Глава седьмая
Китаец
- Вы понимаете, мальчик пропал!
- Не кричите.
- Но он пропал!
- Друзьям, родственникам звонили?
- Да!
- Приходите через 24 часа.
- А до этого?!
- Не имеем права.
- Да как же так?! Я хочу говорить с начальником!
- Ничего не изменится. Правила есть правила.
- Да плевала я на ваши правила! Вы понимаете, что он пропал?!
- Не кричите.
А Володька все бежал и бежал. Когда ему показалось, что дышать больше никак невозможно, он почти упал на скамейку детской площадки. Она словно специально вырисовалась по правую руку яркими красками, которых в Теневой почти не было. Поэтому лестницы и качели казались неуместными и в то же время волшебными. Тяжело дыша, Вольский пытался прийти в себя. Он все еще до боли в пальцах сжимал циркуль, все еще слышал в ушах истеричный крик Геометра, но, постепенно выравнивая дыхание, успокаивался.
- Ну надо же…
- Не ожидал, не ожидал. - Володька вздрогнул. Он никак не мог привыкнуть к голосу словно бы из ниоткуда.
- Ты тоже здесь?
- А ты думал, я тебя одного отпущу по Теневой носиться?
- Да я как-то…
- Не подумал, я понимаю.
- И что дальше?
- Вот и я хотел бы знать. Полагаться на Геометра нам нельзя.
- Ты вообще хоть что-нибудь понимаешь?
- В достаточной мере, чтобы подтолкнуть тебя к побегу.
- А ты не мог бы подтолкнуть себя ко мне, чтобы мы…
- Увы. Тут нужен чертеж.
- Чертеж? Как у Геометра? Так давай…- мальчишка схватил какую-то щепку и принялся рисовать кривую на песке.
- Нет-нет-нет, нам нужна бумага.
- Какая? - Володька с видимым сожалением отбросил свой «чертежный инструмент» и носком кроссовка стер косую линию.
- Особая. Только вот доберемся ли мы одни…
- Куда?
- К Китайцу.
- Это еще кто?
- Китаец.
- Ясно. - Вольский понял, что в Теневой на вопросы отвечать никто не любит.
- Для начала нам надо в таверну.
- Ты что?! Они туда первыми рванут!
- Без Мана не доберемся. - задумчивый тон души заставил Володьку нетерпеливо поерзать. - Никак не доберемся. Позови его сюда.
- Я? Это как?
- Душу его позови.
- Как?! Явись передо мной, как конь перед травой?
- Не надо лошадей. Тебе циркуль на что?
- Так я пользоваться им не умею.
- По спирали вращай. Думай о конкретной душе. Обладатель явится в 70 процентах случаев.
Володька зажмурился, развернул циркуль и принялся думать о человеке с крысиным лицом. Снова и снова он представлял его грязный передник, насмешливое приветствие, возмущенный взгляд в кабинете Геометра. В ушах звенело, а циркуль, казалось, сам вращался в пальцах.
- Довольно. Подождем теперь.
- А эти?.. Против которых стены…
- Пока я с тобой, они чувствуют меня, поэтому считают, что ты не добыча для них. Чуют недавнее вмешательство Геометра к тому же, вот и не рискуют.
- Ты их слышишь, да?
- Слышу. Нас много здесь.
- Здесь? - зачем-то Вольский потеснился к краю скамейки, словно бы занимал чье-то место. - А почему я тебя слышу, а их нет?
- Здесь пока нет и, надеюсь, не будет. А слышишь меня, потому что я часть тебя.
- Но ведь почки свои я не слышу.
- Так ведь и я не почки. - В мягком голосе послышалась легкая ирония. - Подыши-ка, успокойся. Ты так только привлечешь к нам нежелательных.
Володька послушно вдохнул, унимая беспорядок в мыслях:
- Мы попадем домой?
- Наверное.
На детской площадке воцарилась тишина. Мальчик вспоминал мать, сестру, шумные улицы, по которым бегал в школу, - картинки памяти смешивались калейдоскопом в голове, тут же всплывало лицо Геометра и такого далекого прежде отца. Володька решился на вопрос:
- А если попадем, то он не с нами?
- Увы. Нет. Этого никак нельзя осуществить.
- А почему?
- Китаец лучше ответит.
- А кто это?
- Ты так любишь вопросы, что я начинаю подозревать родство наших душ. - Лицо профессора показалось из-за раскидистой рябины. - Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы добраться к вам, ребята.
