Михаил Гридин - Убить дракона сломанным мечом - Ч. 1

[rukopisi]

Люди!!!

Осмелюсь предложить вам рассказ моего доброго друга. Читайте и пишите, что думаете. ))
Это первый рассказ из цикла о Страннхолде.


Убить дракона сломанным мечом - Ч. 1

...Утром Ивар созвал совет.
- Вопрос один, - начал он, - как убить дракона сломанным мечом?
- Хороший вопрос, я бы сказал, - пробормотал Флоси…
Э. Бойе "Ученик ведьмы"

Король Страннхолда Шпендрик Четвёртый очень любил устраивать пиры, но не потому, что был гулякой или выпивохой, нет, он смотрел на поведение своих рыцарей в изрядном подпитии, которому сам же и способствовал. Ведь, как известно, что у трезвого в уме, то у пьяного на языке…
Однажды на одном из таких пиров у хитрого короля изрядно набравшиеся к тому времени рыцари стали похваляться друг перед другом. (Это уже стало традицией: на каждом пиру рыцари, таким образом, делились успехами и мечтами на ратном поприще, причём, как заметил король, особенно усердствовали те, кто в жизни особого героизма не проявлял.)
- А я однажды тролля пополам рассёк! - Пробасил с трудом поднявшийся на ноги от выпитого и от объёмного живота первый рыцарь Страннхолда, сэр Ланшалотт и стукнул латной рукавицей по бронированной пластине своего панциря (он имел привычку даже спать и мыться в нём, и потому даже не подумал снять перед пиром; а ещё всем известно, что время от времени домашний кузнец наклёпывает по бокам кирасы стальные полосы соответствующие тому, насколько выросло пузо у сего доблестного воителя). - Одним ударом, от плеча до пояса!
- Да-а-а!!! - проревел, поднимая вверх кубки и расплёскивая вино на скатерти, хор слуг и оруженосцев с дальнего края длинного, на весь зал, стола. Они не знали, в чём, собственно, дело, но угодливо поспешили поддержать своими воплями авторитет богатого и раскрасневшегося от собственной бесшабашной наглости сеньора (ибо даже трёхлетний ребёнок знает, что пробить шкуру тролля можно лишь с помощью окованного железом бревна, выпущенного из стреломёта). - Да-а-а!!!
- Своим копьём я в сражении при Яртском лесе пронзил пятерых гоблинов одним разом, а потом поднял их над головой и они болтались там, как утки на вертеле! Поспешил ответить ему русобородый второй рыцарь, сэр Ультрихт фон Лихтенштамп.
- Да-а-а-а!!! - Закричали опять толком ничего не услышавшие слуги и оруженосцы, поддерживая сэра Ультрихта (на самом деле досточтимый и многохрабрый сэр Ультрихт не только не участвовал в этой битве - сказался больным: промочил ноги накануне и буквально слёг в постель от стр-рашной простуды - но поднять копьё с пятью нанизанными на него гоблинами вверх, даже если каким-то чудом и удалось их на него наколоть - они же очень вертлявые, заразы, - не под силу даже самому великому силачу средь людей). Только на этот раз в воздетых к потолку руках оказались истекающие жиром куски жареной баранины и оленины, - да-а-а!!!
- А я вот этим самым шестопёром могу голову орку вбить по самые плечи! - подняв вышеуказанный предмет (коий с превеликим трудом можно было назвать шестопёром хотя бы потому, что у него отсутствовали два соседних "пера" - наверное, выщерблены о тот самый шлем, с которым он попытался провести указанную выше манипуляцию), похвастал дородный сэр Айрвенга.
- Да-а-а-а!!! - Уже тише, с набитыми халявными харчами с королевского стола ртами согласилась с ним челядь, и, прожевав, повторила уже громче, - Да-а-а-а!!!
- Это всё даже не подвиги, благородные сэры, это так, чепуха. А я вот могу убить дракона... сломанным мечом! - Похвастал поленившийся даже привстать совсем пьяный уже сэр Фитцель Горндонский. Это был маленький коренастый человечек (поговаривали даже, что не совсем он и человек-то, а наполовину гном, но сам храбрый рыцарь досужие сплетни опровергал с завидным упорством, достойным лучшего применения) с жидкой бородёнкой, едва-едва достающей до груди, круглым лицом, маленькими заплывшими свинячьими глазками и толстыми руками с пальцами-сардельками.
- Злобную крылатую гадину с Синих гор? - Не поверил ему сэр Ланшалот. – Этого Дракона?
