперь катала белый мякиш между пальцами. – Она как тогда прокляла всё на свете… когда ты ушёл… Так с тех пор и не смирится.
- А ты говорила ей, что она неправа?
- Говорила. Она не слушала и не хочет, - я метнула готовый шарик в воду. – Только говорит, что это хорошо, что я другой человек.
- Ясно, - папа достал из пакета грушевую тарталетку. – Ну, может, когда-нибудь я сам ей объясню.
- Думаешь, вы всё-таки встретитесь… когда-нибудь?
- Когда-нибудь? Уверен.
- А как же Ваня?
- Не знаю, не знаю. Но, думаю, даже если она не сможет жить на два дома, то вполне способна будет заходить иногда в гости.
- Когда-нибудь?
- Когда-нибудь…
Лебеди, расправив крылья, снисходительно оглянулись на нас в последний раз и поплыли прочь – к другим жаждущим их покормить.
Разделив по-братски оставшийся хлеб, мы откинулись спинами на зелёную травку, поросшую по крутым бережкам пруда. Долго болтали на уже не столь грустные темы, попутно глядя в небо и лихо разделываясь со сладким.
- Всё, не могу больше, - я решительно отказалась от очередной слойки. – Лучше угости бабушку с дедушкой.
- А ты не зайдёшь?
- В следующий раз, наверное, - я посмотрела наверх, на солнце, просеивавшееся сквозь осеннюю листву: в его свете падавшие листья казались солнечными лепестками. – Обратный экспресс уже скоро… Не хочу потом бежать.
- Да, это верно. Ну ничего, в следующий раз сразу домой пойдём, - папа встал на ноги. Протянул мне руки, помогая подняться. – Когда тебя ждать?
- Не знаю. А если бы знала, то не сказала бы.
- Ну да, ты же так любишь сюрпризы, - папа потрепал меня по макушке. – Фантазёр.
Взобравшись по крутому бережку обратно в скверик, мы, не торопясь, побрели обратно. Я, размахивая пакетом с булками, оживлённо вещала про наших профессоров, феномен новомодных фантастов и прелести альтернативы. Папа со мной соглашался. Он всегда со мной соглашался – не поддакивая, а просто потому, что сам считал так же. В отличие от мамы и кого бы то ни было ещё.
Когда мы поднялись на платформу, фары поезда как раз мигнули из-за дальнего поворота.
- Держи. Спасибо, - я отдала ему куртку. Тяжёлая же, однако! – Она жутко тёплая, кстати.
- Вот и думай о преимуществах натуральной кожи перед всякими новомодными финтифлюшками, - заметил папа.
- Подумаю-подумаю, - пообещала я.
Экспресс уже тормозил, на ходу распахивая гостеприимные двери.
- Передал бы маме привет, но, боюсь, она не поймёт, - папа улыбнулся. – А ты давай не болей! И улыбайся. Улыбаться полезно.
Я послушно улыбнулась. Обняла его в последний раз – и, прыгнув в поезд как раз перед отправлением, из окон тамбура смеялась отцу, бежавшему наперегонки с разгоняющимся вагоном. Вот кончилась платформа, вот он замер, улыбнулся, помахал мне рукой – и пропал, оставшись в решительном «позади».
Я раздвинула двери, села в вагон и надела наушники.
Странно, но обратный путь всегда был короче. Вроде бы ещё и пяти песен не прослушала, а экспресс уже тормозил у пустынной станции. Выйдя, я проводила взглядом поезд, со звонким гуденьем уносящийся за горизонт – а потом, развернувшись, сошла с платформы и зашагала в центр города.
По дороге заглянула в цветочный магазинчик, купив букет гвоздик. Осенняя серость и дождевая пыль окутывали дома, машины, прохожих и прочий антураж полупровинциального городка. Центральную улочка забила пробка – я представляла, как уныло гнусавят автомобильные гудки. Хорошо, что наушники защищают меня от этого…
Путь до кладбища занял минут пятнадцать. Зонт я не взяла, но промокнуть не успела – лишь пришлось застегнуть ветровку, когда свитер стал влажным.
У могилы меня ждали.
- Привет, - чуть улыбнулся Ваня, стоявший у ограды с дипломатом в руках.
- Привет, - я удивлённо вскинула бровь. – Чего не на работе?