- Понимаем, но дело спешное.
- Все нынче с ног на голову. Куда направляемся, неужели же туда?
- Нам нужна бумага.
- А грифель-то не стерли? - Ман выхватил циркуль из рук Володьки, внимательно осматривая хрупкий кончик карандаша. Убедившись в некоторой его сохранности, профессор облегченно вздохнул. - Вот теперь можно попытаться. Идемте.
Приобняв мальчишку за плечи, Ман повел его с тихой площадки, которую Володька уже начал считать неприступной крепостью, отчего, уходя, опасливо ежился и смотрел только под ноги, словно опасаясь, подняв глаза, увидеть какого-то монстра. Куда и как долго они шли, Володька не взялся бы определить. Переулки и дворы скрывали их маршрут. Изредка отрывая взгляд от запыленных кроссовок, Вольский замечал, что день уже заявил свои права и даже близится к вечеру. Всю дорогу он молчал, слушал сопение Мана и никак не мог собрать разбегающиеся мысли.
Вдруг сопение прекратилось, мальчик остановился и оглянулся. Они стояли у небольшого особнячка, окруженного грязными маленькими лачужками. Весь двор был окутан дымом, таким плотным, что разглядеть что-либо можно было только с большим трудом.
- Китаец!!!
- Аюшки? - словно бы вытканный из дыма, худой и низенький старичок материализовался через несколько мгновений прямо перед ними. Его надломленный скрипучий голос звучал хитрецой: - Чего, батюшка, пожелали-с?
- Уведи с улицы, а там поговорим. - Ман явно был утомлен.
- Милости прошу, милости прошу, да не спотыкнитеся, у меня тут ковры своеобразные-с. - Он кончиками пальцев указывал на дымку, стелящуюся у ног. - Камушки-с, выбоинки, ать - и не устоишь!
Осторожно ступая, посетители прошли по двору, поднялись на крыльцо и вошли вслед за хозяином в дом. Володька, наконец, позволил себе вздохнуть, да и Ман расправил плечи, усаживаясь на стул у входа в крохотную гостиную, каждый предмет в которой, как показалось Вольскому, был покрыт кружевной салфеткой. Парнишка потоптался у чистенького диванчика и осторожно присел на край.
- Ай, батюшка! Сюда нельзя! - Старичок совсем не слабой рукой в секунду поднял Вольского с дивана и почти бросил на ближайший стул. - Это реликвия, нельзя. - Китаец любовно погладил обивку. - Так, еще раз…- Он задумался и изобразил точно то же выражение лица, что и у калитки. - Аюшки?
- У нас, Китаец, видишь ли, какое дело… - и Ман поведал всю историю, случившуюся за последние сутки.
- Как? Вот так взял и закричал: «А как же чай?!» - Это, видимо, показалось старичку самым интересным в долгом и обстоятельном повествовании профессора.
- Точно так и закричал.
- Вот ведь какой импульсивный. - Скрип из легких Китайца, скорее всего, стоило расценивать как смех. - А дальше-с?
- Он замолчал, пожевал кончик своего карандаша и приказал выудить.
- Выудить?
- Выудить.
- Ай да Геометр! Только вот почему ты выуженных ко мне привел-с? - взгляд блеснул совсем не старческой острой синевой, полоснув по Володьке.
- Понимаешь ли, что он задумал? Из живого мальчишки душу вытряхнул, чтобы себе забрать. Я, конечно, много чего повидал тут, но такого преступления не могу потерпеть. Помоги ты им объединиться, всё лучше будет.
- Как только случится это, мальчик окажется дома, а что мы потом-с будем делать?
Ман тяжело вздохнул:
- Ума не приложу.
- А вот стоило приложить, батенька, коль скоро решения ищете. Я вот как себе полагаю-с. - Китаец погладил тонкую бородку пальцами. - Бумагу я, конечно, дам, но не сразу. Тебя ведь циркулем позвали, Ман?
- Им самым. Надоумили парнишку. - Старик снова резанул Вольского взглядом. - Я слышу, что зовут, вот и пошел по нити. Работает циркуль. Даже не помню, как от Пса с Ёлом оторвался. Нашел, а они: «Веди к Китайцу». Привел.
- Вижу, привел-с. Ну что, мальчик, делать с вами?
Володька буркнул что-то неразборчивое. Его неумолимо клонило в сон, ноги гудели, а веки наливались свинцовой тяжестью.
