Глава первая
Бултыхнутый
Бултыхнутый
Мост нравился ему. Как там он называется: Анечкин, Анечков? Глупое какое название! Подвезло же какой-то там Анечке. Чего она сделала-то интересного? Вот он, Володька, умеет многое, а в его честь никто мостов не называет, и вообще, называют его Вольским и ведут к директору.
- Ну что в очередной раз не так с нашим добро-Вольским?
- Подрался снова. - Евгеньевна тоскливо вздыхает и заламывает свои перепачканные в мелу пальцы. Директор одобрительно хмыкает, но так, чтобы только Володька это увидел, и тут же принимает строгий вид, к которому обязывают галстук и присутствие Евгеньевны.
- Итак, добро-Вольский, - дурацкая приставка к фамилии прицепилась с самого начала учебы в новой школе, когда не в меру вспыльчивый Владимир Вольский поколотил весьма не добро своего соседа по парте и впервые попал в кабинет директора. Кто этот Добровольский, Володька и знать не хотел, но было в этом прозвище что-то сближающее его и директора, отгораживая от классной и придавая заговорщический дух посещению комнаты за дверью с табличкой «Директор. Костиков Б. В.» - Итак..?
- Он первый полез, - гордо задрав нос, провозгласил Володька любимую аксиому.
Губы директора тронула улыбка. Сколько таких вот володек приводили такие вот евгеньевны в его кабинет, Костиков Б. В. уже и не помнил, но каждый раз вставал он на сторону мальчишек. Ему нравились заводилы, они не давали школе скучать, а самому директору погрязать в бумажной работе - хоть изредка, но сталкиваться взглядом с озорными детскими глазами и вызовом в позе. Конечно, многие ученики его боялись, но Вольский был другим. Что-то в нем настораживало. Чего-то в нем было много. Озорной, вдруг затихающий и серьезный, невнимательный и словно опасный в то же время, этот мальчик нравился директору. И, казалось, мальчик отвечал директору тем же:
- Куда полез?
- На меня.
- Почему?
- Откуда я знаю!
- Так, добро-Вольский, мое тебе последнее предупреждение. Потом вынесем вопрос о твоем поведении на педсовет. Понятно?
- Так точно. - Володька сник, но тут же дал себе обещание не драться в школе, чтобы не получить нагоняй от нервной и без того матери. А нагоняи бывали суровыми. Погрузившись в невеселые мысли о потере карманных денег, если драка с Громовым всплывет на родительском собрании, Вольский поплелся из школы домой.
И как-то неожиданно для самого себя Володька оказался на мосту, куда любил приходить, наблюдая за привычной сутолокой людей, машин и самого города, каким-то непонятным образом успокаивающей. Домой ему решительно не хотелось. Он смотрел в воду и ловил взглядом вырисованные на поверхности ленивого канала солнечные закорючки. Вот проплыл нос физика-Мегавольта, вот это дерево из того мультика - как же он назывался-то? А вот Адмиралтейство. Точно! И шпиль вон! В какой-то момент «Адмиралтейство» как-то перевернулось, заставляя Володьку резко склонить голову набок, а потом предательски поплыло под мост, но упустить его из виду почему-то никак не представлялось возможным. Володька перегнулся через перила сильнее - и в мгновение ока оказался в воде. Серое полотно сомкнулось над головой, лишая возможности вздохнуть. Барахтаясь изо всех сил, Володька вырвался из холодного плена волн, вдохнул и поплыл к одному из многочисленных небольших причалов для экскурсионных катеров.
Выбравшись на разогретый солнцем бетон, он перевел дух, отфыркиваясь, пытаясь открыть глаза, откидывая прилипшие пряди волос со лба. И обмер. Чего-то не хватало на оживленной прежде набережной. Все казалось обычным, но вот тишина стояла оглушающая. Дома вроде бы и не изменили внешнего вида, только вот жались друг к другу как-то плотнее, а в многочисленных окнах плескалось лишь отражение черной воды канала. Улица замерла в полном отсутствии людей. Казалось, что даже вода перестала двигаться, проглатывая отражение солнечных бликов. Вольский непроизвольно поежился.
