Твёрдая печенюшка
Глава одиннадцатая
Сколько веревочке ни виться…
Сколько веревочке ни виться…
Он услышал и слабо улыбнулся. Низкой густой нотой совершился переход по первому графику Хранителя. Геометр потер глаза, откладывая чертежные инструменты. Такое событие стоило того, чтобы на несколько минут оторваться от работы. Значит, всё-таки сообразил этот странный человек, что теперь никто ему не поможет, или попросту устал. По сути, математику было всё равно, его интересовало другое: как ученик справился с этим. Никогда прежде ученики не производили переходов без участия Геометров. Что ж, его ученик стал первым. Пёс начертил хороший график, ровный. Судя по звуку, душа выбрана задиристая, сильная. Чертеж ее выровняет. Удовлетворенно выдохнув, Геометр вернулся к бумаге, взял в руки карандаш и тут же отложил его. Снова вернулось волнение:
- Что же это, батенька, вы совсем раскисли. Кто же работать будет? Никто кроме вас не будет работать. Чертить нужно, не одна она у меня тут. Не одна. - Когда чертежник оставался в одиночестве, он любил поговорить сам с собой. - Погоня. Конечно, не догонят. Он сам всех соберет. Занятный мальчик, очень занятный. Раз уж Гончий произвел переход, значит, циркуль у него, мальчик рядом, и Кристаллическая никуда не денется. - Геометр сплел пальцы, задумчиво глядя на дверь. - Надо ждать. Ненавижу ждать. Торопиться нельзя. Нельзя. Нужно ждать.
Ни на секунду учитель не усомнился в своем ученике, но всё больше его раздражал профессор. Очень уж рассеянным был, а взгляд какой! Знает он этих филологов. Тихие-тихие, а потом как выдадут что-нибудь. То ли дело математики. Чисто, последовательно, методично, а эти… сумасшедшие, одно слово. Переговорщик был талантливым, но с каждой минутой всё меньше верил ему чертежник. Мораль, Идея, Дух. Сотня идей этих бестолковых литературоведов и философов! А проку-то?! Всё это здорово в теории, а практика показывает искривленный график Кристаллической, тысячи недовольных, и всё это грозит обрушиться в одну минуту, стоит только растерявшейся душе выйти из-под контроля. И кто здесь будет говорить Геометру об этике? Кто? Тот, кому не доведется случившееся исправлять?! Ну уж нет, ну уж нет. Геометр покачал головой, покручивая в тонких пальцах карандаш. Мысленно он уже проследил за всеми перемещениями по Теневой Кристаллической и Компании. Ему вовсе не обязательно было выходить из кабинета или посылать погоню, чтобы понять, как всё обернется. Вернее, погоню нужно было высылать обязательно. Ведь зудел бы и зудел над ухом нестерпимый Ман со своими правилами, словно бы не сам Геометр его в эти правила посвящал. Как напиваться портвейном, так правил не нужно! Ёл этот. Пёс порадовал. Отправил в жизнь этого смурного калеку. Одним Исключением меньше. Приятно вписать его в правило. Еще приятнее, когда Исключение подтверждает его Доказательство. Все собрались. Не осмелятся отправить мальчишку обратно просто так, даже если Китаец решит начать показывать, кто тут главный. Всем известно, кто главный! Геометр! Математик хмыкнул, словно подтверждая свою последнюю мысль. Еще один поворот карандаша в пальцах.
- Что же вы намереваетесь делать? Не пора ли чай заваривать? - Геометр посмотрел на часы. - Не пора еще, не время. Подождем. Спешить не нужно. А сейчас за работу, за работу, за работу, иначе всё тут рухнет, пока мы охотимся за строптивой. Без нас всё рухнет, нельзя-нельзя отвлекаться. Пёс справится.
Его ученик не мог не справиться. Вот уж кому можно доверять. Математик кивнул лампе и принялся за сверку очередных расчетов.
Когда Пёс вернулся в дом, собравшиеся уже переместились в гостиную. Все молчали. Ман как-то виновато поглядывал на Володьку, а Китаец поправлял одну из многочисленных салфеточек под одним из многочисленных фарфоровых драконов.
- Как у тебя это получилось? - Ман посмотрел на Хранителя в упор.
- Что именно? - Пёс подошел к мальчику, опуская руку ему на плечо.
- Справиться с ним, разумеется.
- Он сам справился, я просто немного его подтолкнул.
- Подтолкнул, говорите-с? - Китаец напряженно выправлял несуществующую складку на кружевном плетении. - Подталкивать у нас могут далеко не все. Что вы сделали, сударь?
Гончий взглянул на старика. Помолчал. Вздохнул.
- Ослабил кое-какие нити его желаний. Этот человек устал. Ему нужно было совершить переход уже давно. Я не сделал этого раньше только потому, что не имел указаний.
- Сейчас тоже не имели-с…
- Сейчас время особое.
- Военное-с? Пора камушки пустить на баррикады?