- Спать, я полагаю?
- Вы правы, профессор, хотя сон - вопрос почти не филологический. Помогите-ка. - Вольский был оттащен в соседнюю комнатку и уложен на низкую тахту. Он даже не пытался выкарабкаться из дремы, просто провалился в темный и теплый сон.
Профессор что-то доказывал Китайцу, не поднимая голоса выше громкого шепота. Мальчик спросонья никак не мог разобрать слов. В голове его после сна несколько прояснилось, а желудок сворачивало от голода. Он поднялся и приоткрыл дверь.
- Ты просто не понимаешь, что твой план почти не имеет шансов.
- А отсутствие твоего плана-с прибавляет нам шансов существенно.
- Нужно все еще раз обдумать.
- Нет у нас времени думать, сам сколько раз изволил сказать-с.
- Нет.
- Значит, будем действовать.
- И да поможет нам…
- Утка! - Китаец вскочил со стула, заметив проснувшегося Володьку. - Как ты смотришь, мальчик-с, на то, что на ужин у нас будет утка?
Глава восьмая
Кристаллическая
читать дальше Таверна снова ожила. Ёл, шумно дыша, переводил дух, вновь развернув свой чертеж. Глядел он на пересечение линий рассеянно и грустно. Пес стоял у двери, задумчиво наблюдая за калекой. Время от времени его правая рука доведенным до автоматизма движением опускалась в карман, секунду пальцы пытались ухватить циркуль, но не находили. В этот момент он, словно обжегшись, выдергивал пальцы из складок ткани и озадаченно моргал.
Оба молчали. Ожидали ли они застать мальчика здесь? Это было бы слишком просто. Но именно сюда они торопились, испытывая совершенно неоправданную надежду. Оказавшись под крышей дома № 39, преследователи разочарованно вздохнули. И замолчали. В дороге они перебрасывались редкими фразами, но теперь слова оказались совершенно лишними.
Каким образом искать беглецов в Теневой, не уступавшей размерами огромному городу, и, кроме того, хранящей тысячи закоулков, укрытых тайной этого места, ни один из них не мог понять. Без циркуля такие поиски могли растянуться на долгие дни.
- Куда запропастился Ман? - Пёс первым прервал тишину.
- Я так и не понял, когда он отстал. Сказал, что должен куда-то заглянуть.
- Это я слышал. - Пёс задумался, почесал пальцем кончик носа, прищурился. - Уж не вызвали ли они его?
- Да ну! Как догадаются, что с циркулем делать?
- Эта душа не так проста. Всё это не так просто, старик. Ты не понял еще? Что-то с этой душой не так, необычная больно.
Ёл рассеяно пожал плечами, почти утыкаясь носом в свой чертеж.
Пёс погрузился в размышления. Он вообще не любил разговаривать. Каждая фраза давалась ему с трудом, как если бы слова не желали соединяться в предложения. Гораздо больше молодому человеку нравилось размеренное скольжение циркуля, ровный ход времени и долгие рассказы Геометра о математике. В свое время, еще до того, как юноша получил столь не любимое им прозвище, он изучал физику, энергетические потоки, взаимодействия крошечных частиц, создающих Вселенную, - атомов. Сейчас он почти не вспоминал о них, но когда-то эти крохи составляли всю его жизнь. И четкая структура всего сущего завораживала его. Как завораживало и хитрое сплетение генома его болезни, медленно убивающее начинающего физика. В тот момент он не задумывался ни о чем, кроме идеальной конструкции, разъедающей неидеальное тело.
Однажды он уснул - и проснулся в совершенно незнакомом ему мире, лежа на кушетке в комнате со сводчатым потолком. Над ним склонялся темноволосый мужчина и придирчиво осматривал физика:
- Ну-с, друг мой, как вам поживается? - упор был сделан на последнее слово.
- Спасибо, пока…
- Не «пока», друг мой, а «уже». Вам, чтобы сразу всё встало на места, уже не надо думать о «пока». Ну, вы меня понимаете, мы же с вами натуры в некотором смысле родственные. Точные науки уважаем. Уважаем ведь?
- Уважаем. - Физик растерялся. Он никак не мог понять, где же он находится, и кто этот человек, произносящий слова с такой несусветной скоростью.
