Вместо колыбельной

[rukopisi]

Поскольку какой-то тип выудил из меня все стихи, что были достойными,
а новых пока полтора, то выложу сказку. Грустная и почти детская.

Тихо. Замерли последние шаркающие шаги.
Гулко и непривычно одиноко сквозь потушенные лампы пробивается "тук-тук...тук-тук".
На него оборачиваются, прикладывают пальцы к раскрашенным губам, шипят, а он тихо сидит и слушает.

Красные помпоны и три колокольчика: медный, серебряный и золотой.

Он всегда улыбался.
Его всегда рассматривали с особым восторгом. Его бережно брали в руки, переворачивали, поглаживали изысканную
вышивку костюма кончиками пальцев. Он рождал восхищение в глазах и купался в лучах славы, заслуженного внимания,
потому что его улыбка была настоящей и беззаботной, потому что его глаза лучились счастьем, потому что он был красив.
Он взирал на людей со спокойной уверенностью и детской непосредственностью, подмигивал чуть косящим правым глазом и
залихватски хохотал над миром простаков и невежд. Ему ничего не стоило это. Он не имел ничего.

Только красные помпоны и три колокольчика: медный, серебряный и золотой.

Сегодня вечером он непривычно тих. Огромные карие глаза не моргая смотрят в окно.
Серые тротуары, фонарь у дома №5, лужа у двери в книжный магазин, играющая со светом фонаря у дома №5,
липкая вязь холодного ноябрьского вечера, редкие прохожие.

Она радостно вбежала в его жизнь, цокая невысокими каблучками и хохоча. Она не бежала - летела.
Белоснежные кудри и хитрые зеленые глаза, свежесть и коричневое пальтишко.
Она застыла в нескольких шагах от него и долго не могла ничего сказать, только хлопала ресницами.
А он смеялся, вырисовывая очередную эпатажную шутку красками едких слов.
Она слабо коснулась, словно боясь вырваться из какого-то своего миража, что-то повернула в нем с легким щелчком.
Ее глаза светились мирным, чистым, почти лазурным светом, успокаивая и завораживая.

Его губы слабо дернулись - получилась усмешка.
Она только улыбнулась. Молча и просто, искренне и спокойно.
Он в удивлении ошалело моргал. Подмигнул - получилась гримасса.
Она чуть прищурилась, склонила голову на бок, поправила прядь его непослушных волос.
Он картинным жестом фокусника протянул на ладони шелковый бутон розы - ударил по чувствительным пальцам.
Она задумчиво рассматривала, словно впервые увидев, его смущенно-виноватое лицо и улыбалась.

-Я люблю тебя.
-Я люблю тебя.

И наполняющиеся слезами глаза цвета морской волны,
последний поворот головы и прядь светлых волос, звук ее последних слов,
и суровое "Это не для тебя. Слишком сложно. Зачем тебе? Найдешь получше... Ну что это такое?!
Красные помпоны и три колокольчика: медный, серебряный и золотой.
Ерунда какая!"

Он всегда улыбался. Этим вечером каждая насмешка перебивалась гулким и непривычно одиноким "тук-тук...тук-тук".
Он молчал, болтал в воздухе скрещенными ногами и рассматривал липкую вязь холодного ноябрьского вечера.

Грустный клоун в витрине магазина игрушек слушает свое сердце.

Красные помпоны, три колокольчика: медный, серебряный и золотой.