- Уймись ты со своими шутками. Сам не понимаешь, старик, что происходит? Этот человек нам только помешал бы. Он выводил душу из равновесия.
- Ох уж мне эти Геометры со своими равновесиями. Помню, Четырнадцатый был вообще чудак - нашего, конечно, не переплюнул-с, но весы везде понарасставил, чтобы карандаши взвешивать. «Равновесие должно быть во всем!»
Володька ощущал тяжелую ладонь Пса на своем плече. Тоска, охватившая его после ухода Ёла, медленно отступала, сплетаясь во что-то теплое, скапливающееся у горла. Он почти не знал этого человека, но его присутствие было чем-то важным. Почему, мальчик не мог объяснить, не подбирались слова, но мрачный, едва смотрящий на него калека был нужен, почти необходим. Ладонь сжималась на плече, становилась все тяжелее, комок в горле - почти обжигающим. Эти люди что-то говорили, а Вольский всё ниже опускал голову. Он не ощущал звенящей нити, которая натягивалась всякий раз, как душа что-то хотела ему сказать. Она молчала. Оставляла его один на один с непонятными сейчас каплями, нависшими на ресницах. Почему же так нужен был тот человек? Цепкие горячие пальцы всё сильнее давили на плечо. Володька рвано выдохнул и поднял глаза:
- Сделайте уже что-нибудь! Сделайте! - он сам не поверил в то, что произнес эти слова, в то, как их произнес. Голос звучал как-то глухо и словно со стороны. Опущенная на плечо ладонь мгновенно перестала перекрывать дыхание, казалось, только она и мешала заговорить. И вновь зазвенела нить, пронзительно. - Сделайте!
Пёс улыбался, не глядя на мальчика. Эта улыбка заставляла Мана съежиться и ждать. Страх медленно расползался по его крови. Что происходило в голове у такого понятного прежде Хранителя, профессор не понимал. Он только ждал, что вот сейчас отпустит это гнетущее ощущение, вот уже почти… почти…
- Ман, - профессор вздрогнул. - что же ты молчишь? - улыбка Пса жестким контуром резанула по мыслям Мана.
- О тебе думаю.
- Получается?
- Нет.
- Вот поэтому, мальчик, мы ничего и не можем сделать. Профессор думает обо мне, а не о твоей душе. - Голос был мягким и словно уводящим куда-то.
- Сделайте, сделайте, сделайте. - Володька шептал и шептал это слово, хватаясь за него, не поддаваясь тихому убаюкивающему тембру.
- Сделаем. Как только профессор и Китаец выполнят свою задачу.
Китаец кивнул. Ему всё меньше хотелось видеть Хранителя в своем доме. Профессор, кажется, понял, к чему подводит их Пёс, и кивнул тоже.
Низкий потолок в помещении без окон делал его на первый взгляд крохотным, однако долгие ряды стеллажей растягивали пространство вширь. На многочисленных полках в хаотичном порядке лежали рулоны бумаги: светлой, темнее, оттенка шоколада, почти прозрачной по легкости и плотной, похожей на тонкие листы металла. Бумага, бумага, бумага. Володька замер у входа. Какое-то неопределенное воспоминание забилось под пальцами - белые листы, теплые, и карандашные штрихи. И вновь тяжелая тонкая ладонь опустилась на его плечо. Дымка воспоминания рассеялась. Вольский зажмурился, пытаясь ее вернуть, но ничего не получалось, а Пёс уже увлекал его вглубь мастерской. В дальнем углу расположились какие-то причудливые механизмы, названия которых Володька не знал, да и не видел их никогда прежде. Что-то дымилось в кипящих котлах, рождая туман, заволакивающий весь двор. В мастерской он послушно стелился по полу, а, выбравшись за дверь, расплывался серым плотным маревом.
- Что он делает, это ведь он делает? - профессор вздрогнул. Он столько времени провел рядом с душами, но всё никак не мог привыкнуть к голосам, что слышал. Его часто атаковали вопросами, иногда просьбами. Отстраненность, сложенная кирпичиками многочисленных лет, позволяла Ману разрешать самые спорные вопросы, говорить с самыми сложными душами, но события последних дней пошатнули его уверенность - он кожей чувствовал напряжение и тишину. С ним говорила только одна душа. Остальные попросту не появлялись. Опасения взволнованных теней Ман чувствовал неуловимой обычному человеку вибрацией воздуха. Нужно бы в таверну. Наверняка волнения нужно будет успокаивать еще долго, после того, как всё завершится. Но только после…
- Да, он.
- Что он делает, Ман? Я не понимаю.
- Он притупляет вашу связь.
- Для чего? Он тоже хочет?..
- Нет, насколько я могу судить, нет.
Ман остался стоять в дверях. Китаец суетливо искал что-то на полках, Гончий и Вольский следовали за ним. Рука Хранителя не отпускала мальчишку.
- Тогда почему он это делает?
- Он помогает мальчику.
- Не давая ему говорить со мной?!