- Проверил своих бестолковых подчинённых да решил домой вернуться. Вале надо помочь соленья закрывать, а у тебя же учёба, я знаю, - он кинул взгляд на букет красных роз у памятника. – Она сказала, что ты будешь здесь. Я решил тебя забрать, раз по пути.
Я кивнула. Отвернувшись от отчима, зашла за ограду. Опустилась на колени, положив букет белых гвоздик рядом с розами. Какое-то время сидела, глядя на цветы. Потом подняла взгляд на фотографию совсем ещё молодого мужчины – он не улыбался, но даже на кладбищенском памятнике в сером взгляде светилась улыбка.
Красные розы… Значит, мама зашла по пути на работу.
«Жаль королеву, такой молодой», - вспомнилось почему-то.
Мне с двенадцати лет часто вспоминается этот стих. Даже несмотря на то, что тело отца нашли не у старого дуба, а в искореженной кабине машиниста сошедшего с рельс поезда.
Я встала и вышла за ограду. В осеннем воздухе разливался трезвон, возвещая об окончании литургии.
Покров Богородицы…
- Поехали? – спросил Ваня.
- Поехали.
В последний раз посмотрев на фотографию, я улыбнулась чему-то и вслед за отчимом направилась к кладбищенским воротам.
Зачем электричкам нужны перерывы? Всегда интересовалась этим вопросом. Иногда меня заносило на платформу во время дневных перерывов, с одиннадцати до часу. Летом, когда идёшь гулять, самое милое дело: сесть на лавочку с бутылкой сока и какой-нибудь булкой, уткнуться в книжку, наслаждаться солнцем и ветреным шумом идущих мимо экспрессов. Я всегда любила смотреть на поезда, пусть даже просто проносящиеся вперёд – папа-машинист заразил.
Иногда мне думалось: а вдруг какой-нибудь экспресс вдруг возьмёт и остановится? Двери его откроются, и поедет он в какие-нибудь волшебные края: куда же ещё может поехать экспресс, который не должен был остановиться…
Но мысли материальны, как известно. И однажды, ровно в полдень, один экспресс взял да и остановился. А я, недолго думая, запрыгнула внутрь – и приехала на тихую светлую станцию, где ждал кого-то человек, который тоже всегда любил смотреть на поезда.
Конечно, любой скажет мне, что такого не может быть. Что невозможно просто взять и съездить в гости к тем, кого уже нет. Что экспрессы никогда не останавливаются в перерывах. Что на самом деле я просто посмотрела на экспресс, пронесшийся мимо, и осталась сидеть на перроне, думая о том, что могло бы быть, если бы он остановился.
Может, так оно и было.
Я знаю, что я ничего не знаю. Честно. Я знаю только, что не надо отчаиваться, когда кто-то уходит от нас туда, где мы не можем его догнать. Пока мы помним и любим, всегда найдётся полуденный экспресс, который отвезёт нас на залитую солнцем станцию, где кто-то всегда будет ждать подъезжающих поездов. Пусть даже станция эта есть лишь в нашей памяти – или чём-то более эфемерном, но не менее важном, чем память.
Ведь где-то всегда есть место, где помнят и любят нас они. Помнят, любят – и ждут.
-
-
16.10.2011 в 19:37-
-
16.10.2011 в 20:47эх... "Нет на земле твоего короля..."
-
-
16.10.2011 в 21:43Мистика, фантастика, скорее.
Не всякое чудо ведь - именно сказочное. М-м?..)
-
-
17.10.2011 в 10:17Лори Лу, спасибо большое! Очень приятно читать ваши слова.)
Shokona, сказки бывают разные. И это - не мистика и не фантастика.)
-
-
17.10.2011 в 12:23Поддерживаю всеми лапами
-
-
17.10.2011 в 13:41Ваши произведения восхитительны! Честно-честно)
-
-
17.10.2011 в 14:40Спорить дальше не буду, скажу только, что ну не тем она языком написана и не с того ракурса, чтобы быть сказкой. Сорри.
-
-
17.10.2011 в 19:37Просто до слез веселая...
-
-
18.10.2011 в 22:11RhiSh, ну ты ж знаешь, у меня либо фэнтези, либо трагедии... хотя фэнтези тоже далеки от юмористических ))
Shokona, в общем, веское авторское слово - это сказка, пусть она и маскируется под что-то другое ))