- Его самого! - Подтвердил вошедший в раж сэр Фитцель.
- Того самого который вот уже триста лет держит в страхе всю западную часть королевства? - Удивился сэр Ультрихт.
- Клянусь в том прекрасной Гундёвой, прекрасной дамой моего сердца. (Вообще-то, звали её Клотисса, но из-за своего склочного и неуживчивого характера, осложняющего всем жизнь непрерывным зудением, была прозвана Гундёвой. А поскольку даже после получения столь нелестного прозвища, она не пожелала измениться, то оно постепенно вытеснило её имя и все стали звать её только так.) - Взвился на ноги уязвлённый недоверием рыцарь.
Его Величество, который в тот вечер не выпил ни глотка вина, а посему остававшийся трезвым как стёклышко, вдруг оторвался от увлечённого созерцания своих монаршьих ногтей и уставился на вставшего сэра Фитцеля.
На пиршественный зал мгновенно опустилась гробовая тишина (все знали, что Его Величество неуважения к своей особе не прощает, да и вообще, не стоит класть палец ему в рот), на дальнем столе даже не решались сделать вдох без разрешения венценосной особы. Стало настолько тихо, что можно было услышать, как вши грызут волосы на рыцарских головах, и когда в наступившей тишине зевнула любимая королевская гончая, все вздрогнули.
- Мы, Шпендрик Четвёртый, король Страннхолда, желаем видеть голову дракона. - Выдержав достаточную для его статуса паузу Его Величество, - эй, слуги, сломайте ему меч...
- А... а... а... - мгновенно протрезвевший сэр Фитцель только и мог, что открывать и закрывать рот. Он уже понял, в какую историю попал и что (если выживет, конечно) наверняка будет весь следующий год носить переходящую корону рыцаря-шута на шлеме, но не отказываться же было от своих слов прилюдно (вот, если б это было сказано наедине, чтоб можно было попросить собеседника молчать, а ещё лучше, для пущей надёжности, прирезать, тогда - да...), то можно и рыцарских шпор лишиться...
Слуги как муравьи на тлю налетели на всё ещё поражённого речью короля сэра Фитцеля и, сломав его меч ("А ведь он мне стоил - тоскливо подумал рыцарь, - целых пятьдесят семь с четвертью золотых монет..."), вложили рукоять и остаток лезвия длиной всего в полторы пяди (около пятнадцати шантиметров, если по-новомодному считать) обратно в ножны.
- Вы можете идти, сэр Фитцель. Жду голову ко дню весеннего равноденствия, - сказал король и снова потерял к нему всякий интерес, вернувшись к своему высоко интеллектуальному занятию.
- Итке! - Впервые после речи, а, фактически, приговора Его Величества, подал голос сэр Фитцель.
Итке. Да, да, да, тот самый Итке по прозвищу Лэнс. Это был настолько длинный и худой человек, что в своих доспехах (конусовидный шлем, кираса, рыцарская кавалерийская юбка и поножи) действительно напоминал рыцарское копьё. Женщинам, да и не только им, однако, он старался не рассказывать, откуда взялось его грозное прозвище, а если и рассказывал, то безбожно врал с три короба об отваге, сражениях и побеждённых им достойных противниках. История его появления при сэре Фитцеле сокрыта тайной, но роль его в этой истории очень велика: Итке являлся его оруженосцем и одновременно личным менестрелем.
- Я здесь, мой сьер! - Донёсся его тонкий голосок из самого дальнего угла зала.
Когда он вставал, у всех присутствовавших, несмотря на то, что они давно знали Итке, сложилось стойкое впечатление, что он был сложен, как минимум, в четверо.
Сэр Фитцель только, молча, махнул ему рукой и направился к выходу, хотя до сегодняшнего дня не отличался тихим и молчаливым нравом. Верный оруженосец неторопливо потрусил за ним.
Никто не пошёл их провожать, и Итке вместо того, чтобы согласно своему положению оруженосца благородного рыцаря чинно шагать на шаг позади своего сеньора и нести его щит со шлемом, приходилось забегать вперёд и отворять для сюзерена тяжёлые дубовые двери, бормоча при этом проклятья в адрес обленившихся вконец замковых слуг. Причём, сэр Фитцель и не подумал облегчить ему жизнь, например, забрав свои доспехи.