- Тише. - Сомнения профессора уходили с каждым произнесенным словом. Место разволновавшегося человечка с лицом крысы занимал Переговорщик, спокойный, с мягким голосом и жаром у кончиков пальцев. Этот жар возникал всякий раз, как Ман выполнял свою работу. - Всё совсем не так. Ты связуешь мальчика с реальностью. Ты его единственная нить. Как только он ее чувствует, то чувствует боль и тоску, пробуждаются его воспоминания. Они оказывают влияние и на тебя. А ты не должен сейчас испытывать никаких влияний. Поэтому Хранитель временно использует свою силу, чтобы разделять вас. Он не рвет нити, он переводит силу на себя.
Ман закрыл глаза. Лишь однажды он проделал подобное - перевел силу души на себя. Бунтующая требовала нового чертежа. Геометр никак не успевал. Переговорщик должен был унять силу, звенящую и разъедающую равновесие. Разговор не получался, и профессор потянул за нить. Обжигающий сердце огонь и темнота - всё, что он помнил о том моменте. Ман никак не мог ожидать подобного поведения от Хранителя. Гончий мог бы и не делать подобного, однако уверенность, с которой пальцы сжимались на плече у Володьки, заставляла Переговорщика уважать Хранителя и - сквозь опасения - восхищаться им.
Напряжение спадало. Кристаллическая умолкла - тут же ладонь соскользнула с плеча Володьки, подталкивая его в спину к одной из полок.
- Вот и наша бумага-с!
- Нашел?
- Да, то, что нужно для нашей души.
Тонкий свиток опустился в ладони Вольского. Бумага была тяжелой, шелковистой на ощупь и холодной. Володька недоуменно посмотрел на Китайца.
- Что, страшно тебе, мальчик? - синий взгляд был на удивление мягким.
- Нет, просто странно…
- Что именно?
- Не могу вспомнить…
Пёс устало вздохнул, посмотрел на Китайца и кивнул. Тот ответил лишь взглядом. Володька сжимал в пальцах бумагу и смотрел на обоих почти умоляюще. Хранитель не удостоил мальчика взглядом и быстрым шагом вышел из мастерской, увлекая за собой Мана. Старик присел рядом с мальчиком на корточки.
- Эта бумага необходима для чертежей. Я занимаюсь тем, что создаю ее. Пятый Геометр назвал ее Бумагой Жизни. Бумага - сила. Без нее нельзя объединить тело и душу, без нее никакой путь не может быть пройден. Чертеж твоей души выполнен на такой же бумаге, что сейчас ты держишь в руках. Я помню день, когда явилась новая Кристаллическая. Твоя. Ее путь - сила этой бумаги.
Вольский смотрел на Китайца и не узнавал. Чем дольше тот говорил, тем все яснее становился взгляд, казалось, даже морщины разглаживались, а пальцы переставали подрагивать. Из речи исчезали нотки сарказма, вечные шуточки и присказки. Удивительная серьезность Китайца заставляла Володьку только усиленнее вслушиваться в слова.
- Ни один чертеж в Теневой не может быть создан без моей бумаги. Вернее, создать-то его можно, да только работать он не будет.
- А если мы сейчас начертим…
- Начертить может только Геометр.
- Но Пёс…
- Вот именно.
- И что же теперь?
- Мы не знаем пути твоей души. Вырисовав новый график, мы можем нарушить баланс. Баланс всей Теневой, всего мира. Мы не можем учесть всех деталей, мы их не знаем.
- И даже…
- И даже Хранитель.
- И что же нам делать?
- Мы идем в гости к Семнадцатому Геометру!
Володька поежился, сильнее сжимая в пальцах бумажный свиток. Китаец поднялся, потрепал Вольского по плечу и улыбнулся.
- Может, он и математик куцый, но чай у него отменный.
Глава двенадцатая
Художник
- Эй, Вольский, ты чего мутишь?Художник
- Ничего.
- Ну что там у тебя?!
- Ничего, сказал же!
- Письмо любовное пишешь? Ха-ха, влюбился, да, в кого, в Ленку?!
- Отвали, говорю, Громов, достал уже!
- Ну а там-то что? - Громов уже тянул на себя черную папку. Володька крепко держал стопку листов, запечатанную от всех за плотным картоном.
- Не твое дело!
Вольский резким рывком оттолкнул одноклассника. Тот со всей силы шарахнулся локтем о раму окна, находящегося прямо напротив нижних ступенек пожарной лестницы.
- Что здесь происходит, Вольский?! Ты опять драку устроил? - Евгеньевна была вездесущей.
Как в голову пришла идея рисования, Володька не мог вспомнить. Просто однажды он проходил мимо книжного магазина и заворожено остановился. С витрины ему улыбался худой старик. Выставленная картина уже подернулась тонким слоем пыли, но взгляд изображенного притягивал. Володька неуверенно толкнул дверь. Магазин был крохотным, от пола до потолка - старинные книги, неровными стопками, стертыми корешками. Букинистика, понял Вольский. Тут же, недалеко от прилавка со старинным кассовым аппаратом и счетами, находился стенд с принадлежностями для рисования. Карандаши, кисти и краски, альбомные листы и одинокая черная папка.
