Кот Лесной - *** - Гл. 5 - Велосипед и другие

[rukopisi]

Решила все-таки выложить три оставшиеся главы безымянного произведения Кота Лесного.
Правда, для себя я их окрестила "Записки из страны Лицемерии".

5. Велосипед и другие
Кот Лесной
Велосипед и другие

У нас большая квартира. Почти у самого синего моря. «Приплыла к нему золотая рыбка…» Только не надо истекать зелёной слюной зависти, ладно? Уж очень она расплывчатая, квартира. Слишком много комнат. И вообще слишком много всего.

Я специально пешком поднимался на пятый этаж, тянул время, но квартира - вот она, никуда не денешься.

В разных комнатах время идёт по-разному. И сами комнаты различаются.
Настолько сильно, что переходя из одной в другую оглядываешься - да отсюда ли ты вышел только что? - но дверь закрылась и ты уже в новом «здесь».
Настолько сильно, что поражаешься: как они вообще держатся вместе.

В лоджии, например, мать разводит кактусы, фикусы и фуксии (названия-то какие мерзкие). Там золотисто-зелено.
Зелено - от растений. Золотисто - от штор. Они ещё из такой жаркой тяжёлой ткани, что спадает красивыми складками, забыл, как называется. Но это изнутри. А сегодня я, подходя к своему дому, запрокинул голову и еле нашёл наше окно. Высчитал в итоге. Так вот: шторы со стороны улицы совсем другие. Тусклые. Сейчас, когда я уже в квартире и стою у окна, вертя в руках красивую складку (чуть не сказал «подол»). Эта ткань с одной стороны богатая и блестящая, с другой - матовая и скучная. Поэтому с улицы они выглядят как газеты. Знаете, когда ремонт или что-то подобное, окна закрывают газетами. Они постепенно желтеют, созревают под нашим безжалостным солнцем («безжалостный» ведь означает «без жала», то есть мягкий и безобидный, странно, правда?). Ну вот в точности так и выглядит это окно с улицы. Будто у нас ремонт. Или будто мы алкаши с большим стажем, которые давно вынесли из квартиры всё, что имеет денежный эквивалент. А на окно повесили газету. Поэтому в квартире давно… ладно.

Или вот гостиная. Там всегда полумрак. Это если проходишь туда из лоджии, после яркого света. А если из коридора - светло и весело. Опять же - если из лоджии - ты видишь тёмный глубокий шкаф. Там по дверцам бегут узоры из листьев и виноградных гроздьев. Странное дело - эти листья живее, чем фикусы в кадках. Они почти шелестят. Но только для меня. Стоит им заслышать чьи-то шаги, странное движение замирает. А заходишь из коридора - видишь этот шкаф сбоку, в профиль. И гостиная выглядит почти как приёмная модного частного окулиста. То есть - никак.

Каждая вещь и комната чем-то прикидывается.
В кухне тяжелый дубовый стол (мебель должна быть «настоящей») изгибает спину, пытается стряхнуть мшисто-зелёную попону - типа скатерть (люблю тяжёлые ткани. Это такие интересные возможности для драпировок!). Однажды этот стол (чувак, я верю в тебя!) всё-таки пересилит одышку и уползёт вниз по лестнице. И мне будет легче, и ему. А пока - нам одинаково тошно. Я ведь, как ни крути, тоже настоящий.

Чай мы завариваем в турке - мельхиор, ц. 6 р, вторая половина прошлого века. Потому что заварника, достойного нашей кухни, мать не нашла. Но это до поры до времени (надо ещё съездить в «Муссон», там обещали показать что-нибудь новенькое на следующей неделе). Очень хочется пить. Я опрокидываю турку над стаканом и снова иду в лоджию. Приятно стоять возле окна, держать стакан и смотреть в окно. Ещё можно представить, что в стакане виски, а в руке сигарета… Под окном припаркована красная машина. Можно представить себе что моя. Если прыгнуть сейчас, я приземлюсь точно на крышу. Не плашмя, на асфальт, как медуза, нетушки. Морская звезда, блин. Просто звезда. Сегодняшних новостей. Нет, спасибо. Уж я бы исчез бесследно. Я бы прыгнул солдатиком, как в воду, проткнул бы ногами крышу и вынырнул уже по ту сторону.

Я делаю слишком жадный глоток и меня почти выворачивает. Чайные листки взболтались в стакане, один скользнул прямо в горло и застрял. Это очень противно, поверьте.

Уже в ванной, после того как я беззащитно и бессмысленно откашливаюсь (не вырвало - и то хорошо. Хотя, чем хорошо?), замечаю ржавые узоры на руках. Смыть. Быстро. Ранки начинает щипать, но я ведь совсем слегка руки порезал, зато как Лида ахнула тогда! А эта, малахитовая шкатулка, не сказала ведь ничего, только плечами пожала…

И тут я слышу, как в замке поворачивается ключ. Это противнее, чем чаинка в горле. Я подхожу к двери. Непонятно зачем. Миниатюра «Почтительный почти сын торжественно встречает родителей, помогает матери снять пальто…». Не прокатит. Лето. Пальто висит в шкафу. Не хочу никого видеть, но стою перед дверью, будто могу не пустить (если бы). Кстати, я когда зашёл, не запер дверь. Именно поэтому ключ ворочается уже очень долго, ну да, тщетно ведь, а если тщетно, то всегда долго, что бы ты ни делал… Мне жалко ключ. Он всё бьётся, бьётся и никак не может кончить.

Это просто глупо, вот так стоять, тем более, я не хочу никого видеть, поэтому разворачиваюсь чтобы уйти и спотыкаюсь. Это велотренажёр. Он прикидывается велосипедом. Точнее, велосипедом его называет моя мать, а у него хватает ума не спорить. Прости, старик, прости, что обматерил утром, а вообще-то у меня болит голова и хочется…

- Алексей!

Дверь приоткрывается ровно настолько, чтобы пропустить мать (незачем распахивать, чтобы не светиться, мало ли кто там ещё поднимается по лестнице и какие богатства может он углядеть в недрах нашей квартиры, вот велосипед, например, ага).

Да, меня зовут Лёша. Мужику на пляже я соврал. Даже не то что соврал, просто тупо повторил его имя. Пусть знает, что такую падаль как я, могут звать так же, как его, достойного человека, это я сейчас так думаю. А почему тогда соврал - просто вырвалось. Мать называет меня полным именем. Лучше бы тоже называла меня Олегом. Блин, нет, и за Алексея спасибо.

- Я пришла.
- Да, - не совсем в тему отвечаю я. Совсем не в тему.
- Почему не закрываешься?
- Я только зашёл. А где отец?
- У родственников.
Нет, вы только вслушайтесь: [уродственников]. Урод Веников. Вот так примерно она сказала. Просто поперхнулась на середине слова. Всё-таки папа не ошибся, когда женился за ней. Хотя эти самые уродственники так не считают. За что она их и презирает. Ну, вы поняли.

Я порочно, простите, прочно знаю: не стоит сейчас ничего говорить. Не стоит. «Точно знаю», вот как я хотел выразиться.

Я просачиваюсь по стеночке в свою комнату.