- Исходя из этого вашего постулата, я сделаю вывод, что трижды вам объяснять ничего не придется. Атомы, знаете ли, а-то-мы. Атомы располагают к тому, чтобы все понимать с первого раза. Я так полагаю, что мы общий язык найдем. Ведь найдем? Мы не можем не найти! Мы же математики! И не какие-нибудь там, а с большой буквы! Ах, да! Я Геометр. - Физик понял, что в глазах говорящего само слово «геометр» уже подтверждало большую букву «м» в «математиках».
Цепкая память Пса почти дословно сохранила повествование Геометра о Теневой, судьбах и чертежах. Даже выражение лица своего нового учителя в те часы Пес мог бы вспомнить без каких-либо усилий. Молодой человек на лету схватывал основы, но когда Геометр объяснил ему круг задач, стоящих перед Хранителем душ, Пес наотрез отказался. Ему казалось, что его знаний совершенно недостаточно для такого рода поручений. Однако едва не взбесившийся от такой неуверенности Геометр, вылил столько словес о важности физики и физиков для всего сущего, что Пес постепенно утвердился в мысли, что всё может получиться.
- Слушай, а как ты с ними управляешься?
Пёс вздрогнул, голос Ёла выдернул его из размышлений.
- С кем?
- С душами.
- Как? - молодой человек задумался на несколько секунд. - Всё не так сложно, как может показаться. Техника, да и только. Другое дело, что все они требуют понимания, снисхождения, интереса к себе. Самостоятельные слишком, а всё как дети.
- А ты? – калека спрашивал осторожно. Его немного смущала такая разговорчивость обыкновенно далекого и молчаливого Пса. Молодой человек был опасен, Ёл понял это как только впервые увидел темный взгляд и прямую напряженную линию губ. Мужчина съеживался всякий раз, когда Хранитель появлялся поблизости. Сейчас рядом не было Мана, который обычно легко сворачивал силу Пса на себя, и Ёл пронзительно ощущал одиночество и безнадежность, хватаясь за разговор с Гончим, чтобы хоть как-то смягчить нахлынувшие эмоции.
- А что я? Послушаю, покиваю, иной раз и помогу: бывшим родственникам передать что-нибудь, о новом теле позаботиться, график с Геометром прояснить…
- А бунтующие?
- С теми и разговор короткий. Если что не нравится, человека в сон, а душу на ковер. Пусть с Геометром объясняется. Мое дело маленькое - доставить, но если что серьезное, то это не ко мне, к нему.
- А ты не знаешь, где та, моя?.. - Ёл, наконец, задал вопрос, который так давно волновал его.
- Знаю. Подробности не разглашаю, но она развивается вполне мирно. Быстро тело нашла. Растет. Ты ей хороший запал дал.
- Я?
- Ну, ты. Чего удивляешься? Ты ведь не одиночкой в жизни был. Не то, что сейчас. - Пёс хмыкнул. - А те, кто не одиночки, для души полезны.
- Правда? - Ёл медленно сворачивал лист с чертежом.
- Правда. Отдаешь много. Много приобретаешь. Закон такой есть.
- Расскажи, а?
Пёс вздохнул. Как бы он не любил говорить, сейчас он чувствовал необходимость хоть как-то помочь этому потерянному человеку. Быть может, потому, что и сам ощущал себя потерявшимся в выходке учителя? Хранитель постарался отогнать от себя такие мысли:
- По земным меркам лет десять прошло с твоего перехода. Ты сына совсем мелким знал, а он вон как вырос. Даже и в лицо-то не помнит тебя. Только душа его о тебе не забыла. Да выразить не может, пока не сольется с твоей кровью в его теле. Щуплый он у тебя какой-то. - Пёс поморщился. - А душа сильная у него. Да я не о ней, а о твоей. Ты же семью любил, работу свою, жизнь. Такие графики, как твой, редкость. Чтобы всё так мирно шло до перехода. Потому, видимо, ты здесь до сих пор. Если бы жизнь ломала тебя, так и не желал бы ее вернуть, верно?
- Да, так.
- Так. И отдавал ты любимым много. Это ты и без меня знаешь. Постоянно только о том и говоришь. Только сейчас. А тогда делал это неосознанно. Просто потому, что любил их. Вкладывал душу, как люди говорят. И отдавая, только приобретал, потому что любовью тебе и воздавалось. Такая душа, как твоя бывшая, - настоящее сокровище. Любви в ней много, веры. По новому графику, если всё правильно пойдет, отличный человек получится. А тебе о ней жалеть нечего. Всё одно не вернуть. Отдал бы тело свое другой душе, переродился, и всё. А ты уперся желанием - и хоть ты что делай!