- Нравится? - Голос вывел Володьку из оцепенения. Вслед за низким тембром в комнату вплыла женщина. Не вошла, не появилась, она именно вплыла, словно не касаясь пола. В глаза бросились длинные золотые серьги с красными камнями, кисти шали, наброшенной на плечи, и пальцы, унизанные многочисленными кольцами. Уже на следующий день Вольский не мог вспомнить ее лица.
- Нравится.
- Умеешь рисовать?
- Нет.
- Научишься. Если душа просит… - Взгляд женщины стал пронзительным. - Покупаешь?
Сам не зная почему, Володька кивнул. Владелица магазина бесшумно достала казавшиеся магическими карандаши и альбом. Так же неслышно женщина уплыла за кассу, громкими щелчками счет оповещая книжные полки о совершившейся сделке.
- А кто тот мужчина с портрета?
- Так, старый знакомый. - золото блеснуло при быстром взмахе пальцами. - Любитель бумажных дел.
- Тоже художник?
Женщина лучезарно улыбнулась при слове «тоже»:
- Нет, он по другую сторону.
- Как это?
- А вот так. Ну что, вот твои карандаши, альбом. Папка в подарок.
- Как так? Я не могу - в подарок.
- Бери-бери, пригодится.
- Спасибо большое.
- Рисуй от души, мальчик.
Володька вышел на улицу и еще немного постоял у портрета. Старик улыбался, но уже немного иначе. Что-то многозначительное, скрытое плясало в его глазах. Вольский моргнул и пошел прочь.
С того самого дня он не расставался с черной папкой. Почти никому он не говорил о своих набросках. Картины, всплывающие перед глазами, немного настораживали. Они получались сами собой. Володька задумывал пейзаж, а выходил портрет. Рисуемая вода проглатывала блики. Линии закругленные выходили прямыми. Со временем парнишка смирился и приписал волшебную силу карандашам. Конечно, он понимал, что никакой магии тут нет, но приятно было помечтать о том, что это не его воображение виновато, а какие-то совсем иные силы. В голове Володьки в такие моменты всплывали слова «Рисуй от души».
- Может, это не карандаши вовсе. - бубнил он, выводя контуры Адмиралтейства. Вообще должна была выйти карикатура на директора, но получалось Адмиралтейство. - Не карандаши и не бумага. Душа. Вот есть мозг, сердце есть. А что такое душа? Нить?
Часто Вольский раскладывал свои рисунки по постели и долго их рассматривал. Совершенно другим был Петербург, изображенный его карандашом, люди были необычными. Они дышали, жили, но как-то совсем иначе. Иногда Володька придумывал истории, которые могли бы связать их воедино, но слова не подбирались, а только новые и новые штрихи ложились на бумагу, новые и новые листы становились содержимым толстой черной папки.
С каждым рисунком Володька чувствовал, что меняется что-то в нем, крепнет и растет. Он никогда не был замкнутым, но всё меньше хотелось ему проводить время с одногодками. Единственный друг повертел пальцем у виска, когда Вольский попробовал ему рассказать о случившемся. С тех пор мальчишка старался не заговаривать о своих картинах. Он никогда не испытывал прежде желания заглянуть туда, где еще не был, но теперь натянутой струной звенело в груди «рисуй от души», и он чувствовал, что в картинах стирается неизвестная ему грань.
Он попытался найти магазинчик, поговорить с его владелицей. Очень уж загадочным казалось ему раньше не замеченное умение рисовать. Вот только улицы скрывали от него дорогу к лавочке с портретом в витрине. Даже ее названия Вольский вспомнить не мог.
- Кто же вы такие? - с портрета на мальчишку смотрел молодой человек, что-то сжимающий в кармане пальто. - Кто ты, кто они? Будущее, прошлое, иное?
«Рисуй от души, мальчик». Что это значит, Володька не знал. Ведь если нарисованное знала его душа, то, как же он, Владимир Вольский, мог этого не знать? Он точно не видел никогда ни этого парня, ни того мужчину с чертежами. Никогда не видел. Что же так настойчиво ему хочет сказать его душа? Зачем подбрасывает эти картины? Предупреждает? О чем? Как только мальчишка доходил до этого вопроса, выстроенное размышление рассыпалось, стиралось, словно ластиком провели по неверному карандашному контуру. Мысли смешивались и уносились в совершенно иной поток - новым рисунком неизвестного Володьке мира.
- Рисуешь?
Володька сидел на скамейке в парке. Папка на коленях. На ней очередной белый лист. Карандаш произвольно скользил по бумаге, набрасывая контуры небольшого домика и стелющегося по двору тумана. Естественно, ничего подобного Вольский не видел ни разу в жизни, но картина ясно стояла перед глазами. Оторвав взгляд от бумаги, он увидел ту самую женщину. Ничего в ней не изменилось за год, хотя до настоящего момента Володька и не мог вспомнить ее лица. Владелица книжного магазинчика опустилась на скамейку рядом с ним, улыбаясь, как старому знакомцу.