Первым делом доблестный сэр Фитцель отправился домой в Башню Горндон (это была одинокая башня, сложенная из речных булыжников, горделиво стоящая на холме Горндон; несмотря на то, что ещё почтенный отец сэра Фитцеля хотел достроить родовое гнездо и обнести стенами, Его Величество ясно дал понять, что в этой стране может быть только один замок, и он принадлежит ему). Там рыцарь, решил на всякий случай, с помощью башенного капеллана составить завещание.
- Брата Фука ко мне! – крикнул он слуге и ушёл в свои покои.
Через несколько минут в дверь постучали.
- Брат Фук? Войдите!
В комнату втиснулся (именно втиснулся, а не вошёл) высоченный плечистый детина в серой рясе, подпоясанной веревкой. Такому быть бы не смиренным служителем Господа нашего, а лесным разбойником (впрочем, именно им брат Фук и был, но когда его прошлую лесную банду повязал шериф, был вынужден стать капелланом у сэра Фитцеля).
- Ты звал меня, сын мой? – Прогудел брат Фук.
- Звал, падре. Прошу Вас, встаньте за конторку, мне нужно кое-что написать.
Детина прошёл к конторке и, обмакнув гусиное перо в чернила приготовился писать.
- Сие завещание моё.
Находясь в здравом уме и трезвом рассудке, завещаю:
Сыну старшему, Шпитцель именем, башню Горндон герб свой – золотой кукиш на белом поле, родовой девиз - "Чтобы слова не расходились с делом, нужно молчать и ничего не делать!" и семь деревень вокруг башни, а так же землю от излучины реки, до границы с лёном сэра Рудэлла.
Сыну младшему, Спитцель именем, меч и доспех из арсенала, коня из конюшен и пятьдесят монет серебром.
И обоим детям моим, Шпитцель и Спитцель именами, завещаю мудрость свою: никогда, дети мои, не похваляйтесь подвигами своими на королевском пиру.
Отец ваш, сэр Фитцель Горндонский.
Всё успел, падре?
- Да, сын мой.
Сэр Фитцель тут же подошёл к монаху и, взяв перо из его рук, поставил свою подпись – крест – под этим документом.
- Падре, прочтите это им после моей смерти.
- А к чему такая спешка, сын мой?
- Да, просто это может случиться очень скоро. А теперь – идите.
- Да хранит тебя Бог, сын мой. – Сказал падре, осенил его крестом и вышел.
- Спасибо, падре, - пробормотал рыцарь.
Когда священнослужитель захлопнул за собой дверь, сэр Фитцель постоял у портрета прекрасной леди Гундёвы, девы неописуемой красы (неописуемой по той простой причине, что ни один менестрель не решился этого сделать: она была шантиметров сто пятьдесят в обхвате, совсем как вековой ясень, росту в ней было чуть больше, лицо и особенно глаза были тоже круглыми, как у рыбы, зато у её отца, сэра Рудэлла, были отличные луга на востоке, а так же водяная мельница и десяток деревень), смахнул скупую мужскую слезу (по размерам наверняка не уступающую легендарной крокодильей, которую пустил как-то сэр Оккеброд по прозвищу Крокодил) и тяжело вздохнул так, что балдахин кровати заколыхался, сунул руку под подушку и достал оттуда платок леди Гундёвы (За который он выложил прошлым летом аж двадцать серебряных её ушлому братцу. С тех пор платок изменил свой цвет с жёлтого на серо-бурый из-за частого прикосновения не совсем чистых рук благородного рыцаря, но всё равно его сердце радовало то, что когда-то платок принадлежал Ей) и сунул его за пазуху. После этого он пошёл в арсенал, выбрал самое длинное копьё, самый крепкий щит с ещё не облезлым гербом (надо сказать, что на этом щите славного рыцаря был изображён золотой кукиш особо крупных размеров), надел свои парадные доспехи и отправился отвечать за свои слова.
Всё-таки честь для этого рыцаря стояла не на последнем месте, в отличие от многих, и это значительно добавляло ему веса. Ну, хотя бы в собственных глазах.


Итак, храбрый, но бесконечно унылый сэр Фитцель со своим верным и неунывающим оруженосцем отправились на запад искать дракона. Забавную картину являла собой эта, по меньшей мере, странная парочка. Посреди широкой просёлочной дороги, вовсю разбрасывая грязь и навоз своими широкими копытами, шёл могучий рыцарский конь, который вёз на себе тяжёлого и малоподвижного, да что там, практически, неподвижного рыцаря. Казалось, он, этот рыцарь, был одинаковым и в длину, и в ширину, а попросту - круглым. Во время езды он с непривычки раскачивался в седле и пыхтел как паровой котёл. Конь время от времени прядал ушами, когда всадник высоко подпрыгивал на кочке, а затем обратно падал ему на хребет как мешок с…гм… зерном, но потом всё-таки решал, что это не стоит его внимания и продолжал своё меланхоличное шествие. Рядом с ним, но на полшага сзади, с заметным трудом выворачивая комья грязи, плелась низенькая и тощая как смерть кобылка, только уши и жили на этом несчастном животном: скотинка любопытно стригла ими во все стороны, наверное, не переставала удивляться окружающему миру, а конкретно - его несправедливости. Лошадка эта была навьючена всем необходимым рыцарю в дороге: припасами, шатром для рыцаря, котелком, тёплым пуховым одеялом и... оруженосцем в своих знаменитых "копейных" доспехах.
Итке покачивался в седле, курил свою длинную трубку, выпускал аккуратные колечки и мурлыкал под нос песенку собственного сочинения:

На свете жил рыцарь, отважный сеньор,
Собрался дракона он бить с Синих гор,
Отважный сеньор,
Мой отважный сеньор!

"А песня-то про меня, вроде бы… - навострил уши сэр Фитцель, - ведь я именно такой и есть. Люблю песни про себя слушать…".

Бесстрашный воитель седлает коня,
Берёт с собой деньги, припас и меня,
Седлает коня,
Он седлает коня!

"Ну, точно, про меня!"

Поскольку дракон очень старый уже,
Покоя нет рыцаря честной душе,
Он старый уже,
Очень старый уже!

Чтоб силы сравнять, он ломает свой меч,
Обломком дракону башку снесёт с плеч,
Ломает свой меч,
Он ломает свой меч!

Сэр Фитцель, который уже тоже начал тихонько подпевать ему, после этого куплета тяжело вздохнул и собрался было предложить Итке заткнуться, пока не огрёб на орехи, но пройдоха-оруженосец почувствовал смену его настроения и затянул другой куплет, в котором вырисовывались гораздо более радужные перспективы…

Сьер Фитцель прикончить тебя будет рад,
Так бойся ж его, огнедышащий гад,
Тебя будет рад,
Эх, тебя будет рад!

"Вот уж точно, ничему так сильно рад не буду, как этому!"

И лучше б тебе свой облегчить конец –
Отдать все монеты и россыпь колец,
Облегчить конец,
Свой облегчить конец!

И вынет из ножен свой добрый клинок
Сьер Фитцель, который красив и высок,
Свой добрый клинок,
Эх, свой добрый клинок!

Пронзит одним махом все девять сердец,
Из печени сварит твоей холодец,
Все девять сердец,
Ой, все девять сердец!

"Наверное, так всё-таки не получится – длины клинка не хватит…"

И голову, взятую в честном бою,
Точнёхонько в срок привезёт королю,
Эх, в честном бою,
Ой, да в честном бою!

"Да какой же тут честный бой, если я ему и так на один зуб, так ещё и без меча?!"

За это всесильный король наградит
И будет хозяин мой всех впереди,
Король наградит,
Эх, король наградит!..

После этой песни сэр Фитцель совсем воспрял духом и вполне готов был продолжать путь, чтобы победить дракона и принести его голову королю Шпендрику.
Как уже было сказано, дракон обитал в Синих горах, до которых было, как минимум, два – два с половиной дня пути. Между тем, до обозначенного Его Величеством срока – семь дней. Когда сэр рыцарь прикинул это, он снова загрустил.
- Мой сьер! А, может, стоит за этот срок рвануть за границу, где нас никто не знает? - Спросил совсем загрустившего рыцаря Итке.
- Ты не понимаешь, Итке, хотя куда уж тебе, ты же не рыцарь. – Он вздохнул и продолжил, - а вот когда слух о том, что я поступился честью и словно последний трус сбежал, вместо того, чтоб с честью погибнуть, как рыцарь, в бою с огнедышащим ящером, меня лишат и рыцарства, и дворянства. Меня и весь мой род до двадцатого колена. Я должен это сделать, Итке, должен, понимаешь?
- Понимаю, мой сьер…
- Всё, тема закрыта.
- Как скажете, мой сьер.
Дальше они продолжили свой путь в молчании. Только неугомонный Итке насвистывал свою песенку, придумывая всё новые и новые куплеты, расписывающие во всех цветах, красках и кровавых подробностях ужасную смерть дракона, ежели тот не пожелает сдаться на милость сьера Фитцеля.
В конце концов, храбрый рыцарь и сам поверил, что дракон непременно должен сразу сдаться на милость победителю, на его, Фитцеля, милость.

Михаил Гридин aka IceDragon Санкт – Петербург
23– 26 марта 2009г

© Copyright: Михаил Гридин, 2009

_______________________________
Продолжение следует.