- Хе-е-е, это у меня, что, посттравматический синдром? - Володька сразу же вспомнил о каком-то враче по ящику - его щетиной еще вечно сестра восторгалась. Вот этот врач все говорил про возможные временные помутнения…или это не он говорил? - Не, не может быть. - Вольский сильно зажмурился, словно бы это могло помочь избавиться от какого-то синдрома. - А может, бомба. Нейтронная. Дома-то стоят. А я ныркнулся, и мимо пролетело. - Набор каких-то отрывочных воспоминаний из заунывностей Мегавольта не принес облегчения. - Точно что-то тут не так… - Стащив куртку, мальчишка принялся выжимать рукава. - Реалити! Точно! Ре-а-ли-ти! Ну и где вы?! - Володька встал, поднялся к улице. В ботинках противно хлюпало и чавкало, но куда интереснее было узнать, как в такое короткое время телевизионщики умудрились народ разогнать. - От ведь технологии!
Однако ближайший осмотр закоулков и полное отсутствие транспорта заставили Володьку поежиться снова. Противный озноб вышиб испарину над губой. Что же это? Куда все, всё подевалось? А дома как? Со всех ног мальчишка ринулся к своей улице. Дыхание, учащенное долгим бегом, разрывало горло, обрывками мыслей - что-то о позабытом на мосту рюкзаке, но он уже поворачивал в знакомый переулок и - между домом 37 и домом 41 дома № 39 не оказалось. Вместо него стоял какой-то голубой двухэтажный уродец, покосившийся и противно лязгающий решетчатой створкой ворот. Четыре окна второго этажа были наглухо забиты досками. Почти лазурная и будто свежая краска фасада, словно нарочно, местами была содрана, обнажая кирпичную кладку. Володька отчаянно хватал ртом воздух, голова шла кругом от быстрого бега, звонкой тишины и попыток понять, что же происходит. Сначала парнишка решил, что случайно свернул не туда и попал на какую-то другую улицу, но дома 37 и 41 будто бы добродушно смотрели на него, как на старого знакомца. Вот и магазин «Все для дома», и ларек, где он тайком от матери покупал сигареты, и покосившаяся доска объявлений рядом. Только голубой дом был совершенно новым, улица абсолютно пуста, и заходящее солнце выкрашивало собирающиеся тучи в какой-то несусветный лиловый оттенок. Казалось, если попробовать такую тучу, примостившуюся над новым архитектурным изыском улицы Некрасова, на вкус, то во рту останется противный металлический привкус. Все это Володька отмечал краем сознания, еще не успевшим отключиться в постоянном непреходящем удивлении.
- Бррр. - Вольский потряс просыхающими кудрями. - Что за глюки? - И перешел дорогу, опасливо заглядывая за причудливую кованую решетку. Она почти не скрывала темную арку, упирающуюся в кособокую дверь. Вступив под сень входа, Володька выдохнул и ускорил шаг, почти влетев в человека, распахнувшего дверь ему навстречу.
- Ба! Да кто же это?! - крысиное лицо маленького человечка в перепачканном переднике исказилось показным удивлением.
- Я. - ничего умнее в голову Володьки не пришло.
- Вижу, вижу. Ты. Ну, проходи, раз уж пришел. - Горячая ладонь сомкнулась на локте, подталкивая, почти втаскивая мальчишку внутрь.
Несколько десятков грубо сколоченных деревянных столов, стулья, одинокая лампочка под низким потолком и широкая стойка составляли все убранство помещения. Воздух был липким и одновременно холодным. За одним из столов сидел мужчина, низко опустивший голову к какому-то обрывку бумаги. Пряди его волос почти лежали на поверхности стола, и лица совершенно не было видно.
- Ёл, а, Ёл, смотри, кто к нам пришел!
Мужчина поднял взгляд и приглашающим жестом поманил Володьку к себе, даже не удостоив крысочеловечка ответом, и со вздохом произнес:
- Ну что, бултыхнулся? – В голосе слышалась улыбка.
- Вроде того.
- Да садись ты, садись. - Нетерпение явно сквозило в голосе названного Ёлом. - И чего?