- Угу.
- Хорошо получается.
- Спасибо. - Слова застревали в горле. Некоторое время они молчали. Женщина покачивала носком туфли и вращала кольцо на пальце. Вольский скосил взгляд. Золото и искусно выполненная гравировка: циркуль на чуть свернутом у края листе бумаги. - Я всё спросить хотел…
- Знаю, знаю я все ваши вопросы. Почему, зачем? Все любят задавать вопросы. Ты спрашивай, спрашивай. - Ободряющая улыбка. - Если смогу, отвечу.
- Я никогда не умел рисовать…
- Это ты так думаешь. Я вот тоже могу говорить, что ничего не понимаю в этой жизни, пока не попробую начать понимать. Судя по тому, что я вижу, рисовать ты очень даже умеешь. - Более чем выразительный взгляд скользнул по наброску. - Ты просто не пытался до того, как попал в мой магазин.
- А почему я попал к вам в магазин?
- А вот это хороший вопрос, мальчик.
- Да? Почему?
- Три вопроса за пару секунд, ты еще занятнее, чем мне говорили.
- Кто говорил?
- Четыре вопроса. Знаешь ли, есть люди, которым дано видеть то, что скрыто от других. Кто-то называет их гениями, кто-то - провидцами, кто-то - пророками. Я больше склоняюсь к первому варианту, впрочем, это дело вкуса. - Женщина пожала плечами. - Такими этих людей делают их души.
- И меня?
- Сообразительный. Определенно, ты занятный. Тем приятнее Проводнику.
- Кому?
- Проводнику. Тому, кто подталкивает душу к предназначению.
- Предназначению?
- Неужели же ты думал, что мы живем в этом мире без цели?
- Я как-то…
- Не задумывался. И почему я не удивлена? Почти никто не задумывается. Это очень усложняет для Проводников их работу.
- И вы?..
- Проводник. Да. В моем магазине могла бы оказаться слесарная мастерская или салон меховой одежды, могла бы быть кофейня или интернет-клуб, но твоя душа желала рисовать.
- Так это душа определяет?
- Неосознанно, но определяет. Я не диктую условий, только показываю то, что может способствовать достижению Цели.
- Карандаши…
- Обычные, не сомневайся. Самые настоящие. Как мы в детстве говорили-то? Взаправдашние.
- А то, что я рисую?
Женщина улыбнулась, поправила край шали, спадавшей с плеча:
- Не зря Шестнадцатый так много говорил о твоей душе.
- Кто?
- Да не важно! Ты рисуешь то, что видит твоя душа. Почему она видит такие картины, я не знаю. Я знаю, что за место ты рисуешь, но нужно ли тебе это знать…
- Но почему всё это?..
- Сколько вопросов. Просто викторина какая-то! Ты запомни, через эти картины твоя душа говорит с тобой, пока она не знает других способов. Для кого-то такой возможностью становятся ноты, для других - буквы, для тебя - карандашные штрихи. Понимаешь? А твоя душа сильная, видит многое. Кажется, с предназначением мы не ошиблись.
- А могли?
- Могли. Иногда и душа ошибается, и Проводник, а потом человек всю жизнь мается. Поэтому теперь мы проверяем Избранников.
- Избранников?
- Что-то поздно уже. - Солнце медленно уходило за спины собеседников. - Иди домой, мальчик. Тебе ведь в школу завтра. Уроки, учителя, одноклассники. Ах, славное какое времечко!
- Да, наверное.
- Сходи к мосту завтра.
- Зачем? - Вольский даже не удивился тому, что женщина знает о его любимом месте.
- А просто так. Мало ли как день сложится.
- Посмотрим…
- Посмотрим, дорогуша, посмотрим. - Она поднялась со скамейки. - Рисуй от души.
Володька долго смотрел вслед удаляющейся фигуре. Мысли и роящиеся вопросы путались в голове, толпились и неуловимо стирались. Он перевел взгляд на картину. Чего-то не хватало во дворе, затянутом дымкой. Вольский покусал губу и дорисовал небольшой камушек на тропинке, ведущей к крыльцу.
Здесь это история с таинственной женщиной и рисунками Володьки. Совершенно не ожидалось ничего подобного. Но - здорово. «Рисуй от души»... и мысль о том, что, как ни грустно, но и душа, и Проводник могут ошибаться. Вообще многое в этой истории заставляет задуматься.
И размышления Геометра. Из которых ясно, что... ничего пока не ясно. Центральные фигуры - Геометр и Пес - так и остаются «темными лошадками». И это тоже здорово, потому что напряжение не снижается - наоборот.
Зато стало понятно, чем занят на Теневой Китаец. И картина становится еще более логичной.