- Так ведь как иначе? Я домой хочу попасть. К жене, детям.
- Ой, калека, говорили тебе, говорили, как об стену горох. Нельзя так.
Ёл поднял глаза на молодого человека. Сколько уже лет этот парнишка не старится, живя под сенью Теневой и служа Геометру и его прихотям? Десятки. А вот морщинки всё же пролегают в уголках вечно прищуренных глаз и на переносице - Пёс вечно хмурится. Деловой. Серьезный. Когда-то и Ёл был таким. Он был строителем. Работа ответственная, но домой Ёл всегда возвращался с улыбкой. Сейчас он не мог вспомнить, но тогда его звали Андреем, был он смешливым и баловал детей. Тонкая и звонкая, старшая, визжала: «Папка!» и бросалась на шею, а Володька из детской тащил, едва не надрываясь, большущий грузовик - показать. Жена, смотрела, улыбаясь, прислоняясь плечом к дверному косяку, а он ловил ее взгляд, подмигивал и уходил мыть руки.
Это воспоминание было единственным, что еще сохранилось. Раз от раза оно всплывало, стоило только развернуть чертеж. Но краски постепенно смывались, чувства притуплялись. С ожесточением и упрямством бывший строитель хранил его, бережно восстанавливая ускользающие детали. Он не помнил, почему любил жену, не знал, когда родилась его дочь, утрачивал понимание привязанности к сыну, но одно секундное воспоминание стало для него идеалом, который нужно воссоздать в точности, и никак иначе.
Ёл не отдавал себе отчета в своих желаниях, а окружающие его товарищи никак не могли найти слова, чтобы донести до него смысл происходящего.
- Нельзя, нельзя, все так говорят, а вот Геометр…
- А что Геометр? - в голосе Пса все же прозвучала обида и не прошедшее изумление. - Видел сам, зачем он за всё это взялся.
- Подумать только…
- Он и не планировал ничего делить. - Пёс никак не мог поверить в то, что наставник, обычно столь откровенный, не рассказал ему, не спросил совета, да хотя бы мнения. Всё-таки вместе они шли рука об руку не один десяток лет. - И не планировал. А уж как всё спланировал! Да только не проста душа у парнишки, не проста. - Молодой человек пожевал губу. - Как она надоумила его циркуль стащить? Похоже, связь у них сильная. И в Теневую протолкнула… И дерзит… И оберегает на расстоянии… - взгляд Пса начал метаться по комнате. - Такая связь с телом только у Кристаллических и бывает…
- У каких?
- Так вот почему она так сильно Геометру понадобилась!
- Да ты о чем?
- Душа у твоего сына Кристаллическая!
- Это что значит?
- А то и значит! У нас с тобой, Ёл, большие проблемы. Вот что это значит.
Ёл подобрался поближе к Псу, медленно съезжающему по стене на пол.
- Да что с тобой? Что за Кристаллические?
- Они особенные. Состоят не только из энергии. Как же я не усмотрел? Как же я пропустил? Спешил. Спешил. Вот всегда говорит Геометр «не надо спешить», а я поспешил. Не увидел. А он увидел. Увидел и ничегошеньки не сказал. Как опасно. Опасно.
- Да что опасно-то?!
- Кристаллические не просто так в мир приходят. Они вообще не приходят. Они испокон века существуют. На них нанизывается весь опыт жизни. Ничего не стирается. Всё сохраняется. Такими душами гении живут. Если могут вынести. Всё зависит от графика. Передавать такую душу вообще нельзя. Она крепче алмаза, сильнее ветра. Ох, опасно, как опасно. - Псу показалось, что он, наконец, понял задуманное Геометром. Гончий сглотнул подступающую панику.
- Да объясни же толком! - Ёл чувствовал, как ладони постепенно становятся влажными.
- То-то даже самые ярые успокоились. Кристаллическую учуяли. Тихонько сидят. Как бы она их не схавала.
- А?
- Вот тебе и «а». Не место ей в Теневой. Совсем не место. И надо скорее вернуть ее. Скорее, старик, скорее! - Пёс поднялся, предательская дрожь в коленях побуждала бежать. Ёл во все глаза смотрел на Гончего.
- И куда же мы теперь? Где искать-то ее?
- Там, где тише всего. - Они уже покинули стены таверны. Пёс ежеминутно замирал, напряженно вслушиваясь. - Там, где тише всего.