- Как чего? - Вольский определенно ничего уже не понимал. Под ложечкой противно засосало, но он все же опустился на предложенный к использованию стул, рассматривая каким-то удивительным образом знакомое лицо. Вспомнить, где он мог видеть этого человека, никак не удавалось.
- Делать-то теперь чего?
- А что?
- Вести, что ль?
- Куда?
- Ну точно, бултыхнутый. - очередной вздох, и Ёл, аккуратно сложив свой обрывок и спрятав его в складках одежды на груди, выбрался из-за стола. Вернее, выехал. Инвалидное кресло с огромными колесами было, казалось, больше самого Ёла, который и сам не был обделен телесами. Володька ошарашенно моргал и только молча открывал и закрывал рот. - Пошли, Доказательство.
- Чего? - почему-то циркуль, острые углы и гиперболы представились Вольскому.
- Ничего. Идем, говорю. - Ёл уже двинулся к выходу.
Володьке ничего не оставалось, кроме как последовать за человеком, который, быстро преодолев порог и арку, уже заворачивал на пустынную улицу.
Первую часть пути они шли молча. Тихо поскрипывали спицы колес кресла Ёла, да неосторожно чертыхался Володька, когда оступался - ноги почему-то отказывались слушаться. Сумерки, неровными обрывками разбросанные по городу, все плотнее стягивались к пику Адмиралтейства. Туда они и направлялись, как понял мальчик. Тишина облепляла непослушные мысли Володьки и разворачивалась бесконечным количеством вопросов.
- Мы туда идем? - мальчишка неопределенно махнул рукой в сторону Дворцовой площади.
- Туда.
- А зачем?
- Ты чего, совсем заблудился, паренек? - кажется, Ёл только сейчас понял, что происходит с невольным подопечным, и бросил на него взгляд совсем недоуменный.
- Да нет. Я дорогу знаю. Только пришел не домой.
- Дом - субстанция хрупкая, - глубокомысленно изрек Ёл и замолчал.
Еще несколько шагов в тишине. Еще больше вопросов.
- Это же Петербург?
- Он самый.
- А где все?
- А кто тебе нужен?
- Все…
- Так-таки и все?
- Ну-у-у, мама где? - осторожно осведомился Володька.
- Так бы сразу и сказал. Дома.
- А где дом?
- Дом - субстанция…
- …Хрупкая, я уже слышал.
Еще несколько поворотов, и перед спутниками развернулось полотно площади. Сегодня, как никогда, огромной. Темнота все сильнее сгущалась, Володьку трясло от холода в стылой одежде, так и не успевшей просохнуть до конца.
- Не трясись ты так, он же нормальный мужик.
- Кто?
- Геометр.
- Кто-кто?
Ёл вздохнул так тяжело, что Володька даже почувствовал себя виноватым и не рискнул уточнять что-либо еще.
Желтое здание освещалось нескольким десятком фонарей. Мальчишка с удовольствием отметил про себя тот факт, что если фонари зажжены, то есть в этом мире кто-то кроме Ёла, человека с крысиным лицом и некоего Геометра. Пока он продумывал весьма улыбающуюся мысль сбежать от странного проводника куда-нибудь к ближайшей электростанции, они подошли вплотную к стенам Адмиралтейства.
- Входим. - Ёл движением почти незаметным и быстрым открыл ворота и, опасливо озираясь по сторонам, сильной рукой втолкнул Володьку под свод и захлопнул створку.
- Добрались, кажется.
Только сейчас Вольский заметил, как обмякла фигура Ёла, так напряженная до этого, как тяжело даются ему вздохи и с каким шумом - выдохи.
- Вам нехорошо?
- Стены строить, знаешь ли, не дом искать.
- Стены?
- Они самые.
- Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?! - Володька уже кричал и готов был убить того, о состоянии которого только что так заботливо осведомлялся.
- Да. Только не кричи так, мальчик. - Тихий и тонкий голос заставил разжаться кулаки.
- А-а-а, вот и ты. - Ёл судорожно выдохнул еще раз. - Выпью-ка я чего-нибудь. Они меня порядком издергали.