Автор, автор, ну не скомкивайте историю!!! Слишком уж она вкусная, и лично мне хочется, чтобы была и длинная - чем больше, чем лучше! Просто она такая глубокая по сути, столько в ней видно возможных сюжетных линий и поворотов... а главное - сама концепция. Из всего, уже сказанного, мыслей и догадок так много - а тайн еще больше... Ням! *совсем-не-критическое предвкушающее мурчание огромного любителя Тайн*
И чем дольше читаю - тем сильнее чувство, что автор не просто на Теневой сам побывал (это у меня было с первой главы) - а теперь уже закрадывается мыслишка, не оттуда ли сам автор... и хотя вроде бы напрашивается мысль «Проводник», но... как-то ближе версия «один из Геометров». Очень уж реалистичны они оба - и при этом очень уж загадочны. А ведь мы, кажется, немало знаем о них - знаем их действия, планы, мысли. И при этом - не знаем практически ничего. Как писателю, мне это кажется крайне талантливой подачей героев - рассказать много главного, при этом утаив еще больше. А как читатель, я просто в восторге, и ужасно хочу подольше с героями не расставаться. И бессовестно оказываю давление на несчастного автора, поскольку оный не только не в переплете, а в процессе, но и, кажется, сам пока не выстроил сюжет жестко... Автор, дорогой, ну не отнимай ты у нас этих потрясающих ребят слишком рано! У них же. как у персонажей, потенциал огроменный! А при твоем вкусном стиле - это можно читать и читать... и читать... и мурчать от наслаждения )
ВотЬ ))
Спасибо за то, что стараешься понять моих героев. Спасибо за то, что пишешь все это.)
Ты просишь продолжения и более длительного повествования, но я боюсь начать лить воду.
Я знаю, что есть много нюансов у моих персонажей, который можно бы раскрыть, есть множество ходов,
которые еще изменят сюжетную линию, но есть и огромное количество "но".
Как оставить читателя с ощущением "воу"? Как не залить ненужными деталями, оставив простор для размышлений?
О чем я хочу, чтобы мой читатель размышлял? Как заставить его не просто следить за строчками, но и думать?
Как оставить тонкую нить недосказанности? Как не свести всю историю к банальному пересказу?
И.... самое главное, как завершить то, о чем я не имею ни малейшего представления?..
Все эти герои, как на картинах Вольского, живут самостоятельной жизнью.
От меня в этой истории зависит только одно - вовремя попасть пальцами по клавиатуре...
А уж когда они захотят закончить рассказывать и каким образом, понятия не имею.
Однако, именно тем и нравится. И не только тем.
Мне вообще кажется, что история только начинается - всплывает обилие подробностей, наталкивая на новые мысли и подкидывая вопросы. Вопросов, кстати, море, и с каждой главой всё больше.
Рисунки очень порадовали - подсознание, видимо, ожидало чего-то подобного, да и вся история, связанная с ними, кажется очень правильной, словно каждую фразу можно рассматривать как неопровержимую истину.
Отношение к Семнадцатому всё ещё двоякое. Никак не могу определиться, как же к нему относиться. Надеюсь, дальнейшие главы донесут понимание.
Кстати, ассоциации продолжают вылавливаться - из далёкого прошлого пришло воспоминание о сказках Софьи Прокофьевой.
Продолжают волновать судьбы всех персонажей без исключения. Хотя, кажется, Китаец абсолютно уверен в своём будущем и его стабильности, или это только кажется?
История затягивает, образы, пойманые при прочтении, приходят на ум в совершенно непредсказуемые моменты. С нетерпением жду продолжения.
Это самое главное... наверное, это и есть тайна писательства - поймать это «вовремя».
Удачи )
Потихонечку подбираемся к тому, чтобы яснее обозначить нашего сомнительного няку - Семнадцатого.
Да и незатронутые ранее моменты будут раскрыты уже скоро.
RhiSh, время есть, значит и "вовремя" поймать удасться...))
Знаешь, это очень сложные вопросы. Я тут долго думал... и опять перечитывал... и вот что мне кажется: ощущения «воу» ты уже добился, и оно никуда не денется. Ведь оно достигается не только путем постоянной недосказанности, а общей атмосферы... скажем так - та концепция, на которой построено это произведение, сама по себе дает безграничный простор для размышлений, независимо от того, сколь много ты скажешь.
Далее. Ведь можно рассказать очень много о поступках героев - и тем не менее, самое главное оставить за кадром. По сути, ты именно это и делаешь. Мне кажется, твоим читателям не грозит заскучать, сколько бы ты о героях ни написал, - ведь ты все равно коснешься только внешнего... малой части. И банальность у тебя не получится - потому что не банален автор.
А вот как заставить думать... сложный вопрос. Тот, кто думать умеет, будет это делать... например, я просто не умею не думать... или не искать ответов во всем - всё глубже и глубже... Вообще уровень недосказанности зависит не только (или не столько) от автора - зависит от читателя... Но ведь большинство думать не хочет. И увидев такую книгу, нацеленную на думанье, они просто не станут читать и искать...
