Вторая половина первой главы. И да простят меня все.
За пятнадцать лет до этого:
читать дальшеХимилла и не был ни калекой, ни глубоко больным, а был он просто ребенком. Маленьким ребенком из голодной деревни, одним из тех многочисленных, оставшихся волею злого рока в эти тяжкие времена без родителей и вообще без каких-либо родственников.
Химилле не больше десяти лет, и он не знал, что детям положено быть наивными милыми детьми, а не боевыми единицами. Химилла оказался совсем не в курсе того, например, что на выходных в городе можно придти в кинотеатр и посмотреть фильм. Он даже не знал о существовании такой волшебной штуки, как кинематограф. От него было сокрыто и то, что в городе есть огромные библиотеки, полные книг. Химилла совсем не умел читать, а та единственная книга – с красивыми цветными картинками, хранившаяся у них дома, сгорела, когда пришли Белые Крысы.
Зато он запросто собирал и разбирал всякое оружие, какое попадалось ему в руки, а еще, как оказалось позже, мог смастерить взрывчатку без чьей-либо помощи. Он умел обращаться с лошадью, готовить что-то из ничего, ловить рыбу руками, ориентироваться ночью в лесу, разжигать костер без разжигателя, питаться муравьями и травами… ловкий был малый, одним словом.
Химилла числился ценным бойцом Имперской Армии, и его ставили в пример всем тем, кого выбрасывало с эшелонов поездов в самое пекло, тем, кто никогда раньше не видел оружия и не думал, что однажды придется убивать.
Косталинирох не знал, каким был Химилла до войны. Был ли тот открытым, и непосредственным, умел ли смеяться. Или, может быть, мрачность и чрезмерная серьезность была особенностью всех детей в Империи, а не только одного конкретного ребенка. Кослалинирох жалел, что в то время, когда у него была возможность сходить на курсы и изучить историю культуры Империи, он отказался, сочтя подобные знания лишними. Кто же знал тогда, что ему придется провести в далекой стране два с половиной года? Хорошо, хоть язык знал.
– Как тебя зовут?
– Химироланик. А вас?
– Зови меня Котаниро.
– Вас ведь недавно привезли?
– Откуда ты знаешь?
– Видно. Такое всегда видно.
Пусть и недолго, но Косталинирох все же был учителем и к детям относился по особенному. Он старался приглядывать за Химиллой, хотя, на первых порах, чаще происходило наоборот: интеллигент-горожанин в военно-полевых условиях оказался до смешного беспомощен. Счастье, что первые несколько дней его личной военной хроники пришлись на затишье. Три дня его отряд провел в лагере у границ Вельдри, принимая раненых и предавая земле убитых.
– Вы совсем немного не успели, – сообщил ему Химилла, когда они вместе копали насквозь сырую от осенних дождей землю черными лопатами, – если бы не авария на западной ветке, поезд пришел бы намного раньше, и тогда, наверное, мне бы пришлось копать могилы и всему вашему отряду тоже.
– А что случилось на западной ветке?
– Имперский поезд сбил караван белых крыс. Размазал их на несколько километров. Правда, здорово? Жаль, я не видел этого.
– Имперский поезд?
Косталинирох никогда не верил в эту легенду. Уже почти полвека прошло с тех пор, как последний из пяти поездов-гигантов сняли с рельсов и демонтировали. Думать, что один из них так и путешествует призраком по свету, было глупо – машину-замок трудно проглядеть, сложно не услышать и вообще, должны же ее где-то ремонтировать и заправлять! Да и рельсы для них прокладывались особенные, под стать мощи и массе металлических титанов! Они должны были давно зарасти и проржаветь, и никак иначе.
– А кто видел, как это случилось? – спросил, не переставая орудовать лопатой, Косталинирох у младшего товарища.
– Так никто не видел. Они просто на путях лежат, как будто по ним скалой проехались. И люди, и танки, и ходунки. Весь перекресток завален!
– Ага?
– Ну точно! Не верите? Мне Рейнамолин сказал, а уж он врать точно не будет!
Косталинирох хотел спросить что-то еще, но в этот момент в воздухе засвистело, загудело, и поднялся вой, сквозь который он едва услышал крик Химиллы, приказывавшего ему ложиться на землю. А дальше все вспоминалось обрывками…
Их прижало к стене вместе с Каллиарнихом, хохочущим и плачущим от счастья.
– Ты не представляешь, как тут здорово! – вопил он, перекрикивая агонию умирающих и свист снарядов. В двух метрах от них, под огнем, на самом открытом на свете месте лежало изувеченное до неузнаваемости тело. Оно извивалось, широко открывая беззубую пасть, молотя по земле обрубками – тем, что осталось от рук. К счастью, огромная потеря крови успокоила его почти сразу. Котаниро тошнило, колотило и выворачивало, а его веселый напарник, случайно оказавшийся в этот момент в том же убежище, смотрел на него со смесью преданности и вселенской всепоглощающей любви и продолжал, рыдая и хохоча, говорить, сверкая безумными глазами.
– Тебя бы в лагерь на один день! Чтобы понял разницу! Тут - ВСЕ! Все в наших руках! Мы сами можем дергать за рычаги! Мы можем убить их! Мы всех их можем убить!
На мгновение отступившая муть позволила разглядеть лицо Каллиарниха, оказавшегося ближе, чем когда-либо: его покрывали глубокие старые ожоги. Это лицо скрывало историю - горькую, жестокую, но, до сих пор, - со счастливым концом.
– Держите! – Химилла что-то сунул в непослушные руки. Штука вывалилась на сырую землю.
– Да держите же! – он повторил действие, но на этот раз уже грубо и освободившейся рукой врезал старшему товарищу по лицу. Глаза Косталинироха почти не прояснились, но он вжался в стенку окопа, прижимая холодный металл к почти голой груди, и мотнул головой.
– Чертов интеллигент! Давай же! Мне роста не хватит сделать это! – Химилла, потеряв всякое терпение, дернул бывшего преподавателя за воротник вверх, задавая направление. Тот встал, все так же бестолково таращась вокруг. – Смотри… смотри сюда, тебе говорят! Бери это в правую руку! В правую!! За вот это, да. Нажимаешь… А теперь резко вверх!
Подброшенный снаряд проснулся и рванул по направлению к маячку врага, но почти тут же, в нескольких метрах от них, рвануло еще одно взрывное устройство, брошенное в окоп крысами, но так и не долетевшее. Оно отбросило от себя несколько уже мертвых тел – одно из них столкнулось со снарядом Химиллы и понесло его обратно в окоп вправо от места запуска.
– Беги! – изо всех сил закричал Химилла и…
Лежа на земле, было несложно обозревать его фигуру, стоящую во весь рост на возвышении. Он поливал крыс свинцом и продолжал дико смеяться. Его смерть подлетела сзади, врезалась в щит на пояснице, застряла там и взорвалась, расплескивая содержимое безумного бойца. Величественная фигура с сожженным лицом и развороченным туловищем, нелепо раскинувшись в полете, упала в грязь, совсем недалеко от Косталинироха, придавленного вражеским измятым ходунком.
К сожалению, он еще не дошел до той точки, когда явь можно попутать с дурным сном.
Иногда ему казалось, что он слышит голос.
– Ты меня только не оставляй! Ну, пожалуйста! Я приведу кого-нибудь, обещаю! Ну, прости, что я тебя ударил! Я найду кого-нибудь! Тут еще должен быть кто-нибудь живой кроме нас!