Незнакомец понимающе и сочувственно покачал головой и опустил руку на плечо Володьки:
- Идем-идем, нам пора уже.
Странным был этот незнакомец. Двери открывались перед ним - Володька готов был поклясться - еще до того, как тот прикасался к дверной ручке. Дорогой серый костюм, коротко стриженные черные волосы, тонкие пальцы и невероятно прямая спина.
- Ну, присаживайся. - Они оказались в небольшой комнате, освещенной блеклой настольной лампой. Незнакомец опустился в кресло, а Володьке указал на диван, куда тот и уселся благополучно с ощущением не самого мягкого удара в грудь. - Я Геометр. И я ждал тебя.
- Зачем?
- Зачем… - помедлив, Геометр сплел пальцы и бросил взгляд на часы. - А ведь уже одиннадцатый час. Ты порядком задержался.
- А?
- А-а-а… - хозяин забросил ногу на ногу. - Чайку?
- Спасибо. Только вы сказали, что объясните…
- Объяснения. Все хотят объяснений. А чай, между прочим, гораздо полезнее. - Интонация Геометра была пронизана скорбью. - Ну что же ты так долго?
- Чего долго?
- Не «чего», а долго. Нехорошо. Нехорошо. - Геометр вскочил с кресла и принялся мерить комнату шагами. - Я все черчу, выверяю, и все зря, все зря, никто не ценит, никто! Вот ты говоришь…
- Я ничего не говорю…- попытался вставить Володька.
- Это неважно! Вы все говорите! Все душа да душа, тонкие материи, ничего ты в этом, математик куцый, не понимаешь! Черти себе да черти, ластиком подотри! А кем бы ты, друг мой, был, кабы не Геометр?! - и он с таким укором посмотрел на мальчишку, что тому захотелось расплакаться, хотя отроду с ним такого не случалось. - Вот и я говорю, что Геометр чертит, Геометр считает, а никому и дела нет. Вот ведь ты сказал мне что?!
- А что я сказал?
- Что будешь в десять! В десять, понимаешь?!
- Это когда это я такое говорил, я вас вообще впервые…
- Это неважно! - Геометр всплеснул руками. - Точность, друг мой, точность! Так ведь недолго и стену обрушить.
- Какую стену?
Тут Геометр вцепился пальцами в край стола и так пристально начал рассматривать разбросанные по его поверхности бумаги, что будь на их месте Володька, он бы перепугался.
- Вот! Вот смотри! Что это?
- Чертеж?
- Он самый! А что из него следует?! - Тонкая бумага, графленая непонятными мальчику знаками, покачивалась в пальцах Геометра у самого носа Володьки.
- Следует, что…
- Вот именно! Следует, что он был не прав! А ведь я говорил! А он: «Если я смог, то и он сможет!» Смог? Ничегошеньки ты не смог! Ты понимаешь, Доказательство?
- Чего?
- Да ничего! - Геометр с победным видом уселся на стол и совсем по-детски принялся болтать ногами, напевая что-то себе под нос.
Володька вздохнул, потер виски и попытался было открыть рот…
- А что ты можешь сказать в его оправдание?
… И тут же его закрыл.
Песочные часы мерно ссыпали порошок времени. Комната погрузилась в тишину. Геометр застыл, словно напряженно чего-то ожидая. И вдруг, словно встрепенулся, уселся за стол и яростно принялся чертить что-то, с такой скоростью орудуя линейкой, что Володька невольно восхитился. Он перестал уже надеяться на то, что хоть кто-то что-нибудь ему объяснит, он просто наблюдал за действиями странных людей в странно пустом мире и пытался убедить себя в том, что происходящее - всего лишь сон.
- Вот! Ну я же говорил тебе! - Геометр уже не просто говорил на повышенных тонах, он кричал. - Я говорил, что это попросту невозможно! И ты - Доказательство!
- Я?
- Нет, я, конечно! Я Геометр, и я доказал!
- Что?
Геометр восторженно присвистнул, взмахнул листком, испещренным математическими формулами, крутанулся на одной ноге и провозгласил:
- Что отданную душу нельзя вернуть!