Был один интересный разговор... насчет того, почему читатель вообще углубляется в повествование и начинает над ним размышлять, пытаясь понять автора, а не бросает на первых страницах, потому что столкнулся с чем-то непонятным. Все они такие занятые, и в выборе между непонятным и ясным... понимаешь, каков будет ответ большинства? ..
Хотелось бы мне, чтобы тот оппонент, с которым мы вели эту беседу, почитал то, что пишешь ты...
Все-таки ты очень высокого мнения о том, что у меня получается, а мне всё кажется недостаточным.
Видимо, потому что еще не закончена эта история, а когда финал случится, можно будет попытаться ответить,
получилось ли у меня то, что я задумал.)
Я уверен, что у тебя получится.
Просто пытаюсь сказать, что тебе не надо сковывать себя каким бы то ни было рамками. Что бы тебе ни пришло в голову - пиши это. По себе знаю, как плохо выходит, когда начинаешь рассуждать на тему «а чего я хочу добиться от читателя»... Всё это фигня - доверять надо только самому себе... точнее - героям. Впрочем, кому я это говорю? )) «Рисуй от души»...
Но пока - читаем, и чем дальше читаем, тем больше находим «страньшестей». И тем больше этим страньшести нас интригуют и «закручивают».
Вот и рисунки выплыли... Очень кстати и очень вовремя. Успев заинтриговать, но не успев приесться своей загадочностью. И очень здорово вмещают в себя рисунки фантастико-мистический подтекст и подтекст философский. «Рисуй от души», Цель, Предназначение... И ненавязчиво так, без всякого пафоса. А задевает. Браво, Автор.
Вот и Геометр нам показывает, что всё знает... А мотивы его действий всё равно остаются неясными. Дразнит нас автор, дразнит... Но на то он и Геометр.
Вот и Китаец «разворачивается»... И оказывается совсем не таким, каким кажется на первый взгляд. Хотя в Теневой, возникает такое ощущение - всё не то, чем кажется.
Что ж, ждёт нас следующие чаепитие... И ждём мы авторского понимания того, что же его персонажи дальше вытворят. Деловые нынче персонажи пошли - как хочешь авторами крутят... Ну наглецы, ей-богу!
Спасибо, что не теряешь из виду. Будем писать дальше.
С одной стороны, видно доверие Псу...С другой стороны, это ЕГО ученик.
Характеристика самолюбию Геометра.)
Также мне очень интересно, чем дело для Пса закончится. И куда денется наш всеми обожаемый Геометр, когда Пес станет XVlll. А он станет, что-то у в меня вселяет уверенность.
Женщина из книжного магазина своим вторым появлением напомнила Азазелло, но это свободная ассоциация.
Но Геометр победил всех. Самый, на мой взгляд, прописанный персонаж, раскрытый...И в то же время неожиданный (в том смысле. что никогда не знаешь, что он выкинет дальше).
Как я и думал, раскрывается и Вольский. По себе помню, как начинается рисование, и он меня радует. ..Хотя Ела жалко, я в чем-то понимаю Володьку. Даже если не знал, что это отец, связь-то чувствуется. Думаю, не зря он так тянул со своим переходом. Это ведь дало возможность Псу сделать шаг вперед в неком своем личном плане, если так можно сказать, и на Володьку повлияло.
Китаец радует. Он точно обратная сторона Геометра, вот зуб даю. я образно ^^"
Этакий историк Теневой. который все знает и помнит. Старше Геометра. Следовательно, еще более непрост.
Скажи мне, Кот, кто нашептывает тебе этот текст? Уж не Геометр ли?)
А еще я заметил, что пару раз чуть не обратился к твоей книге в качестве аргумента и аллюзии, как зачастую обращаюсь к классике. Это уже опасно.
Правда что ли распечатать сам.издатом? ))
Давай, распечатывать будем чистовик, когда я завершу и поправлю кое-что, что не дотягивает до нужного мне качества.))
Насчет нашептывающих не знаю, могу сказать лишь, что сильно он(и) строптивы...
Сам видишь, как поворачивается сюжет...
...Вижу. Но тем и интересней. Держишь читателя до конца, до самого.)
...Не разглашай такие страшные тайны.
Кстати, я специально ходил смотреть цвет дома..^^""
Он кирпично-коричневый, если память не изменяет мне.)
Прелесть. Чудесное уточнение, вся картина стала еще яснее, чем была.)
Страх медленно расползался по его крови.
Что-то может расползаться по крови только если кровь пролилась, и в нее или на нее что-то капнули. А здесь кровь в венах и артериях, значит, распространяться по органам страх должен немного по-другому. Я так думаю.)
И еще шероховатость: в самом начале, когда Вольский подходил к мосту, он разговаривал сам с собой, в манере... "Ты дурак, я дурак, а он вообще тупица". А здесь я узнаю, что к мосту ему посоветовали придти, и вообще он был предельно серьезен и собран. Как-то не особо сходится один образ с другим.
Вот, возможно, из-за этого мне было немного проблемно оценить всю главу. Но если по-честному, то очень порадовало такое "отступление", когда большая часть посвящена прошлому, когда все повествование видится сквозь туман настоящего, когда можешь немного окунуться в то, что видел герой когда-то.
Просто замечательная у вас задумка получилась, и вы ее не менее замечательно претворяете в жизнь. Удачи вам, жду продолжения.)
Честно, не знаю, по каким именно субстанциям может расползаться страх, но я подумаю над этим замечанием.)
Вольский... Персонаж не самый обычный... не самый логичный... и не самый послушный...
Сопоставив особенности с ним происходящего, можно вывести причины того,
почему он может быть серьезным, а в то же время растерянным.
Недаром же ноги принесли его именно в этом магазинчик.
Не случайно.
Какое-то десятое чувство, наверное, подтолкнуло.
Или – душа?..
Мы часто не понимаем, что она хочет, но она подсказывает нам это, заставляя интуитивно двигаться к нашему Предназначению.
И наоборот – чем точнее человек понимает свое Предназначение, тем ближе он подходит к своей душе, к ее пониманию. Тем лучше слышит ее «голос».
«Ты запомни, через эти картины твоя душа говорит с тобой, пока она не знает других способов. Для кого-то такой возможностью становятся ноты, для других - буквы, для тебя - карандашные штрихи». (С) !!!
Для Володьки таким «разговором» стало рисование.
И в иные моменты он был так близок к пониманию своей души, что в его работах появлялись образы и лица не только НАСТОЯЩЕГО (город, каналы, Адмиралтейство), но и ПРОШЛОГО (отец), и БУДУЩЕГО (Пёс, Геометр).
Наверное, потому, что душа – это субстанция ВНЕВРЕМЕННАЯ, и охватывает сразу весь промежуток «раньше-сейчас-потом».
Но – получается это далеко не всегда. И не у всех.
Проводник объяснила это так:
«Знаешь ли, есть люди, которым дано видеть то, что скрыто от других. Кто-то называет их гениями, кто-то - провидцами, кто-то - пророками. Я больше склоняюсь к первому варианту, впрочем, это дело вкуса. - Женщина пожала плечами. - Такими этих людей делают их души». (С)
Правда, за эту избранность – как и за все в этом мире - приходится платить.
Непониманием, холодностью окружающих. Одиночеством…
Володька испытал это на себе:
«Он никогда не был замкнутым, но всё меньше хотелось ему проводить время с одногодками. Единственный друг повертел пальцем у виска, когда Вольский попробовал ему рассказать о случившемся. С тех пор мальчишка старался не заговаривать о своих картинах». (С)
Даже матери мало что было известно о его занятии, судя по тому, с каким изумлением она рассматривала рисунки из черной папки. Так, словно не верила, что они могут принадлежать ее сыну.
Но – это уже к вопросу о родстве душ.
Разве всегда мы замечаем и отдаем должное талантам и умениям тех, кто находится рядом с нами?.. И разве всегда можем понять его душу? Да и хотим ли?..
А ведь иногда от этого зависит очень многое.
Если говорить о семье, то отношение родителей к своим детям и их увлечениям часто определяет выбор ребенка, помогает ему поверить в себя и найти свое призвание.
Только – если уж начистоту – многие ли родители (и вообще – взрослые) становятся хорошими «Проводниками» для своих детей?
Увы! – вовсе нет.
На примере Евгеньевны, учительницы Володьки, можно сказать, что взрослые часто не только калечат душу ученика, но и напрочь отвращают его от призвания, внушая ему нестерпимое отвращение к учебе и познанию вообще…
«…а потом человек всю жизнь мается»(С), - так и не «услышав» голос своей души и не установив с ней связь.
Вот такие немного грустные размышления…
Совершенно очарована концовкой!!!
«Он перевел взгляд на картину. Чего-то не хватало во дворе, затянутом дымкой. Вольский покусал губу и дорисовал небольшой камушек на тропинке, ведущей к крыльцу».!!!!! Про камушек – это просто – МУР!!! ))
Вообще, и по поводу вневременности душ, и о том, насколько признаны таланты,
насколько поняты они, речь пойдет уже в следующих моих главах.
Так что мы с вами мыслим в одном ключе, что не может меня не радовать,
значит, по верному пути следую...))
Иногда мне кажется, что вы разбираетесь лучше меня в том, что я пишу. ) И это тоже приятно.
Значит удается мысли доносить до читателя.
Еще раз спасибо за то, что не даете мне в этом усомниться.)
Просто люблю "выуживать" из текста то, что в нем есть. )
"Иногда мне кажется, что вы разбираетесь лучше меня в том, что я пишу. )"
)))
Ага, обычно такой читатель-монстр любит говорить автору, что он неправ, и поучает его, как НАДО писать. ))) Встречались с такими?..